Рекорд

Мы в городе, едем по оживленной улице. За рулем по-прежнему Тим, поглядывает в навигатор.

Пораженная, потираю лицо, поднимаю спинку сиденья и сажусь ровно.

Только боженьке известно, что мои родные написали про меня в заявлении о пропаже.

Тим останавливает машину у дома с эмблемой волонтеров.

– Ну ты и сволочь, – говорю я сквозь зубы.

– Извини. Опиоидная зависимость – это серьезно. Мне жаль, что ты в это вляпалась, но надо выбираться. Тебе обязательно нужно закончить лечение.

Я качаю головой и выхожу на улицу. Реветь хочется нестерпимо! Меня словно ранили, избили. Не тело – душу!

Спорить бессмысленно, доказывать что-то – пустая трата времени. Он не поверит, что я никогда не принимала наркотики. Все наркоманы лгут, что они не такие. Он просто не поверит.

Мама кидается ко мне, обнимает крепко. Рядом с ней прихвостень отчима, стоит, скрестив на груди руки. Я смотрю на него с немой решимостью.

Как обидно.

– Ну почему наркоманка-то? За что?

Я как будто упала в его глазах ниже дна.

Мама тараторит без остановки, причитая, что ж я себя так неосторожно веду и почему так с ней поступаю. Что наркоманов ищут активнее всего, что эта ложь ради моей безопасности.

Я кожей чувствую, что супра все еще позади. Оборачиваюсь. Мы на свету стоим, а Тим в тени, поэтому не видно, смотрит ли он на меня или, например, строит новый маршрут в навигаторе, а может, и вовсе переписывается с подружкой. Но на всякий случай опять разочарованно качаю головой.

Я понимаю, что ты не в курсе. Что хотел как лучше. Волонтеры работают бесплатно, они ищут потерявшихся людей, помогают, спасают.

Я всего лишь хотела покататься на мотоцикле. Из-за тебя меня снова запрут в психушке.

Мама продолжает щебетать, и я позволяю отвести себя в лимузин. Большой, просторный. В обычных машинах ездить не могу, бьет паника, поэтому путешествую или в микроавтобусе, или пафосно, с фанфарами. Я – будто сам праздник!

А в супре – смогла даже спать. Надо об этом подумать.

Я сажусь в лимузин и натыкаюсь глазами на отчима. Он с кем-то говорит по телефону, предельно занят. Едва закончив, начинает на меня орать.

Глава 4

Примерно неделю спустя

Я пялюсь в монитор и третий раз перечитываю задание.

Строчки мельтешат, как мошкара в лесу. Трудно представить, что когда-то я профессионально гоняла на эндуро, мечтала стать хирургом и даже закончила первые два курса меда.

Теперь что? Мне скоро двадцать три, и я пытаюсь осмыслить должностную инструкцию.

– А ты что?.. А она?.. Ну-у, давай я попробую написать ему с фейка… И что потом?.. – болтает Юляшка в полный голос.

Едва сдерживаюсь, чтобы не расцеловать ее в сотый раз.

Мы двойняшки и близкие подруги, хотя и совершенно разные. Она – веселая, легкая, общительная. У меня шальная менталочка и мрачные мысли.

С понедельника мы делим один стол в приемной пятого этажа мерседес-центра. На моей груди бейджик с крупной надписью: «Стажер». Взяли меня, как несложно догадаться, по блату.

Беру мышку и вожу курсором по экрану, чтобы сконцентрироваться. Я хочу вернуть контроль над своей жизнью, а для этого пора начать зарабатывать, как минимум на проезд в метро. После прошлой выходки сестра отказалась подкидывать деньги.

– Давай встретимся вечером, обсудим подробно… Не-е-е, я туда не поеду, этот бар такой кринж. Ой! – приглушенно вскрикивает Юля. И торопливо шепчет: – Потом договорим! Пока!

Я быстро оглядываюсь в поисках причины ее испуга и натыкаюсь глазами на парня, выходящего из лифта.

