Санёк

Раздумывая об этом, я поймал себя на мысли, что уже прикидываю в уме разные особенности конструкции нынешних самолетов и невольно думаю, как и что можно улучшить. Нет, я никакой не инженер-авиастроитель, просто любил в свое время почитать, покопаться в интернете, посмотреть, что и как было в авиации, как она развивалась и так далее.

Удивительно, но сейчас, я без проблем вспомнил практически все, что видел, слышал или ощущал раньше – как в прошлой жизни, так и в этой.

Например, я мгновенно вспомнил во всех подробностях ремонт автомобильного двигателя, стоявшего у нас на ГАЗ-24, который разбирал и собирал отец, а я при этом присутствовал и даже помогал на уровне принеси-подай-иди-нафиг-не-мешай. Или как я уже сам ремонтировал Иж Юпитер-5, который я перебрал своими руками и не один раз. Да вообще дофига нужного можно найти, если хорошенечко покопаться в памяти.

Взбудораженный этой неожиданностью или, скорее, бонусом, я чуть сосредоточился и вспомнил даже, как сосал мамину грудь в совсем уж младенческом возрасте, притом в обеих жизнях. Эта плюшка настолько заинтересовала, ошарашила и обрадовала меня, что про сон я забыл напрочь. Чуть не полночи смотрел своеобразное кино, вычленяя полезное из накопившегося за длинную жизнь и, главное, полезного в нынешнем времени. Уже вырубаясь, успел подумать: «хорошо, что в прошлой жизни я любил читать и интересовался самыми разными вещами, никак не связанными между собой. Есть с чем работать, в любом направлении».

Утром дед с трудом меня растолкал. Встал уже уставшим, вялым и ко всему безразличным. С трудом заставил себя двигаться, чувство было, будто начал отходить после длительной болезни.

Дед смотрел на меня с беспокойством, а после того, как у меня пошла кровь из носа, так и вовсе решил сегодня никуда не идти. А я сделал для себя вывод: помнить все – это хорошо, но небезопасно. Надо как-то аккуратно этим пользоваться, чтобы раньше времени в ящик не сыграть.

Только уже сильно во второй половине дня я как-то пришл в себя. Появились силы самостоятельно посетить кустики, да и аппетит разыгрался нешуточный. Дед, крутившийся возле меня весь день, как наседка у цыплят, глядя на то, как я уничтожаю сваренную им кашу, маленько расслабился.

– Раз кушать захотел, значит на поправку пошел. Не пугай так больше, устанешь, скажи. Лучше потратим немного больше времени на дорогу, чем ты надорвешься и будешь валяться без дела сутками, – недовольно пробурчал он.

Ну да, что ему еще думать, кроме того, что дите переутомилось, но при этом он сам как бы не при делах. Бурчит еще, будто не он маршрут строил, впрочем, привычное для него поведение, в своем, так сказать, репертуаре. Понятно, что переутомление здесь ни при чем, скорее всего, на меня так повлияли игры с памятью, похоже, эта фишка ужасно отбирает силы, поаккуратней надо с этим, а то еще помру молодым.

Как бы там ни было, а к вечеру я уже чувствовал себя хорошо и выспался прекрасно.

На следующий день встал, будто ничего и не было, был бодр, весел и полон сил. Поэтому мы смогли без особых проволочек (если не считать ворчание деда, что, дескать, лучше переждать еще денек, чем потом разболеться), отправиться в путь.

О том, как мы шли дальше, рассказывать особо нечего. Дед пер впереди, как танк, непонятно как находя звериные тропинки, ведущие в нужную сторону. Ночевали в удобных, заранее присмотренных, как я понял, местах, иногда даже подготовленных для ночевок. По крайней мере дров для костра там было с запасом.

Только один день в пути выдался очень сложным, пришлось идти по узенькой тропе посреди почти отвесной скалы. Вот где страху натерпелся. Но наконец-то мы достигли таинственный точки назначения, и я узнал, зачем мы сюда пришли. Нет, понятно, что за какими-то ценностями, благодаря которым я получу достаточно средств для нормальной жизни в Москве, но ничего кроме золота мне до сих пор в голову не приходило.

Действительность оказалась гораздо интереснее и вызвала немало вопросов. А как иначе, если в конечной точке маршрута, довольно обширной пещере, обнаружилась, судя по следам, старинная штольня. Если, конечно, эту вырубку так можно назвать.

