
Полная версия:
Домик в Ницце. Сборник рассказов
Местных котов он не любил, а домашнего, сибирского хотел бы завести. Особенно, когда у Певицы появился кот Вова. Да что там скрывать, расскажу вам все: подарили ей его, прямо на концерте, преподнесли, как букет цветов артистам вручают, в цветном пакете с бантиком. Отдали и убежали. Чтоб не вернула подарок. Сплетники и тут нашлись, говорят: некуда было котенка деть, тем более глухого. Вот и решили подарить творческому человеку, всем известно, какие у музыкантов добрые сердца.
А Писатель как раз в это время сидел в зале. Смотрит он и никак разглядеть не может, что ж преподнесли. Уши он прочистил, а очки дома забыл. Рассеянный человек, весь в творчестве.
И так Писателя замучило любопытство, что не постеснялся он, подошел к Певице, будто поблагодарить, наклонился ручку поцеловать, а сам смотрит в пакет. Вот тебе на! А там котенок. Хорошенький-прехорошенький, и сразу видно, что не местная порода.
Ах, как захотелось ему домашнего кота. Конечно, на подарок он не надеялся, кто ж будет на литературной встрече дарить презенты! Одно дело – концерт молодой красавицы-певицы, а другое – встреча с умудренным жизнью прозаиком. Стал он думать, где кота взять? Чтоб породистый был, из хорошего дома, и желательно недорогой. Так как гонорарами в нашем городе не разбогатеешь. Книги не беляши на рынке, их много не купят.
А тут как раз приезжает из Москвы к Писателю его друг и коллега по перу. Я опущу все подробности их горячей встречи, так как к котам это не имеет никакого отношения, а по подробностям тянет на отдельный роман. После трех дней застолья решил Писатель показать другу окрестности нашего города. А места у нас интересные, исторические: озеро Кинерет и река Иордан.
Едут они в поддержанном автомобиле Писателя и ведут интеллигентный разговор.
–Вот здесь, – говорит Писатель, – Иисус накормил толпу пятью хлебами и двумя рыбами. Сейчас здесь чудесный рыбный ресторан. Рыбину на тарелку положат во…, – Писатель показал жест от локтя до ладони, – и не дорого…
–Интересно, – отвечает московский друг, – сколько стоит порция, если на рубли пересчитать....
–А вон там, на пригорке, Он «Нагорную проповедь» читал. Какую гостиницу недавно отгрохали! Прошлым летом устроили здесь литературный семинар. Членам творческих союзов – хорошая скидка!
–Интересно, – отвечает московский писатель, – сколько ж может стоить номер, если в рублях…
– Ну, а здесь Иисус крестился. Такие сомы плавают! Как мы тут порыбачили однажды! Рыбу поймал, не поверишь, не сом, а целый дельфин…
– А интересно, сколько такой сом может в Москве стоить, если на рубли?
Вот такую культурную беседу вели они с приятелем. Сразу видно – образованные люди, культурные, до знаний жадные. Одним словом – писатели.
Не поверил московский друг, что сом может быть размером с дельфина, разгорячился в споре Писатель, вылез из машины, даже не побоялся летнего зноя, и потащил друга к Иордану.
Попали они как раз на то место, где Иоанн Креститель Иисуса крестил. Там сейчас культурно: туристический центр, набережная, магазин, кафе. Сомы в Иордане плавают, толстые ленивые, паломниками откормленные. А народу мало. Один батюшка сидит в кафе за столиком, скучает и пивко потягивает. А с рясы вода капает. Видимо, только что из Иордана, крестил кого-то.
Писатель подошел к батюшке и тотчас нашел интересную тему для разговора. Теологическую. Ну, что за человек, наш Писатель, как близок к народу! Всегда знает с кем, о чем поговорить!
–Сколько крестильных рубашек продали, святой отец? – спрашивает.
Батюшка живо откликнулся:
–Не густо, сегодня, ой, не густо. Две рубашки и четыре бутылочки со святой водицей. В основном туристы только ноги мочат в реке да с сомами фотографируются. К святыням нынче такое равнодушие!
Вот в этот момент, как раз, и подбежал к батюшке котенок. И давай коготки об рясу точить.
