banner banner banner
Истории замка Айюэбао
Истории замка Айюэбао
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Истории замка Айюэбао

скачать книгу бесплатно


Уголки его губ дрогнули, он отвел глаза.

– Хорошо. Во сколько выезжаем?

– Банкет будет в Восточном зале.

Куколка с трудом сдерживала удивление. Она не помнила, чтобы хозяин когда-либо велел ей присутствовать на таких мероприятиях. Она опустила глаза, ей хотелось сказать что-нибудь вроде «мне страшно» или «я волнуюсь», но в конце концов она проглотила эти фразы, понимая, что любые слова сейчас будут излишними и что от нее сейчас требуется только одно – повиноваться приказу.

– Сегодня вечером тебе нужно будет надеть свой лучший наряд, тот светло-зеленый костюм в золотую полоску.

Устремленный на нее взгляд был ласковым и в то же время тяжелым. Она радостно кивнула. По какой-то неведомой причине предстоящий вечерний банкет вызывал у нее тревогу, а в пятом часу эта тревога переросла в страх.

Чтобы отвлечься, она начала заниматься всякими мелкими делами, в которых не было никакой срочности, завалила Застежку поручениями и попросила принести меню. Оно оказалось незамысловатым, состояло из блюд европейской кухни и не блистало разнообразием. В замке зажгли всё возможное освещение. Помимо света роскошных люстр, замок наполнял густой аромат сандалового дерева, которым был пропитан каждый кубический миллиметр воздуха. Этот аромат был личным предпочтением председателя совета директоров. Едва ступив в крытую галерею, Куколка почуяла усиливавшиеся запахи, которые говорили о приближении незабываемого вечера. Чуньюй Баоцэ уже стоял в другом конце галереи, то ли ожидая ее, то ли погрузившись в глубокие раздумья, и поднял голову только в тот момент, когда она приблизилась к нему. Он успел привести себя в порядок: волосы были аккуратно причесаны, лицо выбрито, красных жилок в глазах стало значительно меньше; на нем был темно-синий пиджак прямого покроя, из-под которого виднелся бордово-красный воротник. Привычная непринужденность его манер сейчас сменилась торжественностью. Шрам на подбородке, обычно незаметный, сейчас ярко выделялся на коже. Она хотела опереться на его руку, но он, словно нарочно держа дистанцию, пошел впереди.

Начальница смены Застежка уже дожидалась их на втором этаже. Расположенная здесь столовая в европейском стиле использовалась всего пару раз в году; последний раз здесь проводился банкет для персонала по случаю праздника Середины осени[1 - Праздник Середины осени – один из традиционных праздников в Китае, отмечается пятнадцатого числа восьмого месяца по лунному календарю (обычно выпадает на вторую половину сентября – начало октября). В этот праздник принято собираться всей семьей и любоваться луной – считается, что лунный диск в этот день самый яркий и круглый в году. – Здесь и далее, если не указано иное, примеч. перев.], на котором присутствовали управляющая замком, начальница смены и две стенографистки – исключительно женская компания. В тот вечер хозяин вместе со всеми пил вино, ел лунные пряники[2 - Лунные пряники, или юэбин – китайская выпечка, традиционное угощение, подаваемое на праздник Середины осени.] и сухофрукты, любовался полной луной через восточное окно, в общем, веселился от души. Длинный обеденный стол был накрыт льняной скатертью, на нем были расставлены свечи в канделябрах. В зале горел камин, на столе заманчиво поблескивали серебряные столовые приборы. Такое Куколка раньше видела только в кино и сейчас едва сдерживала радостное волнение. Здесь была самая уютная и элегантная часть Восточного зала, и ее нужно было содержать в безупречной чистоте. Куколка обнаружила, что ни в одной столовой во всём замке нет традиционных китайских круглых столов, так же как нет и резной мебели из твердых пород дерева; даже в малой столовой, которой пользовался только председатель совета директоров, был стол в европейском стиле. В этом огромном помещении, которое круглый год пустовало, нынче вечером горели свечи, уютно потрескивали поленья в камине, вытесняя из зала холод и промозглость поздней осени. Томясь в ожидании, Куколка прислушивалась, стараясь уловить малейший звук, но в замке царила полная тишина.

