banner banner banner
Двенадцать
Двенадцать
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Двенадцать

скачать книгу бесплатно

Миша. Он тоже вакцинировался, а мы так и не поженились. Наши отношения пошатнулись, когда после смерти Лизы, освободившись от расспросов докторов скорой помощи, я села в машину и поехала прямиком к родителям. Хотя, похоже, отношения начали трещать по швам уже до этого. Иначе как можно объяснить то, что телефон на беззвучном режиме все время поездки пролежал в сумочке на заднем сидении, и только спустя первые сутки дежурства под дверью родительской квартиры я вспомнила, о существовании Миши. Звонков было триста, может, больше. Все сообщения паникующего содержания я даже не сразу смогла прочитать. Жестоко с моей стороны вот так оставить его в неведении, когда вокруг происходит апокалипсис. На его месте я бы сошла с ума без вестей о нем. А вот на своем месте не сошла.

Тогда я, конечно, ему перезвонила, рассказала о событиях прошедших дней и рыдала в трубку. Он ни на секунду не выразил злости или разочарования, я получила только тонну слов и поддержки и обещание скорейшего приезда ко мне. Сдержанное. Он приехал, сидел со мной в темном подъезде, помог собраться родителям и сестре. Мы перевезли их в Питер, и каждую секунду Миша был собой, всегда готовым помочь и любящим мужчиной. И мы не обсуждая произошедшее, просто решили пока не жениться, придумав причину: «ждем, что ситуация устаканится». Просто жили одной большой семьей. Мы даже, о, сумасшествие, пытались завести ребенка. Миша очень хотел, думал, что это нас скрепит. Шутили, что это для восстановления населения города, а, на самом деле, думаю, нам просто требовалось в жизни что-то обычное, такое, как появление нового человека на свет. Естественное и показывающее, что жизнь-то продолжается. Но за два года так ничего и не вышло. Со временем мы с родителями переехали в квартиру в соседнем доме, выбрали самую красивую. А Миша остался в старой. Мы это даже не обсуждали, все было понятно.

– Я уж молчу о том, что по камням громче меня был бы только трактор, – продолжал смеяться Миша.

– Ты просто идиот! – закричала я одновременно с попыткой врезать ему по плечу – Я же испугалась!

– Мне показалось, что отправиться одной на пустынный пляж уже достаточно смело, и тебе ничего не страшно, – сказал Миша и ловко увернулся от моей атаки. – Скажи еще, что ты не слышала о том, что теперь здесь живут ребятки, которые едят собачек.

Да, я слышала, что тут появились такие «охотники». После того, как вся еда из магазинов была разобрана, а поставки новых продуктов восстановились не сразу, люди стали вспоминать, как человечество добывало себе еду в досупермаркетную эру. В ход пошли все животные, что обитали в черте города.

– Я не представляю для них угрозу, и, если что, быстро бы убежала.

– О да. С такой-то окровавленной ногой.

Я направила свет фонарика вниз и увидела, что песок вокруг правой ноги темный и мокрый. Все-таки наступила на стекло.

– Садись на камень, я обработаю рану, и сможешь обуться.

Миша. Такой, какой он есть. Будто родился со знанием того, как ухаживать за человеческим телом, и какой набор вещей первой необходимости нужно носить с собой, что позволяет ему сохранять хладнокровие даже в экстренных ситуациях. Всегда таким был. Высокий, черноволосый парень старше меня на пять лет. Когда мы познакомились в универе, уже учился в аспирантуре, после которой собирался работать в международной фирме в Европе. Все это было так привлекательно, просто образец успешности и непоколебимости. Все вокруг у него под контролем, а если случалось что-то из ряда вон выходящее, у Миши находилось философское изречение и несколько путей решений. Беспроигрышных. Как это могло меня не привлечь? А его, наверное, завлекла цель внести хоть какой-то порядок в мою жизнь. Но вышло иначе. Ни в какую Европу работать в фирме он не поехал, потому что мне нужно было учиться, а мы начали встречаться, и оставлять меня Миша не захотел. Что же вынес он из наших отношений? Надеюсь, знание, что в мире увеличивается только энтропия, а стрела времени не идет от хаоса к порядку, и если хочется сохранить свой порядок таким, какой он был, нельзя пускать в свою систему координат разные броуновские частицы. Вот уж хороший пример важности умения расставлять приоритеты.