Да быть не может!

Те же черные джинсы, та же плотная белая футболка, под рукавом которой тату на все плечо. Ни шанса на ошибку. Морозец пробегает по коже, когда я воровато вглядываюсь в по-мажорски смазливое лицо со знакомыми пустыми глазами.

Волонтер Тим собственной персоной. Здравствуйте.

Он озирается по сторонам, явно здесь впервые. Интересно, зачем пришел? Полагаю, не ко мне, потому что обо мне нигде нет информации: семья подсуетилась, чтобы не портить имидж. Но совпадение забавное.

Завороженно рассматриваю: такой он все-таки симпатичный… При свете дня еще лучше, чем в потемках. Мужественный, серьезный. Высокий.

Следом спохватываюсь: нельзя допустить, чтобы он меня выдал! Не хочу, чтобы Светлана Васильевна и Юляшка узнали обстоятельства встречи. А они точно заинтересуются: я сейчас редко с кем знакомлюсь.

Так. Раз я теперь секретарь, надо поприветствовать, сразу перейдя на официальный тон. Но едва я открываю рот, как Юляша хватает за плечо и агрессивно шепчет:

– Молчи, Насть!

Немедленно опускаю глаза, боясь сделать что-то неправильное.

Один косяк – и я снова в психушке. Один малейший косяк. Так заявил отчим после приключения с эндуро. Щеки пылают от стыда. Может, будет лучше, если Тим меня не заметит?

Видимо решив, что мы обе заняты чем-то сверхважным, Светлана Васильевна, главный секретарь, раздраженно вздыхает, здоровается и уточняет, чем может помочь, как можно обращаться.

– Тим Агаев. Добрый день. Я приехал к Шилову, в каком он кабинете? – спрашивает Тим вежливо, но при этом так запросто, что у меня рот открывается.

Сюрреалистичным кажется тот факт, что мы находимся в одном помещении. Похоже на галлюцинации. Обратившись в слух, я пялюсь на клавиатуру.

– Так вам в какое время назначено? – переспрашивает Светлана Васильевна строже.

– Мне не назначено, но я же здесь. Назовите ему мое имя, он знает, – отвечает Агаев.

Аргументы явно ставят ее в тупик.

– О, Юляш, привет. Я слышал, что тебя перевезли в Москву, но… никак не ожидал, что заставят работать! – наигранно поражается он. – Есть планы на вечер?

А потом Тим подходит к нашему столу и видит меня, выглядывающую из-за монитора. На мгновение его брови летят вверх.

Сама же возвращаюсь в тот вечер, когда планировала остаться для него яркой незнакомкой, обожающей мотоциклы, разбирающейся в тачках и достаточно смелой для случайного секса. А осталась жалкой наркошей.

Люди презирают таких, как я, поэтому я ожидаю услышать что-то вроде: «Рад видеть тебя не в притоне!» Возненавижу тогда.

Если ты, переспав со мной, начнешь меня унижать, я тебя возненавижу.

Тим молчит.

Лицо пылает сильнее. Сердце ускоряется.

Он пялится пару секунд. Хмурится. На сестру смотрит, снова на меня. Мы действительно похожи, но далеко не точь-в-точь. Отвожу глаза.

Думала я о Тиме многовато и прямо сейчас ощущаю блаженный ужас.

У меня планов на вечер нет, если что. Хотя вряд ли меня с тобой отпустят.

Сквозь плотные эмоции пробивается мысль, что он знает, как зовут мою сестренку. И я замираю.

Юляшка отвечает беззаботно:

– У кого-то действительно есть работа. Папа для меня все сделает, а у тебя такого нет. Вообще вроде бы никакого? Ха-ха. Кстати, Тимош, говорят, курьеры неплохо зарабатывают, у тебя же отличные показатели по скорости. Попробуй развозить пиццу. Вдруг именно к этому ты и шел всю жизнь?

