
Полная версия:
Рекорд
– Тим, соглашайся, отличный план. Когда Настя вчера рассказала, что этот паскуда поклялся выжить тебя из автоспорта, я чуть сам не поехал ему мстить. Мы должны его уделать. Другого варианта пока попросту нет.
– Это дело чести уже, – поддакивает Семен.
– Мне надо подумать, – отвечает Тим и идет к лестнице.
Я переглядываюсь с механиками, и мы одновременно выдыхаем.
Глава 10
Я чувствую себя умиротворенно, убираясь на втором этаже нового гаража команды «Скорость 360».
Поразительно классное место, жаль только, запущенное. Построено и оборудовано оно было с любовью, это чувствуется, но затем, видимо, лет пятнадцать никто не делал ничего. Может, с хозяином что-то случилось? Семен сказал, что продавали преступно дешево. Отчего-то кажется, родственники даже не поднимались на второй этаж.
А здесь, помимо комнаты, где обосновался Тим, имеются также просторная кухня, ванная и громадный балкон, за которым простирается заросший зеленью сквер. Выходить я побоялась, соблюдая правила похищенной. Через стекло разглядела два стоящих рядом развалившихся лежака, что-то похожее на зону барбекю и даже пару пустых бутылок из-под вина.
Тут же ярко представилось чье-то свидание, захотелось узнать побольше об этом месте и его бывших хозяевах. Чем больше времени проходит с момента освобождения, тем красочнее я мыслю. И наверное, мечтаю о чем-то подобном.
Но это потом. Пока важно здесь зацепиться. Потому что больше мне никто не поможет. Сестра и мать уверены, что я сама для себя угроза, Шилов только и мечтает, что упрятать меня обратно. Любой другой человек, как и Тим в нашу первую встречу, прочитав мою биографию, тут же сдаст меня родственникам от греха подальше.
Я никому не нужна. Вероятно, этим ребятам тоже, но благодаря их отчаянию и отваге в запасе имеется несколько дней. И призрачная надежда.
Выключив свет в комнате, чтобы с улицы было не рассмотреть, и периодически чихая, я принимаюсь отмывать подоконник и окно. Поначалу, увидев бардак, я подумала: ну что за грязнули! Но, пообщавшись немного, поняла – они фанатики. Ничего кроме цели сейчас не видят. Даже едят с таким выражением лиц, будто вкуса не чувствуют. Говорят о машинах, живут скоростью. Существуют в какой-то другой, крутой реальности, где значение имеет победа.
В общем, я решила убраться. Да и физический труд помогает при тревожности.
Моя окно, разглядываю темный двор с покосившимися турниками. Где-то вдалеке, видимо по трассе, пролетают машины, я ловлю хвосты куплетов уносящихся песен, подмечаю редких прохожих, машинально ища среди них силуэт Шилова. Пока не узнаю кое-кого другого.
Тим в черном спортивном костюме как раз заканчивает пробежку, поправляет наушники и подходит к турникам. Без раздумий хватается за самый высокий… Резкий рывок вверх, потом еще один и еще. Первые двадцать раз он делает за несколько секунд. Подтягивается так легко, словно это самое простое дело в мире. Невольно начинаю размышлять о том, что ему категорически не хватает груза. А затем представляю вместо груза себя, обвивающую ногами его талию.
Тим подтягивается быстро, ловко, технично. Я зависаю с тряпкой в руке и стою привидением у окна, слушая гул собственного сердца. Воровато разглядываю его спортивную фигуру. Нельзя, запретно! Что мудак – по фигу, мне сейчас хорошие и не нужны, а точнее, я им. Славные парни сдадут меня родным и перекрестятся.
Проблема в том, что Тим Агаев – бывший моей сестры. Это как-то даже отвратительно, если вдуматься. Мы же близняшки. Росли вместе день за днем. Мы никогда в жизни не должны были спать с одним мужчиной. Мерзость полная. Аж передергивает. Да и подло, некрасиво. Я чувствую смесь гадливости и презрения, но просто не могу оторваться от Тима.