–Котика не хотите? – спрашивает батюшка у Писателя, – хорош котик. Наш, сибирский. С Земли Русской. Тут намедни одна паломница с кошкой своей приехала. Не с кем было оставить дома божью тварь. А кошка возьми здесь, да и разродись. Что и говорить, Святая земля чудесами полна. Семерых котят пристроил в благочестивые руки, вот последний остался.
Так и появился у Писателя кот Вася. Сама судьба чудесным образом распорядилась.
Глава третья,в которой автор восхищается дружбой котов.
Сколько сонетов, песен, стихов, романов посвящено любви с первого взгляда. А верите ли вы в дружбу с первого взгляда? В нашем городе верят все, потому что иначе нельзя объяснить то, что произошло в первые минуты знакомства котов. Как будто ток пробежал от кончика кошачьего носа до кончика хвоста. И стали они с тех пор неразлучны. Да еще как неразлучны: как нитка с иголкой, как левый сапог с правым, как ухо жителя нашего города с трубкой мобильного телефона!
Выйдет, бывало, писатель из своего кабинета покурить, взглянет на наших котов, да и головой покачает:
– Какой сюжет! Так и просится на бумагу. Писать надо об этом, писать!
Но вспомнит потом: сколько еще сюжетов просятся не бумагу, допроситься не могут, вздохнет обреченно, зайдет обратно в свой кабинет, да и приляжет на диванчик обдумывать новые произведения.
А как Вася с Вовой ходили к представительницам кошачьего женского пола! Ох, как красочно можно было бы описать: как от страсти мохнатится на холке шерсть, какое утробное урчание вырывается из груди, как бьет по земле упругий хвост. Многое можно было бы рассказать. Да кому это сейчас интересно слушать? У жителей нашего города, например, такой рассказ может вызвать только скучающий зевок. Им подавай пикантные подробности однополой любви или, на худой конец, саркастический рассказ о бедном животном, лишенном по воли хозяина своего мужского достоинства. Автор даже боится, что после таких признаний читатель разочаруется в котах, поэтому быстро переходит на другую тему: о мышах.
Вася стал охотиться. Поймает мышь и принесет Вове, поиграться. Вова тоже захотел порадовать своего друга, и притащил красивого хомяка, редкой породы, пойманного в вольере «Уголка любителей природы» при местном клубе пенсионеров. Да можно ли его винить за это?
Вася был ближе к простой жизни. Писатель любил купить бутылочку беленькой, колбаски нарезанной, сесть на пригорок, почесать Васе пузо и делиться, делиться с ним мыслями и житейским опытом.
А Вова жил в такой культурной семье! Ах, какие это замечательные люди. Они даже на пикник брали с собой хрустальные фужеры. Не могли пить вино из одноразовых стаканчиков. И Вове водичку наливали в хрусталь. Эстетика и равенство в одном бокале! Вот это жест! Такие прекрасные люди. Не удивительно, что кот хомяка с мышью спутал.
Глава четвертая,в которой автор завязывает интригу и сам пугается содеянному
И вот в один далеко не прекрасный день Вася пропал. Переживали все, но особенно Вова. У него от горя даже шерсть местами стала выпадать, образуя заплешины. Бедная Певица, сама с заплаканными глазами, но все же заботящаяся об эстетике своего дома, рассказывала, что это вовсе не заплешины, а особая кошачья стрижка, нынче очень модная в гламурном обществе. И, представьте, некоторые тоже стали стричь своих питомцев, а ветеринар Котосонов хорошо на этом заработал!
А как Писатель переживал! Он даже видел сон, будто встретил он Васю, и кот пожаловался, что там, где он сейчас живет, ему не очень хорошо.
–Что ж вы адрес не спросили? – обвинила Писателя Певица.
А злые языки нашего города и тут нашлись, говорят, что после всего, выпитого Писателем, и не такое присниться может…
Одним словом, переживали все, кроме ветеринара Котосонова, который, возможно, тоже переживал: кто знает, что творится в ветеринарной голове?
Надо н вам сказать, что в нашем городе живут не только добропорядочные граждане, но и настоящие дикие звери. (Автор употребляет последние слова в их прямом значении. То есть, имеет в виду кабанов, шакалов и мангустов). Днем животные отсыпаются в оврагах, а ночью выходят к жилым домам: полакомиться из мусорных ящиков, подкопать корешки высаженных на клумбах растений, да и просто попользоваться теми правами и привилегиями, которые любовно выбила для них партия «Зеленых».
