Если бы…

– Ага, мечтай! – презрительно сказал Вован.– Просто после общения с тобой, мне с нормальной женщиной будет скучно. А, таких, с приветом, как ты, знаешь ли, не часто встретишь.

Сергей сердито взглянул на друга, но Вера обняла его и сказала, что вообще не обращает внимания на болтовню Вована. «Ты же его знаешь. Он такой. Мелет и мелет».

– И вообще. Жить с одной женщиной это как всю жизнь есть одни макароны, например. Или пусть даже икру. Одной икрой тоже надоест питаться, прям, тошнить от нее будет.– Не унимался Вован.

– И, что же ест Сережка?– улыбаясь, спросила Вера.

– Ой, он отдельный случай,– махнул рукой Вован.– Ты у него как спиртное для алкоголика. И вкус один и тот же, и даже противно. А без него уже не может, бедолага. Так и живет, мается.

Единственный раз, когда они поссорились за это время, был связан с покупкой мотоцикла. В юности у Сергея был мотоцикл, но перед отъездом на север он его продал. С тех пор, он, нет-нет, да и подумывал о покупке нового двухколесного друга, с сердцем в сто с лишним лошадиных сил. Его все больше и больше привлекала эта идея. Дети подросли, деньги позволяют. Почему не тряхнуть стариной. Правда у него были опасения, что Вера не одобрит подобное приобретение. Скажет, что он с ума сошел, что гонять на мотоцикле опасно. Сергей поделился, своими соображениями, с Вованом. Тот пришел в восторг.

– Серега! Уважаю! Как я сам не додумался. Давай покупаем. Ты и я. Два усталых рейнджера, едущие навстречу закату. Только настоящие мужики, ни каких сопливых жен и детей. Оставим все позади и помчимся навстречу приключениям. Класс. Заметано. В субботу едем за нашими железными конями. А Верку я беру на себя. Не боись, подкаблучник, прорвемся.– Заржал Вован, очень довольный своей пламенной речью и самой идеей покупки мотоцикла.

Когда Вера увидела два новеньких, сверкающих своим великолепием, безумно дорогих мотоцикла, и двух сияющих не менее ярко счастливыми улыбками, хорошо знакомых ей мужчин, она сдвинула брови, и одарила двух великовозрастных идиотов недобрым взглядом.

– Твоя идея?– ткнула она пальцем в Вована.

– А вот и не угадала!– радостно заявил тот, нисколько не устрашившись крошечного пальца нацеленного в него.– Но я всецело ее поддержал. Руки прочь, Ковальская! Мы не допустим тирании маленькой злобной пигалицы. Да, Серега?

– Ты, поаккуратней, Вован! Пигалица моя жена все-таки.– Встал на защиту жены преданный муж.

– Сережа! Ну, ты совсем? Чего тебе в голову взбрело? Хочешь, что бы я с ума сошла, волнуясь, что там с тобой, когда ты укатишь на этой железяке.

– Но-но! Железяка! Ничего не понимаешь, так молчи!– оскорбился Вован.– Мы с Серегой, два старых уставших от жизни волка. Мы помчимся в сторону заката, навстречу своей мечте. – Ты вон, когда туфли новые покупаешь, Серега же тебе не говорит: «Ты с ума сошла, хочешь, что бы я умер от страха как ты там, моя кривоножечка, не убилась еще на таких каблуках? Ты же такая у меня неловкая и неуклюжая».

– Телянин, заткнись!

После обеда счастливые обладатели мотоциклов под радостные вопли детей и встревоженно-неодобрительным взглядом Веры, оседлали свои приобретения и отправились «навстречу закату». Дети просили покатать их, но Вера сказала: «Только через мой труп». На что Вован, естественно, сказал, что это можно устроить.

Через некоторое время с противоположной стороны дороги, сделав крюк, мотогонщики появились во всей своей красе. «Слава богу!»– возблагодарила всевышнего Вера и в этот миг, одуревший от восторга и адреналина муж заорал:

– Вера!– в порыве переполнявшего его восторга он отпустил руль и развел руки в стороны, видимо в попытке обнять весь этот прекрасный мир, где до сегодняшнего дня ему не хватало, для полного счастья, только мотоцикла. А теперь вот оно, случилось это самое счастье, наконец. Потерявший управление мотоцикл, вильнул в сторону и его только, что обретший счастье наездник, на полной скорости полетел на асфальтированную дорогу вместе со своим сверкающим отполированными боками конем.