Он тем временем продолжает убивать себя. Мои глаза словно приклеиваются. В какой-то момент даже кажется, что я могла бы наблюдать за ним часами. Ни к одному парню такого не испытывала, хотя была влюблена множество раз, как думалось. Возможно, это побочки лечения?
Когда Тим спрыгивает на траву и резко оборачивается, словно почувствовав слежку, я делаю два стремительных шага назад и, запнувшись, чуть не падаю. В груди так колотится, что аж больно.
Немедленно жалею о том, что мы не встретились раньше, до всего этого кошмара. И отношений Тимофея с моей сестрой. А еще прихожу к выводу, что я вовсе не такая отчаянная, как о себе думала. Переспала с незнакомым парнем на трассе. Ха! Он просто понравился мне с первого взгляда, настолько сильно, что отказать было немыслимо. Даже такие, как я, имеют право себя баловать, не так ли? Пока не выяснилось про Юляшку, конечно. Она, бедняжка, только о Тиме и говорит в последнее время. Столько к нему ненависти, что я невольно догадалась о любви.
* * *Тим возвращается, когда я заканчиваю мыть пол на втором этаже. Механики уже час, как ушли. Сразу мелькает мысль, что нас в гараже двое. Вернее, трое, если считать Шелби, но он вряд ли может повлиять на ситуацию.
Котенок встречает Тима у двери и, радостно мяукая, бежит к импровизированной кухне на первом этаже.
– Ты что, голодный? – говорит Тим весело. – Хозяйка тебя не кормит? Вот зараза, да?
Я закатываю глаза, подтаскивая ведро с грязной водой к лестнице. Шелби, который полчаса назад сожрал половину банки кошачьих консервов, жалобно мяукает. Уже было хочу выступить с опровержением, как Тим вдруг присаживается на корточки. Картина, которая представляется моему взору, трогает до глубины души.
Тим гладит котенка, тот тут же начинает тереться, хвост распушил, довольный весь. Тычется мордочкой. Тим слегка улыбается, такую улыбку вживую я у него ни разу не видела. Может, только на нескольких фотографиях в сети.
Почему-то тоже сажусь на корточки и наблюдаю. Когда он поднимается и, угостив Шелби кормом, начинает взбивать протеины в шейкере, я прихожу в себя и, поправив волосы, спускаюсь на первый этаж.
– Ты знал, что наверху есть еще один санузел, а также большая кухня с выходом на террасу? – бодро вещаю.
Тим оборачивается, совершенно безэмоционально пожимает плечами.
– Да, в планах привести все в порядок, как только разгребем немного здесь, – кивает на наполовину собранный двигатель. – Не забывай кормить котенка. Сдохнет где-нибудь, ищи потом.
– Он только что ел, блин. Развел тебя как ребенка.
Тим смотрит на Шелби, живот которого раздувается. Я тоже смотрю на Шелби. Друг на друга мы – ни-ни. Не получается, да и, наверное, неудобно.
– Подождем неделю. – Тим меняет тон, и становится понятно, что речь о нашем плане. – Если Шилов подаст заяву в полицию, то ты сразу едешь домой.
– Он не подаст.
– Посмотрим. Если не подаст, то… – Тим вздыхает. Смотрит в глаза. – Требуем за тебя бешеные миллионы, – улыбается он как-то нездорово, одними губами.
Я же сияю! Это хороший план. Припрячу свою часть денег, и потом, когда в следующий раз вырвусь из клиники…
– Договорились, – говорю я уверенно.
– И следи за своим котом.
– Конечно. Я могу помочь привести это место в порядок. Все же вы здесь проводите уйму времени, а ты еще и живешь. Кое-что закажу на маркетплейсах на твое имя. Дашь телефон?
– Нет.
– Свой я выкинула, чтобы не спалиться.