Мы тем временем дошли до каменной лестницы, что ведет от набережной к расположенному на территории парка маяку, и я села на впитавшую солнечную энергию теплую шершавую ступеньку. Миша достал из кармана охотничьих брюк бутылку с чистой водой, пузырек перекиси водорода и пластырь. В суматохе от эпидемии, он в первую очередь пошел и скупил медикаменты, поэтому теперь готов ко всему, любому может отказать помощь. А я вот, например, пошла в книжный магазин и, исполнив детскую мечту, набрала стопки книг, чтобы закрыться от мира дома. Даже не подумала кому-то помогать.

– Миш, а как ты меня нашел?

– Сегодня мы зачищали дома на Савушкина. Решил пройтись и посмотреть на залив, а тут ты. Кстати, смотри, что нашел, – Миша с нескрываемым восторгом достал из поясной сумки маленькую карманную игровую приставку.

Ах, да. Зачистки. Главным препятствием для возвращения в город стало то, что RETE-вирус оседал плотным слоем на всех поверхностях, смыть который возможно только крепким мыльным раствором. Для вакцинированных и иммунных опасности никакой, а вот дети попали в группу риска. До восьми лет вакцинировать нельзя, а иммунный ген не всегда передается по наследству.

Поэтому, как только люди начали выходить из домов, было объявлено о необходимости найти в себе силы помогать ближним и, буквально, вымыть город, чтобы в него могли вернуться семьи. Не стоит уточнять, что оставшиеся в городе ограничились своими домами и местами, где когда-либо бывают. Ходить по чужим домам ни у кого не возникло желания. Почти ни у кого. Сформировались группы энтузиастов, потерявших работу и совершенно не знающих чем себя занять, которые взялись за это «правое дело». Только больше они походят на мародеров, что вместе с вирусом выносят из домов то, что плохо лежит. Ну а еще есть такие, как Миша, искренне желающие помочь. Хотя мне иногда кажется, он один такой. Долго принимать участие в этом я не смогла.

– Но это же мародерство! Как ты можешь?

– Я ее купил, Таш! – обиженно ответил Миша. – Сиди, разглядывай.

И секунды, в которую я увлеклась изучением того, что оказалось не краденным у несчастных, возможно даже погибших в больнице, людей, Мише хватило на то, чтобы облить ногу перекисью. Стопу жгло и казалось, что нога порезана до кости. Пока я пищала, Миша бережно зашил достаточно глубокую рану, поставил антибиотик. А я, обычно дрожащая от одной мысли о врачебных манипуляциях, почти ничего не почувствовала. Вот так как ребенок отвлеклась на игрушку. Хитро. Затем парень закрыл рану пластырем, и даже надел и зашнуровал мне ботинок.

– Перестань кривить лицо, там царапина. Ходить будешь.

– Спасибо, доктор Лектер. Но ты же зашивал! – начала паясничать я.

– Да это на всякий случай, просто отрабатывал навык. Смотрю, ты просто преисполнена благодарности. А ведь я мог даже не зайти в парк.

– А мне кажется, что я распорола ногу, как раз потому, что играла в увлекательную игру «Найди ботинки».

– Безусловно. И теперь, как виновник произошедшего я обязан отвести тебя домой. Живете все там же?

– Да.

Я ответила быстро, стараясь показать, что не заметила подтекст, который скрывался за этим коротким вопросом. Мала вероятность того, что мы вместе с родителями переехали. Однако съехать могла я, и он прекрасно знает, куда.

Марк появился в моей жизни сразу после переезда от Миши. И если я отдалилась от Миши из-за чувства, что сейчас невозможно быть уверенным в завтрашнем дне (всем, кроме Миши, который всегда и во всем уверен), и страшно иметь человека, о котором ты начинаешь волноваться больше, чем о себе, то с Марком чувства были совсем иные. Столкнувшись с ним в продуктовом магазине, куда я сбежала от царившего в тогда еще общем с Мишей доме густого молчания, я даже на минуту потеряла дар речи от человека, каждое движение которого источало сексуальность, а влажные губы и жилистые руки обещали наслаждение. Тогда мы до самой ночи болтали с Марком, гуляя по центру города.