Углубление в на первый взгляд сланцевой стене со следами работы ручным инструментом было не особо большим, метров пятнадцать, но каким-то слишком извилистым.

– А что, собственно, здесь добывали? – спросил я деда.

– Вот начнём завтра рубить, тогда и узнаешь, – ответил он, хмыкнув.

На следующий день, когда мы добыли первый изумруд, мне со страшной силой захотелось выругаться. С трудом сдержался и постарался спокойно поговорить с дедом, у которого при виде находки глаза загорелись, как у блаженного.

– Дед, я тебя очень прошу, послушай меня внимательно. Не нужны нам эти изумруды. Не будет добра от этих камней. Как только мы их попытаемся продать, к нам придут и выпотрошат, как сырую рыбу. Не то сейчас время, чтобы даже пытаться их продать, и за одну только информацию о них могут не только нас с тобой прибить, но и всю деревню вырезать.

На удивление дед не стал ругаться, как я ожидал. Наоборот – как-то поник и произнес:

– Даже не заметил, как ты вырос, Саша. А меня, похоже, старость все-таки догнала. Умом понимаю, что могут быть проблемы, но вот хочется, чтобы ты в этой Москве ни в чем не нуждался, и поделать с этим ничего не могу. Полвека хранил тайну этой пещеры, только вот сейчас решил воспользоваться находкой, – он как-то обреченно взмахнул рукой и добавил: – Не золото же тебе туда везти.

– Эммм, тут что, ещё и золотая жила есть? – тут же спросил я.

– Нет, – улыбнулся дед, – золота в наших краях нет или, может, просто я о нем не слышал, а вот с уничтоженной банды, когда погибли твои родители, маленько взяли, и немалая его часть досталась мне как доля от трофеев. Главаря с его приближенными мы тогда втроём догнали, ну и на троих разделили добычу после боя, договорившись между собой молчать, что нашли у бандитов этот проклятый металл.

– Знаешь дед, лучше уж, наверное, золото, чем вот это вот. Прям чувствую, что добра от этих камней не будет. Давай не будем рисковать.

Дед надолго задумался, а потом произнес:

– Рисковать не станем, но немного камней добудем. Спрячешь, пусть будут на черный день, кушать-то не просят, – увидев, что я хочу что-то сказать, он даже прикрикнул: – и не спорь со мной, щегол! Мал еще.

Только и осталось, что подчиниться. Когда дед начинает говорить таким тоном, лучше не спорить. Тут уж его не сдвинешь, упрямый, как тысяча ослов.

Но для себя решил, нафиг, при первой же возможности спрячу так, что ни одно НКВД не найдет, очень уж опасная штука эти камни.

Три дня мы долбили этот сланец и все это время я задавался вопросом: сколько же здесь этих изумрудов?

Не знаю, насколько большое это месторождение, но оно очень богатое, это неоспоримый факт. За эти три дня мы добыли грамм двести разных камешков от совсем уж крошечных, которых даже я со своим зрением с трудом видел, до довольно крупных, с ноготь большого пальца. Не знаю, сколько это в так называемых каратах, тем более в деньгах, но думаю, что очень даже немало. Нашли, если так можно выразиться, целых три гнезда или друзы, я не специалист и не знаю, как правильно это называть. Это были три скопления камней, расположенных очень близко друг от друга, откуда мы выбрали все до крошки.

Мне с огромным трудом удалось остановить разошедшегося не на шутку деда. Вот уж кто поймал так называемую золотую лихорадку, даже странно, что он не занялся добычей камней раньше и терпел столько лет.

Но с горем пополам уговорил деда прекратить добычу и двигать домой.

Но прежде, чем мы тронулись в путь, я всё-таки задал вопрос, который крутился на языке уже не первый день, что неожиданно закончилось, можно сказать, разговором по душам.

– Дед, а почему ты с такими богатствами не переехал жить куда-нибудь в более цивилизованные места?

– Цивилизованные. Ишь, слова какие выучил, – по обыкновению пробурчал дед и надолго замолчал. Я уж подумал, что все, на этом ответ и закончится, но нет. Дед, как-то мотнул головой, как будто отгоняя неприятную мысль и начал рассказывать.