Настали сумерки. Побыв немного в Восточном зале рядом с Чуньюй Баоцэ, Куколка не выдержала и вышла через парадную дверь. Швейцар, одетый в серую униформу, дернул левым ухом и повернул голову: слева послышался рокот мотора. Звук становился громче, и наконец на дорогу, ведущую к вершине холма, с кряхтением вырулило синее потрепанное такси. Оно с трудом забралось на холм, к воротам замка. Не успел швейцар приблизить руку в белой перчатке к автомобилю, как оттуда, проворно толкнув дверцу, выскочил человек. Первым делом в глаза Куколке бросились ноги пассажира, только что коснувшиеся земли: он был обут не по сезону, в сандалии из кожзаменителя на босу ногу. Едва выбравшись из машины, он наклонился к дверце заднего сиденья, где находилась его спутница, поэтому сразу разглядеть его лицо было невозможно. Когда мужчина и женщина вышли из машины и оказались на свету, Куколка застыла в изумлении. Мужчине было около пятидесяти, он был худощав и в очках, в глаза бросались его большие руки, плохо прикрываемые несколько коротковатыми рукавами куртки. Женщине рядом с ним не было еще и сорока; на плечах у нее болтался рюкзачок на длинных лямках, а на овальном лице с широко посаженными глазами блуждала рассеянная улыбка. Казалось, эти двое проделали долгий и тяжелый путь из каких-то диких мест, и теперь им было некомфортно при виде залитого светом здания. Куколка подошла к ним, представилась и пригласила войти, а сама пошла впереди, показывая дорогу. Прежде чем войти, мужчина вытер ноги о коврик, поправил очки и галантно пропустил вперед свою спутницу.

Чуньюй Баоцэ, дожидавшийся гостей в прихожей, встретил их рукопожатием. Его взгляд был прикован к мужчине, обмен приветствиями и любезностями затянулся, с радостным видом он крепко стискивал большую и грубую ладонь гостя. Когда они наконец разжали руки, хозяин нехотя повернулся к женщине и с улыбкой кивнул ей:

– Рад встрече, – только и проронил он.

Женщина подтянула на плечах свой рюкзачок: чересчур длинные лямки плохо слушались. Рассеянный взгляд гостьи постепенно сосредоточился на хозяине. Она в ответ повторила его краткую формулу вежливости, кивнула и откинула со лба длинные волосы. Чунюй Баоцэ, спеша представить свою компаньоншу, громким голосом обратился к гостю:

– Это наша управляющая Куколка… хммм… домоправительница замка, – легонько сжимая плечо Куколки, он подтолкнул ее к гостям. – А это господин У Шаюань, руководитель деревни Цзитаньцзяо, замечательный молодой работник… А это знаменитый ученый-фольклорист, ее имя вы легко запомните!

При этих словах женщина кивнула Куколке и протянула свою визитку.

Куколка посмотрела на визитку и постаралась сохранить в памяти напечатанные на ней стандартным шрифтом иероглифы: Оу Толань – Оу Верблюжья Орхидея. В ее воображении сразу же возник далекий безлюдный пейзаж, от одного вида которого пересыхало в горле: по бескрайней пустыне бредет одинокий верблюд, но вот на горизонте возникают изумрудные заросли орхидей. Шевеля губами, она смотрела на эту незнакомку-фольклористку, на внезапно возникшую перед ней женщину. Под ложечкой у нее засосало. При ярком освещении она смогла как следует рассмотреть гостью: рост чуть выше среднего, длинные ноги, одета в брюки из грубой ткани и в просторное сиреневое пальто нараспашку, а под ним – трикотажный свитер, облегающий небольшую грудь. Но самой незабываемой деталью был ее вечно рассеянный взгляд; глубокое впечатление производили и губы – само очарование и нежность: казалось, если бы они приоткрылись, то могли бы поведать много удивительного, но большую часть времени они молчали. Женщина напоминала Куколке какое-то животное, и она решила потом поделиться этим наблюдением с председателем совета директоров. Хозяин был мастер придумывать прозвища, и эта его способность, превратившаяся в привычку, глубоко укоренилась в его окружении, особенно в Куколке: едва увидев незнакомого человека, она сразу представляла себе его в виде какого-нибудь животного.

Не прошло и десяти минут, как Чуньюй Баоцэ с гостями устроились в Восточном зале. До начала официального банкета положено вести беседы. Гости были в замке Айюэбао впервые, но не выказывали ни малейшего удивления ни по поводу атмосферы, ни в адрес внутреннего убранства, словно находились в давно привычной для них обстановке – будто и не уезжали из своей рыбацкой деревеньки Цзитаньцзяо. Куколка догадывалась, что по задумке хозяина она должна была находиться рядом с гостями на случай, если им что-то понадобится. С самого момента их появления она чувствовала себя абсолютно бесполезной. Интересно, какую ценность представляют гость и его спутница для замка Айюэбао и для его хозяина? Она стала внимательно наблюдать за ними и заметила, что женщина обладает какой-то особой внешностью – вероятно, именно ее глаза и взгляд, не поддающийся никаким описаниям, придавали ее лицу странное очарование. Однако женщина эта походила скорее на геолога-разведчика, проверяющего почву, чем на именитого ученого. Куколке и раньше попадались такие люди. Мужчина же не был особенно похож на деревенских начальников, которых она знала раньше. Худощавое телосложение господина У Шаюаня говорило о том, что он работал на открытом воздухе круглый год: кожа его, обветренная и отшлифованная песчаными бурями, имела необычный оттенок. Но самое забавное было то, что одна из дужек на очках у него была сломана и замотана скотчем. Между ремнями его допотопных черных сандалий выглядывали грубые пальцы, и когда они шевелились, в Куколке возникало чувство сродни состраданию.