– Понял. Я в душ, потом решим.
– Могу приготовить сэндвичи, если ты голоден…
– Я поем один.
Тим поспешно уходит мыться, и я остаюсь одна с Шелби и размышлениями, как пробить броню этого парня. Ну нельзя же быть таким отстраненным и грубым! Зачем ему это нужно?
– Ведро с грязной водой потом вылей! – кричу вслед и иду разбирать вещи в кухне.
Ближе к полуночи, неимоверно устав, я тоже отправляюсь мыться под раздолбанной ржавой лейкой. Я планировала ночевать у Юляшки, поэтому взяла с собой комплект запасного белья, но вот пижаму, понятное дело, в бар не потащила.
Обращаться за помощью к Тиму желания нет, поэтому я оборачиваюсь коротким полотенцем и поднимаюсь с Шелби на второй этаж.
Тим лежит в постели с телефоном. В белых штанах, серой майке, босиком. Как обычно насупленный. В образе самого неприятного человека на планете.
Я развешиваю выстиранную футболку и стринги на спинке стула у отрытого окна. Он никак не реагирует. Снимаю мокрое полотенце, развешиваю его на втором стуле и как есть, в лифе и трусах, укладываюсь на свободную сторону кровати.
Агаев – каменеет. Почему-то определяю это мгновенно, чувствую кожей, наверное, отсутствие его дыхания. А когда оно возобновляется, будто становится тяжелее. Господи, чего это он? Я подтягиваю на себя покрывало.
– Смело, – говорит Тим в установившейся звенящей тишине, как будто слегка обескураженно.
– Почему? – спрашиваю робко.
– Не боишься спать рядом в таком виде?
– А что ты мне сделаешь? – Невинно заглядываю ему в глаза. – Без моего разрешения-то?
– А разрешения не будет? – усмехается он. – Уверена?
– Ты встречался с моей сестрой. Навсегда забудь об этой заднице. – Чуть поворачиваюсь и звонко себя шлепаю.
Тим сглатывает и пялится на меня ну очень сердито.
– С той самой, которая в ужасе ищет тебя по городу и которой ты даже не подумала сообщить о том, что в безопасности?
– Юля не ищет меня в ужасе. Она обратится к Шилову и будет спокойно ждать, потому что он всегда решает все проблемы в нашей семье. Блестящим образом. Мы его обожаем за это и боготворим.
– Тогда зачем о ней вообще думать?
– Да что с тобой не так! – психую немедленно. – Прекрати вести себя как полный придурок, ты ведь не такой на самом деле! Волонтеришь, переживал за меня, пока искал сегодня по городу. Ты даже… даже гладил котенка!
– Эм… Что?!
– Слушай. Я не буду спать внизу, потому что утром придут Семен и Гриша. Они нормальные парни, я прочитала их биографии в сети. Сложно представить, что механики такого класса вдруг забьют на свою жизнь ради минутного группового изнасилования. Но мне и правда не в чем ходить, а щеголять перед ними в трусах как минимум неуважительно. Если хочешь – иди на пыльный диван. Я надышалась прошлой ночью, больше не хочется.
С полминуты мы лежим в тишине. Потом Тим снимает майку и протягивает:
– Самая чистая.
– Нет, спасибо.
Майка лежит между нами как барьер. Мы оба полуголые, отчего становится хуже.
Намного хуже.
Я закидываю ногу на ногу, Тим тут же поправляет свою подушку. Будто срочно необходимо, ага.
Прокручиваю в голове картинки из параллельной реальности, где у него не было романа с моей близняшкой и где я, поразмыслив, что строить из себя невинность глупо, перекидываю через него ногу и усаживаюсь сверху. Прижимаюсь к твердому паху. Провожу кончиками пальцев по рельефам груди и пресса, предвкушая удовольствие и моральное высвобождение.
Следом я представляю, как то же самое делала Юля, и настроение рушится, падает просто в ноль. Я закрываю глаза и тихо себя ненавижу.
