Санёк 4

Василий Седой

Санёк 4

Глава 1

Пролог.

– Александл, плосыпайся, тебя матуска зовёт. Слысысь? – тормошила меня двухлетняя пигалица, старательно дергая за рукав рубашки.

– Лиза, отстань, через пять минут встану.

– Ага, знаю я твои пять минут. Вставай, слысысь, опосдаесь, – она продолжала меня терроризировать.

Хотел ещё что-то ей сказать и на миг завис, подумав про себя: «яппонский городовой, опять? Я снова переродился? Значит не ошибся я в лопоухом инопланетянине, умеет он быть благодарным».

Одновременно я вдруг в одночасье вспомнил свою здешнюю жизнь и чётко осознал, что это моё последнее перерождение с сохранением памяти. Такой вот своеобразный подарок инопланетянина за мою доброту. Не знаю, как он организовал это моё осознание, но теперь я на сто процентов уверен, что все, лафа закончилась, и я теперь ничем не отличаюсь от других людей, даже память у меня теперь обычная. Подумав о памяти, я тут же решил, что в первую очередь надо перенести на бумагу жизненно необходимые знания, например, координаты затонувшего галеона. Это я вряд ли забуду, но от греха подальше лучше перестраховаться. Вот только, судя по моим здешним воспоминаниям, мне скорее всего сейчас надо думать о совершенно других вещах.

Все это пронеслось у меня в мыслях со скоростью света, но мне поневоле пришлось отложить все размышления на потом и сосредоточиться на происходящем сейчас.

Ведь малая не унималась и продолжала дёргать рукав рубашки и причитать.

– Ну вставай, сто ты как маленький.

– Встаю уже, вот же ты репей мелкий, – с улыбкой произнес я и правда начал подниматься с постели.

– И ницего не лепей, – прозвенела колокольчиком мелкая егогоза, показала мне язык и унеслась смешно косолапя, с криком «Мама, я его лазбудила!».

Одеваясь, я пытался устаканить все в своей голове и осознать, а вернее принять новые реалии, которые, честно сказать, не то чтобы радовали. Нет, ещё одна жизнь, а тем более молодость – это хорошо, но вот солидный хвост проблем, полученный вместе с новым перерождением, – нет. Слишком уж все сложно в жизни пацана, тело которого мне досталось в этот раз, совсем не радужно и даже беспросветно.

Нет, на самом деле могло быть и хуже, поэтому грех жаловаться, но стартовые условия все равно невеселые. Но обо всем по порядку.

Сейчас здесь идёт тысяча восемьсот пятьдесят шестой год, конец мая. Только недавно закончилась война, и в стране пока вовсю властвует крепостное право, до отмены которого ещё довольно много времени. Моя семья относится к купеческому сословию, до недавнего времени она была из очень даже обеспеченых. Достаточно упомянуть, что у нас есть довольно большое имение с небольшой деревенькой на два десятка дворов. Естественно, по бумагам оно как бы не наше, и у нас на руках только доверенность на управление им. По факту же оно наше. Просто условия сейчас такие, что не дворяне официально не могут владеть землёй и крепостными. Вот и приходится обеспеченным людям искать такие обходные пути, как в нашем случае.

Еще нам принадлежит по местным меркам очень неплохой кирпичный дом в городе, и до сегодняшнего дня были нашими ещё и две торговые лавки, расположенные в очень даже доходных местах. К сожалению, как раз сегодня этих лавок мы лишились, отобрали их у нас за долги. Здесь нужно немного объяснить.

Дело в том, что глава семейства, по совместительству мой здешний отец, очень уж хотел перейти в дворянское сословие и поэтому сотворил, как по мне, несусветную глупость. Конечно, возможно, я ошибаюсь в своих выводах, им двигали совершенно другие резоны, и все было вообще по-другому, не знаю. Ведь я опираюсь в своих выводах на воспоминания парня, в тело которого я угодил, так что я не могу знать, как все было на самом деле. Главное, что отец решил снарядить за свой счёт довольно большой обоз с нужными на войне товарами и самолично отправился с ним в Крым, где велись основные боевые действия. Все бы ничего, но он при этом помимо своих денег использовал ещё и заемные средства, притом довольно значительные.