Чуньюй Баоцэ старался расслабиться, но подрагивающий голос выдавал его волнение. Куколка даже не осмеливалась смотреть на него. Казалось, будто это он, председатель совета директоров, сейчас был гостем в чьей-то чужой гостиной и изо всех сил старался адаптироваться к новой среде и замаскировать свою глубокую тревогу и замешательство. К счастью, прелюдия к банкету подошла к концу, хозяин встал и, сделав знак рукой, вместе с гостями вышел из гостиной и поднялся пешком на второй этаж. Мужчины шли впереди, а Куколка, сопровождавшая гостью, следовала сзади. Поднимаясь на второй этаж, она подняла голову и взглянула на хозяина, на его широкий затылок и чуть сутулую спину – и ей показалось, будто кто-то невидимой ладонью ударил ее под дых, не сильно, но и не легонько. Чтобы успокоиться, она на несколько секунд оперлась на перила, а затем как ни в чем не бывало пошла дальше, глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться. Лестницу покрывал мрачный темно-красный и, пожалуй, слишком толстый ковер.

Вдруг Куколку отпустила мучившая ее столько дней тревога, и именно в этот момент на душе посветлело. Она поняла, что именно случилось с шедшим перед ней хозяином. Это было связано с нынешними гостями, точнее говоря, именно с этой Оу Толань – это из-за нее председатель совета директоров впал в беспокойство. Куколка чувствовала, что это нечто до крайности странное, и тем не менее это нечто уже произошло, и оба главных действующих лица были прямо перед ней. Сколько времени прошло с того момента, как всё произошло, и почему дело дошло до нынешних событий – это уже было за гранью ее понимания. Она пришла к выводу, что сегодняшний банкет тщательно готовился хозяином; возможно, подготовка отняла у него много душевных сил. Эти мысли вызвали в ней прилив жалости. Она понимала, что человек, на долю которого выпало столько неудач и опасностей, не выдержит новых встрясок. Посылая их, небо было бы к нему слишком жестоко.

Больше всего она беспокоилась, не усугубит ли этот вечер болезнь хозяина, ведь это было бы настоящим бедствием для замка Айюэбао. За те три года, что она здесь работала, ей трижды пришлось наблюдать обострение его недуга. Несмотря на то, что он сам предупреждал о своем тяжелом заболевании, внезапный приступ напугал ее до смерти. Обычно осмотрительный и рассудительный, в припадке болезни он становился пугающе вспыльчив и мог натворить что угодно, полностью утрачивая контроль над собой и превращаясь в разъяренного зверя. Лишь немногие могли в такие периоды приблизиться к нему. Сотрудники корпорации, не сговариваясь, бережно хранили эту тайну и в предчувствии беды не находили себе места от тревоги. Все три обострения приходились на осень – вероятно, под влиянием смены сезонов в совокупности с какими-то раздражающими факторами. Каждый раз эта мука длилась больше месяца. Для его лечения нанимали пожилого врача китайской медицины, бравшего баснословную плату за свои услуги. Старый доктор делал всё, что было в его силах, чтобы облегчить страдания пациента, но искоренить болезнь полностью никак не удавалось. Даже выявить причину заболевания не представлялось возможным. В конце концов он обозвал сей недуг «болезнью нелюдимости». Куколка высоко оценила название диагноза: уж она-то хорошо знала, каким «нелюдимым» становился хозяин в периоды обострений.

И вот снова наступила опустошающая осень. У Куколки заныло сердце, и она еще долго была не в силах расшевелиться.