И вот в декабре по городу поползли слухи, что увели Васю из дома кабаны. Будто ходит он по дворам с кабаньей семьей и похрюкивает от удовольствия.
Один городской раввин, видевший во всем поучительные истории для своего народа, даже написал статью о том, как православный кот соблазнился жирным желудем и пристроился к свиному семейству, в то время как иудейский отвернулся от
некошерных животных. Писатель тоже решил не отставать и засел за остросюжетный роман с интригующим названием «Кошачий Маугли».
Людям всегда есть чем себя занять в тяжелый период. А что прикажете делать одинокому глухому Вове в тоскливые декабрьские сумерки, когда за окном накрапывает холодный мелкий дождь, а в квартире холодно и неуютно? Ах, каким несчастным был Вова.
Глава пятая – последняя, в которой автор пытается закончить свой рассказ по всем канонам заявленного жанра.
По старинной традиции как раз в эти декабрьские дни отмечают праздник чуда – «Хануку». Хотя в нашем городе мало кто знает, откуда взялась такая традиция. Знают, что едят в эти дни специальные пончики с красным повидлом, даже знают, что в каждом таком пирожке целых 300 калорий. Многие помнят, что почта и банки работают полдня. А те, кто не помнят, приходят после обеда, злобно стучат в дверь и ругают правительство. Но, несмотря на такое невежество, каждый житель нашего города надеется на чудо. И я вам скажу, что чудеса у нас не такое уж редкое явление. И вот чудо произошло – Вася вернулся домой. Кошачья дружба победила! И не нашлось ни одного злого языка в нашем городе, который посмел бы сказать, что это не так.
А где он был, никто не знает. Люди так и не поняли его кошачьего рассказа, а Вова, как известно, был глухой.
И с того времени Вася ни на минуту не отходил от Вовы, во всем помогая ему, как бы заглаживая свою вину перед другом. Старался, чтобы ничего не напомнило товарищу о тоскливых днях одиночества. И только во сне, свернувшись клубочком и прижавшись бочком к своему другу, Вася иногда блаженно похрюкивал во сне. Но Вова, к счастью, этого не слышал.
Из прошлой жизни
Жизнеописание пса Филиппа
(мемуары)
Встреча
Он крутился у моих ног белым пушистым комком и отчаянно визжал. Глупый маленький щенок, видимо, только что брошенный возвратившимися в Москву дачниками. Он был еще упитанный, чистый и ухоженный, а через несколько дней должен был превратиться в жалкого дворового пса.
«Да, не повезло тебе, дружок. Бросили тебя, да еще в таком неподходящем месте, как платформа Каланчёвка, где полно хулиганов, пьяниц и других противных типов, которых мама называет «черным маревом», – подумала я и заскочила в электричку.
Возвращаясь с первых занятий в институте, я была полна ожиданий беспечной студенческой жизни. Вытирать лужи за глупым щенком и несколько раз в день выгуливать его во дворе никак не входило в мои планы. Я прислонилась к вагонному окну и постаралась думать о чем-то приятном. Но мысли крутились вокруг бедного щенка. Подъезжая к своей станции, я окончательно решила вернуться на Каланчёвку и забрать собаку, чтобы потом ее пристроить в «хорошие руки».
Я вышла из электрички, перешла через мост и поехала в обратном направлении. Щенка я нашла не сразу. Уже испачканный в грязи, он свернулся калачиком у забора и дремал. Не могу сказать, чтобы пес очень обрадовался моему появлению. Он даже пытался вырваться из моих рук и схватить меня за волосы. Но, почувствовав мою решительность, смирился и затих.
Маму растрогала история щенка, и она сразу потащила его купаться в ванную, где маленькая мохнатая дрянь кусалась и фыркала. После душа мы завернули его в розовый махровый халат и стали ждать папу и его решения. Ждать пришлось довольно долго, так как именно в этот день было заседание кафедры кинодраматургии, которое обычно стихийно перерастало в пикник в ближайшем лесопарке или в буфете гостиницы «Турист».
Папа пришел в веселом настроении, но, к счастью, один, без завкафедрой и других преподавателей.
– Я же просил, никаких собак и кошек! – воскликнул он, увидев щенка. То, что пес живет у нас временно, папа в этом состоянии понять не мог. Он в данный момент был переполнен кинодраматургией.
Папа внимательно заглянул в собачьи глаза.