Беда в том, что этот обоз из полутора десятков телег до места назначения он не довёл. Уже в Крыму недалеко от Севастополя, куда он направлялся, обоз перехватили французские кирасиры и порубили всех людей напрочь. Каким-то чудом спаслись только два возчика-мужика из принадлежащей нам деревни, которые смогли вернуться домой и рассказали о произошедшей трагедии.

Новость о гибели отца и захвате обоза быстро разнеслась по округе, и купцы, давшие деньги в долг, тут же встрепенулись. Естественно, мама знала об этих долгах и была не против их погасить, но нужна была небольшая отсрочка, чтобы собрать всю необходимую сумму. В планах у неё было заложить имение и, получив кредит, рассчитаться с долгами, но купцы ждать не захотели.

Точно не знаю, как все происходило, но эти скунсы каким-то образом в очень короткие сроки организовали судебный процесс и смогли отобрать у нас обе лавки и практически все наличные деньги, оставленные отцом семье для жизни. Зарились они ещё и на дом в городе, но благодаря деньгам, о которых они не знали, жилье удалось отстоять. Вообще поступили эти купцы по-скотски. На самом деле для погашения долгов с лихвой хватило бы и одной лавки, но они подсуетились и организовали оценку совсем уж неадекватную. Действовали они настолько быстро и даже стремительно, что не оставили нам никаких шансов на благоприятный исход этого дела.

И вот теперь моя новая семья, если можно так выразиться, осталась у разбитого корыта. Жить нам сейчас не на что, так ещё и возникли проблемы в имении, ведь большинство деревенских мужиков были возницами в злосчастном обозе и погибли, так что обрабатывать землю нам, по сути, некому.

Но и это ещё не самое плохое. Гораздо хуже, что я теперь связан по рукам и ногам немалой ответственностью за судьбу близких мне здесь людей. Ведь в семье у меня помимо мамы, есть ещё и три мелких сестрёнки, двух, пяти и семи лет от роду, оставить которых на произвол судьбы и умотать куда-нибудь я не смогу ни при каком раскладе. Так вот и получается, что пока мне о поисках сокровищ можно забыть напрочь, да и вообще строить какие-то планы в имеющихся условиях – неблагодарное дело.

Конечно, все это навевало невеселые мысли, но при этом было и кое-что хорошее, и стоит подумать, как распорядиться этим наилучшим образом. Дело в том, что если лавки у нас отобрали, и нам сегодня придется их передавать, по сути, захватчикам, то вот товар из них мы вывезли в полном объеме. Конечно, не бог весть что, в основном скобяные изделия, но это позволит при грамотном подходе продержаться на плаву какое-то время. Кстати сказать, один купец уже закидывал маме удочку, предлагая выкупить весь товар оптом, но ему по-любому ничего не светит, даже если он даст нормальную цену. Этих двоих уродов, которые воспользовались нашей бедой, мы иначе как врагами, не воспринимали, а какие могут быть дела с врагами?

Переваривая и анализируя доставшиеся мне в наследство воспоминания, я сам не заметил, как успел одеться, на автомате посетил известный объект, умылся и уселся за стол в ожидании завтрака. Пока две молодые служанки, которые считались у нас горничными, накрывали на стол, я рассматривал своих родственников, и морда лица у меня непроизвольно расплывалась в улыбке при взгляде на самую младшую сестрёнку. Очень уж забавно она себя вела, стараясь достать вопросами обеих сестёр и маму сразу. На меня она поглядывала строгим взглядом, пытаясь хмурить бровки.

Если самая младшая сестра представляла собой комок энергии и даже минуту не способна была просидеть спокойно, то две старшенькие вели себя степенно, изображая воспитанных взрослых дам. Средненькую зовут Мария, она сидит за столом, будто кол проглотила – выпрямила спинку так, что казалось, будто она у неё натянута, как струна. Старшенькая Ольга хоть и выглядела более расслабленной, но тоже сидела, держа спину ровно. Девушки ну очень старательно подражали маме, и у них это получалось. Сама мама – женщина лет сорока, очень стройная, с живыми искрящимися глазами, в которых поселилась затаенная грусть. Она с улыбкой смотрела на детей и, казалось, командовала дочками даже без слов. Если она подмечала какой-то непорядок, ей достаточно было просто повести бровью, чтобы ее подопечные тут же исправились. На самом деле мама у меня здесь настоящая красавица, поэтому неудивительно, что отец в свое время ради женитьбы на ней не побоялся напрочь рассориться со своей родней. Дело в том, что мама происходит из небогатой мещанской семьи, соответственно, отец своим поступком поломал все планы нашему деду, у которого были свои виды на женитьбу сына. Из-за этого всего с дедом и братьями отца наше семейство в принципе не общается. Очень суровым оказался дед и не простил сыну непослушания.