Пораженно оглядываюсь на сестру – та может казаться неумолимо жестокой, когда хочет.

Тим смеется и беззлобно хвалит:

– Годная шутка. Батя на месте?

Он шагает вперед, открывает дверь и под вопли Светланы Васильевны заходит к Шилову.

Господи.

Это так нагло, что я бы с ним переспала второй раз немедленно. Поток эротических фантазий взрывает мой меланхоличный разум. Невольно подаюсь чуть вперед и тут же слышу шепот сестры:

– Насть, не вздумай даже смотреть в его сторону!

Глава 5

Я резко опускаю глаза. Вероятно, за последние два года окончательно разучилась вести себя в обществе, вот и лажаю раз за разом. Нужно перестать облизывать красивых мужиков глазами. По крайней мере, делать это не так очевидно.

Прочищаю горло.

– А кто это вообще? Лицо знакомое… – Щелкаю пальцами в воздухе.

– Мой бывший. Гребаная гирлянда из красных флагов и потухшая звезда в мире ралли.

И тут меня ошарашивает. Телик. Я видела этого парня по телику, когда смотрела спортивные новости по русскому каналу в начале лета. Сжимаю виски.

Ну что ты тупишь, Настя, что с тобой не так? За такие просчеты тебя надо запереть до конца жизни!

А потом до меня доходит главное, и настроение падает в ноль.

– Бывший? – переспрашиваю.

Даже если со своим бэкграундом я бы и имела какие-то шансы получить Тима еще раз, то парень сестры… преграда, увы, непреодолимая.

– Ага, полный псих. О чем я только думала, бросая Платона! Хотя Агаев может быть таким…

Боже. Она действительно собирается продолжить.

– А почему потухшая? – стремительно перевожу тему. – Звезда ралли. Ты так сказала.

Я немного нервничаю. Рассориться с Юляшей из-за мужика – последнее, чего бы хотелось. Ладно, больше он ко мне не притронется. Да и тот раз не стоит называть близостью, скорее – актом неотложной помощи. Реанимацией. Было и было.

– Он вроде бы… – напрягаюсь, вспоминая. Картинка потихоньку проясняется. – Молодец. Эм… сошел с трассы, чтобы вытащить из огня другого пилота. Я помню запись. Они там все обгорели прилично.

– Пилота из команды соперников! Тим сошел с трассы и тем самым завалил собственный заезд. Насколько я знаю, теперь с ним никто не хочет работать. Его команда «Скорость 360» развалилась, здесь он, полагаю, в поиске новой. – Юляша закатывает глаза. – Надеюсь, дядя Костя его отошьет.

– Ясно, – бормочу я, предусмотрительно отодвигаясь: еще не хватало сестру заразить своими проблемами.

Тим умудряется провести в кабинете Шилова аж десять минут, что, честно говоря, немыслимо, учитывая, что ему не назначено. Охрана за это время успела залететь в двери, потом выйти. Стоят пока у фикусов, переминаются с ноги на ногу. Я завороженно разглядываю пистолеты в кобурах. Ох уж эти мрачные мысли.

Наконец, дверь распахивается, и приемную пронзает ор Шилова:

– И запомни, сука: твой потолок теперь – гребаный электросамокат! Богом клянусь, я тебе его подарю!

Вздрагиваю всем телом. Я боюсь отчима до истерики, и хотя в данный момент орут не на меня, интуитивно сжимаюсь, ожидая, что Тим последует моему примеру.

Но он не следует.

Запрокидывает голову и беспечно хохочет.

– Да пошел ты, старый идиот! Не взять меня в команду – ошибка, о которой ты скоро пожалеешь.

На миг наши глаза встречаются. Агаев вдруг весело подмигивает и выдает:

– Хочешь пойти со мной? Здесь шумно.

Вообще-то хочу.

– Больной! – качает головой Юляшка. – Просто больной на всю голову.