– Ты, Сашка, наверное, думаешь, что я всю жизнь прожил в нашей деревне? – он лукаво на меня посмотрел и продолжил. – Нет, в свое время, когда я еще был молод, довелось мне пожить в большом городе и даже гимназию там закончить. Отец, царствие ему небесное, твой прадед, был в свое время очень уважаемым мастером-оружейником в Туле, у которого не гнушались заказывать оружие очень важные люди.

Жили мы всегда в достатке, как говорится, не зная нужды, потому я и отучился в гимназии.

Дед прервался на минуту, будто вспоминая дела минувших дней, снова встряхнул головой и продолжил.

– Не знаю я точно и в деталях, как все произошло на самом деле, отец не любил об этом вспоминать и говорить, но кое-что по верхам я все-таки тогда уловил. Подвел под монастырь батю его лучший друг. Как уже сказал, я не знаю деталей, там что-то было связано со срочным заказом, который не удалось выполнить вовремя, но мы в одночасье лишились всего имущества и пошли по миру. Более того, нас даже из Тулы проводили, да так, что ушли в чем были. Рассказывать, как мы выживали, я не стану, скажу только, что из всей нашей семьи в семь человек в живых остались только мы с отцом. Во время скитаний я и разочаровался в людях, да и отец тоже.

– Подрабатывая на заводе уже в этих краях, мы познакомились с охотником из нашей с тобой деревни, октец починил для него кое-какое снаряжение, капканы, если быть точным. Вот за работой и разговорились. Оказывается, у них в деревне совсем недавно умер старый кузнец, и селение осталось без специалиста. Охотник, глядя на то, как сноровисто отец работает с железом, предложил ему перебраться к ним в деревню. Он не обещал золотых гор и прочих благ, как это бывает, вполне честно рассказал об условиях жизни в затерянном среди лесов селении, и отцу это понравилось.

– Вот тогда мы, посовещавшись, и перебрались в деревню, где мы живем сейчас. Тебе пока этого не понять, слава Богу, не пришлось еще разочаровываться в людях, но здесь мы обрели покой. Здесь я женился, похоронил отца, жену и твоих родителей. Были тут и хорошее, и плохое, но я точно не променяю свою деревню, ставшую мне родной, на любые блага, что бы мне ни сулили. Вот так вот, внук, не нужно мне золото с каменьями, некуда мне это тратить, а возвращаться в цивилизованные места, как ты говоришь, я не хочу и не стану.

Да уж, помотало моего деда, похоже, немало он горя видел. Я, честно сказать, в прошлой жизни тоже немало пережил, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я только что услышал. Пусть рассказал он все без деталей, но благодаря хорошей фантазии додумать, как это было на самом деле, несложно. Правда один вопрос не давал мне покоя. Где Урал, куда в своих скитания забрались дед с прадедом, и где Москва, в которой живут родственники. Почему тогда после изгнания из Тулы они сразу не направились к родне? Об этом я и спросил деда.

– Нельзя было идти к родне. Такие силы нас гнобить начали, что и родственники могли пострадать, поэтому мы уходили как можно дальше от цивилизации.

Вот же зацепило деда словечко, теперь везде его сует с ехидцей.

По дороге домой я чуть ли не все время анализировал жизнь пацана до моего появления, вернее свою здешнюю жизнь, ведь пацан это я.

Дед, который воспитывал меня здесь, из-за своего настороженного, если не сказать хлеще, отношения к людям, воспитал пацана настоящим нелюдимым бирюком. Вылепил свое подобие, иначе и не скажешь.

С самого раннего детства пацан отличался неуступчивостью, был неразговорчивый и не признавал никаких авторитетов, кроме деда. Как в любой деревне, среди молодежи есть заводилы, авторитеты и вообще желающие показать свою крутость за счет других. Пацана все это не касалось. Дрался он всего несколько раз за всю жизнь, но этого хватило, чтобы к нему в принципе не лезли. Он сам по себе, деревенская молодежь сама по себе. Мало того, что он всегда отличался недюжинной силой, так к тому же в драке всегда шел до конца и не стеснялся использовать подручные средства. Вот и получилось так, что вроде и не авторитет, но трогать его себе дороже.