Самое странное, что и с родственниками по маминой линии тоже не все гладко. Папа моей мамы, хотя у него не было дворянского звания, оказался целым инженером, пусть и не особо востребованным на родине. С ним вышла та ещё история. Он учился он за границей по прихоти и за деньги какого-то аристократа, который собирался что-то там затеять с производством, но к окончанию учёбы с этим аристократом случилось несчастье, и с производством не срослось. После возвращения на родину отец мамы долго мыкался по разным кустарным – в основном – предприятиям, стараясь устроиться в жизни, и, соответственно, больших капиталов не нажил. У него тоже была надежда на удачное замужество дочери, на которую положил глаз какой-то дворянин. Но, как я уже говорил, мои родители поломали все планы своих отцов и попали к ним в немилость. Стоит, правда, отметить, что дед по материнской линии в итоге простил дочь и даже несколько раз навещал, бывая по делам в нашем городе, но теплых чувств к внукам не испытывал.

Так вот и получилось, что хотя и были люди, которые при желании могли бы решить проблемы нашей семьи походя (говорю главным образом про деда по отцовской линии, он купец не из последних), помочь нам оказалось некому.

Конечно, мы могли бы продать дом и имение, перебраться хоть в ту же Москву и какое-то время пожить, ни в чем себе не отказывая. Но получим мы здесь за свое имущество мизер по любым меркам. Поступи мы таким образом, это только ухудшило бы наше положение. Нет, так можно было бы сделать, если бы я был уверен, что вырученных средств хватит для поисков затонувшего галеона, но это не так. Не хватит и близко, поэтому я и говорю, что, судя по всему, угодил я в какое-то странное положение. Вроде в теории у меня есть возможность развернуться в этом времени во всю ширь, но по здравому размышлению получается, что с гирями на ногах в виде моей семьи сделать что-то значимое пока не представляется возможным. Думать надо, как я буду вылезать из этой бытовой в первую очередь ямы.

Пока я обдумывал и анализировал свои воспоминания, горничные накрыли стол, и мы приступили к завтраку. Особых разносолов не было, но и того, что подали на завтрак, с лихвой хватало, чтобы набить желудок вволю. Конечно, для меня было немного дико есть на завтрак кашу и пить чай с пирогами, но сейчас, как говорится, не до грибов. Понятно, что я с большим удовольствием выпил бы чашку кофе и слопал пару жареных яиц или каких-нибудь бутербродов, как привык в прошлой жизни, но и так тоже неплохо. Главное, что не голодаем, а там поглядим.

После завтрака сестрёнки остались под присмотром горничных, а мы с мамой отправились заканчивать наши дела с наглыми купцами. Собственно, всех дел было – передать им документы на право владения отобранными у нас лавками. Я нужен был только для того, чтобы нести небольшую шкатулку, в которой и лежали эти документы. Прикольно было посмотреть на эти свитки, когда мама укладывала их в шкатулку, прямо Средневековьем каким-то повеяло.

На встречу мы отправились пешком, хотя у нас есть что-то вроде кареты и даже пара неплохих лошадок. Просто место встречи совсем рядом, буквально через два дома от нас, возле одной из наших теперь уже бывших лавок. Поэтому мы решили не заморачиваться и прогуляться пешком.

Похоже, не очень правильно мы поступили, не взяв нашу повозку. Купцы, судя по всему, решили устроить шоу и пригласили на него довольно много зрителей. Возле лавки стояло экипажей пять, и собралась небольшая толпа, человек в двадцать, даже на вид богато разодетых людей. Будь мы на карете, можно было бы на секунду остановиться, передать бумаги и уехать, а тут пришлось раскланиваться с людьми и терпеть насмешливые взгляды врагов. Иначе воспринимать этих купцов я не мог. Всегда ненавидел людей, которые стараются нажиться на чужой беде, поэтому и отношение у меня к ним соответствующее. Но в итоге все получилось немного не так. Естественно, при нашем приближении люди обратили на нас внимание. При этом смотрели на нас по-разному, некоторые даже с заметным сочувствием, но два явно снисходительных и торжествующих лица прямо притягивали мой взгляд.