Я бездействую, и Тим становится серьезным. Пожав плечами, шагает к выходу.

Меня швыряет в пекло. Я едва не бегу за ним следом.

Никто и никогда не угрожал моему придурку отчиму. Никто и никогда. Думала, людей, готовых пойти против Шилова не существует. Я словно впервые делаю вдох, плечи распрямляю. Представляю, как мы оба выходим из этого гребаного здания – свободные, полные планов и надежд!

Отчим вырывается в коридор и продолжает орать на поражение, хотя двери лифта за Агаевым сомкнулись. Я отчаянно борюсь с желанием залезть под стол, ощущая подступающую тошноту.

В коридоре появляется Иванов, шиловский дружбан:

– Зря ты начал оскорблять пацана. Пилот он перспективный, а то, что полез спасать соперника, – можно было… хм… обыграть. Выставить в положительном свете. Болельщики любят драму.

– У него был сход на Гран-при! Он мог бы прийти первым, но забил на спонсоров, команду и болельщиков! Подвел всех! Я месяц как на этой должности, на фига мне такие риски?!

– Если парням из БМВ (а он пойдет сейчас именно к ним, я уверен) придет в голову моя идея, могут возникнуть проблемы. Озлобленные пилоты соперников – вещь неприятная, ведущая к рекордам. Не нашим, Кость. А скоро сезон.

– Тогда нужно сделать так, чтобы и в БМВ его не взяли. Чтобы вообще никто не взял. Никогда и никуда!

Юляшка радостно кивает.

Отчим и Иванов возвращаются в кабинет, продолжая громко спорить, я же вглядываюсь в экран и упорядочиваю свои взбесившиеся от ора мушки. Постепенно они складываются в слова.

В какой-то момент я ловлю на себе взгляд Светланы Васильевны и улыбаюсь ей ободряюще. Она быстро отводит глаза и кривит губы. Светлана работает с отчимом столько, сколько я его знаю. И про меня ей тоже известно все.

Все вокруг в курсе моих проблем и ведут себя с предубеждением. Как же хочется сбежать и побыть одной! Хотя бы пару дней!

Моя семья для этого слишком заботлива.

Больше всего на свете я боюсь вернуться в клинику и смотреть на идеальный газон. День за днем. Месяц за месяцем. Тошнота вновь подступает к горлу.

* * *

Остаток дня я хочу погуглить Агаева. Не для себя, просто интересно: он такой смелый или такой глупый, чтобы тягаться с Шиловым? Хочется, чтобы у Тима все сложилось и его взяли в БМВ или куда он соберется еще.

Кто-то же должен утереть этому козлу нос!

Из задач мне сегодня прилетело лишь ознакомиться с должностной инструкцией, а это я выполнила еще в воскресенье. Больше делать совершенно нечего, поэтому мысли снова и снова возвращаются к сегодняшней сцене.

Я просто ни разу не видела ничего подобного. Тим как будто Дед Мороз для взрослой девочки. С посохом и секретом.

Дождавшись, когда Светлана Васильевна уйдет в ресторан за поздним обедом для Шилова, – а он никогда не пользуется услугами курьеров – я решаюсь.

– Слушай, Юляш, можно позвонить с твоего телефона? У моего батарея села. – Показываю выключенный свой.

– Конечно. Только, Насть, никаких мотоциклов по лесу. Если ты из-за меня свернешь себе шею, я…

– Надо подтвердить визит к парикмахеру.

Сестра запросто протягивает мобильник, и я хочу расцеловать ее в обе щеки. Так легко все получилось. Сжимая трубку в руке, выхожу из приемной и проскальзываю в дамскую комнату.

Мой личный телефон каким-то образом передает информацию, что я делаю. Уверена в этом. Иначе бы меня не нашли так быстро в прошлый раз – я гуглила ту станцию, смотрела, когда заезды эндуро.

Быстро захожу в поисковик и вбиваю «Тим Агаев». Тут же высвечиваются статьи. Их так много, надо же. Да ты и правда звезда!