Не знаю, о чем думает Тим, но спустя некоторое время он отдает мобильник:
– Закажи себе одежду и все необходимое на неделю. Там посмотрим.
– Что-то голос у вас хрипловат, – усмехаюсь я, приподнимая подушку повыше.
От мобильника, впрочем, не отказываюсь. Открываю приложение маркетплейса и быстро просматриваю, что заказывал он сам… Детали, детали, детали. Скукота.
Тим тем временем поворачивается на другой бок и гасит свет.
Этот телефон не проверяется Шиловым, и я ликую! Закидываю в корзину кое-какие вещи, специальную пленку для фасадов кухни, новую лейку в душ, всякую мелочовку для уюта. Затем, сжалившись, напяливаю майку.
Тим оплачивает покупки беспрекословно.
– Все отдам, как только получим выкуп, – заверяю я.
Он буркает что-то вроде «не надо, это запланированные расходы» и вновь отворачивается.
Перед сном в тусклом фонарей я разглядываю шрамы и родинки на его спине и размышляю о том, всегда ли он спит в штанах или для меня сделал исключение?
Глава 11
Утро в нашем гараже начинается с рассветом.
В восемь я уже час как обклеиваю стеллажи в кухне, придавая им опрятный вид. Минувший день пролетел в беготне и уборке. Я на полную катушку включилась в физический труд, пока мужчины на первом этаже эмоционально обсуждали двигатель и давали оценку умственным способностям друг друга, от которой у меня иногда уши в трубочку сворачивались.
Гоночная машина получается красивой. Вчера, когда все разошлись и Тим отправился на вечернюю пробежку, я спустилась в мастерскую и походила вокруг на треть собранного мерседеса. От заводской модели в итоге останется не так много, наверное, лишь внешний вид. Каркас значительно усилен, подвеска новая, а от еще мертвого движка уже вовсю веет мощью. Настолько близко к машине такого класса я не была ни разу, поэтому провела рукой по капоту, пробуя напитаться ее силой.
Потом подошла к супре, мирно дремавшей в углу. Она тоже доработана и оттого как будто живая. Пилот во время гонки так сильно чувствует свою тачку, что сливается с ней в единый организм. Эта супра принадлежит Тиму, она словно его часть.
– Даже не мечтай, – врезалось мне в спину, когда я попыталась открыть дверь.
– Да я в курсе, что ключи ты с собой таскаешь. Не доверяешь мне. Я так, полюбоваться.
– Разбирай подарки.
Тим опустил на пол кучу пакетов, которые забрал из пункта выдачи маркетплейса, и я, как ребенок, кинулась мерить вещи.
Надувной матрас пока не пришел, мы снова спали в одной кровати. На этот раз я надела шелковые топ и шортики, но Тим отчего-то лишь тяжелее вздохнул, как будто не обрадовавшись.
* * *Слышу шаги и оборачиваюсь. Тим облокачивается на барную стойку и демонстративно пялится. Я усмехаюсь, качаю головой. Это игра. Дурацкая игра, которую мы затеяли, не сговариваясь: он бросает на меня долгие внимательные взгляды, я – игнорирую.
Не знаю, как объяснить происходящее. Между нами образовалась непреодолимая пропасть, однако в какие-то отдельные минуты гормоны берут свое, и мы начинаем безбожно флиртовать и облизывать друг друга глазами. Оба взрослые люди, но иногда стены этого гаража словно раскаляются, и мы в нем – как два сходящих с ума от пубертата подростка.
Это место – будто островок в океане, и порой кажется, что мой мир сузился до него.
Сумбур, неадекватность, общий на двоих грязный секрет. Мы варимся в этом на сотне квадратных метров. Раньше думала, что будет легче.
– Что? – Я резко поднимаюсь, аж голова кружится. – Криво приклеила? – Отхожу на пару шагов.
– Продолжай, – говорит Тим, широко улыбнувшись одними губами.
