Небесный геном

Снова попытки ухаживать за мной. В какой-то момент я решила, что хватит прятать голову в песок и переломить себя. Гуляли по осеннему Питеру, много разговаривали, он изо всех сил пытался мне понравиться. Он был симпатичный, обходительный, добрый, даже наивный немного. Даже начал читать книги, которые я советовала. Подарил электронную книгу на мой день рождения, чтобы я не таскала с собой тяжёлый рюкзак, где две трети веса – запасные книги, если внезапно закончится читаемая. Подарок до сих пор у меня и сильно выручает.

Но нельзя заставить человека влюбиться, верно? Вот и я не могла. Всё рухнуло, когда дело дошло до постели. Я просто не смогла. Сбежала, как маленькая девочка. Не смогла переступить через себя.

Хотелось чего-то настоящего и глубокого. Бескрайней любви и большой крепкой семьи, как во многих книжных романах. Я верю, что такое возможно в наше очень странное время, и принц на белом коне может выглядеть абсолютно обычно, а стоит нам встретиться взглядами, как пойму я и поймёт он, что это судьба и это навсегда. Радоваться его приходу, вместе проводить время, читать книги, растить детей, вместе стареть и нянчить внуков. Выращивать тюльпаны и пионы на маленьком участке, когда городская суета станет нам в тягость. Маленькие и тихие радости жизни, которые будут поддерживать наш огонь любви до самого смертного одра, но та же жизнь имеет свои планы на меня…

Новые попытки создать отношения – всё с тем же результатом. Я никого не любила всерьёз, но для успокоения тех мальчиков, кому это было важно слышать, я говорила. Может, даже пыталась себя в чём-то убедить, но сердце билось ровно. Может, отчаялась? Да нет. Для себя пришла к выводу, что если ничего стоящего на ранних курсах не срослось, то ловить уже в универе нечего.

Я сама стала старшекурсницей, идущей на красный диплом. Видела жадные, плотоядные глаза перваков на мою персону, но то была лишь физическая страсть. Тут было даже хуже: зная о своей обычной внешности, меня считали более лёгкой добычей. Ладно… Что-то совсем в дебри ушла.

В итоге я смирилась со своим положением. Одна – так одна. Не умею я жить с кем-то и строить отношения. Не научилась. Меня всё так же спасают книги и неторопливые размышления, бродя по набережной Обводного канала.

Подруг и друзей я тоже так и не завела, знакомые и хорошие приятели были, но когда нужно было что-то более близкое, кому-то открыться, то выученная беспомощность стопорила и стопорит меня, лишая любой эмпатии. Стала немного резкой, чтобы прикрыть свою уязвимость и чувствительность. Решила, что так будет проще всем: меня обходят стороной, а я спокойно живу без странных и одинаковых вопросов.

На моём предпоследнем курсе мир потрясает сенсация о крыльях. У всех, почти всех, будто мозги из голов повытаскивали. Одна и та же тема из каждого утюга. Что так все уцепились? Я считала это ересью, да и высоты боюсь. Мне и на земле-матушке хорошо. Надёжнее как-то. Спрашивали моё мнение и недоумённо поднимали брови, когда слышали его. Мне наплевать. Некоторые бросались доказывать, что я ничего не понимаю. На что я отвечала: рождённые ползать – летать не могут. Работало через раз, но меня достала эта тема. Русским языком сказали: 10–15 поколений. Сидим ровно и не рыпаемся.

Второй раз остатки мозгов нашему обществу вышибло появление первого Окрылённого. Я принципиально не стала вникать, меня уже бесила массовая истерия по этому поводу, но через новостные заголовки случайно узнала, что спровоцировало активацию генов – то ли удар постоянным током, то ли что-то подобное. На планете появился счастливчик. Причём мир узнал о нём, когда он уже неплохо так летал. Скрывался, видимо. Красивый цвет оперения, а сам носитель – обычный питерский мажорчик, по крайней мере, так писали СМИ.