Одна из верхних строчек имеет заголовок: «Жалкая попытка пиара». Пробегаю глазами.

В таком-то году… перспективный пилот Тимофей Агаев во время ралли ударил машину известного гонщика Федора Матросова… который погиб на месте… Спустя шесть лет Тим сошел с трассы, чтобы поучаствовать в спасении племянника Федора – Егора Смолина. Что это было: пиар или искреннее желание помочь?.. Менеджер «Охотников за штормами» Игорь Смолин высказывается категорически. Пиар. Неудачный. Агаев зарекомендовал себя непредсказуемым пилотом… Спонсоры разрывают контракты… Команда «Скорость 360», за которую выступал Тим, на грани разорения… Череда неудач…

Жесть.

Я открываю видео и смотрю, как парни в черных и оранжевых комбинезонах бегают вокруг горящей машины. Сердце ускоряется. Надо же, я еще способна что-то чувствовать. Голова кружится, когда трое из них лезут прямо в пекло, чтобы вытащить неподвижное тело. Я уже видела этот ролик, но тогда он был с цензурой, сейчас же мороз по коже.

Ни фига себе пиар. Они что, слепые?!

– Настен, все в порядке? – раздается голос Светланы Васильевны.

Я впиваюсь пальцами в телефон Юляшки. Волосы встают дыбом.

– Да-да, сейчас иду.

– Я там сэндвичи принесла. Сходи поешь.

– Спасибо.

Очищаю историю браузера, прячу мобильник в сумку и выхожу из кабинки. Пока иду в кабинет, прокручиваю в голове кадры жуткого видео. Я, конечно, понимаю, что некоторые люди ради пиара готовы на все, но броситься в огонь… Отчего-то чувствую ненависть и презрение к Игорю Смолину.

Тим. Мне ли не знать, как легко угодить в аутсайдеры. И как сложно от этого ярлыка избавиться.

– Настя, зайди к Константину Викторовичу, – говорит Светлана. – Он хочет поговорить.

А как же сэндвичи?

– О чем?

– Сходи и узнай, – пожимает она плечами.

Юляшка листает фотки на ноуте, ни о чем не беспокоясь. У нее с Шиловым прекрасные отношения, она даже фамилию его взяла. В отличие от меня.

Я смотрю на дверь и не могу придумать ни одной причины для адекватного отказа. Я просто… не такая отбитая, чтобы в огонь кидаться.

– Пошли вместе, – спохватывается Юля, когда я подхожу к кабинету. – Я тебя отпрошу на вечер, хочу рассказать о Тиме. Надеюсь, у него ничего не получится, иначе это будет совершенно несправедливо!

Глава 6

Рекорд – это не просто цифра или результат на табло. Это доказательство мастерства, упорства и силы духа. Возможность войти в историю, стать легендой.

Рекорд – это символ победы в самой сложной борьбе: борьбе с самим собой.

Из редкого интервью Федора МатросоваТим

– Расскажи мне, как он умер.

– Я расскажу вам, как он жил…

Я опускаю крышку ноутбука и смотрю в серый потолок.

Фильм Эдварда Цвика «Последний самурай» я смотрел раз десять и всегда находил в нем что-то новенькое для себя. Этот раз тоже не стал, блядь, исключением.

Реальность такова, милый друг, что в этой цитате из культового кино смысловая ошибка.

Всем плевать, как кто жил. Насрать громадную кучу, если хотите прямолинейности. Взять в пример Федора Матросова, который при жизни не попал ни в одну сводку новостей. Никому дела не было, что живет в Сибири такой уникальный чел, у которого японцы заказывают движки для своих соревнований и просят консультаций. Он организовал школу картинга, тренировал молодняк, внушал мечты и веру в будущее. Замечал и взращивал дарования. Благодаря этому парню в Красноярске появились две сильнейшие гоночные команды, в дальнейшем и другие города подтянулись. Нигде об этом не написано.