Через пару недель, окончательно разойдясь с Мишей, я уже начала оставаться у Марка ночевать, но никогда он не заговаривал о каких-либо планах. Не старался познакомиться с моей семьей и вообще, встречались мы с ним, периодически. Никакой конкретики. И я получила, что хотела. В моей жизни закончились постоянные попытки нормализовать и устаканить меня. Я перестала ощущать взгляд взрослых глаз, которые будто смотрят на тебя с тихим укором, но не вмешиваются, понимая, что это тоже нужно пройти. Это была долгожданная свобода. Я не понимала, к чему все это идет, даже «график» наших встреч не знала. В результате, правда, я еще больше перестала управлять своей жизнью, но тогда беззаботно воспринимала это все, как «нежданные приключения».

И где-то месяц спустя начала встреч с Марком я в очередной раз брела после зачистки на Петроградке. К семи часам Марк должен был приехать к красивейшему зданию в городе, театру Андрея Миронова. Марк не утруждал себя участием в общественных мероприятиях, и, за неимением иных занятий катался по городу. Хотя, занятия то явно у него были, только я ничего не знала об этом.

Попрощавшись с ребятами из группы зачистки, я стояла, опершись на фонарный столб на площади перед театром, недалеко от входа в метро, и отчетливо слышала голос Миши, доносящийся из глубин тоннеля подземки. Но когда я уже собиралась повернуться к нему, ко мне со спины подошел Марк, обнял за талию и тихо шепнул на ухо: «Какая зайка не может уже меня дождаться». И да, зайка не могла дождаться, и как мотылек летит на огонь, спешила сесть в машину.

Уезжая, я все-таки повернула голову и встретилась глазами с Мишей, стоящим на том месте, где до этого стояла я. Но я тут же забыла тот взгляд, одновременно грустный и выражающий облегчение, и стремительно улетала навстречу вечеру.

О той встрече мы никогда не говорили с Мишей. После расставания общение не ладилось, и сегодняшняя встреча едва ли была десятой по счету с тех пор, так что шли мы в неловком молчании. Уже у самого дома Миша повернулся ко мне, будто хотел сказать что-то значительно, но, это отразилось на его лице, передумал, и услышала я только:

– Ты же, как раз, хотела телескоп. Питер сейчас просто лучшее место для наблюдений за звездами.

– Точно, спасибо. Люди теперь нигде не загораживают нам звезды.

– Да они не загораживали, нужно было просто правильно смотреть, – ответил мне парень. – Пока.

Я тоже могла бы сказать больше, но лишь крикнула вслед уже удаляющемуся парню:

– Пока! Спасибо, что подверг меня опасности, из-за чего меня пришлось провожать.

Последнее слово все-таки за мной.

Сегодня я ничего домой не принесла, но ежедневно стараюсь добывать пищу. Родители потеряли работу, и пока жизнь в полупустующем городе восстанавливается, приходится ходить в леса. Нам с папой нужно кормить маму с сестрой. Охотником меня назвать нельзя, зато я научилась неплохо рыбачить, но сегодня мне, по случаю трехлетней годовщины, мне было разрешено потратить весь день на Финском заливе. Для себя я решила, что там будет место памяти Лизы. Но ужин, как обычно, мы проводим все вместе. Сидим на заполненной деревянной мебелью кухне, пропитавшейся запахом поджарки. Иногда за столом возникает молчание, прерываемое только стуком приборов. Все думают о том, сколько времени еще осталось и куда идти, и что делать. После ужина я чмокаю на ночь радостную сестричку в лоб, сегодня она училась кататься на велосипеде. Хорошо. Она подумает о трудностях новой жизни и о том, что ждет впереди, потом. Сейчас ей нужно расти и радоваться.

В темноте поднимаюсь в свою комнату, при выборе нового дома мы не скромничали, и выбрали, пока недвижимость рухнула в цене из-за оттока всех платежеспособных покупателей из города, двухэтажную квартиру с видом на Лахта-центр. Моя комната с эркером и балконом во всю стену, ее я сразу выбрала себе в качестве наблюдательного поста. Из охотничьего магазина папа недавно принес бинокль ночного видения, что теперь мой лучший друг и самое любимое вечернее развлечение. Ночь, время животных, хранит в себе тайны и помогает прокладывать охотничьи маршруты в расположенном вдоль дороги заказнике. Сегодня, например, я не беззаботно надеялась на удачу и планировала, что меня проводит Миша, а четко знала, каким путем пойду домой одна от парка.