Вспоминая жизнь парня, я охреневал напрочь. Я и сам особой разговорчивостью не отличался, но это просто что-то. Нормально говорил он только с дедом и то нечасто, по большей части молчал. Жесть жесткая, социопат во всей красе. Но это ладно. Непонятно другое, как при такой коммуникабельности он стал здесь, как говорит учительница, очень одаренным учеником? Ведь большую часть своего времени, свободного от работ по хозяйству, парень проводил в кузнице, где ему действительно было интересно.

Заданные уроки он в принципе никогда не учил, но зато все, что давала учительница на занятиях, запоминал влет и мог со временем повторить чуть ли не дословно. Может, она надумала себе эту одаренность как раз из-за памяти, потому что по другому ее настойчивое желание отправить меня на дальнейшее обучение не объяснить.

Теперь, конечно, неважно, как дед воспитывал парня, но обматерить его хочется, собственно, как и похвалить.

Обматерить – за привитую нелюдимость, а похвалить – за вбитые на совесть навыки в работе с железом. Знаю, о чем говорю, мне и самому не чужда работа руками, хоть занимался я не этим, но тоже ведь был связан с механизмами, а значит с железом. Парень (вернее, уже я) стал под руководством деда очень даже продвинутым кузнецом, хоть сам он так до моего появления не считал. Полезная профессия, особенно в моем случае.

За этими размышлениями для меня дорога домой прошла гораздо легче и незаметнее, чем когда мы шли за изумрудами, да и дед выглядел бодрым и совсем не уставшим.

Наверное, поэтому он по возвращении, даже не дав сходить попариться в бане, сразу поволок меня смотреть золото. Спрятано оно оказалось прямо в доме, закопано под одним из двух больших сундуков.

Смотрел я на это богатство и задавался вопросом: зачем нам нужны были еще и камни?

Помимо пары килограммов золотых самородков, здесь были спрятаны ещё и три десятка николаевских червонцев, которых одних, по моему мнению, хватит за глаза на все про все. Дед у меня оказался настоящим буржуем, о чем я ему и сказал, не подумав. В итоге получил хлесткий подзатыльник, был обруган и выпровожен из дома с приказом не попадаться ему на глаза, а заниматься домашними делами. А именно растопкой бани, скотиной и ужином. Сам он, спрятав золото обратно, ушёл говорить односельчанам, что мы вернулись, а значит, и присматривать за нашим хозяйством больше не надо.

Почти месяц я жил обычной жизнью деревенского парня. Занимался хозяйством, помогал время от времени деду в кузне. Нарубил огромное количество дров из заготовленного зимой леса. Много времени проводил на огороде, ухаживая за посадками. Жил так же, как и до того, как осознал себя здесь после перерождения.

Когда пришло время уходить, я чуть не расплакался. Привык к этой жизни и к деду и уходить из деревни не хотел от слова совсем, но деваться было некуда, ведь все решено и переиграть не получится.

С дедом прощались, будто навсегда. Не выдержал старик и пустил все-таки слезу. Только пробурчал на прощание:

– Учись, Саша, на совесть и не забывай старика, навести при случае.

Сам я тоже находился в состоянии грогги, как пыльным мешком прибитый, но нашел в себе силы ответить:

– Обязательно вернусь, как только смогу, так сразу и вернусь.

Дед провожать в деревню не пошел, обнял, перекрестил на прощание и подтолкнул в спину, как будто говоря «иди уже, люди ждут».

Добираться до обжитых мест мне предстояло с деревенскими мужиками, которым подошло время идти к перекупам для обмена зимней пушнины на необходимые в хозяйстве вещи. Раньше этой меновой торговлей занимались весной, но уже как лет пять перенесли на лето. Решили, что выделанными шкурами торговать выгоднее, да и дорога летом попроще будет. Вот теперь и мне предстоит отправиться в путь с этой своеобразной торговой миссией.

Уже в деревне я оглянулся на наш дом на холме и увидел так и стоящего как изваяние деда, который, казалось, не сдвинулся ни на сантиметр. До сих пор я боялся оборачиваться, не уверен был, что не плюну на все и не побегу обратно, домой.

Помахал рукой на прощание, дождался ответного взмаха деда и, вытирая повлажневшие глаза, продолжил путь в глубь деревни.

Подошел к собравшимся возле дома учительницы (половина которого была отведена под что-то вроде школы) мужикам, уже готовым к выходу, поздоровался и стал дожидаться отмашки. Ждать долго не пришлось и уже через пару минут мы в составе пяти груженых, как мулы, человек отправились в путь.