В день, когда Федор погиб, он стал звездой. Ну и я вместе с ним.

Федор не был богат, не был успешен, у него никогда не было жены или хотя бы постоянной женщины. Но в мире гонок, по крайней мере в нашей стране, абсолютно все знают, что погиб он на трассе под колесами собственного ученика. Такая вот, сука, драматичная история: размозжить череп самому лучшему человеку на планете и жить преспокойно дальше. Кто-то бы смог? У меня, как видите, получается. Живу, блядь, и радуюсь.

Мы с Семеном, главным механиком, перебрались в столицу, так как команда «Скорость 360» разорилась. Менеджер, пилоты и большинство механиков свалили. Скатертью дорога.

Этот гараж мы выкупили каким-то чудом за копейки, перетащили инструменты и кубки как остатки роскоши. Более-менее прибрались. Если бы я писал автобиографию, то назвал бы эту главу «День дна». Заслуженного.

Герой моей биографии постоянно бы что-то делал, потому что когда он останавливается, то сталкивается с тем, что не может понять цели. Поэтому каждый день. Каждую минуту. Каждую гребаную секунду он капец как занят. Или гоняет, или ебется. Иначе мысли громкие, и их невозможно перебить.

Старый механизм скрипит, поднимая ворота, и нашим с Семеном взорам открывается картина – два раздолбанных мерса на фоне серой стены.

Краем глаза считываю, как каменеет лицо механика, и прежде чем он начнет ныть о тленности бытия, я встаю перед ним, заслоняя собой тачки, и сообщаю радостно:

– Они почти в идеале.

– Агай, твою мать.

– Почти, – повторяю. Это слово в последнее время преследует меня как приколоченное. Раздраженно хмурюсь. – Нужно ток немного подлатать.

– Мы не соберем нормальную боевую машину из этого хлама, Тим, можешь резать меня ножами.

– Мы соберем ее за два месяца.

– Ты прикалываешься?

Семен пытается обойти меня – не даю. Сделав пару попыток, он сплевывает и начинает ругаться.

– Предлагаю для начала пойти пожрать где-нибудь, – захожу издалека. – А потом, уже в хорошем настроении…

Он злобно стреляет глазами и заваливается в гараж. Я сжимаю зубы и иду следом.

– Это хлам.

– Здесь почти целый корпус. – Упираюсь ногой в капот. – А там – движок в норме.

Почти целый корпус. Почти идеальный движок. Почти самый быстрый оргазм в жизни Насти Луцкой.

Гребаное слово. Как проклятье. Надо что-то с этим делать, в каком-то месте пора разорвать круг, а то так и будем в хорошистах.

Пульс внезапно ускоряется, сердечная мышца работает на износ, и я ощущаю что-то вроде нервного срыва. Минута тишины – и сразу перманентно херово.

Мы с Семеном мрачно пялимся на ушатанные мерсы. Он закуривает.

– Какой план, Тим?

Встряхиваю головой и заявляю:

– Гонка «24 часа Нюрбургринга».

– Иди ты на хер, – тут же следует ответ.

Я не обижаюсь. Он одумается.

Жду, пока Семен отводит душу, строя трехэтажные матерные конструкции, и начинаю говорить:

– Любительские команды на более серьезные соревы не пустят. Перед нами двери закрыли наглухо, сам же в курсе. Я не понимаю почему, но со мной не хотят даже разговаривать, будто кто-то поставил где-то галочку. Наш шанс – Нюрбургринг. – Помолчав, добавляю: – Закрытые двери надо выбивать. Я уже подал заявку.

– Ничего, что четырехдверная? – Семен обходит седан по кругу.

Уже соображает по делу, что хорошо.

– Я изучил правила, там нет ограничений. Мы доделаем подвеску, переставим движок, кое-что допилим.

– Кое-что! Ага. А почему именно мерс, Тим?