Глава 2

История Куколки

1

С момента прибытия странных гостей и до самого окончания вечера Куколка задавалась одним простым вопросом: какую пользу председатель совета директоров хотел извлечь из этого странного банкета. Понять это, наверное, было несложно, но на деле всё было совсем не так. Незаметно для самой себя она слишком сосредоточилась на хозяине, следя за каждым его взглядом и движением во время его беседы с гостями, наблюдая, наклоняется ли он вперед, когда чокается с ними, и как странно подергивается его верхняя губа, когда он молчит. Она чувствовала, что нынешним вечером этот человек был не такой, как всегда, от ее взгляда не ускользали даже самые незначительные изменения. И именно поэтому она так и не смогла уяснить, зачем же он заставил ее присутствовать на этом ужине. Она радушно принимала гостей и была в меру любезна с ними, демонстрировала хорошие манеры. Один раз она заметила, как гость нетерпеливо бросил взгляд в сторону потрескивающего камина, и догадалась, что этому мужчине, привыкшему бывать на свежем воздухе, стало здесь жарко; тогда она подошла к камину и загородила пламя заслонкой. Оу Толань умело орудовала столовыми приборами, вела себя непринужденно, неспешно наслаждаясь деликатесами, словно просто заскочила по пути в приглянувшийся ей придорожный ресторанчик. А глава деревни Цзитаньцзяо, лакомясь рыбным стейком, приговаривал:

– А рыбный молодняк еще приятнее на вкус! В другой раз приглашу вас к нам в деревню отведать уху из красной рыбы.

– Обязательно, – откликнулся Чуньюй Баоцэ, встав, чтобы предложить тост, и надолго остановив взгляд на сидевшем напротив него госте, лишь изредка поглядывая на Оу Толань.

Всю оставшуюся часть банкета в его хмуром взгляде, который он обращал к Куколке, сквозила беспомощность. Она уже много раз потчевала вином гостя и его спутницу, но подходящих слов подобрать не могла: чувство отчужденности в отношении гостей никак не хотело исчезать, поскольку один был грубым простолюдином из рыбацкой деревни, а происхождение другой было уж больно неясным. Ей доводилось общаться со многими выдающимися деятелями культуры, выпускниками первоклассных учебных заведений – оплотов знаний. Однако в отношении этой женщины трудно было что-либо утверждать: ее статус не поддавался определению. Куколка изначально не воспринимала гостью как настоящего ученого, так как с этой категорией людей она была в некоторой мере знакома. Женщина несколько отличалась от своего спутника, У Шаюаня, обутого в не по сезону открытые сандалии, которые с первого взгляда выдавали в нем неукротимого туземца, не умевшего вовремя адаптироваться к меняющейся среде. Такие люди стали большой редкостью нынче, когда сельская местность влилась в стремительный поток урбанизации. И городские, и сельские жители теперь одеваются одинаково безукоризненно. То, что эти двое вместе оказались в замке Айюэбао, совершенно сбивало Куколку с толку.

После ухода гостей Чуньюй Баоцэ сразу же ушел к себе отдыхать. Вопреки обыкновению, в этот вечер он был неразговорчив и не сыпал остротами. Он был любезен, как обычно, но в то же время несколько напряжен. Гости обменивались с хозяином какими-то загадочными репликами. К примеру, У Шаюань говорил:

– Это ведь не Хунмэньский пир[3 - Отсылка к историческому событию 206 г. до н. э., также известному как Хунмэньское празднество, или банкет у Хунских ворот, когда полководец Сян Юй принимал у себя в ставке своего бывшего союзника в борьбе против Циньской династии – Лю Бана. Советник Сян Юя, вынашивавший коварный план убийства Лю Бана, остался ни с чем лишь потому, что последний вовремя сбежал с банкета. Бывшие союзники находились в напряженных отношениях, которые вылились в междоусобную войну, окончившуюся победой Лю Бана и основанием династии Хань.], правда?

Или так:

– У вас уже, поди, стрела на тетиве![4 - Выражение, означающее вынужденные действия, совершаемые под давлением обстоятельств.]

После подобных реплик Куколка замечала на лице председателя совета директоров мучительное выражение внутренней борьбы между желанием всё объяснить и стремлением уклониться от ответа, отчего его бросало в пот. Вероятно, именно поэтому после ухода гостей он выглядел таким разбитым: сияющее во время банкета лицо сразу же помрачнело, спина ссутулилась. Когда хозяин отправился к себе, Куколка и Застежка шли по обе руки от него. Перед тем как войти в лифт, он отпустил Застежку. Куколка теперь поддерживала его одна. Он тяжело опирался на нее, и ей казалось, что еще немного – и она не сможет сдвинуть его с места. Оказавшись в спальне, она, как обычно, разула его и сняла с него пиджак, аккуратно ослабила галстук и на какое-то время задержалась в темной комнате. Она надеялась, что он что-нибудь скажет, что начнет жаловаться или кого-нибудь ругать; ей хотелось услышать от него хоть что-нибудь. Но нет. Оставшись в одной майке, он завернулся в одеяло до плеч и, как ребенок, свернулся калачиком. Она поняла, что больше никаких распоряжений не будет, неподвижно стала в сторонке, дождалась, когда он захрапит, и вышла.