Я уже знаю такую его улыбку – что-то нехорошее задумал. Он включается в игру «гадкий я», как затмение на него находит. Главное – эти минуты перетерпеть, потом Тимофей снова уходит в мрачные мысли и спорт, готовится к главной гонке своей жизни.
Хочу закатить глаза, но решаю, что не буду поощрять. Вместо этого приседаю и продолжаю разравнивать пленку.
Он стоит позади, наблюдает. Даже не шелохнулся, животное! Разглядывает с ног до головы. Опять за свое.
Пялится, пялится, пялится. Его взгляд раздевает, а заинтересованность не вмещается в установленные границы. Похоть рисует невидимые полосы на моей коже. Прекрасно понимаю, что Тиму скучно, он задолбался крутить железки внизу и поднялся, дабы развлечься. А я тут, вот пожалуйста, на блюдечке.
Не выдержав, поднимаюсь и подхожу к нему.
– Прекрати так делать! Я тебя не хочу и не…
Замолкаю на полуслове, потому что Тим достает из-за спины пышный букет красиво оформленных полевых цветов. Протягивает.
– Серьезно?
Он кивает, трогательно заглядывая в глаза, и я начинаю смеяться.
– Ты что же, думаешь, я забуду о своей сестре после букета ромашек?
Тим тоже улыбается. Пожимает плечами.
Смешно! Наверное, вся эта ситуация действует на нервы слишком сильно, и я продолжаю хохотать, пока улыбка на его лице не становится шире.
– Ну На-астя, – тянет он.
– Спасибо, Тим, цветы прекрасны. Помочь не желаешь? Нужно этот шкафчик прибить…
– А что мне за это будет?
– Да господи, прибитый шкафчик у тебя будет!
Он опирается на локти и разглядывает меня с таким наглым умилением, что я едва сдерживаюсь, чтобы не плеснуть ему в лицо еще чего-нибудь. Всем своим видом Тим мне показывает, что до шкафчика ему нет никакого дела и надо ему именно меня.
В его глазах сверкают смешинки, и я отворачиваюсь, позволяя визуально насладиться мною как следует. Я так долго существовала в изоляции, что даже не знаю, выгляжу ли привлекательно.
Когда-то давно я была в себе уверена, теперь – пятьдесят на пятьдесят. Я никогда не могла тягаться с Юляшкой в тонкости и изящности, но у меня было столько дел и интересов, планов, событий, друзей и знакомых, что на сравнения не оставалось времени.
Освобождая цветы от упаковки, которая им совсем не идет, двигаюсь плавнее, чем обычно, словно на сцене выступаю, потому что за каждым моим движением наблюдают.
Не знаю, почему совсем не боюсь Тима. Несмотря на предостережения сестры – страха нет. Напротив, все ее рассказы о нем, что должны были отвратить, страшно привлекли. Мы с Юлей по-разному расставляем акценты в одних и тех же ситуациях. Наверное, именно поэтому никогда раньше не ссорились из-за парней.
И еще я не знаю, почему мне нравится его провоцировать! Вероятно, это тоже последствия изоляции. Мои джинсовые шорты неприлично короткие, обтягивающий топ надет на голое тело.
Демонстративно эффектно наклоняюсь в поисках большой пивной кружки, которую вчера нашла и отмыла.
Тим присвистывает. Я широко улыбаюсь, но, когда поднимаюсь, от моей улыбки не остается и следа.
– Будешь свистеть, денег не будет.
Его взгляд плывет по мне.
Набираю воды, ставлю букет в воду и вдыхаю аромат зелени.
– Скажи что, – чеканит Тим.
– Что «что»? – переспрашиваю, обернувшись.
– Что мне сделать, чтобы оборона пала? Купить тебе что-нибудь? Подарить? Я с ума схожу, Настя, запреты на меня отвратно действуют. – Он сокрушенно падает на барную стойку. – Я только о тебе думаю.
– Господи, какой ты лицемер.