Усмехаюсь, вспоминая встречу с батей Юляшки. Догадывался, конечно, что он откажет, но значение имеет форма. Он угрожал, и такое чувство, что именно с его легкой руки мне и перекрыли кислород. А еще мне не понравилось, как на Шилова смотрела его секретарша. Хотя этот момент я поспешно вычеркиваю: такие заботы не в моем стиле. Блядь, не знаю, в чем дело, меня триггернуло от ее страха. Было бы все иначе, я бы познакомился.

– Потому что на этой гонке будет выступать шиловская команда «Автоспорт», которую официально спонсирует «Мерседес».

– Ты хочешь в гонке на мерсе обойти официальную команду мерса?

– Не только обойти. Мы поставим рекорд.

– Боюсь, ты скорее взорвешься в этой груде металла, чем поставишь рекорд.

Мы снова мрачно пялимся на железные дрова.

– Значит, взорвусь, – пожимаю плечами равнодушно. И при этом ничего не чувствую.

Пус-то-та.

Единственное, чего я действительно боюсь, – это что Семен меня тоже кинет, а нового механика, которому доверяешь, найти невозможно. Тогда останется один путь, я с двадцати лет четко вижу его перед собой. Драматичные истории нужно заканчивать драматично, не так ли? Всем плевать, как человек жил. Имеет значение, лишь как он умер.

– Если ты победишь, то станешь легендой.

Федор говорил так же. У гонщиков есть только один шанс остаться в истории. Хороших пилотов много. И они по большей части на хер никому не нужны.

Семен продолжает:

– Или трупом. Как вариант.

– По-моему, не все так плохо, – добавляю я оптимистично. – Ты нагнетаешь.

– Давай сперва посмотрим, что там с движком, потом будем планы строить.

– Есть пара идей.

– Не сомневаюсь. Только Гриху наберу.

– Он разве в Москве?

– Пока нет. Но ты ведь знаешь: где идея безумнее и опаснее, там и он. «24 часа Нюрбургринга»! Ха, тут мы явно лидируем.

Усмехаюсь:

– Спасибо, бро.

Хоть где-то, мать вашу, не почти, а первые.

Глава 7

Трасса понятная до тошноты. За сутки я выучил ее наизусть, могу проехать даже вслепую. При этом мои глаза широко открыты, сосредоточенность максимальная. Братья Смолины остались в хвосте – есть возможность приехать в первой тройке.

Плавно выжимаю газ. На стрелки смотреть не надо, я обороты телом чувствую, пульс ровный. Сердца будто вообще нет, лишь железный движок – один на двоих с машиной. Дышу глубоко. Больше ничего в этом мире не существует.

Новый поворот. Этот кусок трассы самый опасный: справа обрыв. Послушно сбрасываю скорость. Нужно пройти его максимально ровно, иначе угроза жизни и, что принципиально, тачке в несколько лямов. Поцарапаю – Федор сам с обрыва скинет, это я в свои девятнадцать усвоил на двести процентов.

Прохожу аккуратно, притормаживаю. Не зря.

Впереди синяя машина лежит «на ушах». Узнаю мгновенно – «Охотники за штормами». Точнее, главный их «охотник». Сердечная мышца ошалело ускоряется, выдавая что-то нереальное. Мозг вскипает, кровь потоком, как лезвием, вспарывает вены. Синяя машина перегородила трассу. Точно знаю, что в ней Федор.

На решение треть секунды. Принимается оно молниеносно. Руль вправо, я схожу с трассы, сношу декоративные колышки и устремляюсь в пропасть. Волосы дыбом, я лечу вниз с ускорением, как в школьной задачке по физике. Сжимаю руль скорее по привычке. Удар, еще один. Третий. В груди что-то ломается. На языке металл. Сквозь утекающее сознание понимаю: тачке хана. После падения с такой высоты останется лишь отпеть ее. И меня вместе с ней.

Улыбаюсь собственной шутке. Соль разъедает глаза.