Повторюсь, мне фиолетово, посмотрела его внешность из чистого любопытства – кому достался джекпот самой судьбы. Да и его фотографии были на всех интернет-ресурсах и онлайн-экранах, стоящих вдоль крупных улиц.

Для первого Окрылённого жизнь полетела – какой каламбур – под откос сразу же. Случились люди, со всей их завистливой и алчной натурой. Я в целом к человечеству, как собранию существ одного вида, отношусь нейтрально, а вот как к чему-то жизнеспособному на долгих эволюционных промежутках – увольте. Homo Sapiens. Издёвка природы, не иначе.

Да, я – интроверт, но научилась хорошо играть экстраверта. Паренька жалко. Стал изгоем в один день, потому что просто был не таким, как все. Стал выше на одну ступень, или сами люди спустились?

Слышала, что его пытались поймать, но что-то пошло не так. Дело дошло до вмешательства военных, что чуть не закончилось трагедией. Потом, вроде как, договорились. Подробностей не знаю, да и мне неинтересно.

Стало мерзко в тот момент, когда ещё день назад все предавались мечтам и грёзам, пели дифирамбы будущим Окрылённым, а когда пришёл черёд сдавать экзамен и проверять прочность собственных слов, люди, как всегда, облажались. Вместо попытки договориться по-хорошему, подумали, что сила и угрозы всё решат… Короче, на сам факт наличия первого Окрылённого – мне всё равно, а вот насколько прогнило человечество – вызывает настороженность. Моим детям жить в этом мире, и кто знает, может, им тоже так «повезёт»? Страшно.

Я не заметила, как забрела далеко за пределы жилой застройки, шла лесными тропами, бегущими вдоль трассы. Тут я всё знаю, с родителями излазили всю округу в походах за грибами да ягодами. Решила пройти ещё несколько километров, да возвращаться домой – как раз день будет клониться к закату.

Мне очень нравилось ступать на мягкую подстилку, усыпанную прошлогодней, ещё не до конца перегнившей листвой, жёлтыми хвойными иглами и мхом. Воздух тут имел сладковатый привкус и немного кружил голову – после тяжёлого смога Петербурга, словно училась дышать заново.

Обратила внимание, что всё затихло, даже птицы замолкли. Странно.

Вдруг, с высоким свистом, что-то пронеслось надо мной, отбросив стремительно уносящуюся огромную тень. Я инстинктивно прижалась к ближайшему дереву, задрала голову, но ничего не успела разглядеть. Через пару секунд до ушей донеслись звуки ломающихся веток и потом глухой удар, скорее всего, о землю. В нос вдарил противный запах чего-то жжёного, как будто горели какие-то химикаты и… плоть.

Всё произошло настолько быстро, что толком испугаться не успела. Опустилась тишина. Я простояла недвижимо пару минут и раздумывала, что делать дальше. Можно вернуться и позвать на помощь, но я не знала, что рухнуло где-то в километре. Большой опыт ориентирования в лесистой местности научил очень точно определять расстояние до источника звука.

Можно пойти самой и, возможно, спасти кого-то от смерти или тяжёлых последствий, если помощь нужна немедленно. Вытащила телефон: связи, ожидаемо, тут нет. Приняла решение, убрала волосы за шиворот, чтобы не мешались, и побежала в сторону предполагаемого падения.

В том направлении была небольшая, с футбольное поле, просека – как раз в ожидаемом месте. Было сухо, и я не боялась увязнуть в какой-нибудь трясине, бежала уверенно, перескакивая стволы упавших деревьев, укрытых мхом, камни и прочий лесной мусор. Старалась ни о чём не думать, но возбуждение и любопытство начинали разыгрываться.