Чтобы попасть из комнаты хозяина в ее апартаменты, нужно было пройти через короткий коридор и подняться на третий этаж – совсем рядом, но еще не дойдя до цели, Куколка наконец всё поняла.

– А, я… – изумленно пробормотала она.

Ответ всё время был здесь, у нее перед глазами, не нужно было даже размышлять, всё и так было ясно. Впервые она видела хозяина замка Айюэбао таким беспомощным и жалким: во время ужина он был растерян и с трудом соображал, что не ускользнуло от ее внимания и теперь снова вставало перед глазами. До этого он наверняка мучился сомнениями, надо ли приглашать этих двух людей в замок. Он решился, но хотел, чтобы она была рядом – так ему было бы спокойнее. Он хотел увидеть, как изменится поведение мужчины-гостя при виде Куколки, хотел увидеть, станет ли тот вести себя, как дурак. Если так, то тем лучше. А женщина тем временем сможет оценить всю загадочность и силу замка Айюэбао и эффект, который окажет эта сила на ее спутника. Да, от взгляда мудрой и проницательной женщины не сможет укрыться ни малейшее изменение в поведении мужчины. Вероятно, эта идея пришла к нему в голову в ту ночь, когда ему не спалось и он с бокалом красного вина пришел в стойло к Цветочной Госпоже. Уж очень он нервничал при встрече с той женщиной. При этой мысли Куколка обхватила себя за плечи, словно ее бил озноб. Свет она не включала, ее плотно укутывала бескрайняя темнота.

Она стала припоминать каждую мелочь в поведении У Шаюаня с момента его появления в замке и до самого его отъезда, вспоминала его взгляд. Этот мужчина, привыкший к морскому бризу, не обратил на Куколку никакого внимания: ее как будто и вовсе не существовало. Он ужинал, разговаривал, время от времени поворачивался к Оу Толань, попутно о чем-нибудь спрашивал и вел себя абсолютно естественно. Воспоминания утратили пропорции. Последнее, что врезалось ей в память, – то, как У Шаюань выражал недовольство по поводу скудности меню, набил рот печеньем с начинкой, поданным на десерт, хлопнул в ладоши, и на этом банкет закончился. Оу Толань поблагодарила хозяина за радушный прием, но это были лишь шаблонные формулы вежливости. Покидая замок, гости отказались от автомобиля хозяина, припаркованного рядом, сказав, что хотят пройтись пешком и насладиться прохладным ветерком, а такси могут поймать в любое время. Но хозяин настоял, чтобы его водитель сопровождал их, пока они не надышатся свежим воздухом и не захотят сесть в автомобиль.

В ту ночь Куколка переживала, что не оправдала надежд председателя Чуньюя, подвела его. Но в то же время она понимала, что ее не в чем винить: чего он хотел от женщины, которой уже стукнуло сорок?

2

Когда он встретил ее, тридцатисемилетнюю незамужнюю женщину, она чувствовала себя сбившимся с курса судном. Уже очень давно здесь не хватало рулевого, и этот рулевой всё никак не появлялся. К этому возрасту у нее уже имелся наметанный глаз, которым она легко читала души отважных мореплавателей-первопроходцев. Когда на палубу опрометчиво попадали третьесортные матросы и пытались самым нахальным образом занять место капитана, она смело посылала их к черту. Она ждала человека опытного, закаленного трудностями, обросшего щетиной, с трубкой в зубах. Взглядом, полным надежды, она взирала на приливы и отливы, а время уплывало, и настал тот самый роковой возраст. Двое прежних ее мужчин поначалу ввели ее в заблуждение, но затем она поняла, что это лишь мелкая рыбешка. И всё же в свободное время она иногда вспоминала тех, чьи глаза были не лишены обаяния и таили в себе всевозможные пристрастия и пороки. Именно они оставили ей на память некоторые из имевшихся у нее шрамов, которые даже время уже не разгладит. «Только попадитесь мне снова, проклятые подлецы, посмотрим, продвинулись ли вы в своем мастерстве», – бормотала она про себя ночами, когда ей не спалось. Она действительно скучала по ним. Лежа на кровати в своей комнате, рядом с тридцатью с лишним тысячами книг, вдыхая волнующий аромат, наполнявший всё вокруг, она думала о том, что это всё достояние, которое она успела накопить к данному моменту с рождения. Это была самая достойная частная коллекция книг во всём городе, расположенная в его самом укромном уголке, меньше всего подходящем для бизнеса. Первый этаж этого небольшого двухэтажного здания занимал устланный коврами торговый зал с книжными полками и кафетерием; на втором этаже одна половина была занята книгами, другая отведена под жилое помещение. Здесь запах книг смешивался с ароматом чая, а книг было столько, что за всю жизнь не перечитать. Здесь можно было встретить самую разнообразную публику. Казалось, в этом маленьком здании безраздельно царила уединенность, но ее было недостаточно, так что на второй этаж подниматься никому не разрешалось. Второй этаж находился в единоличном владении королевы.