Темп движения выбрали неторопливый, размеренный, поэтому, покинув деревню и перебравшись по неширокому мостику через реку, прежде чем скрыться в лесу, я еще раз посмотрел на наш холм и свой родной дом. Дед так и стоял на том же месте, прикрыв глаза рукой от солнца и вглядываясь в нашу сторону. Таким он мне и запомнился, сильным, несгибаемым и в тоже время, с ранимой душой. Слезы снова сами собой потекли из глаз, и я, с трудом сохраняя самообладание, зашагал вслед за мужиками, которые уже успели уйти вперед.

Глава 2

Рассказывать, как шли по лесам и горам больше недели не буду, точно так же, как с перекупщиками добирался до только недавно построенного Красновышевска, где располагался лагерь с заключенными. Нудно, долго и тяжело, так можно коротко описать пройденный путь. Из этого поселка до Соликамска доехал на легендарной для меня и уже привычной для местного населения новенькой полуторке.

Весь мой дальнейший путь до самой Москвы прошел уже на железной дороге.

Путешествие выдалось то ещё, даже похудел неслабо от такого счастья. Ни о каком комфорте и мечтать не приходилось, особенно учитывая, сколько наличных бумажных денег смог выделить дед. Нет, я не голодал, да и на билеты хватило или, как было в Соликамске, отблагодарить машинистов, которые пустили меня к себе. Вообще добрался благополучно и даже смог сэкономить пару сотен рублей.

Володю, дедового племянника и моего хрен его знает сколькоюродного дядьку отыскал тоже без проблем. Вернее, нашел я дом по адресу, где он жил, а вот его самого пришлось ждать до позднего вечера.

Удивило, что дома до самого вечера так никто и не объявился, хотя дед рассказывал, что у него здесь немаленькая семья.

Вернулся он домой уже в сумерках и я по понятным причинам не смог опознать его на подходе, не видел ведь его никогда. Собственно, дед тоже лично с ним не встречался, знаком с ним только по переписке.

Поэтому я узнал, что он пришел, только когда в нужных окнах появился свет.

Дверного звонка не было, поэтому пришлось стучать. Дверь открыл невысокий, лысый и какой-то пухлый колобок с очень недовольным лицом, который не стал заморачиваться с вежливостью и сразу же выпалил несколько вопросов.

– Кто такой? Что надо?

Я, слегка ошалев от подобной встречи, спросил:

– Дядя Володя?

Пухляш как-то криво усмехнулся.

– Александр, что ли?

Я кивнул ему в ответ, на что он, зачем-то осмотревшись по сторонам, произнес каким-то снисходительным тоном:

– Заходи, родственничек.

Делать нечего, вошёл и огляделся. Квартира у дядьки по нынешним временам была очень даже достойной, да и в будущем будет стоить немалых денег. Комнаты, по крайней мере те, которые мне удалось увидеть, были довольно просторными, с высокими потолками, украшенными лепниной, полы везде паркетные, натертые до блеска, а стены обильно увешаны множеством разных картин. На ум пришло сравнение с Третьяковской галереей, правда выглядело это в целом не особо. Аляповато и бестолково. Но это ладно, на вкус и цвет товарищей нет, нравится родственникам такой интерьер, значит пусть будет. Волновало меня другое – поведение дядьки. Едва приведя меня на кухню, он тут же задал вопрос, на который я сразу и не нашел, что ответить.

– Ну и что тебе не сиделось в своей глуши? Умным себя возомнил? Или, может, это дед начал чудить на старости лет?

Честно сказать, я слегка растерялся от такого наезда, поэтому и затянул с ответом, думая, сразу поставить на место эту жирную харю или посмотреть, что будет дальше.

Дядька же, не дождавшись ответа, как-то недобро прищурился и добавил:

– Сейчас пьем чай и ложимся спать, завтра подумаю, как с тобой быть, сегодня я устал. И смотри не поцарапай здесь ничего, веди себя осторожно, не в лесу.

Да уж, похоже, с родственниками в Москве мне не повезло. На самом деле я ожидал, что он начнет расспрашивать, хотя бы про деда, деревню или еще о чем, как это обычно бывает, а тут ничего. Чаем напоил, ужина не предложил, особо разговоры вести не стал, сославшись на усталость. Показал пальцем на диван, дескать, здесь ночуй, буркнул, что утром мы поговорим, и свалил к себе в комнату. Даже постельного не выдал, словно подчеркивая, что мне здесь не рады.