Глядя в темноту окна, я тянусь правой рукой к лежащей на кровати сумке и пытаюсь нащупать внутри бинокль, но не чувствую его. Рука вообще ничего не ощущает, и я не ощущаю саму руку. Мы не обращаем внимания на то, как проходят процессы в нашем организме, как переваривается пища, кровь бежит по венам или как пробегают электронные сигналы от нейронов мозга в наши конечности. Но стоит чему-то пойти не так как обычно, и мы начинаем остро ощущать отсутствие привычного состояния. Так бывает при сильной простуде, когда каждый вдох незаметных обычно легких, дается с усилием или даже с хрипом в районе спины. Так и сейчас, я чувствовала, что моя рука более не находится там, где должна.

На секунду задумавшись о том, что меня, вероятно, укусило насекомое, из тех, что вызывают онемение, я посмотрела на себя. Все мое тело потеряло границы и стало двухмерным и со всех сторон одинаковым, как бы я не поворачивала руку, видела я только темноту, по форме напоминавшую мое тело, и еле заметное свечение по краям. Темнота расползалась по телу, и уже через несколько секунд мое тело превратилось в подобие трафарета, в глубокую черную тьму, обрамленную колышущимся свечением, имеющим четкое направление внутрь. Я будто поглощала сама себя и от ужаса попыталась кричать, но уже не могла.

Не осталось ничего от меня, легкие больше не дышали, глаза уже почти не видели, а рот не только не мог произносить звуки, но и перестал находиться на моей голове, я не могла им управлять. Страх обуял то, что раньше было моим мозгом, только я уже не понимала, где он находится, поскольку тела не было. Все это была я, и в тоже время меня уже не было. Мне становилось все жарче, но температура чувствовалась не кожей, а исходила из меня. Нагреваясь все больше, я почувствовала тошноту от того, что все, что когда-то было внутри меня, начало заворачиваться, как белье в стиральной машине. Но нет, меня не тошнило, не могло тошнить, не было органа, который мог что-то из себя исторгать. Управление конечностями было потеряно, пропали запахи и звуки. Я отчетливо чувствовала, как проваливаюсь внутрь себя, но звуков не издавала.

И тут пришло новое чувство. Я стала ощущать, как внутри облака вещества, что осталось от моего тела, появляются просветы, вроде тех, что остаются после того, как радиация пробивает ткани живых организмов и выбивает электроны из атомов клеток, проходя их насквозь. Только эти просветы были гораздо больше, и в ту секунду, по истечении которой они мгновенно заполнялись, их было видно. Мое тело начало уменьшаться, выпавшие со своих мест клетки засасывались внутрь образовавшейся темноты, а оставшиеся части сжимались и также следом выталкивались и падали. Когда по ощущениям я достигла размера небольшой кошки, то почувствовала накатившую волну, от которой все атомы моего тела распались. И я почувствовала это, хотя нервные окончания давно потеряли связь с мозгом, который, я даже не знаю как, продолжал генерировать мысли. Было похоже на то, что мое тело, его остатки, кинули в яму с миллионом крошечных змей, что, сговорившись, откусили по кусочку моей кожи и разорвали тело на части. Кроме боли не осталось ничего, для меня только она существовала в мире. Чувствовать было нечем, все упало в глубокую яму, и я была в каждом кусочке этого потока частиц, раскаленного добела. Ни осталось ничего, а в голове промелькнуло последнее воспоминание: рука, в обрамлении свечения. И так я умираю? Никакого тебе фильма о жизни, просто наступила темнота.

Глава 3. Зелья. День 0

Я зашла в его деревянный дом, пахнущий сосной и сыростью. Чтобы из тесного и темного коридора попасть в главную комнату, необходимо пройти через дверной проем, в котором вместо двери развешаны нити с ракушками, колокольчиками и разноцветными камнями. В обычный день я бы постаралась прокрасться незаметно, почти не касаясь шумных нитей, но сегодня мне не терпится его разбудить. Забегаю в комнату под аккомпанемент шуршания и звона, но все равно остаюсь незамеченной.

Под потолком роится густой видимый глазом смог, Шаяль всю ночь провел в компании курительных смесей. Решаю оставить нотацию до следующего раза и бужу его, развалившегося на кушетке, потрясывая за плечо. Нескольких раз оказывается недостаточно, и я кидаюсь открывать окна, чтобы запустить свежий воздух и яркий солнечный свет в комнату, воздух в которой из-за красных штор приобрел розоватый оттенок, а смог даже поскрипывает на зубах. Одновременно приговариваю, разгоняясь от «Шаяль, вставай» до «Вставай сейчас же».