Шума двигателей не было – значит, не самолёт или вертолёт, а по тени, наоборот, похоже. Может, параплан или парашютист? Тогда тем более нужно поднажать! Понеслась со всех ног. Начали попадаться свежесломанные ветки. Вот и просвет в стене деревьев. Выбежала на поляну и остолбенела…

Передо мной, метрах в тридцати, лежал… ОН. От него поднимался белёсый дым. Резкий химический запах тут был особенно сильным, а штиль не мог разогнать его из окружённой со всех сторон просеки. Перестала даже моргать, дышала как можно тише. Мысли бесконечным составом проносились перед внутренним взором. Меня пробила ледяная дрожь. Самоконтроль покрылся густой сеткой трещин.

Тряхнула головой и медленно двинулась к нему, не понимала, что делаю. Не шевелился и вообще не подавал каких-либо признаков жизни. Крылья застыли в странных изломанных позах. Пройдя полпути, увидела, что часть оперения обожжена и покрылась матовой чёрной сажей. На левом крыле словно поставили красную кляксу – рваными полосами что-то алое пропитало когда-то светлые перья. Мне стало ещё более страшно, чем когда он падал с пронзительным свистом.

Подкатил ком к горлу. Что это?! Кровь? Он жив? Я не понимаю! Бежать! Бежать отсюда! Ноги не слушаются и стали ватными! Почему ноги сами шагают в его сторону! Мне страшно! Хочется закричать, но из груди, кроме глубоких вдохов-выдохов, ничего не могла выдавить. Морально парализовало полностью! Глаза начали слезиться. Сколько я не моргала уже? Остановилась метрах в трёх и замерла. Картинка рябила и начала сужаться. Была готова уже сорваться в панический бег…

Стоп! Осознание, что это паника, окатило как из ведра холодной водой. Ничего ещё не произошло. Я же шла помогать! Постепенно дыхание выровнялось, и стук в голове утих. Изображение вновь стало цветным и без тёмного ореола. Шумно выдохнула от облегчения.

Немного осмелела, быстрым шагом подошла и уселась коленями в горячий песок у его головы. Лица не было видно. Нагнулась, взяла за плечи и попыталась перевернуть. Ожидала, что такая махина будет весить очень много, но из-за несоответствия приложенных сил и реальной массы, я перевалила его себе на ноги, а сама чуть не упала пластом, уперлась откинутыми назад руками. Крылья, внезапно, начали складываться. Замерла, но ничего больше не произошло. Рефлексы?

Он лежал лицом к небу на моих коленях. Перепачканный грязью, пылью и непонятно чем. Глаза плотно закрыты, а рот приоткрыт. Кроме ссадин и кровоподтёков, других повреждений не увидела. Худой, очень худой. За разорванной рубашкой можно было разглядеть канаты мышц предплечья вплоть до отдельных волокон. Нагнулась к груди и зажала запястье. Пульс и дыхание есть, но слабые. Признаюсь, я напугалась, что он тут лежал уже мёртвый.

Что делать? Что делать? У меня была вода с собой в рюкзаке. Может, плеснуть на лицо, или я пересмотрела фильмов? Ноги начали затекать, а вытаскивать боялась – вдруг сработают ещё какие-нибудь рефлексы, не такие безобидные? Не заметила для себя, что гляжу на него. Красивый, даже в таком виде. Странное волнение начало подниматься внутри и давить на грудь изнутри. Стало немного тяжело дышать. Голова опустела. Не буду же я сидеть так, пока он не очнётся? А вдруг это будет через неделю? Попыталась коленями приподнять его, чтобы начать вытаскивать ноги.

Как только удалось подогнуть колени так, что его спина оказалась в десяти сантиметрах над землёй, он резко открывает глаза, я вскрикиваю, бёдра и голени не выдерживают и расслабляются, с несильным хлопком он снова оказывается на земле. Тут же поднимает верхнюю часть корпуса и пытается встать, но слабые ноги не держат его. Опять падает на четвереньки. Я быстро и громко дышу. Только пялюсь на него испуганными глазами. Слышу, как хрипит и пытается откашляться. Заваливается на бок, шумно дыша. Замечаю, что кончики крыльев часто дрожат, хотя на солнце за плюс тридцать.