– Да я клянусь!
– Это будет самое долгое похищение в моей жизни, – бормочу я себе под нос, тяжело вздохнув.
– Кстати да, я ведь могу тебя просто связать.
– Ха-ха-ха, Тима. Я даже буду чувствовать себя польщенной. Как человек, который окончательно доломал твою жизнь и карьеру.
– Ну Настя, – повторяет он. Подходит, берет меня за руку. Прижимает к груди и заглядывает в глаза.
Хохочу!
– Какая экспрессия! Какие взгляды!
– Как насчет свидания?
Качаю головой.
– Я же сказала, что нет. Я, может, и в рабстве, – киваю на ведро с грязной водой, – но не в сексуальном. Так мы не договаривались. – Пытаюсь отнять руку.
Он позволяет лишь после третьей попытки.
Я приступаю к измерению рулеткой очередного шкафчика. Тим – вновь за барной стойкой.
– Я подарю тебе кубок, который получу в гонке в Нюрбургринге. Хочешь?
– Увы, меня не интересуют кубки.
– А что тогда?
– Влюбись.
– Что-о? – тянет Тим, брезгливо рассмеявшись.
– Нюрбургринг – одна из самых опасных трасс в мире, с кучей сложнейших участков. В общей сложности там погибло под сотню гонщиков и неизвестно сколько туристов. На ютубе я просмотрела на днях десятки видео с авариями! Но… победа в гонке звучит для тебя правдоподобнее, чем втрескаться, верно?
Пару мгновений он недовольно меня разглядывает. Флер придурка скинул, теперь настоящий. Такой Тимофей меня пугает, а еще… именно такой мне нравится.
Наконец, он произносит:
– Кубок хоть продать можно, а любовь – это эфемерная субстанция, благодаря которой можно максимум накатать пару слезливых стишков. Толку никакого.
Я вновь подхожу, тоже опираюсь локтями на стол, зеркаля его позу, прикусываю нижнюю губу.
– Я жалостливая, Тим. Если бы ты влюбился и страдал, то возможно, я бы и переспала с тобой пару раз чисто из жалости.
Он досадливо морщится и отстраняется.
– Ну Настя.
Пожимаю плечами и отвечаю резко:
– Ты спал с моей сестрой. Точка.
Я возвращаюсь к работе.
– Какое-то проклятье. А сейчас тебе меня разве не жалко? – басит Тим пафосно.
– Нет.
– Да ептиль! – Он выпрямляется. – Две близняшки, Насть, пусть не одновременно, но… – опять включает идиота.
– Какой ты мерзкий.
– Вечером сделаю тебе массаж, а там посмотрим.
Я снова громко смеюсь, пока Тим не уходит, кажется полностью собой довольный. Засранец. Киплю от негодования, но остаток дня прокручиваю в голове наши дурацкие диалоги и улыбаюсь.
* * *Вечером я приглашаю ребят подняться, и они втроем застывают на пороге, пораженно разглядывая обновленную кухню.
– Плита, кстати, рабочая, я ее отмыла. Остальную технику придется купить, – рассказываю гордо. – Стол заржавел, я постелила скатерть, и теперь вполне даже миленько. – На нем стоит кружка со свежими цветами от Тима, салфетница и ваза с фруктами. – Диваны пыльные, но я обтянула чехлами, и тоже пока сойдет. Ну а потом вы получите выкуп, и все здесь обновите.
Семен и Гриха восхищаются, Тимофей же делает вид, что ему все равно.
Мы ужинаем лапшой, после чего я присаживаюсь на диван. Тим устраивается рядом, перекидывает руку, пытаясь меня приобнять. Стреляю в него полным раздражения взглядом, но он не касается плеч, поэтому не ругаюсь. Ведет себя так, будто хочет показать друзьям, что я уже занята. Приревновал?
Закатываю глаза. Встаю и спрашиваю:
– Гриша, Семен, чай будете?