Она родилась в семье педагогов: отец был преподавателем, мать – квалифицированной сотрудницей детского сада. Сама она в девятнадцать лет по собственному желанию поступила в художественный институт. Пение и танцы были ее страстью, но, к сожалению, для таких занятий у нее недоставало природных данных. Однако она была самой красивой девчонкой, когда-либо прогуливавшейся по институтским дорожками, и вскоре поняла, что это уже немало. На одном из факультетов этого инситута, на отделении живописи, учился мальчик с продолговатым лицом и пышным волосяным покровом на теле, с глубоко посаженными глазами и высокой переносицей. Он был известен своей обширной эрудицией и выдающимся талантом. Он прихрамывал, но это лишь добавляло ему элегантности. Когда он ковылял, подволакивая ногу, это ничуть его не уродовало. Ходили даже слухи, что он не столько хромает, сколько притворяется. Девчонки ходили за ним толпами. Говорили, что он живет в военном поселке, в здании, построенном в европейском стиле, и дома у него полно всяких диковинок вроде пианино и ванной. Кроме того, его дом был прямо-таки набит книгами. Этот хромоножка познакомился с ней на дорожке, ведущей к институтской библиотеке. Сначала он долго шел за ней по пятам, потом, наконец, догнал и прерывистым от напряжения голосом сказал, впившись в нее строгим взглядом:

– Ну, классно!

Ей понадобилось немало времени, чтобы сообразить, что это был комплимент. Своим ясным взором она сразу уловила, что этот волосатик, приволакивавший ногу при ходьбе, говорит абсолютно искренне. Помимо походки, в памяти отложился и его обжигающий взгляд.

Всего полмесяца спустя она оказалась у хромого парня в гостях. Ах, до чего там было просторно! А книг – не перечесть! Отец парня умер, за матерью ухаживала сиделка, сфера ее деятельности ограничивалась нижним этажом. Второй этаж и мансарда были полностью в распоряжении сына. Он до того чудно оформил свое пространство, что у девушки от испуга перехватило дыхание. В комнате висели маски, и их хозяин предпочитал общаться с гостьей, напялив на себя маску оборотня с оскаленной пастью и при этом еще зажав в зубах сигару. Она пришла к выводу, что он обладал такими обширными и глубокими знаниями, которых ей не постичь и за всю жизнь. Он решил набросать несколько ее изображений с натуры, и одежды на ней становилось всё меньше, пока наконец девушка не осталась в чем мать родила. Она испытывала громадную неловкость, испуг и в то же время радость, как будто находилась на самом краю утеса, а также стыд и унижение, которые ничем не заглушить. Раздетая догола, она оказалась в состоянии первозданной наготы. Хромой, любуясь открывшимся зрелищем, то отходил со своей палитрой подальше от модели, то приближался к ней с таким видом, словно ему хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки, и, наконец, сказал:

– Вот, несомненно, это оно – чудесное творение, которое можно встретить лишь раз в тысячу лет.

– Что еще за творение?

– Да ты же.

Он помял ее упругую грудь, превосходившую размерами среднестатистическую, надавил на, пожалуй, чересчур выдающиеся ягодицы, провел указательным пальцем вдоль позвоночной ложбинки сверху вниз до самого копчика, словно острым лезвием хотел разрезать ее на две половинки. Цвет кожи темнее, чем розовый, но нежнее коричневого, как виднеющийся на меже батат безыскусного матового оттенка. Откинув у нее со лба волосы, он просипел:

– Я не могу сказать, что ты красавица. Но у тебя есть всё, чтобы зваться суперкрасоткой. Красота, приносящая бедствия, удовлетворение от пролитой крови.

Она не поняла ни слова.

– Конечно, это всё маленькие подарки природы, никаких искусственных прикрас. – Он щелкнул ее по темени и обвел пальцем стеллажи с книгами вдоль всех четырех стен: – Почитаем вместе, я всегда сплю в обнимку с книгами.

Потом они решили вместе принять ванну. Тогда она во второй раз в жизни ощутила страх смерти. Она впервые видела обнаженного мужчину и от волнения едва не прокусила себе обе губы. Перед тем как погрузиться в ванну, Хромой вдруг стал очень суровым, затем рассвирепел и резко, со всей дури хлестнул по воде. Девушка испугалась, но, приблизившись к нему, увидела слезы в его глазах. Из ее глаз тоже хлынул поток слез. Она почувствовала, что нижнюю часть тела как будто сковала невидимая сила. Она попятилась, а он наступал, пока наконец не заключил ее в страстные объятия. Горько разрыдавшись, он поднялся с ней на руках в мансарду и уложил на широкую кровать, обернул ее в лоскутное одеяло и заодно обвязал матерчатым поясом. Сначала она испугалась, но затем рассмеялась:

– Мне же ни капельки не холодно.