Не знаю, откуда мне приходит эта мысль снова, я быстро стягиваю рюкзак, нащупываю бутылку, подползаю сама и подношу к его пересохшим губам.

– Вода. Пей, – тихо произношу я.

Он всё так же странно дышит, глаза снова закрыты. Приподнимаю голову, касаюсь горлышком и медленно начинаю вливать жидкость. Капля за каплей, боюсь, что начнёт захлёбываться, но нет, делает хорошо различимый глоток. Я нагибаю ёмкость ещё. Два крупных глотка – и из его рта вырывается не то хрипящий стон, не то попытка вдохнуть. Едва приоткрылись веки.

– Спасибо… – на грани слышимости произносит он.

Я искренне улыбаюсь одними уголками губ. Молчу, глажу по взъерошенной шевелюре, мельком разглядывая аккуратно сложенные, но сильно обожжённые крылья. Что-то далёкое и тёплое поднималось внутри моей души, словно первый восход после очень затяжной зимы. Что это? Радость, что он живой? Что смогла помочь? Пока не знаю… Но мне нравится.

Окрылённый смог сесть, уронил голову в раскрытые ладони и с силой потёр лицо. Смотрю на него, не в силах что-либо произнести. Да и что я могу ему сказать? Он встал, пошатываясь сделал пару шагов, повертел головой, явно не узнавая места. Крылья всё ещё немного подрагивали.

– Где я? – звук его голоса немного испугал, я замешкалась с ответом. Он не оборачивался, смотрел куда-то в небо. Солнце уже коснулось верхушек сосен.

– Бабаево… – неопределённо отозвалась, я сама себя не узнала. Покраснела. Сердце начало бешено колотиться, снова ощущение пустой головы.

Он простонал что-то невнятное, попробовал расправить крылья. Я затаила дыхание, когда увидела их вживую: такой красоты и представить не могла! Даже в самых вычурных онлайновых играх, реклама которых мне иногда попадается, не встречала чего-то даже близко приближающегося в своём великолепии. Даже обожжённые, с красными и чёрными разводами, они отливали сталью и переливались радужными бликами. Неуверенный взмах – я заметила, что левое крыло заметно отстаёт от правого, на нём же большое алое пятно. Поняла, что это кровь, а значит, под оперением открытая рана.

– Ты ранен? – слова сами вырвались из моего рта.

Мужчина грузно рухнул на колени, видимо, от бессилия. Сложил крылья.

– Ерунда. Как тебя зовут?.. – той же хрипящей интонацией. В пол-оборота повернул голову ко мне, на меня взирали полные усталости и какой-то скорби большие зелёные глаза. Перевела взгляд на землю.

– Таня… – скромно ответила. Чувствовала себя так же, как во времена моей юности. Слова не шли, а тело всё более неохотно отзывалось на команды. Во мне жила более открытая и уверенная часть личности, но почему-то она проявлялась только когда разговоры заходили о книгах или работе. Мне эта часть нужна была здесь и сейчас, но ничего, кроме всепоглощающего смущения и непонятой всё ещё для меня неловкости, не ощущала.

– Женя. Хотя, наверное, ты и так в курсе, – несколько печально хмыкнул Окрылённый, так и сидя в песке.

Мы оба сидели в нескольких метрах друг от друга, наверняка, со стороны это было очень странное и забавное одновременно зрелище. Молчание затягивалось, но нелюдимость постепенно рассеивалась, и я смогла, чуть придя в себя, встать и подойти к нему, присела на корточки перед его опущенной головой.

– Что случилось? Почему ты так выглядишь? – старалась говорить как можно более вкрадчиво и чётко, чтобы не вызвать неконтролируемых эмоций. Ещё я понимала, что меня кто-то направляет. Странно об этом думать, но я даже невольно поёжилась в тот момент.