Нет, я, конечно, понимаю, что я для него сплошная проблема, но ведь и так тоже нельзя, уж ужином-то мог накормить или хоть поинтересоваться, как добрался и не голоден ли в принципе.

Обиделся я на этого родственника, не ведет себя так друг с другом даже далекая родня. С трудом удержался и не ушел сразу, решил переночевать здесь, раз есть такая возможность. А вот утром, как только услышал его шебуршание, продрал глаза, собрал свои манатки, которые, собственно, и не разбирал, да и двинул молча на выход.

Дядька еще бросил в спину едкое:

– Ты глянь, гордый какой.

Что он там дальше вещал, не расслышал, потому что за мной уже закрылась дверь, да мне это и неинтересно теперь. Нет здесь у меня родни, придется крутиться самому.

Плохо, конечно, в незнакомом городе без поддержки, но, думаю, справлюсь, не пятилетний же пацан.

Не стал сразу метаться и предпринимать необдуманные шаги, вместо этого нашел скамейку в тихом скверике, сел и стал размышлять.

Как ни крути, а начинать мне надо с поиска жилья, притом лучше не в аренду, а свое собственное. Если будет жилье, станет понятно, что делать с трудоустройством и образованием. Будь дядька вменяемым, можно было бы с ним договориться, что я поживу пару лет у него, оплатив его неудобства николаевскими червонцами, и за это время закончу десятилетку очно, но не повезло. Поэтому сейчас придется решать вопрос с жильем и тратить на него свое золото, а потом устраиваться на работу, чтобы были средства для жизни, и идти в вечернюю школу. Других вариантов особо нет. Нет, можно, конечно, поискать общежитие, вернее, работу, где мне предоставят жилье, но мне это не подходит, есть у меня кое-какие планы, реализации которых не нужны лишние глаза. По этой же причине и арендованное жилье не очень подойдет.

В принципе, если разобраться, может, и хорошо, что дядька так повел себя сразу, с первой же встречи. Было бы хуже, если бы его сущность вылезла позже, когда он узнал бы о золоте, а так переживу.

Сейчас как раз встает на первое место обмен золота, что будет очень непросто сделать. Нет, грабителей или кидка не боюсь, смогу если что отбиться, благо револьвер с собой, но хлопотно это из-за моего возраста. Мало кто захочет иметь дело с малолеткой, поэтому, сам того не зная, доставил мне дядька хлопот, и немало.

Мои размышления прервал возмущенный дядькин голос.

– Мне что, по-твоему, заняться нечем, кроме как бегать тебя разыскивать? Встал и пошел за мной, посмотрим, что ты там такого привез, на что намекал выживший из ума старик.

Фига себе предьява, я на секунду даже застыл в каком-то ступоре. Но только на секунду, ответил ему практически сразу.

– Нет, за ночлег спасибо, но дальше я как-нибудь без вас обойдусь.

С этими словами закинул на плечи вещмешок, подхватил котомку и собрался уходить, но тут дядька повёл себя совсем уж неадекватно. Он вдруг развернулся, подскочил ко мне вплотную и прошипел:

– Ты кем себя возомнил, щенок, делай, что говорю, а то мигом в милиции окажешься и там расскажешь, что ты такого ценного привез, что об этом и на людях говорить нельзя.

С этими словами он протянул растопыренную пухлую пятерню, собираясь схватить меня за загривок.

Я неожиданно даже для себя поймал состояние какой-то бесшабашной удали и, наверное, из-за этого начал действовать и говорить не задумываясь.

Первым делом перехватил его руку за большой палец и резко вывернул его в сторону, от чего не ожидавший такой подляны дядька начал приседать, и в свою очередь произнес:

– А давай дойдем до милиции, и ты там расскажешь, как давно стал врагом народа. О взятках расскажешь и об остальном тоже.

Говорил наобум, но не просто так, дядька работает при каком-то исполкоме в непонятной жилкомиссии начальником отдела. Жаль, подробнее у деда не узнал, что за комиссия и все остальное, но и этих куцых сведений мне хватило, чтобы попробовать взять его на понт. Судя по тому, как у него забегали глаза, я попал в самое что ни на есть яблочко.