Эти два купца напомнили мне незабвенных Штепселя и Тарапуньку. Один худой, как скелет, и длинный с вытянутым, каким-то высушенным лицом. Будь он артистом, мог бы с успехом играть Кащея Бессмертного, тем более что и взгляд у него был какой-то злой и неприятный. Другой, в противоположность Кащею, походил на Колобка. Но, в отличие от зачастую добродушных людей с таким телосложением, он своими обвисшими, заплывшими жиром щеками, украшенными бакенбардами, и близко посаженными поросячьими глазами производил отталкивающее впечатление. При этом, несмотря на совершенно разную внешность, эти двое были похожи неприкрытой алчностью и наглым, даже развязным поведением в отношении нас с мамой.

Кащей при нашем приближении громко, чтобы слышно было всем присутствующим, произнес:

– Наконец-то явились и им, судя по всему, даже не стыдно.

Надо ли говорить, что я с трудом удержался, чтобы не плюнуть ему в харю. Но вот от ответа удержаться уже не смог, даже несмотря на то, что мама попыталась меня остановить, слегка сжав мою руку.

Тут возле нас остановилась пролётка, в которой сидели два довольно пожилых, одетых в военные мундиры человека, обремененных немалыми чинами, судя по количеству орденов. Мужчины невольно стали свидетелями этой сцены.

Так вот, ответил я так же громко и не задумываясь:

– Конечно, нам стыдно, что в этом городе не нашлось достойных людей, способных обломать рога дельцам, которые наживаются на родных человека, потратившего все свое состояние на помощь воюющей родине.

После этих моих слов вокруг стало настолько тихо, что я неожиданно услышал писк комара. Ещё удивиться успел, и тут события понеслись вскачь.

Купец, похожий на Колобка, неожиданно протянул в мою сторону пятерню, увенчанную толстыми короткими пальцами-сардельками, и попытался схватить меня за грудки. Он сопроводил это свое движение невнятным возгласом типа «да тыыыы!»

Важные дядьки в пролёте переглянулись, и один коротко и протяжно сказал:

– Однааакоо…

Я же удачно выловил в растопыренной пятерне большой палец купца и выкрутил его как бы в противоход, со всей накопленной ненавистью, прямо до хруста. Купец от неожиданности или, может, от боли приподнялся на цыпочки и смешно запрыгал, его подельник сделал шаг в мою сторону, а из кареты вдруг прозвучал сильный властный голос:

– Ну-ка прекратить балаган. Замерли все. А ты, малец, отпусти толстяка.

Отпустил, куда деваться. Умеет дядька командовать, да так, что и в мыслях не было его ослушаться.

Эти два важняка спокойно покинули пролетку и тот, что был чуть постарше, спросил:

– Кто мне может коротко и внятно объяснить, что здесь происходит?

В мою сторону он даже не глянул, зато внимательно смотрел на купцов, которые на миг замялись, чем я не мог не воспользоваться и, несмотря на мамины одергивания, сразу заговорил.

– Если позволите, я попытаюсь коротко поведать, что происходит.

Оба важняка тут же повернулись ко мне, и если один из них посмотрел на меня благожелательно, то второй – как-то снисходительно. Но как раз тот, что глядел на меня, как на досадное недоразумение, кивнул мне, как бы разрешая говорить. Мне, честно говоря, уже было пофиг на их отношение, я неслабо завелся, поэтому говорить начал, как только увидел одобрительный кивок.

– Мой отец потратил все свои средства и даже залез в долги вот к этим купцам, – с этими словами я кивнул в сторону нескладной парочки, – и снарядил обоз, который сам повёл в Крым. Там он, к сожалению, погиб. Из всех участников этого похода выжили только два наших дворовых человека, которые и принесли черную весть. А эти вот, узнав о судьбе отца каким-то образом отсудили принадлежащие нашей семье помещения, не беря в расчет договорённости и не дожидаясь истечения договора. Мы здесь, чтобы по решению суда передать документы на владение ими. Сопротивляться этому, в местном понимании, справедливому суду мы не собираемся, но оскорблять себя всяким поправшим память о моем отце дельцам не позволим. У нас нет никакой защиты от этого произвола, но никто не может запретить мне защищать себя и светлую память моего отца, который жизни не пожалел, чтобы в трудный час помочь своей родине. Я все сказал.

Да, пока я говорил, мне в голову вдруг пришла простая мысль: не мог он, опытный купец, не предусмотреть риск гибели в столь опасном предприятии. Он должен был, занимая деньги, оговорить срок возврата, притом с запасом, чтобы семья, даже если он не вернётся, могла отдать долг, что было бы не слишком сложно сделать при нашей налаженной торговле. И вот когда я говорил эту свою фразу о сроках, у колобка глазки неслабо так забегали, что только подтвердило это моё предположение. Непонятно, почему у нас нет никаких бумаг по этому долгу, но я на сто процентов уверен в нечистоплотности дельцов, и все тут. Я ткнул пальцем в небо и, похоже, угодил в самое что ни на есть яблочко. Один из военных, похоже, тоже обратил внимание на бегающие глаза толстяка, но виду не подал, хоть и скривился при этом, будто ему в рот лимон попал. Второй между тем спросил у моей мамы:

– А к градоначальнику обращались?

Ответил я, потому что мама была в каком-то ступоре.

– Нет, и делать этого не станем. Кто-то же помог этим двоим все устроить наилучшим для них образом. Нет смысла тратить время и нервы, когда нам надо думать, как выживать.

– Вот оно как значит, – протянул военный. – Как к вам обращаться и где вас можно будет отыскать при необходимости?

– Маму зовут Екатерина Дмитриевна Александрова. Я Александр Александрович Александров, – тут же выпалил я, на что военные как-то синхронно хмыкнули. Ну да, с фантазией у моих предков все в порядке, тут не поспоришь.

– Значит вы здесь, чтобы отдать документы на ваши бывшие помещения? – зачем-то уточнил тот же военный.

– Да, вот они.

Я показал шкатулку, которую до сих пор держал в руках. Подумал секунду, открыл шкатулку, достал оттуда обе свернутые в рулон бумаги, кинул их под ноги купцам и произнес:

– Забирайте. Успеха в ваших делах желать не буду, может, бог даст – подавитесь.

– Вы, Александр слишком дерзкий, не по статусу, – тут же сделал мне замечание все тот же военный.

– Извините, если я своими поступками вас задел, просто не могу на них спокойно смотреть, так и хочется пристрелить их, как псов бешеных.

– А смог бы, будь такая возможность, ведь человека убить не так просто? – тут же спросил второй военный.

– Уж будьте уверены, рука бы не дрогнула.

На такой ноте закончилось это наше с мамой приключение. Военные не стали нам что-то обещать или разговаривать с купцами, просто попрощались и уехали по своим делам. Мы с мамой тоже развернулись и ушли. Правда, тощий купец успел на прощание прошипеть:

– Ты ещё пожалеешь об этом, щенок.

Я тут же вызверился в ответ и сказал, не понижая голос:

– Я вот сейчас прям испугался. Мне, тварь, в отличие от тебя терять нечего, поэтому думай, что и кому говоришь, а то как бы чего не вышло. Ты ведь не бессмертный?

Странно, но мне не ответили, хотя я ждал, что, может, кинутся ставить на место. Да что ждал, я прямо надеялся на это так хотелось отвести душу. Конечно, в этом теле я пока ещё совсем дохлый, но с моим опытом рукопашного боя, думаю, я удивил бы этих дядек неслабо. Но не судьба, не дёрнулись. Так и ушли мы с мамой, провожаемые недобрыми взглядами купцов и общим молчанием всех остальных.

Мама, надо отдать ей должное, по дороге молчала, только у дому тихо прошептала:

– Даже не заметила, сынок, когда ты вырос.

Глава 1.

Похоже, поторопился я хвалить маму за сдержанность. Вернувшись домой, она сразу увела меня в отцовский кабинет. И началось.

– Александр, это что сейчас такое было? Как ты мог разговаривать таким тоном с людьми гораздо старше тебя по возрасту? Ты хоть понимаешь, что у этих нуворишей возможности несопоставимы с нашими? Они при желании могут нас раздавить и не заметить! Откуда это безответственное поведение…

В общем, мама принялась очень методично и качественно выносить мне мозг, как это любят и умеют делать все матери на свете. Поначалу я честно пытался наладить с ней диалог, но делал этим только хуже. Мама ещё больше распалялась, вбив себе в голову, что я просто не желаю её услышать и понять.

В итоге мне ничего не оставалось, кроме как смириться с этим, сделать вид, что я её внимательно слушаю и попутно осмотреться в кабинете. Честно сказать, при жизни отца мне не часто выдавался случай бывать в этой комнате. Отец жутко не любил, когда ему мешали работать, и сильно ругался, если это случалось. Все в доме знали: если он закрылся у себя в кабинете, значит даже к двери лучше не подходить, поэтому попасть в эту комнату, пока он сидел там, было нереально. Выходя из кабинета, он обязательно закрывал его на ключ, и сейчас, разглядывая развешанное по стенам обилие холодного и огнестрельного оружия, я прекрасно понимал, почему он так делал. Доберись до этого добра дети, и ждать можно чего угодно.

Но это ладно, волновало меня сейчас совершенно другое. Если грамотно распорядиться собранной здесь коллекцией, на вырученные деньги можно придумать уже что-нибудь интересное, и мне кажется, я даже знаю, что. Но об этом я подумаю позже. Сейчас мама начала выдыхаться в своём монологе, так что надо уделить ей внимание. Всё-таки, как ни крути, а трудно заставить окружающих воспринимать тебя всерьёз, когда тебе всего четырнадцать лет. В прошлом мире я хоть выглядел посолиднее благодаря работе в кузнице и деревенской жизни. Сейчас телосложение у меня субтильное, подростковое, вот и отношение ко мне у окружающих, как к ребёнку. Но именно сейчас подходящий момент для того, чтобы попытаться расставить в отношениях с мамой точки над и. Если не получится убедить её, что я вырос и способен взять на себя ответственность за будущее семьи, то до совершеннолетия придётся тупо терять время, которого и так отмерено не то чтобы много. Это только кажется, что жизнь длинная, на самом деле пролетит, как миг, и не заметишь. Поэтому я просто подошёл к ней, обнял и произнес:

– Мама, я очень хорошо понимаю ответственность за свои действия и слова, а твои упрёки осознаю и принимаю. Но и ты, пожалуйста, пойми: я вырос и я мужчина, я не могу просто стоять и смотреть, как нас пытаются безнаказанно втоптать в грязь.

В этом месте моей речи она попыталась отстраниться, но я не позволил, ещё крепче к ней прижавшись, и продолжил говорить.

– Это первое, но есть и второе. Положение у нас сейчас незавидное, и нам так или иначе придётся думать, как мы будем выживать. Я точно знаю, что в силах обеспечить нас всем необходимым, но при условии, что ты разрешишь мне действовать по своему разумению и не станешь мешать в моих начинаниях, а наоборот будешь помогать в тех делах, где понадобится присутствие взрослого. Я, к сожалению, несовершеннолетний и не везде смогу все сделать без твоего участия.

Мама, словно пригревшаяся в моих объятьях, слушала и не перебивала, а потом, отстранившись и взлохматив мои волосы, ответила.

– Какой ты ещё ребёнок. Неужели ты правда думаешь, что тех разговоров, которые вёл с тобой отец, хватит для ведения успешного торгового дела? Он не научил тебя и десятой части того, что нужно знать, чтобы устроить все правильно.

– Мама, во-первых, о торговле сейчас речь не идёт, а во-вторых, просто поверь, моих знаний с лихвой хватит, чтобы вести наши дела и зарабатывать достаточно для достойного содержания нашей семьи. Конечно, на первых порах будет трудно, но я точно знаю, что смогу все сделать наилучшим образом.

Мама как-то недоверчиво хмыкнул и спросила:

– Ну и что, по твоему мнению, нам следует делать сейчас?

– Сейчас нужно перебираться в имение и тут же организовать посевную, чтобы прокормить наших людей и сделать запас продуктов на случай, если я не успею реализовать свои планы до наступления зимы. Да и помимо посевной в имении найдётся, чем заняться. Это только кажется, что там можно получить доход только с урожая. При грамотном подходе к делу, думаю, мы без проблем сможем прожить на деньги, заработанные в имении за лето.