Медленно, словно его голова весила под тонну, он поднял её, и мы впервые встретились глазами…

Глава 4

Я глядел в её синие глаза и не мог понять, что вижу. С одной стороны, девушка, сидевшая передо мной, была вполне обычной. Большие очки на тонкой оправе скрывали часть её лица, но общее смущение и беготня зрачков выдавали в ней типичную ботанку. С другой стороны, поверх её лица было что-то ещё, словно тончайшая вуаль, дымка, смягчавшая её черты и делавшая их очень нежными и женственными.

Я тряхнул головой, думая, что это последствия удара о землю, но наваждение никуда не делось. Решив, что разберусь с этим позже, стал обдумывать, что же произошло…

И в память влетели последние события… Торговый центр, кофе, девочка, перо, мама… Бегство, преследователи, свобода… Датчик на ноге, ракеты, уклонения, запах зарина… Пятая, не мог сбросить с хвоста, потащил за собой, взрыв на оживлённой улице… Кадры произошедшего проносились в голове, испепеляя своим осознанием. Мне кажется, я перестал дышать, в шоке от того, что натворил…

– Там были дети… – глухо, самому себе, произнёс я.

Девушка, пристально смотревшая на меня, стала очень серьёзной, прикоснулась к моей руке и мягко повторила:

– Что случилось, Жень?

Услышанное собственное имя ударом молота прошлось по рассудку. Я терял контроль над эмоциями. Огненный шар, ударная волна, дым… Крики и стоны… Опрокинутый горящий автобус, развороченные машины… Детский плач… Запах жжёных перьев, быстрые взмахи, прочь… На этом моменте воспоминания обрываются. Как я добрался до Бабаево, расположенного в нескольких сотнях километрах от Питера, не мог даже представить.

Спина и крылья отозвались тупой болью, особенно левое – я знал, что там открытая рана от попадания несработавшего снаряда с сетью. Только плотное оперение, распределившее импульс удара на большую площадь крыла, спасло от фатальных повреждений. К горлу подкатил ком, а к разуму – паника.

– Я не убийца! – единственная связная мысль, горящая перед внутренним взором фраза, словно из расплавленного железа. Чувствовал, что начал мерно раскачиваться взад и вперёд. Мир схлопывался в одну точку и накрывался темнотой.

Внезапно, перед самым краем падения в пучины безумия, я ощущаю чьё-то дыхание у своей шеи и частое биение не своего сердца – кто-то прижался ко мне, крепко заключив в объятия. Мрак перед глазами блекнет, как грозовые тучи после продолжительного ливня. Картинка расширяется и приходят звуки. Птицы, едва различимый шелест листьев и хвои. Запах смолы. Только сейчас понимаю, что я тут не один и это не сон. Ощутил вздрагивания женской груди и горячую влагу на своей шее. Изрешечённая память выдала мне имя.

– Таня… – я положил свою руку на дрожащую спину. Шмыганье носом. – Всё хорошо, я в порядке. Относительно.

Начинал шутить, а значит, голова действительно прояснялась. Девушка отстранилась от меня, утерла остатки слёз и пробормотала:

– Прости… Не понимаю, что на меня нашло… Я увидела, как стали стеклянными глаза, а лицо утратило все признаки жизни… Мне стало страшно…

– Это ты прости меня, что напугал, – виноватым тоном ответил ей. Ещё огляделся и прислушался к своей интуиции. Угрозы от Тани я не ощущал от слова «вообще», что меня радовало и напрягало одновременно. Что-то тянулось к ней маленькими ручками из самых потаённых мест моей души. Внутренний компас говорил, что к юго-востоку есть поселение людей. Видимо, Бабаево, тут я слышал очень отдалённые звуки автодороги, километрах в пяти, не меньше.