Слезы у него высохли. Вытерев нос, он вернулся с двумя чашками кофе.

– Все мы, художники, подлецы, – сказал он, отхлебывая кофе и заедая его круглыми мини-пирожными, одно из которых скормил ей. – Ну не чудно ли? Все как один редкостные засранцы.

Это сливочное лакомство показалось ей таким вкусным, что она в один присест уничтожила больше десяти штук, затем вынырнула из одеяла и спросила:

– Значит, вы все хулиганье?

– Надеюсь, что я хотя бы великий хулиган, – откликнулся он, облизнув пересохшие губы.

– Даже так?

– Давай проверим, может, и так.

Всю оставшуюся часть дня и следующие полночи Хромой уговаривал ее известно на что – на кое-что сомнительное. Она же строила из себя дурочку:

– Нет, ни за что, разве так можно?

– Так и надо, только так и должно быть.

Наконец она согласилась попробовать. Пот лился с него ручьями до самой поясницы и даже ниже, всё обильнее и обильнее. Дыхание так участилось, что переходило в одышку. Она спросила, что с ним такое. Он ответил, что это, наверное, самая кропотливая и утомительная работа на свете. Она хотела прекратить, но он сказал, что так не пойдет:

– Если прекратить на полпути, я же того…

– Кого?

– Коньки отброшу.

Несмотря на его равнодушный тон, она ужасно перепугалась. Они продолжили заниматься делом. Уже пробило полночь, а они всё никак не приходили к финишу. Оба отчаялись. Оставшуюся часть ночи в основном болтали и иногда терпеливо возобновляли попытки. Никогда в жизни ей не забыть тот рассвет: когда ярко-красные лучи проникли через занавески в комнату, она пронзительно вскрикнула.

Мучимые раскаянием и страхом, они потом целую неделю избегали друг друга. Когда она вернулась домой, мать, сияя от счастья, погладила ее:

– Деточка стала взрослой.

«Деточка» расплакалась, глаза покраснели от слез. Она вдруг почувствовала, что не может больше ждать, что ей нужно немедленно увидеться с Хромым. А пока она тоже хромала по комнате, а нос до сих пор ощущал запах его сигар. Наскоро перекусив, она попрощалась с удивленной матерью, прыгнула в трамвай и на всех парах устремилась к густо засаженному деревьями военному поселку.

Целую неделю они не покидали мансарды. Семь дней пролетели мгновенно. Они проживали полной жизнью каждый миг, питаясь кое-как и не тратя времени на сон, проводя всё время в объятиях друг друга и не в силах расстаться. Ходить нагишом средь бела дня – это очень странные ощущения, но она в конце концов полностью с ними освоилась. Хромой оказался настоящим талантом: всего лишь несколько взмахов кисти – и он запечатлел ее живой, выразительный образ. Черно-белые очертания ее тела засияли на бумаге первозданной наготой и волнующими запретными местами. На этом изображении она увидела себя даже отчетливее, чем в зеркале, и потоки возбуждения заструились у нее по груди. Забыв обо всём, она заключила волосатика в объятия, приникла губами к его уху и прошептала:

– Знаешь что? Когда я впервые увидела тебя ковыляющим по той дорожке, сразу же безнадежно влюбилась.

– Что, правда? – смутился он.

– Правда. Я даже сон потеряла.

На самом деле это была лишь наполовину правда: ее действительно мучила бессонница, но не из-за любви, а от испуга после его дерзкой попытки ее соблазнить.

От их безудержных любовных утех трясся весь дом. Воробышки, гнездившиеся в углу двора, перестали подавать голос, и даже болтливые сороки неподвижно застыли на верхушках деревьев, будто воды в рот набрав. Престарелая мать обратилась к своей сиделке:

– Мне что-то не по себе, вчера я видела во сне пожар.

– Видеть во сне огонь – это к счастью, – возразила сиделка. – Огонь ведь красный. Так что ждите радость.

Хромой запер дверь на второй этаж. Они играли в жмурки, резвились без устали и не стесняясь громко выкрикивали грязные словечки, время от времени чередуя их с изящными церемонными фразами. Влюбленные запрягали друг друга в красный шелк, и когда один двигался, другому приходилось следовать за его движениями, при этом обязательно прихрамывая. В ее глазах он был самым стройным и красивым парнем на свете. А до чего сдержанная и грациозная у него походка! С первого взгляда становилось понятно, что это одаренный мужчина, полный отваги и блестящих способностей, уверенный в себе и своих решениях. Она даже считала, что он посвятил себя искусству только из-за своего выдающегося таланта и оригинальности, на самом же деле весьма вероятно, что еще больше таланта он проявил бы в роли командира огромной армии.