Вера закричала и закрыла лицо руками, чувствуя, как ее похолодевшее тело сковал ужас. Ее муж разбился и сейчас, как только она найдет в себе силы посмотреть на дорогу, она увидит его бездыханное тело. Через пару минут она все-таки заставила себя убрать руки от лица и, собрав все свое мужество, посмотрела туда, где должен был лежать уже остывающий труп ее любимого. Остывающий труп, хромая на одну ногу, катил, рядом с собой свой чертов мотоцикл. Рядом шел, во всю ухмыляющийся Вован, катя свое сверкающее чудовище.

– Ну, что Ковальская, небось, думала все? Не на тех напала! Серега теперь, считай, каскадером может работать. А ты будешь всем хвалиться: «Видите вон того, который только, что из вертолета выпал и головой в землю воткнулся? Это мой муж!».

Вера выхватила у Вована шлем и со всей силы заехала им ему.

– Идиот несчастный! Достал уже со своими шуточками!– закричала она.

– А ты,– она зло посмотрела на Сергея, стоявшего с виноватым видом, напроказившего ребенка,– на глаза мне не попадайся!

Весь вечер новоиспеченные мотогонщики старались вести себя тихо и действительно не попадаться на глаза разгневанной хозяйке дома. Ночью, когда Сергей, стараясь не шуметь, прокрался в их спальню, Вера схватила подушку мужа и швырнула ей в него.

– Убирайся! В гостиной на диване поспишь. Или можешь пойти в гостевую, ко второму старому усталому волку. Обниметесь и будете мечтать, как отправитесь навстречу закату.

На следующий день, видя, что на этот раз Вера, действительно в ярости, Вован благоразумно смотался домой пораньше, трусливо бросив своего товарища на растерзание разгневанной жене. Вера ходила по дому, не замечая мужа и не разговаривая с ним. После обеда она услышала, что из гаража раздаются звуки ударов по металлу. Войдя в гараж, Вера застала мужа с занесенным над новеньким мотоциклом молотком.

– Сережа!– подбежав к Сергею и схватившись за молоток, закричала она.– Что ты делаешь? Ты совсем, что ли с ума сошел?

– Я ужасно виноват. Я тебя напугал. И вообще, если ты так против, зачем он мне нужен.

Он посмотрел на Веру.

– Ты меня простила?

Она уже хотела сказать: «Да, хоть ты и ненормальный на всю голову, но простила». Но тут взгляд ее упал на лежащее неподалеку от мотоцикла искореженное металлическое ведро, по которому явно прошлись молотком.

– Ах ты сволочь!– закричала Вера на вероломного супруга и со всей силы шарахнула молотком по блестящему корпусу мотоцикла.

– Вера!!!– из груди Сергея вырвался стон полный муки и отчаяния. Лицо исказилось страданием, как будто удар молотка пришелся не по его драгоценному мотоциклу, а по нему самому.

Вера отшвырнула молоток и пошла к выходу из гаража.

– Ах, ты так!– крикнул Сергей и, подбежав к ней, схватил ее на руки и потащил кричащую и брыкающуюся Веру в дом.

Вера посмотрела на мужа, лежащего напротив нее.

– Я все равно с тобой не разговариваю, понял?– надменно сказала она.

Сергей улыбнулся.

– Врешь, пять минут назад очень даже разговаривала. Повторить, что ты говорила?

– Ладно,– все тем же надменным тоном сказала она, – хорошо, разговариваю. Но теперь я знаю, что делать, если мне вдруг захочется африканской страсти. Нужно взять молоток и как следует шарахнуть по твоей машине. Ты, наверное, тогда вообще, просто закипишь и воспылаешь весь от переизбытка чувств.

Сергей засмеялся и с некоторой опаской спросил:

– Ты ведь шутишь. Правда?

Они старались как можно больше времени проводить вместе. Сергей много работал, но по возможности старался как можно больше времени уделять жене и мальчикам. Их любовь, их страсть как будто получи новую силу, разгораясь все сильней и сильней.

– Тебе не кажется, что в нашем возрасте вести себя как два похотливых подростка уже не прилично?– смеясь, говорила Вера.– Если так пойдет, когда нам будет по шестьдесят, мы вообще из постели вылезать не будем. А дальше я даже боюсь представить, моя стыдливость мне не позволяет.

– Не знаю, о каком возрасте ты говоришь. Я еще хоть куда.– Подхватив ее на руки, ответил Сергей.

– Наш дом уже полностью лишен невинности, за исключением детских, конечно.

– Неправда. Мы еще не были в кладовках.

– Старый извращенец!– с притворным ужасом вскрикнула Вера.

– А не настало время проверить, сколько там у нас банок варенья осталось? А то может в магазин пора бежать.– Надвигаясь на нее, и игриво улыбаясь, сказал муж.

– Нет уж. Проведя научные исследования, я пришла к выводу, что наша спальня все-таки лучшее место.– Улыбнулась Вера.

– Тогда почему ты еще здесь? Быстро наверх. Ты знаешь, что я твой муж, а значит твой властелин и повелитель. Бегом жена, сейчас властелин покажет тебе, как жена должна слушаться своего мужа.– Грозно приказал Сергей и погнался за хохочущей и визжащей Верой по лестнице.

Некоторое время спустя, блаженно жмурясь как сытый довольный кот, Сергей, посмотрев на жену и мечтательно сказал:

– И все-таки, меня очень волнуют запасы варенья в доме.

Вера засмеялась.

– Ты просто маньяк!

– Неправда, просто я очень хозяйственный.

По ночам они часто разговаривали, лежа в постели. Вспоминая прошлое, говорили про детей, просто о всякой ерунде и потом засыпали, обняв друг друга. Чувствуя тепло и стук сердец, бьющихся рядом.

Это было очень счастливое время, которое казалось, никогда не закончится. Но все кончается. И на этот раз все закончилось совершенно неожиданно. И так нелепо и несправедливо, что они оба чувствовали себя оглушенными и раздавленными этим внезапно навалившимся на них несчастьем. Этой злой причудой кого-то недоброго, вторгшегося в их жизнь и разлучившего ее жестоко и безжалостно, не заботясь о том, что ломает их судьбы, лишает их самого дорогого, самого важного. Лишает их друг друга.

Предварительное слушание было назначено на десятое мая. Адвокат требовал отпустить Сергея под залог, так как у него семья и бизнес и он никуда не собирается сбегать, в попытке уйти от правосудия. Прокурор настаивал, что подсудимому предъявляются обвинения в совершении тяжких преступлений: убийство и хранение наркотиков. После долгих препирательств был назначен непомерно высокий залог в два с половиной миллиона.

Вера с Сергеем были вполне обеспеченной семьей, но таких денег в наличии у них не было. Деньги, вложенные в фирму, находились в обороте. На счету у Сергея было меньше пятисот тысяч. Друзья скинулись и нужная сумма набралась. Вера внесла залог и в тот же день позвонила риэлтору, что бы он занялся продажей квартиры, доставшейся ей от бабушки. Ни Вован, ни Филимон, ни новоиспеченный профессор Кукушонок, которые выручили друга, ни слова не сказали о сроках возврата денег. И если бы понадобилось, не задумываясь, отдали их безвозвратно. Но Вере не хотелось злоупотреблять добротой и преданностью друзей. Она сказала риэлтору, что деньги ей нужны, как можно быстрее, и чтобы он не завышал цену.

Через три дня Сергей вернулся домой. Основное слушание было назначено на середину июля. У них в запасе было два месяца. Если предыдущие два года были счастливыми и радостными, то эти два месяца были наполнены бесконечной нежностью, грустью и тревожным ожиданием.

Уезжая на работу только для решения самых неотложных проблем, Сергей старался как можно больше быть с Верой и сыновьями. Вера взяла отпуск за свой счет. И они проводили почти все время друг с другом. Но повисшие в воздухе ожидание и неизвестность, тревога и страх за то, что может произойти, наполняли эти дни наравне с радостью, горечью и печалью. Это время, проведенное, ими вместе, напоминало теплые осенние дни. Когда идешь по лесу, и золотистые листья шуршат под ногами, а воздух тонок и прозрачен и бледное осеннее солнце ласково освещает землю нежными уже не обжигающими лучами, согревая ее последним теплом в уходящем году. И, залюбовавшись этой умиротворяющей тишиной и спокойствием засыпающей природы, наслаждаясь окружающей красотой и чудесным солнечным днем, чувствуешь, легкую грусть и сжимающую сердце печаль, от того, что знаешь, что еще пара тройка таких дней и на смену им придут дожди и холодный ветер задует. И сорвет с деревьев, оставшиеся разноцветные листья. И впереди ждет только холод и короткие, скупые на дневной свет, зимние дни. И так будет продолжаться долго-долго, пока на смену зиме не придет весна и не согреет промерзшую землю и не подарит ей новую жизнь, новую надежду.

Через две недели после того как Сергей вернулся домой позвонил адвокат и сообщил, что прокуратура предложила сделку. Сергей признает вину, а ему дают два года условно, как человеку, не имеющему криминального прошлого, добропорядочному гражданину и отцу семейства, который осознает свою вину и делает добровольное признание.

– Я не буду признаваться в том, чего не совершал.– Ответил Сергей.

– Я Вас понимаю,– уверил его адвокат,– но в противном случае Вам грозит минимум пять-шесть лет. Подумайте о жене и детях. Да и о себе тоже. Пять лет это очень долго, особенно, в одном из мест для отбывания наказания, вдали от семьи, вдали от всего привычного мира.

– Сделки не будет.– Отрезал Сергей.

Вечером он обсудил этот разговор с Верой.

– Я не могу признаться в том, чего не делал.– Он чувствовал некоторую вину перед ней. Она-то чем виновата, что он такой принципиальный.

– Я знаю. Решай сам. Я не буду тебя уговаривать. Не нужно через себя переступать, это неправильно. Я поддержу любое твое решение,– сказала Вера. Сердце у нее сжималось от боли – пять лет! Пять лет вырванных из жизни, ни за что, просто так. Потому, что так сложились обстоятельства. Не в то время не в том месте.

Филимон провел небольшое расследование случившегося. Особых результатов он не добился. Вторую машину, вылетевшую навстречу машине Сергея, он не нашел. Полицию на место происшествия вызвала молодая пара, возвращавшаяся поздно из гостей, так, что ничего подозрительного тут не было. Единственное, что удалось узнать Филимону полезного, так это получить ту информацию от патологоанатома, которую ранее он сообщил следователю Сиротину. На вопрос Филимона, почему в отчете ничего этого нет. Судмедэксперт ответил, что начальство распорядилось все фантазии, домыслы и предположения оставить при себе, а в отчете изложить голые факты, без каких–либо теорий. Еще Филимон узнал адреса ночных клубов, где обычно проводила свободное время погибшая. Но эта ниточка ни к чему не привела. Она была одной из сотен посетительниц таких мест, ничем особо примечательным от других не отличающейся. С кем она в тот вечер ушла, никто не знал и сам вечер-то был совершенно таким же, как и все предыдущие и все последующие, и поэтому, в какой именно вечер кто с кем ушел, вообще выяснить было почти невозможно. Даже если кто-то, что-то знал, то благоразумно помалкивал. Про наркотики тоже ничего узнать не удалось. Кто их подбросил, оставалось неизвестно.

Во время своего расследования Филимон окончательно уверился , что его первоначальное предположение, о том, что в дело Сергея замешан кто-то очень влиятельный и обладающий большой властью, было правильным. Везде куда он ни совался, он натыкался на стену. На все вопросы был один ответ. Почему следствие провели так быстро? Потому, что начальство подгоняло. Почему не проверили все несоответствия, все нестыкующиеся факты? Потому, что начальство сочло, что того, что имеется вполне достаточно для предъявления обвинения. А всем известно, что повлиять на начальство может только еще большее начальство.

Наркотики в машине. Откуда они? Естественно их кто-то подбросил. Но зачем? Если отбросить какую-то личную заинтересованность: месть, конкуренция в бизнесе, то ответ был только один. Кому-то нужно усугубить ситуацию. Переложить вину за свое преступление на Сергея Кречетова, причем так, что бы он уже, точно не отвертелся. Что бы этот вопрос был закрыт раз и навсегда. И ни у кого не возникло бы даже мысли попытаться докопаться до правды.

В начале июня Филимона отправили в командировку. Он был человеком подневольным, связанным данной присягой, поэтому, как-бы не хотелось ему остаться в Москве и попробовать еще, что-нибудь предпринять, но пришлось ехать. Приказ есть приказ.

Время шло. Шло быстрее, чем хотелось бы. До суда оставалось около трех недель. Сергея не покидала мысль, имеет ли он право, отказавшись пойти против своих принципов, не приняв предложенную сделку, поступить так с Верой и с сыновьями. Вдруг его и вправду осудят и дадут несколько лет. Уже никому не будет дела виновен он или нет. Будет разрушена жизнь его семьи, будут потеряны годы его и их жизней. Эти сомнения мучали его, не давали покоя. Нужно, что-то сделать. Попробовать докопаться до правды. Филимон пытался и ничего не нашел. А вдруг, если попробовать подойти к делу с другой стороны то повезет. Хуже не будет.

За три недели до начала слушания по его делу, Сергей обратился в частное сыскное агентство. Местный Шерлок Холмс выслушал историю Сергея, что то записал в свою книжечку и, забрав гонорар, пообещал раздобыть информацию как можно быстрее.

Через несколько дней сыщик позвонил и пригласил Сергея на встречу.

– Ничего нового я не узнал.– Сразу заявил он.– Но это тоже результат. Так как это расследование было любопытно тем, что там, где я обычно без труда получаю нужную информацию, на этот раз я встречал либо молчание, либо какие-то препоны всем моим действиям. У меня сложилось мнение, что все очень серьезно. Я не говорю, как Вам поступить, Вам решать. Но возможно, признать вину самый безболезненный выход в данной ситуации. Кто-то очень постарался, что бы обвинения предъявили Вам. Не Вам лично, а тому, кто был невольным участником этого происшествия. Просто не повезло именно Вам.

Сергей пожал сыщику руку, поблагодарил и в задумчивости покинул сыскное агентство. Везде был тупик. Со всех сторон. Как в каком-то дурном сне, когда мечешься и не можешь найти выход.

Сергей, на всякий случай, заехал в ночные клубы, где до этого уже побывал Филимон. Потолкался там. Поспрашивал и, в общем-то, ни с чем, поехал домой.

До суда оставалось меньше двух недель.

– Я решил принять сделку.– Сказал Сергей ночью, когда они лежали в постели и разговаривали.

Вера удивленно посмотрела на него.

– Я не могу так с вами поступить. С тобой, с мальчишками. Все это ерунда, ни задетая гордость, ни самолюбие, ни сознание своей правоты не стоят боли и страданий своих близких.– Сказал Сергей. – Завтра напишу признание.

В зале суда собралось довольно много народа. Из близких, кроме Веры и мальчиков, были Вован с матерью, Кукушонок, преданная секретарша Оля, до внешности которой Вовану на этот раз не было никакого дела. Он сидел напряженный, непривычно серьезный. Филимон все еще не вернулся в Москву, должен был приехать со дня на день.

Слушанье длилось полторы недели. В день вынесения приговора Вера вошла в зал в сопровождении сыновей с гордо поднятой головой, одетая в строгий костюм, похожая на великосветскую леди. Она прошла к своему месту с непроницаемым лицом и только по необычайной бледности и лихорадочно блестящим глазам, можно было догадаться, о ее волнении.

После заключительных речей адвоката и прокурора судья объявил перерыв для вынесения решения по делу.

Вера не сводила глаз с Сергея. И он, не отрываясь, смотрел на нее. Как было бы здорово, если бы исчезла сейчас разделяющая их преграда, воздвигнутая законом. Исчезли бы все эти люди в форме, поставленные здесь, чтобы не допустить обвиняемого к привычной жизни. Чтобы бдительно следить, чтобы он не перемахнул через барьер, отделяющий скамью подсудимых от остального зала. Чтобы он не бросился к своей жене и детям, и они все не покинули этот зал, уходя в их реальный, счастливый мир, оставляя весь этот кошмар в прошлом.

Вернулся судья и, потребовав тишины, начал зачитывать приговор. Он читал очень долго, переворачивая листы один за другим, слушая его, Вера не могла понять, зачем он читает все это, зачем произносит столько не нужных, никому не интересных слов. Всех присутствующих интересует только одно. Только те несколько фраз, которые он зачитает в конце, после того как у всех нервное напряжение дойдет до предела, после того как от волнения все уже будут сходить с ума. Что это? Разновидность садизма? Изощренной пытки, прикрываемой, установленными порядками и законом? Кто придумал эти порядки? Наверное тот кто никогда не чувствовал как сжимается в груди сердце и становится нечем дышать, тот кто не знает, что такое боль не физическая, а душевная. Тот кто, наверное, просто вовсе не имеет души.

Когда воздух в зале от напряжения и волнения присутствующих уже можно было резать ножом судья, наконец, добрался почти до конца – до самого главного. До самого приговора.

– Согласно…– последовала еще одна череда ненужных слов, про статьи закона. И, наконец, прозвучал сам приговор.– Обвиняемый приговаривается к десяти годам лишения свободы, с отбыванием срока…

Сергей замер. Неподвижное лицо, взгляд невидящий и застывший.

Вера покачнулась. Сеня с Алешей, оба бледные, не по-детски серьезные, поддержали ее с обеих сторон.

Алина Николаевна тихонько вскрикнула и зарыдала, зарывшись лицом в огромный белый платок.

Кукушонок замер с открытым ртом и широко распахнутыми, как и в юности, наивными глазами, глядящими с недоверием и удивлением.

У Вована на щеках вспыхнули алые пятна.

– Вы совсем, что ли ох…и!– заорал он на весь зал. Суд был фактически окончен, иначе его, наверное, вывели бы из зала.

Вера стояла оглушенная, не в силах ни сдвинуться с места, ни дышать. Ей казалось, что ее ударили и все внутри нее сплелось в какой-то узел, не давая возможности ни вдохнуть, ни пошевелиться. Ее тело перестало слушаться ее.

Сергей стоял, с совершенно, мертвым лицом. Он не смотрел на Веру, не смотрел на мальчишек. Он не смотрел ни на кого. В голове его звучало вновь и вновь «десять лет». Это же четверть того, что он уже прожил. Это же оставшиеся десять лет пусть не молодости, но еще далеко не старости. Ему будет пятьдесят три, когда он выйдет. Его дети уже будут совсем взрослые. Его жена сойдет с ума от горя и тоски. Десять лет. Такая страшная цифра. И это так несправедливо. Потому, что эти десять лет он будет сидеть ни за, что. Просто так, вместо кого-то другого, кто сейчас продолжает жить и наслаждаться своей обычной жизнью, нисколько не заботясь, что погубил его жизнь и жизнь его семьи.

Это был очень страшный момент. Это был момент безысходности, непоправимости, отчаяния. Момент крушения надежд. Момент погружения в ничто.

Сергея должны были отправить в Ленск. Сроки пересылки назначил самые сжатые. Десять дней. По какой-то неведомой причуде судьбы жизнь снова забрасывала его почти в те края, что и двадцать лет назад. Только теперь он отправлялся туда не по своей воле. И на гораздо, гораздо более длительный срок.

Вернувшись в Москву, Филимону пришлось прямо из аэропорта поехать на службу. Он сопровождал двух офицеров, которые прилетели вместе с ним. Передав офицеров в руки начальства и кратко доложив о результатах поездки, Филимон, наконец, добрался до своего кабинета и первым делом позвонил Вере. Услышав, ее безжизненный, голос, совершенно не похожий на обычный, Филимон внутренне напрягся. Закончив разговор, он вышел из кабинета и сквозь зубы, сообщив секретарше, что его сегодня не будет, покинул приемную. Он очень боялся, что сейчас кто-нибудь подойдет к нему с каким-то вопросом, или просто обратится с приветствием или расспросами о командировке. Он боялся, что не сможет удержать себя в руках. Он боялся, что он может просто убить кого-нибудь. Не в фигуральном смысле этого слова, а в самом, что ни наесть прямом. Приехав домой, он напился. Напился по черному. Он даже подумал, вдруг повезет и в этот вечер он упьется до смерти.

На следующий день Филимон явился на службу. Вовремя, аккуратно побрит, белоснежная рубашка. Только глаза, которые и так пугали многих до чертиков, смотрели еще более холодно, и в них явственно виделась беспощадность и жестокость.

Филимон приказал секретарше соединить его с замначальника колонии в Ленске и пока он не закончит, не соединять больше ни с кем.

Замначальника выслушал просьбу полковника из Москвы и сказал, что то о чем он просит можно устроить. Есть такие люди, которые обеспечат заключенному Кречетову, насколько это вообще возможно в исправительном учреждении, комфортное и безопасное пребывание. Полковник ФСБ был большим и важным человеком, оказать услугу которому, к тому же, довольно пустяковую, могло быть очень полезно. Никогда не знаешь, когда самому понадобится ответная услуга. А иметь в должниках такого человека как полковник Филимонов это не малого стоит.

За день до отправки Сергея в Ленск Филимон позвонил Вере.

– Вера, привет. Ты сейчас где?

– На работе,– ответил почти нормальный голос. Только лишенный, каких бы-то ни было интонаций.