– Так что случилось? Почему ты изранен и находишься тут? – вопросы были знакомыми. Может, она мне их уже задавала? Ничего не помню.

– Меня пытались поймать, – начал я, подбирая слова. По сузившимся зрачкам понял, что Таня увидит моё сглаживание углов и всё равно прочтёт между строк всю правду. Решил не юлить. Почему-то, но я доверял ей. – Мне удалось вырваться от преследователей на земле, но когда был в воздухе, они запустили ракеты. Четыре были с нейропаралитиком, а пятая… (глубокий, рваный вздох) – термобарическая. От первых двух пар я смог увернуться, и они самоликвидировались, когда потеряли цель и кончилось горючее, а последняя… Преследовала меня до конца. Я отчаялся и нырнул вниз, к проспекту… В тот момент у неё заканчивается топливо и падает прямо на дорогу…

Таня смотрела большими изумлёнными глазами. Она прекрасно представила, что произошло потом, я видел, как в её сознании вспыхивает огненный шар, испепеляя всё, до чего дотронется. Молчал, прокручивая все всплывающие подробности. Я знал, что не бывает зенитных ракет с отравляющей и тем более с термобарической боевой частью, значит, всё это добро было создано для меня. Ладно, но почему только одна оказалась такой разрушительной и не самоуничтожилась сразу, как лишилась горючего? А взорвалась только от контакта с дорогой. Не хотел я думать, но пахло подставой. Одной большой подставой по очернению меня, сделать вне закона, обоснованно поймать и заключить под стражу. Читай – на опыты. Я поморщился.

Таня, внимательно наблюдавшая за мной, как мне показалось, поняла если не всё, то большую часть моих размышлений.

– Ты не виноват. Военные не должны были запускать ракеты прямо над Питером. Тебе просто не оставили выбора! – хорошая попытка, я даже натянуто улыбнулся, но оба понимали, что я мог уйти на высоту и принять геройскую смерть, уберегая гражданских от незаслуженной участи.

Меня зацепило слово «военные». Армия не занимается такой мелочью, как я, но с молчаливого согласия – почему нет? На обшивках боеголовок не мог припомнить ВООБЩЕ каких-либо опознавательных знаков. Даже служебных. Просто крашеные корпуса в типичный зелёный цвет.

– Я не сказал, что это были военные. Если бы решили сбить меня, то подняли бы самолёты и вертолёты. Так безопаснее для населения. Да и сети, которые можно подвесить на тот же вертолёт, куда крупнее, – я поёжился, вспоминая погони от авиационных частей регулярной армии. Они осторожничали, а тут кто-то или что-то другое. Я снова начинал закипать на весь людской род, одна из представительниц которого сидела передо мной. Оборвал такие мысли. Ведь она на самом деле спасла меня, без данной мне воды всё было бы куда печальнее. Я шумно выдохнул.

– Тебе нельзя возвращаться, – констатировала факт Таня.

Я не понимал, почему она за меня переживает так? Неужели ещё одна девица, решившая попытать счастье? Нет, интуиция отвергла этот исход.

– Тебе есть где спрятаться?

– Нет, – покачал головой. Все убежища остались в Петербурге. Понимал, что меня ищут. Сколько нужно времени, чтобы по горячим следам они смогли найти меня? Кстати, кто они? Нужно было разобраться. Врага нужно знать в лицо. Все семь с половиной миллиардов или сто пятьдесят миллионов? Разница в двадцать раз, но легче не становилось. – Тебе нужно уходить, Тань. Когда нагрянут по мою душу, точно не будут церемониться. Ты можешь пострадать или вообще привлекут за соучастие и сокрытие. Спасибо за всё, беги!