– Какой взгляд? – удивился он. – Сколько в нем ума и смысла! Мы назовем тебя Филиппом Тимофеевичем, – сказал щенку папа.
Тот радостно завилял хвостом и забрался ему на колени. Мы с мамой только пожали плечами, к нам такого внимания и любви он не проявлял.
Розовая болезнь
На следующее утро к нам зашла папина приятельница – врач психиатр Н. Каждому члену нашей семьи она давно уже поставила диагноз, но было интересно, что она скажет о собаке. Доктор не стала заглядывать в умные собачьи глаза, а сразу принялась рыться в шерстяном покрове.
– Посмотрите! У щенка розовая шерсть! Кого вы взяли в дом?! Это же страшная собачья болезнь! – воскликнула она.
Мы склонились над Филиппом Тимофеичем. И действительно, шерсть имела неровную розовую окраску.
– Вчера он был белый,– неуверенно я стала защищать щенка.
– Он спал у меня под боком, может быть, я тоже порозовел? – спросил папа у врача, демонстрируя ей свой волосяной покров.
– Вы неисправимо легкомысленны! – Возмутилась доктор Н. – То у вас живут эти невыносимые коты, а сейчас розовая собака.
Я поняла, что к нашим постоянным диагнозам прибавились новые.
Собаку выручила мама:
– Это полиняла ткань, – и продемонстрировала махровый розовый халат, в который мы закутали Филю после ванны.
– Надо же, – глубокомысленно заметил папа. – Когда мы покупали этот розовый халат, продавщица обещала, что он не красится. Вот и верь после этого людям! – И тут же добавил, – надо срочно выпить за здоровье Фили, а то как бы опять чего не случилось.
«Филипп вернулся домой»
В течение нескольких дней я нашла новых хозяев для Фили. Его согласился забрать соседский мальчик. Решив все домашние проблемы, я со спокойной душой укатила в колхоз, чтобы вместе с однокурсниками помочь крестьянам собрать их скудный урожай картошки.
Оправдались мои самые смелые ожидания бесшабашной студенческой жизни. Каждый день нашей помощи народному хозяйству стоил колхозу все больших и больших средств, сил и нервов. Мы же искали только повод для веселья.
Мое повествование относится к тем далеким временам, когда не было интернета, скайпа и даже мобильных телефонов. Люди пользовались почтой и телеграфом. Письма и телеграммы для студентов выкладывали на стол перед входом в столовую, где каждый желающий мог с ними познакомиться. В тот вечер я задержалась в поле и пришла в столовую последней. Меня окружили возбужденные однокурсники:
– Филипп вернулся домой! Кто такой Филипп? Не скрывай, рассказывай!
В руки мне сунули телеграмму: «Поздравляем тчк Филипп вернулся домой тчк мама папа». «Опять папины приколы», – с тоской подумала я и начала сочинять для однокурсников слезливую историю о сбежавшем и вернувшемся женихе.
Через несколько дней в колхоз пришло письмо, в котором на пяти страницах папа описывал процедуру передачи Фили с мисками и ковриком в соседскую семью. Там почему-то Филю переименовали в Шарика, что особенно задело папу.
Потом пришло новое письмо, уже на десяти страницах. В письме подробно описывались каждый час страданий без Филиппа, папино раскаянье в предательстве безвинного щенка и героические усилия по вызволению Филиппа из чужой семьи.
Через неделю приехал и сам папа. Мы расположились с ним на берегу Оки, и папа, распив бутылочку портвейна, вновь подробно посвятил меня в пережитое. А пережить ему, действительно, пришлось немало. После долгих и мучительных переговоров с мальчиком, папа поехал с ним на Птичий рынок и за большую цену купил ему породистого пса. А Филя вновь вернулся в родные стены. На вопрос, почему он не приехал сразу и не рассказал о судьбе щенка, папа мне ответил, что раньше он не мог, так как всю неделю отмечал с коллегами по ВГИКу возвращение Филиппа.
Тапочки вместо шляпы
Оставшись жить у нас, Филя почувствовал себя полновластным хозяином. Он не только решил затопить нашу квартиру своими лужами, но и сгрызть все доступные ему предметы. Особенно доставалось обуви. Куда ее прятать? Мы решили ставить туфли на верхнюю полочку вешалки, предназначенную для шляп.