Тим поднимает руку, но я делаю вид, что не замечаю его. Семен женат, он меня мало волнует, а вот Гриша – свободен. Я ставлю перед ним чашку и говорю:
– Положила две ложечки сахара. Так будет вкуснее.
– А давайте не будем Настю отдавать? – хохочет Семен. – Так уютно ни в одном гараже на моей памяти не было.
– Я слишком дорого стою, увы, – улыбаюсь благодарно.
Тим достает мобильник и начинает с кем-то переписываться. В какой-то момент его лицо вытягивается, и я пугаюсь, не переборщила ли.
Он смотрит на меня, в телефон, снова на меня.
– Не понимаю, – говорит.
– Что случилось?
Тим хмурится.
– Насть, а ты была права, – произносит он медленно. – Твои поиски остановлены. Шилов сообщил волонтерам, что ты нашлась и что у тебя все в порядке. Это как вообще?
Атмосфера мгновенно меняется, от былого веселья ни черта не остается. Мы резко вспоминаем, что происходящее – не игра.
Опускаюсь на краешек стула и киваю:
– Я же говорила.
– Тебя больше не ищут.
– Ищут. Он сам, без свидетелей. И скоро найдет, поэтому… – Я срываюсь на дрожь, но беру себя в руки, широко улыбаюсь и заканчиваю бодро: – Нам нужно поторопиться с сообщением о выкупе.
Глава 12
Шелби галопом носится по комнате, и я его понимаю: внутри столько дури, что и бесконечной уборкой не выбить. Мы с Тимофеем лежим в кровати, пялимся в потолок и… по очереди вздыхаем.
Заряженные, отбитые. Оба два.
Сердце выстукивает дьявольскую чечетку. Губы сохнут, беспокойные пальцы покалывает. В этой комнате с каждым днем все жарче. Я почти привыкла к ежедневным вечерним агониям.
Тим открывает свой бесстыжий рот:
– Слушай…
– Нет.
Он цокает языком.
Пахнет от него терпким гелем для душа, дезодорантом, и я приподнимаю брови, размышляя, зачем он так намывается перед сном. Лежит, весь доступный, в полуметре. Когда Тим выиграет все гонки мира, я буду думать о том, как легко могла его получить сколько вздумается. А он обязательно выиграет.
Шелби ракетой проносится по кровати.
– В человеческом теле двести шесть костей, – вкидывает Тимофей вполголоса. – Хочешь, покажу двести седьмую?
Господи.
– Нет уж, спасибо! Зачем мне смотреть на мутантов?
– Насть, ты прикалываешься? Если это игра такая, – чеканит он слова, – то ты, девочка, заигралась. – Берет мою руку и кладет на член.
Каменный.
Эмоции взрываются, я резко отдергиваю ладонь, словно ошпарившись огнем. Сажусь ровно, Тим тоже поднимается.
Пульс зашкаливает, предельное напряжение разрядами тока бежит по телу. Оно кости выкручивает, все двести шесть. У Тима на одну больше, а значит, ему еще хуже, наверное.
Вот бы почувствовать ее в своем теле.
В комнате – печка. Выступают капельки пота. В висках стучит. Мы пялимся друг на друга. Я надышалась его запахом так, что сейчас завою. Какая глупость. Какая дура.
Зажмуриваюсь.
Он вздыхает.
– Просто расслабься, – размазывает по стенке хриплым голосом и мягкими интонациями. – Я хорошо тебе сделаю. – Тим переплетает наши пальцы, чуть сжимает. – Я о тебе думаю, Насть. Не смотри, что я на обочине сейчас топчусь, я еще вернусь в гонку.
Он наклоняется и касается губами щеки, шеи. Касание такое простое, нужное, меня же разрывает от эмоций и ощущений. Тим тут же стискивает руку, как бы фиксируя, не пуская. Он так правильно соблазняет, что хочется закрыть глаза и отдаться. На миг становится неважно, что будет потом.