Я встал, но девушка осталась в том же положении. Плавно помотала головой, я видел, что её действия не согласуются с мыслями, она пытается сопротивляться, но кристально чистый взгляд пронимал до самого нутра и источал уверенность и… храбрость? Откуда? В ней массы половина от моей. Кроме книг и библиотек, запах которых я смог различить, пока она обнимала меня, ничего в жизни, скорее всего, не видела. Чем она могла мне помочь? Сломать свою жизнь ради меня? Мне такие жертвы не нужны, точнее, их бессмысленность. Почему она так смотрит на меня? Нужно гнать её в гриву! Хватит с меня жертв среди людей! Пусть я не принимаю человеческий род, но смерти всё-таки не желаю, хоть на эмоциях мог думать иначе. Увиденная мною трагедия на Московском проспекте перетряхнула мою душу до самого основания и свалила в бесформенную кучу.

– Таня, уходи! Ты ничем не можешь мне помочь! Только искалечишь свою жизнь, жизнь своих родителей, друзей и парня или мужа! – начал закипать, видя, что она даже не шелохнулась. Упрямая девка. Может, поднять её и унести в город? Всё равно из меня, скорее всего, сделали дьявола, так что «формальное» похищение и/или удержание в заложниках хорошо впишется в новостные заголовки.

Поднялся знойный ветер. Небо на горизонте синело. Появились первые звёзды, коих с земли в Питере не рассмотреть из-за плотного смога и света улиц.

– Не могу… Не могу оставить тебя… Я не понимаю почему… – выдавила она из себя.

Я опешил от такого заявления. Сел рядом с ней, она давно покоилась на полусогнутых ногах.

– Ты серьёзно не понимаешь, что тебе грозит? Если меня решили убить за это? – я немного раскрыл крылья. Кстати, а летать-то я могу ещё? Надо будет срочно проверить. – Ладно, твоё дело. Можешь оставаться тут, а я не планирую сидеть на одном месте! Ещё раз спасибо и пока! Береги себя!

Я пригнулся и взмахнул крыльями. Поднялся на несколько метров, как левое крыло прошила такая адская боль, что аж искры посыпались из глаз. Я сдавленно вскрикнул, мышцы скрутил спазм, крыло налилось свинцом и перестало гнуться. Меня потащило влево, закружило, правым отчаянно пытался стабилизировать вращение, но тщетно. Завалило на бок, и, потеряв опору под крыльями, рухнул на землю. В последний миг, всё-таки, спазм прошёл, и левое крыло смогло сложиться вместе с правым. Удар пришёлся на толстую перьевую прокладку, так часто спасавшую меня при падениях.

Снова вспышка боли, молниями стрелявшая по спине и перетекавшая в правое крыло. По внутреннему альтиметру, упал с высоты около двух метров. Ерунда. Бывало и больше. Перекатился на спину, слегка постанывая. Над безмятежным небом показалось взволнованное лицо Тани. Вот же ж неугомонная.

– Ты ранен! Под левым крылом растекается кровь! – истеричные нотки слышались в её подрагивающем голосе.

Только сейчас пазл у меня сложился: две трети повреждённого крыла я натурально не ощущаю, будто оно полностью под анестезией. Паршиво. Очень и очень паршиво.

– Надо остановить кровотечение! Только я не знаю, как это сделать на… крыле…

Снова сев, я притянул его к себе, взглянул на место ранения. С перьев капала кровь и всё больше пропитывала соседние. Они же и скрывали масштаб раны. Таня смотрела, еле сдерживаясь, чтобы не рухнуть в обморок. Сглотнула комок.

Я раздумывал, занавесился крылом, чтобы оно оказалось между мной и девушкой, двумя пальцами отодвинул перья и взглянул. Зрелище было не радужным, но и катастрофическим назвать нельзя. Хотя если ничего не делать, то через пару часов перейдёт в этот статус. Снаряд попал в край крыльевой «руки» по касательной. Видимо, наконечник смог проникнуть за плотный слой перьев и задеть предплечье, а дальше он упёрся в противоположное оперение, и импульса на большее не хватило.