Как-то папа привел домой студента. Видимо, для обсуждения его дипломного сценария. Рассуждая о жанровой стилистике документальных фильмов, папа снял ботинки и привычным движением поставил их на полочку для шапок. Смутившийся студент последовал его примеру. «У творческих работников свои причуды или, точней сказать, заскоки», – наверняка, подумал молодой киносценарист. В это раз Филипп не смог погрызть студенческую обувь.
Но в следующий визит дипломника Филипп придумал хитроумный план: прикинувшись равнодушным к обуви, он дождался момента, когда мы потеряли бдительность. Почему студент оставил на полу свои новые, модные тогда кроссовки «Адидас», которые он приобрел по блату за большие деньги, сейчас я вспомнить не могу. То ли по рассеянности, то ли увлёкшись жарким спором о кино, то ли под воздействием спиртного, которым студент и педагог сопровождали бурную дискуссию.... Факт остается фактом, Филипп обезобразил престижные кроссовки.
Образование
Филипп стремительно взрослел и вымахал до уровня кухонного стола. Когда его нос смог спокойно нюхать лежащую на столе колбасу, Филя решил, что увеличивать свои размеры дальше не имеет смысла. Внешне он был просто красавец. Хвост завился кольцом, одно ухо стояло, другое свисало. Посмотрев на такую собаку, ни у кого не оставалось никаких сомнений – это чистопородный дворянин. Но, несмотря на это, я твердо решила дать ему хорошее образование. Уж так заведено в нашей семье: каждому иметь диплом…
Я выделила деньги из своей стипендии и записала Филю на курсы служебного собаководства. Вечером я с гордостью об этом сообщила папе.
– Какое совпадение! – радостно воскликнул он, – мы с Филей начинаем учиться одновременно!
– Зачем тебе еще учиться?! – удивилась я.
– Нет предела совершенству, дочка, – назидательно ответил папа. – Меня заставили поступить в вечерний Университет марксизма -ленинизма. Теперь мы будем грызть гранит науки вместе, – добавил он, потрепав щенка по холке. Филя радостно завилял хвостом. Видимо, эта идея ему понравилась.
Потянулись месяцы учебы. Папа не утруждал себя посещением занятий, предпочитая вечера проводить ближе к народу – в шашлычной «Ласточка» на ВДНХ или в буфете гостиницы «Турист». Я же следила, чтобы Филя не пропускал уроки.
Сообразительность Филиппа напрямую зависела от вознаграждения, которое я держала в руке. Если это были сосиска или колбаса, Филя понимал команду с полуслова и выполнял ее безукоризненно. Сушка или сухарик замедляли восприимчивость «студента», хотя с третьего или четвертого окрика он все-таки предпринимал какие-то ленивые движения. Если же подкормки не было, Филя оставался глух к моим приказам и мольбам. Моя амбициозность не допускала, чтобы Филя числился в списке хорошистов. Он непременно должен быть отличником! Поэтому чуть ли не вся стипендия уходила на покупку лакомств для курсанта.
Опозорились мы неожиданно. Занятие было посвящено запрету брать корм с земли. Хозяева собак разбросали лакомства и пошли с питомцами по кругу. Овчарки и терьеры рвались с поводков за яствами, и только Филя ходил по кругу абсолютно равнодушным. После часа хождения вокруг кусочков колбасы и сахара даже самые тупые собаки поняли, что брать корм с земли нельзя. Хозяева спустили псов с поводков, и четвероногие ученики тоскливо бродили по площадке, даже не пытаясь понюхать лежавщую на земле еду. И только «равнодушный» Филя сразу же набросился на лакомства и быстро смолотил их.
Инструктор только ахнул.
– Вам никогда не сделать из него служебную собаку, – печально произнес наставник. Но, увидев мои слезы, сочувственно добавил, что диплом об окончании учебы он Филиппу все же выпишет.
Папа сдал свой выпускной экзамен на «отлично». Видимо, сказалось тесное общение с народом.
– Откуда у вас такие глубокие познания в марксизме-ленинизме, если вы не посещали лекций? – поразился педагог.
– Можно, я открою вам секрет? – потупив взор, замялся папа.
– Откройте.
– К вашему экзамену я нанял репетитора....
Потрясенный педагог откинулся на спинку стула и долго протирал очки, чтобы лучше разглядеть то ли придурка, то ли наглеца.