Они искренне восхищались друг другом. Хромой считал, что своей красотой человеческое тело обязано загадочному закону золотого сечения: уникальные, выдающиеся экземпляры появляются за счет какого-то неуловимого элемента. На данный момент его больше всего беспокоило, что он не мог скрыть того, что имел, от посторонних глаз. Когда уникальная красота находится у всех на виду, это может привести к непредвиденной трагедии. Он признался ей как на духу, что очень хотел бы прибегнуть к средневековому способу: надеть на нее пояс верности, запереть на замок, а ключик от него всегда держать при себе! Она даже побледнела от испуга:

– Жуть какая, это же ужас!

– Я загнан в тупик твоей красотой, – говорил он, непрерывно целуя ее, – ты же понимаешь.

Волоча за собой ногу, он быстро прошелся по комнате и, держа одну руку на уровне уха, объявил:

– О, сколько красавиц в художественном институте! Но ни одна с тобой не сравнится, только ты способна заставить мою душу покинуть тело! Ты удивительное существо, и фигура у тебя причудливая. Наша история только начинается!

Она сосредоточенно слушала его энергичную речь и, потрясенная высокопарными фразами, понимала, что этот книголюб почерпнул их из книг. И она решилась быть с ним, следовать за ним, брать с него пример во всём.

3

Она всё больше верила в то, что любое пророчество, прозвучавшее из уст ее нежно любимого хромоножки, сбудется. С того самого дня, как она безропотно вручила себя ему, она стала замечать в себе как внешние, так и внутренние перемены, потому что в моменты наибольшего волнения и изумления она, оставшись одна, среди ночи исписывала целую записную книжку. Там она фиксировала малейшие изменения в размерах ягодиц, груди и ляжек. Некоторые почти фантастические описания даже ее саму сбивали с толку. Надменно шагая среди прохожих, она ловила не себе исключительно взгляды представителей противоположного пола. В душе она понимала, что имеет возможность свободно и независимо ходить, где ей вздумается, оставаясь при этом целой и невредимой только благодаря элементарной цивилизованности – то есть благодаря тому, что ее охраняет закон. В противном случае ей пришлось бы очень несладко, и об этом нетрудно было догадаться по бесчисленным плотоядным взглядам окружающих мужчин. Возможно, они бы с удовольствием порвали ее на клочки и набили бы ими свои ненасытные утробы. Она была уверена, что есть такой сорт людей, которые по жизни балансируют на острие ножа, к примеру, она сама. Величайшая опасность происходит от величайшего соблазна. Несколько лет спустя один старый развратник изрек в темноте, обращаясь к ней: «Когда-нибудь я сожру тебя заживо!» – и злобно заскрипел зубами. Но еще страшнее были молчуны с липкими пальцами, искоса смотревшие на нее и строившие коварные планы. И если бы хоть один из множества этих замыслов, распыленных на задворках их умов, осуществился, жизнь ее стала бы кошмаром. К счастью, прошло уже два года, а она отделалась лишь испугом.

Теперь они жили вместе и собирались пожениться сразу после того, как она окончит институт. Хромой говорил:

– Высоконравственная девушка должна обладать двумя добродетелями.

– Какими еще добродетелями?

– Одна – развитие, вторая – открытость.

Пока она обдумывала его слова, он пояснил:

– Что до твоей персоны, то я буду тебя и развивать, и раскрывать. А открыта ты будешь только для меня.

Она почувствовала себя слегка уязвленной, но всё же ответила ему легким поцелуем. Больше двух лет этот волосатый парень «раскрывал» ее, не сбавляя обороты. Однажды глубокой ночью, подвыпивши, он со слезами, странно всхлипывая, сказал:

– Я готов всю жизнь потратить, раскапывая твою сокровищницу и отыскивая твой секрет.

– А когда выкопаешь всё и во мне останется пустота, что будешь делать? – проговорила она, выпятив влажные губы.

Он подскочил:

– Да разве такое возможно? Ни в коем случае! По моей предварительной оценке, у тебя такие богатые залежи, что для их полной разработки понадобилось бы с десяток мужчин, и то им пришлось бы трудиться всю жизнь, не отвлекаясь даже на еду… – Тут он сам понял, что сравнение прозвучало грубовато, и добавил: – То есть с этой задачей одному человеку не справиться.

– Тогда тебе не позавидуешь. – Она в конце концов научилась относиться к его словам с юмором.

Он рассмеялся: