banner banner banner
Двенадцать
Двенадцать
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Двенадцать

скачать книгу бесплатно

– Ай, неужели Лист в своих мечтах представила, что я по доброй воле даю измазать себя кашицей из какого-то жалящего растения убийцы? – щипание стало достигать невероятных масштабов, так что я серьезно поглядывала на костер, размышляя не поместить бы туда руку. – У тебя есть идеи, как уже сейчас исключить ее из нашей команды?

– Я был бы только за ее исключение, поскольку это бы означало полную отмену задуманного, – Шаяль, до этого лежавший подперев голову на правом боку, сел на колени прямо рядом со мной. – Куда мы без нее? Дай посмотрю руку.

Я послушно протянула руку, и мужчина, на чьем лице скакали игривые отблески огня, начал слизывать с нее сок инжира. С каждого пальца поочередно.

– Прекрати, – начала я выдергивать руку, которую легче было отрубить, чем высвободить. – Что ты будешь делать, если на моих руках есть частицы растения Лист, и эта дрянь попадет в пищевод?

– Если ты перестанешь сопротивляться, я этого даже не замечу, – сказал парень, выпустив изо рта мой указательный палец.

– Очень самоуверенно. Лист сейчас бы закатила глаза и сказала…

– Что сказала? Пх'екх'ати?

Я хотела рассмеяться и что-то сказать, но мои слова утонули в глубоких карих глазах, а дыхание парализовала его рука, притягивающая мою голову ближе. Сопротивляться было невозможно, и я не смогла отказаться от предложения на несколько минут забыть обо всех переживаниях, что мучают меня последние несколько лет.

Только с Шаялем я снова могу чувствовать себя защищенной, частью чего-то большего, чем просто один человек. При поцелуе на губах вспыхивает искра, и, разрастаясь, опускается вниз по телу. В такие минуты на меня накатывает животное желание, и ничего не хочется, кроме как дать ему возможность управлять мной.

Но из-за полной мыслей головы волшебство уходит, и через пару минут я отстраняюсь и начинаю убирать остатки нашего обеда с пола, потому что разум должен быть ясным, мечты о совместном счастливом будущем не должны сбивать с толку. Вообще неизвестно, останется ли нынешняя реальность такой, какой мы ее знаем, после осуществления задуманного.

Не обращая внимания на то, не слишком ли расстроенным остался Шаяль, я начала распускать волосы, до этого заплетенные в свободную косу на правой стороне головы, на затылке переходящую в высокий хвост, достающий мне до пояса. Мне придется лежать неопределенное время, поэтому все детали, которые могут доставить хоть какой-то дискомфорт, подлежат удалению.

Прекращение поцелуев оказалось своевременным, в пещеру под аккомпанемент проверочного рыка Завра стали пробираться Лист и ее брат Моэр, приглашенный по причине наличия таланта игры на музыкальном инструменте. Каждый раз при появлении кого угодно на всякий случай рычит, чем демонстрирует, что место охраняется грозным животным. Но сейчас он уже лежит и виляет скрученным хвостом, подтверждая, что узнал пришедших и получая почесывания.

– Ребята, горячего всем Солнца!

Лохматый парень поднял правую руку в знак приветствия и поклонился всем, поместив опущенную руку на грудь, а затем стал увлеченно искать что-то в полосатом расписном рюкзаке, рассказывая свою историю:

– Зелья, специально для тебя я потратил пару дней для того, чтобы найти подходящее дерево. Им оказалась яблоня наших родителей, растущая во дворе. И пока мама остывает от того, что лучшая ветка пошла на очередную окарину, я, пожалуй, поживу в этой пещере.

Услышав это, Лист, возмущенно снимающая с валяющихся возле собачьей подстилки стеблей гимли-гимли листья, фыркающая и бережно складывающая их в большую глиняную чашку, украшенную фамильным орнаментом семьи Раффо, больше всего напоминающими потрескавшуюся краску, не упустила возможности прокомментировать слова брата:

– Мо, мама и папа в малюсеньком шаге от того, чтобы заставить тебя стх'оить себе дом. В твои годы многие уже заводят свою семью и заканчивают ломать психику х'одителей, – сказала Лист, прыжками добравшаяся до своей травы и показывающая язык брату.

– Лист, моя милая-милая Лист, ты слишком меня переоцениваешь, считая, что я перестану расстраивать нашу матушку, если построю себе дом. Стоит начать с того, что я уже пытался, но отец, как злой волк из сказки, просто раздул мой соломенный домик. Я пытался съехать! – в свою защиту парировал Моэр.

– Да и я уже не могу дождаться, чтобы занять твою комнату, – язвительно сказала Лист. – Моей зелени не хватает солнечного света!

– Ох, не виноват, что наши достопочтенные соседи не мечтаю помогать строить дом тому, кто с ними даже не разговаривает. Наш мир так сложен. А я за свои годы научился создавать только музыкальные инструменты, а не дружеские связи. Кстати, о них.

Не найдя ничего в рюкзаке, Моэр снял с себя самую большую походную сумку, которую в здравом уме вообще мог кто-то себе сделать. В такую сумку могли поместиться и бурдюк с парой литров воды и, несколько пар запасных рубах и даже Завр. По поводу практичности сомнений нет, но вот вес такой ноши должен был прибить человека к месту, где он стоит, не оставив шанса двигаться вперед. Выходить с таким набором из дома было бы странно, но что еще страннее, так это то, что Моэр еще и мог ориентироваться в таком бездонном предмете. Порывшись пару минут, парень с довольной улыбкой пригладил рукой коротко стриженые усы и бороду, такие же черные, как и волосы на его голове, и протянул мне сомкнутый кулак.

– Зелья, эта окарина была сделана с мыслями о тебе.

Я приняла от Моэра перенявшую тепло его тела окарину, древнейший духовой музыкальный инструмент, представляющий собой округлый полый предмет с несколькими отверстиями. Моя окарина по форме напоминала плотно поевшего ската, а на месте, где у него должна быть голова, располагалось главное отверстие, в которое музыкант и должен направлять воздух изо рта. По периметру задней стенки окарины располагались десять отверстий разного размера. Моэр рассказывал, что комбинациями закрытых и открытых отверстий можно добиться разных нот. Справа и слева от главного отверстия располагались крепления для шнурка, благодаря чему эту флейту можно было носить с собой на шее. Передняя же стенка была украшена выжженным рисунком львиной головы.

– Лев? – спросила я – Ты сам это придумал?

– Ни в коем случае нет. Это же не лев, а чистопородный лис! – ответил музыкант. – Но, если все-таки сомнения в моей частности поселятся у тебя в душе, помни, что я поклялся и намерен сдержать клятву одному представителю семейства кошачьих, что не выдам его секрет. Все еще надеюсь, что мне помогут построить жилище. Хоть кто-то.

Леон. Фамилия Шаяля. Моей же фамилией является Лисс, и на рыжее хитрое животное изображение на окарине, как ни крути музыкальный инструмент в руках, не похоже. Теперь музыка из этой окарины не может не помочь, раз уж в ее изготовлении, хотя бы косвенно, но принял участие мой далекий от музыки талантливый строитель. Сдержать слезы было сложно, но я взглянула на Шаяля, насыпающего в костер разноцветные порошки, Лист, вспотевшую от растирания листьев в тазу, и Моэра, до сих пор с улыбкой уставившегося на меня, и справилась с нахлынувшими эмоциями. Это будет лучшей благодарностью для людей, которые итак не хотят меня никуда отпускать.

Окарина возвратилась создателю, поскольку играть на ней буду не я. Мой мозг не в состоянии осознать, каким образом с помощью физических видимых предметов у людей получается создавать чудесные мелодии, невидимые и проникающие в самую душу. Что должно произойти в сознании, чтобы мелодия разложилась в голове в череду действий руками, будь то нажимание клавиш или дерганье струн? Эти волшебники музыканты, каждый вечер проводящие импровизированные концерты, наполняют ночь своей магией, и пробуждают бурю чувств.

– Не бойся. После всего этого я, разумеется, верну ее тебе. Если захочешь, сможешь даже научиться играть, каждую неделю я провожу уроки для детей, – сказал мне Моэр.

– Поэтому папа вот-вот тебя и погонит! Он постоянно вспоминает того мальчишку с ах'фой, что с твоей помощью искалечил пальцы в кх'овь и закапал обеденный стол, – послышался крик Лист из другого конца пещеры.

Закончив перепалку, мы начали готовить место ночного действия. За костром, у дальней стены пещеры шкуры были разложены в виде кушетки. Это было место для меня, которое грел для меня Завр, до невозможности любящий лежать на возвышениях. В изголовье моей «кровати» готовящийся к худшему Шаяль также обустроил себе место, положив пару шкур, и набросал в кострище розоватый порошок гриба псилоцибе, употребление которого в пищу вызывает галлюцинации и, кому как повезет, состояние эйфории или же полной апатии. На огне разогревался котелок с плавающими цветами голубого лотоса и шалфея, пары которых производят мягкий анестезирующий эффект. От всего многообразия воздействующих веществ воздух казался горячим и тяжелым. Слой дыма осаживался на коже и неприятно тянул.

В ногах расположился Моэр, натиравший окарину эфирным маслом сандала, в ответ на мой немой вопрос, назвавший его «ароматом путешествий духа». Музыка, звучавшая при кратковременных репетициях музыканта, наполняла голову, прогоняя мысли.

Я помогала Лист готовить нечто из гимли-гимли, голубой глины, мяты и еще нескольких ингредиентов, идентифицировать которые я не смогла. Девушка расположилась почти у входа в пещеру и могла говорить с уверенностью, что нас не слышно:

– Ты так и не 'гешилась погово'хить с Шаялем о всех этих так х'асслабляющих его где-то уставшего веществах? – осторожно спросила Лист.

– Мы говорили, – ответила я. – Вчера, мы ушли ночевать на озеро, чтобы встретить рассвет нашей третьей годовщины. Он сказал, что в любой момент может перестать, но не видит причины, потому что всегда чувствует себя от этого только лучше. Мыслит яснее.

– Он не помнит, как заканчивают те, что сходят с ума и уходят в лес умирать, как кошки?

– Ну, мы не знаем, куда они там ходят.

– Зелья, ни один еще не вех'нулся! Наша бабушка лечит всех, кто к ней пх'иходит, но даже она не бех'ется за зависимых. Она пх'оводила исследования… – речь девушки выдавала беспокойство, она говорила так быстро, что не успевала подбираться слова без звука «р».

– Лист, поэтому я ему и сказала ему, что он мог бы считать причиной для того, чтобы остановиться, меня.

До этого с остервенением расталкивающая в ступке голубые ягоды Лист, сняла защитные очки и посмотрела на меня в упор:

– И что же он? Дай угадаю, поделился с тобой философской пх'итчей о девушке, что лезла не в свои дела и осталась без ноги или головы?

– Что? Таких не… Ты знаешь такие? – спросила я.

– Ну, мне Мо что-то такое недавно… Я подумала, от твоего нахватался. Ну, так что Шаяль? Что он ответил?

– Предложил обмен на то, что я откажусь от сегодняшней затеи.

– Но ты не отказалась.

– Не отказалась.

Лист, вздохнув, надела защитные очки обратно, положила еще пару ягод в ступку, но не стала их разламывать, а снова повернулась ко мне:

– Зель, я тоже готова пойти с тобой на сделку, если это поможет остановить тебя. Лишь бы ты взяла вещи и пошла домой, обсуждая как весело мы, как идиоты, сегодня занимались никому не нужной пещех'ой. Мо споет нам песенку, и мы все будем отлично спать.

Договорив, девушка крепко меня обняла и зашептала на ухо: «Я так боюсь тебя потерять, если ничего не получится. А если получится, все равно боюсь, что вся наша жизнь изменится, и мы окажемся не знакомы».

Я искренне ответила на объятие и погладила мягкие пушистые черные волосы Лист. От нее пахло полынью, из которой была изготовлена рубашка, и глубоко вдохнула любимый и обещающий душевные разговоры запах. Сам тот факт, что эта девушка сейчас стояла здесь, измазанная в ягодной мякоти, снова вызвал у меня слезы.

Но я отстранилась от Лист и сказал лишь одно:

– Так нужно.

Лист вытерла слезы, кивнула и продолжила готовить, периодически давая мне указания о том, что порезать или подать.

Около полуночи все было готово. За пределами пещеры стояла принесшая на землю свежесть ночь, наполненная звуками проснувшейся жизни. Я взглянула на луну, сделала глубокий вдох и зашла обратно в пещеру, не имея представления о том, когда же снова выйду из нее.

Астральные путешествия получались у меня и в одиночестве. Самый первый раз случился еще в детстве, когда я рыдала на полу своего дома, лежала с закрытыми глазами и мечтала оказаться где угодно, но только не там. Я не выдерживала той грусти, что испытывала из-за гибели любимой кошки. Это была первая встреча со смертью, и я даже не знаю, что больше меня напугало, отсутствие горячо любимого теплого существа рядом, или осознание того, что и со мной может такое случиться. Я лежала и думала о тех чудесных временах, когда мы были еще вместе. Пересматривала всплывающие воспоминания о радостных моментах совместных игр. Это казалось так реально и волшебно, возможность снова видеть любимое. Так я и поняла, какой талант буду развивать.

Сегодня мы собрались для того, чтобы я совершила самое большое путешествие в своей жизни. Я должна попасть в другую Вселенную, в тело девушки, глазами которой я вижу мир, наполненный громадными зданиями, равных которым здесь я не видела никогда.

После пары глубоких вдохов и прощальных объятий с друзьями я легла на построенную Шаялем кушетку, предварительно сняв обувь и расстегнув белую конопляную рубаху так, что из-под нее стал виден зеленый топ. Лист обработала все видимые части моего тела защитным кремом, а затем нанесла приготовленное с моей помощью нечто. То, что оказалось на моей коже представляло собой голубую смесь глины с травами, от прикосновения к телу превращавшееся в густую жидкость, растекавшуюся по коже. Запах был приятный, нежные нотки мяты и ежевики, но вот ощущения оставляли желать лучшего. Жгучесть гимли-гимли в сочетании с иными ингредиентами таинственной смеси сменилась на тепло и легкое покалывание, окружившие меня, заставляя думать, что я нахожусь в слабо кипящем котле. Смесь растекалась ровно до того, чтобы превратиться в слой около пяти миллиметров и застыть в корку. На лице остались открытыми только глаза и нос. Но не прошло и пяти минут, как кожа перестала чувствовать что-либо. Мы и обычно не замечаем своей кожи, но сейчас я физически ощущала, что не чувствую ее. Лист все сделала именно так, как я и просила. Для лучшего выхода в путешествие, разуму всегда мешали внешние раздражители.

Запахи, что разнес костер вместе с дымом и паром от кипящего котелка, заполнили мои ноздри, затем легкие, а затем стали выходить через кожу. По ощущениям я стала похожа на джина, запертого в бутылке в форме своего тела, но даже не замечающего это. Чувствовала, как внутренности превращаются в пар, и удивлялась, почему я до сих пор не смешалась с воздухом и не растворилась во Вселенной. Хорошо, что мои газообразные внутренности блуждают в недрах глиняного кокона.

Мелодия, написанная Моэром для окарины, была подобрана идеально, и я согласовала ее еще пару дней назад. Она представляла собой переосмысление популярной колыбельной песни, но стоило мне услышать первые готы, как я быстро перестала узнавать музыку и отправилась в путешествие.

Оно всегда похоже на бег с большой скоростью, мимо меня проносятся здания, люди, горы, океаны и материки, планеты и звезды. Все смешивается в едином вихре, прекращаясь лишь в след, как от кометы на небе. В определенный момент в тоннеле из света появляются некие подобия дверей, такие черные ходы со светящимися границами. Они проносятся мимо меня очень быстро, потому что не являются моей целью. Я точно знаю, чего хочу и куда.

Я представляю рыжеволосую девушку и вспоминаю, что видела последний раз. Получается не с первого раза, но со временем я начинаю видеть перед собой мою дверь. Она открыта и имеет очертания человеческого женского тела. Уверенно направляюсь вперед, но что-то идет не так. Чем ближе я подступаю, тем больше становится дверь, но зайти я не могу. В астральном путешествии у меня нет рук, но я мысленно пытаюсь ухватиться, напрягая все силы, я произвожу нечто вроде потока частиц, как ножка у устрицы, которой она крепится к скалам, и тянусь к двери. Отчетливо вижу, как могу ухватиться за ее границы и начинаю подтягивать к себе. От прикосновения к двери я первый раз в жизни испытываю удовольствие, чего раньше не было.

Новое чувство нельзя сравнить ни с одним приятным ощущением, испытанным мной за всю жизнь. Одновременное физическое удовольствие в каждой клеточке тела, пробуждающее сознание и озаряющее душу непрекращающимся счастьем. Все получается. Я на верном пути!

Тяну дверь на себя, от чего прилив удовольствия усиливается и заставляет меня смеяться. Не представляю, что сейчас делает мое тело, надеюсь, изготовленный Лист материал прочно держит его, но сознание ликует и хочет еще. Не могу остановиться и прижимаюсь к двери вплотную. Однако не захожу, как обычно бывает, а напротив, выворачиваю ее. Дверь перестает быть черной, становится ослепительно ярким скоплением частиц и падает на меня.

И я падаю. Обратно в свое тело, вперемешку с тем, во что превратилась дверь. Ощущения от возвращения в свое тело невозможно передать словами. Последнее, что я помню, это дрожь во всем теле, которое я снова чувствую, и улыбка на лице.

Глава 4. Таша. День 1. Утро

Я просыпаюсь с тупой болью в голове и чувствую, что лежу на чем-то мягком и удобном. Исследую рот, чтобы найти источник привкуса крови и обнаруживаю внушительный укус правой щеки, который будет еще пару дней манить язык его потрогать. На лицо падает горячий луч света и греет все, кроме лба, на котором лежит холодная ткань.

Мне снился жуткий сон о том, как меня по кусочкам ело большое лохматое чудовище. Давно я не пыталась с такой спешкой выбраться из объятий сна, в этот раз чувствовалось все. Да и после пробуждения сохраняется ощущения, будто по мне прошлись. Как если бы этот монстр из сна пожевал мои разорванные части, и, не удовлетворившись вкусом, выплюнул, а они от безысходности срослись обратно.

Зеваю и открываю глаза, готовясь увидеть свою комнату и крикнуть маме, не сильно ли я их вчера напугала своим обмороком, но вижу высокий, метра четыре, не меньше, сводчатый потолок, имеющий на самой вершине круглое окно, свет из которого и грел мое лицо. Вся комната по форме представляла собой конфету «трюфель», светло-серый конусовидный потолок не имел границ со стенами и плавно расширялся до самой земли. Слева от меня деревянное окно, занавешенное чистым белым тюлем с узором из турецких огурцов, за которым ничего нельзя было различить, кроме зелени и проглядывающего сквозь нее неба. В ногах также располагалось маленькое прямоугольное окно, задернутое темной шторой так, что можно было только заметить движение позади него из-за пляшущих теней.

На больницу это было не похоже. Хоть сейчас и ни одно учреждение здравоохранения и не функционирует так, как это было раньше. Врачи, настоящие доктора по призванию, помнят, что они давали клятву не только на то время, когда им за это платили, но и в знак того, что окажут помощь тем, кто в ней нуждается, по прежнему ведут прием. Но я ни разу не видела, чтобы госпиталь выглядел так, даже импровизированный.

Я села на край кровати, оказавшейся излишне высокой, так что моим ногам до пола было еще сантиметров двадцать, в связи с чем пришлось спрыгивать. Ноги ощутили прохладный пол, выложенный гладкими камушками, как тропинка в саду. Из мебели в комнате не было почти ничего, кроме занимавшей половину пространства накрытой десятком вязаных пледов всех возможных оттенков синего цвета деревянной кровати, украшенной невиданной красоты резьбой, похожей на бурные морские волны, и огромного старого зеркала, занимавшего пространство в углу между двумя окнами. Только взглянув в зеркало, я поняла, что то, что я приняла за мокрую ткань, оказалось толстым слоем изумрудно-зеленой пасты на моем лбу. Она прочно держалась на голове, поэтому я, не найдя в комнате ничего кроме изумительных пледов, чем можно было бы обтереть лоб, решила пока оставить все, как есть. Также я увидела, что на мне было надето не принадлежащее мне воздушное платье, из усеянной мелким вышитым узором из листьев ткани, которую я не смогла узнать на ощупь. Было похоже на вискозу, только гораздо тоньше и невесомее. На талии завязан пояс, благодаря чему платье красиво подчеркивало грудь. Попытавшись пригладить торчащие во все стороны волосы я, не добившись в этом деле успеха, стала искать выход.

Единственный дверной проем комнаты, представлявший собой непривычно высокую закругленную арку, вел в темную крошечную комнатку, пахнущую лекарствами и деревом. Справа стоял большой ошкуренный деревянный шкаф и за ним кресло, а слева находилась большая доменная печь. Утвари было настолько мало, что казалось, будто это декорация помещения, которую старательно пытались изобразить живой. Как в компьютерной игре Sims, когда ты пытаешься придумать, чем бы занимался твой персонаж, и просто ставишь ему какие-то предметы. Возле печи была закрытая массивная огромная дверь без ручек и дверных замков, судя по петлям открывавшаяся в обе стороны, толкнув которую я на пару секунд была ослеплена солнечным светом, что залил все щелочки открывшегося мне пространства.

Окна были повсюду, и я почувствовала себя как в аквариуме. Большое помещение, похоже, было чем-то вроде дачной кухни-гостиной. Невесомый тюль, завешивал огромный дверной проем наружу, а в середине остекленного помещения размещался длинный стол с лавками вокруг него.

Слева, возле дальнего конца стола спиной ко мне стояла женщина, серебристо-седые волосы которой были украшены цветами и заплетены в причудливую косу, вроде тех, что раньше были так популярны среди невест и выпускниц. От скрипа закачавшейся двери женщина повернулась, чем заставила меня ахнуть от удивления и начать двигаться к выходу.

На вид женщине было лет шестьдесят, но она относилась к той категории сохраняющих молодость духа старушек, поддерживающих занятиями спортом в форме фигуру и стильно и со вкусом одевающихся. Ее лицо было покрыто морщинами, что даже придавали ей шарма и не могли скрыть, какой красоткой она была в молодости. Верхняя половина тела была завернута в причудливо завязанный платок синего цвета, закрывающий руки на три четверти, на ногах надеты бежевые бриджи и сверху всего этого серый фартук. Женщина увешана украшениями, браслеты на обеих руках и ногах, несколько цепочек на шее, кольца и массивные серьги, создающие завораживающий ансамбль, и, в свете солнца, превращающий старушку в диско шар. Рост женщины составлял не меньше двух метров, что я изначально не заметила, так как она стояла, склонившись над столом. И кожа! На вид она казалась вельветовой и отдавала зеленым цветом. Переходя от бледно салатного на лице и ладонях, цвет доходил до насыщенно травяного на локтях, шее и кончике носа. Больше всего незнакомка напоминала выстриженную из куста фигурку человека.

– Доброго солнца тебе, – мягко сказала женщина. – Тебе очень идет это платье.

Она вытерла руки о фартук и села за стол, приглашая меня к разговору. Не уверенная насчет того, что ждет меня за дверью этого странного дома, и заинтригованная странным и, было бы идеально, если не заразным, видом женщины, я покорно села на лавку, спиной к окну.

– Наверное, ты сейчас в шоке? Я тоже не сдержала вздох удивления, когда ребята принесли тебя, – женщина начала смеяться. – А какие у них были глаза, как будто призрака увидели, вот, правда. Ох, ой, милая, ты меня понимаешь? У тебя сейчас такой глупенький взгляд.

Похоже, я неосознанно открыла рот, и мои глаза были еще удивленнее, чем у этих «ребят», потому что дальше женщина стала пытаться говорить со мной на языке жестов, который-то я точно не понимала. Что еще за ребята? Зачем они меня взяли и принесли сюда?

– Ээ, вижу, что слова тебе были понятнее. Ты можешь мне ответить, пожалуйста, чтобы я могла понять, какой наш следующий шаг.

– Шаг? – спросила я – А куда мы идем?

– Ох, ты говоришь, да как чисто на нашем языке! – в глазах женщины я увидела облегчение, сменившееся глубокой задумчивостью.

– Это мой родной язык, – все, что я ответила.

– Да не напрягайся ты так. Как грозная! Мы все удивлены не меньше тебя и, по правде говоря, думаю, тебе нужно это знать, пока не представляем, что делать дальше.

– А что случилось? Где я? Как я сюда попала? И почему вы… – я не договорила последний вопрос, вспомнив о тактичности.

– И почему я такая зеленая? – старушка снова засмеялась и стала разглядывать свои руки, от чего блики солнца, отражающиеся от начищенных браслетов, заскакали по стенам.

Похоже, ситуация для нее была необычная, но не катастрофичная. Еще бы, она, вероятно, к своей зелености и гигантизму уже привыкла. Интуиция молчала, на больную людоедку она не была похожа, хотя, по канону, они тоже изначально доброжелательные.

Я стала успокаивать себя мыслями о том, что если бы меня хотели съесть, не укладывали бы спать в морской комнате и не дожидались бы моего пробуждения. Если только они не совсем ненормальные, и не развлекаются загоном добычи и охотой на людей. Глупо, у испуганной жертвы портится вкус мяса. А может быть еще хуже, как в сказке о Снежной королеве. Эта женщина живет в деревне, и RETE-вирус так странно подействовал на ее организм, повлек необратимые изменения, и внуки теперь боятся с ней общаться. Украли ей девчонку и теперь заставят меня быть внучкой и жить здесь, и заниматься выпеканием булочек с цветочками. Может в этом доме есть и подвал, где мне уготован ящик с игрушками, где я буду сидеть за плохое поведение.

Подобными мыслями я только добилась состояния ужаса и учащения сердцебиения. Вспоминая все, что знаю о самозащите, я стала искать острые предметы и ждать, когда старушка проявит хоть малейшую странность, даст повод на нее напасть.

– Ооо, Зелья предположила, что ты, как дикий лисенок, будешь искать способы напасть и выбраться. Но знай, я тебя не держу и ножички спрятала.

«Ножички»?!? И сколько их было здесь?

– Пожалуйста, ответьте на мои вопросы, – осторожно начала я. – Я совершенно не понимаю, что здесь делаю. В последнем воспоминании я упала в обморок в своей комнате. У меня до сих пор жутко раскалывается голова.

После этих слов я прикоснулась ко лбу и влипла рукой в странную пасту, поле чего передо мной положили полосатое полотенце.

– Вытри мазь. Она вытянула большее количество боли, но пока она на тебе, это незаметно, – сказала женщина.

– Спасибо, – недоверчиво сказала я, но, так как уже стучало в висках, воспользовалась полотенцем.

Только моя голова очистилась от пахнущей мятой субстанции, боль прошла. Казалось, что она вся была сосредоточена в этой мази, и теперь я ее просто стерла. Ничего, я на такие фокусы не куплюсь. Неизвестно, что там была за гадость, от которой болит так, что тянет блевать.

– Итак, я расскажу тебе, что смогу. Инструкций мне не давали, но ты же не из прошлого, так пространственный континуум в безопасности от всего, чтобы я не сказала, – начала женщина.

И опять смеется. Боже мой, однозначно сумасшедшая. Интересно, у нас как в книге Ричарда Метисона уже новая цивилизация, а мы в своем Питере, как впрочем, и раньше, вообще не знаем о том, чем живет страна? Нужно было чаще смотреть новости.

– Для начала давай познакомимся. Меня зовут Нани Урсус-Симия, но все зовут просто доктор Урссим, – женщина мягко посмотрела мне в глаза и добавила. – Потому что я доктор. Лечу людей от болезней.

А, вот что. Она еще и вообразила себя доктором. Не имея ни малейшего желания становиться частью человеческой многоножки, я решила все-таки попрощаться и бежать из дома так далеко, как смогу.

– Милая, если ты выбежишь из дома, максимум, что произойдет, ты оцепенеешь от ужаса, потому что улица полна таких, как я.

– Вы не против, если я все-таки проверю? – спросила я, уже протянув руку, чтобы открыть завесу тюля.