Получение дипломов папой и Филиппом чудесным образом совпали. По столь торжественному случаю мама испекла торт и даже не стала возражать против ненавистной ей бутылки водки. На обмывание дипломов были приглашены доценты ВГИКа (и даже два профессора) и несколько известных режиссеров киностудии Мосфильм. Провозглашая первый тост, папа вместе с рюмкой торжественно поднял свой марксистко-ленинский диплом. Бедный-бедный папа! Как же проигрывал его диплом в невзрачной коленкоровой обложке в сравнении с ярким, с золотым тиснением дипломом конкурента Фили. Все смущенно замерли. Но папа, как всегда, нашел верный выход из неловкой ситуации. Он лихо выпил и предложил собравшимся последовать его примеру. Все дружно поддержали папу. Настроение гостей резко поднялось. Веселье было бурным. В конце застолья Филя по-хозяйски взобрался на диван и уселся между известным режиссером и завкафедрой истории КПСС во ВГИКе. И даже позволил себе слизать розочку с маминого торта. Но никто не осмелился его одёрнуть. Как-никак – виновник торжества…
Два подвига Филиппа
Летом Филя со всей нашей семьей выезжал на дачу. В садово-огородном товариществе «Дубки» обосновались неутомимые педагоги ВГИКа. В их рядах наметился идеологический раскол. Одни гордились богемной запущенностью своих участков, предпочитая духовное начало и бесконечные беседы о прекрасном – материальному. Другие же, напротив, проявляли чудеса хозяйской хватки: неизвестно где и как добывали доски и кирпич, цемент и шифер, огородную рассаду. А если очень повезет (пусть и за большие деньги) – дефицитнейший навоз для грядок. С раннего утра до поздней ночи киношники обустраивали свои просторные угодья площадью в шесть соток.
Парторг института относился ко второй категории обитателей «Дубков». В редкие минуты отдыха он позволял себе пойти поплавать на ближайшее торфяное озерцо. Именно там и подстерегла беда. Труженник идеологического фронта, а в данный исторический момент – обыкновенный дачник, блаженно растянулся на траве, закрыл глаза… И тут из зарослей кустарника, рядом с его ковриком, послышалось шуршание. Парторг, отдавшийся мечтам построить на участке баньку, на подозрительные шорохи не обратил внимание.
Но дипломированный Филя, дремавший по соседству, проявил бдительность. Одним прыжком он влетел в кусты и громким лаяньем огласил окрестности. К парторгу, извиваясь и шипя, подползала ядовитая змея… На филькин лай сбежались люди и прикончили гадюку.
Героический поступок пса папа предложил отметить премиальным килограммом колбасы и Почетной Грамотой от вгиковской парторганизации: «За спасение парторга».
Второй подвиг Фили относится к страшным временам «борьбы с пьянством и алкоголизмом». Мы шли по лесу, собирая ягоды. Вечером на дачу к нам должны были приехать гости. Хрустящие малосольные огурчики, маринованные грибки, кабачковая икра уже охлаждались в холодильнике, но выпивки не было. Не только в нашем в доме, но и во всей округе Киржачского района, где располагались наши дачные участки. На папу было жалко смотреть. Он прокрутил в голове все возможные варианты добычи алкоголя (а он знал в этом толк!), но все бесполезно. Нас ждал трезвый ужин. И вдруг раздался громкий лай Филиппа. Вначале мы решили, что глупый пес нашел очередного ежика и строит из себя азартного охотника. Но лай усиливался, переходя в победный вой.
– Пойду посмотрю, что там у него, – сказал папа и бросился к Филиппу.
Спустя минуту он прокричал:
– Чудо! Свершилось чудо! – и показал нам непочатую бутылку водки.
Как она оказалась на обочине дороги? Возможно, ее обронили или спрятали и не нашли? Но это уже было не важно. Главное – ужин в честь гостей был спасен. Авторитет Филиппа возрос до небывалой высоты.
Филя и «перестройка»
Времена круто изменились. С полок магазинов стали исчезать продукты и напитки. По утрам Филя все чаще обнаруживал в своей миске сваренную на воде овсянку без масла и без мяса. Длительные прогулки по лесопарку сменились нудным стоянием в очередях. Вместо вальяжного отдыха на ковре в центре комнаты, Филе пришлось довольствоваться подстилкой в тесном коридорчике: в семье появились двое маленьких ребят, которые воспринимали пса как живую забавную игрушку.