Из-за того, что тороплюсь, умудряюсь запнуться о практически единственный предмет мебели в комнате, большой круглый стол. Он сделан из сруба ствола дерева с проеденным термитами отверстием посредине, в которое от удара моей ноги со звоном сваливаются две глиняные кружки. Мерзавец, вчера был не один.

– Пожалуйста, прекрати разрушать дом, – послышался сонный голос из дальнего угла.

– Ты проснулся. Наконец-то! – открыв шторы на последнем окне, я села на стол и потерла ушибленную ногу. – Я же еще вчера говорила тебе, что сегодняшний день идеален. Если все получится, я с легкостью найду нужное место и время, мой разум чист и свеж.

– Еще раз тебе повторяю, что ни сегодняшний, ни какой любой день не кажется мне идеальным, – недовольно растягивал слова Шаяль.

Пока я распутывала завязанный вокруг лодыжки плетенный из джута сандалий, чтобы проверить, не сломан ли мизинец правой ноги, Шаяль успел подняться и встать напротив окна так, что свет бил ему в спину и полностью лишал меня возможности увидеть, адекватное ли у него сейчас выражение лица.

– Зелья, мы все помогали тебе несколько лет, исключительно потому, что надеялись, что так тебе становится легче, и со временем ты успокоишься. Но твои проблемы с головой становятся только хуже. Сейчас, когда ты считаешь, что нашла лучший способ угробить себя, мне невероятно хочется просто утащить тебя подальше в лес и связать там.

Ранее я уже слышала все, что он говорил, поэтому пропускала слова мимо ушей и, не скрывая, разглядывала Шаяль. На нем надета та же одежда, что и вчера, свободные кожаные брюки до середины икры и голубая накидка с капюшоном, распахнутая на груди. Кудрявые волосы взлохмачены, и это ему даже идет.

– Шаяль, перестань о таком говорить, нельзя сдаваться, когда цель уже перед глазами.

– Да перед чьими глазами? Ты до сих пор находишься под влиянием эмоций. Ребята могут не осознавать, но я же вижу, что ты и сама не представляешь, чем все закончится.

– Пожалуйста, давай больше не будем об этом говорить. Все решено, благодарю за помощь, – перебила я парня и попыталась слезть со стола. – Где твоя обувь?

Вместо ответа на мой вопрос Шаяль присел и наполовину залез под стол, на котором я сидела, так что его голос звучал приглушенно:

– Знаешь, твоя собака могла бы и пореже ко мне заходить. Обувь грызет и прячет под стол.

– Завр думает, что он наша собака. И его нельзя в этом винить, в последнее время ты проводишь с ним даже больше времени, чем я.

Шаяль, вылез из-под стола также неожиданно, как и оказался под ним, и встал у меня между ног.

– Да я больше тебе скажу, у меня в последнее время было с ним разговоров больше, чем с тобой. Про их осознанность я уж молчу, пес не позволяет себе отвечать на все мои вопрос лишь «ммммм».

– Из второй глиняной чашки тоже он вчера пил? – прищурив глаза, спросила я.

По Шаялю было заметно, что он пытался придумать ответ. Всего на секунду его правая бровь удивленно приподнялась, а затем на лбу выступила глубокая морщина. Обманывать бесполезно, парень. У тебя все написано на лице.

– Нет… Приходил отец…

Нет, только не говори это.

– Они собираются в новую экспедицию на север, может, что найдут. Или кого.

– Серьезно? И ты только сейчас это мне говоришь? Ты должен был…

– Что? Прибежать к тебе среди ночи? Да ты еще вчера бы все реализовала. Не дожидаясь сегодняшнего «идеального дня», только бы никто никуда не пошел. Никак не можешь перестать всех спасать.

– Ладно, – согласилась я. – Это уже не важно, потому что если все получится, никуда они все равно не пойдут. Причина отпадет.

– Зелья, мне так хочется тебе запретить.

Парень пододвинулся ближе, в надежде на ответную реакцию, его нос почти коснулся кончика моего. Неужели он не видит, как мы торопимся? Еще и эти продолжающиеся уже пол года уговоры все бросить не вызывают никакой реакции, кроме раздражения.

Поспешно целую парня в лоб, соленый от бессонной ночи, спрыгиваю со стола и зашнуровываю сандалий. Одним потиранием ушибленная нога была удовлетворена, поэтому я вышла на солнечный свет и в первую секунду даже задохнулась от свежести воздуха. Дом Шаяля словно закупоренная бутылка, и пора выпустить джина для исполнения моего желания.

Выходя по пологому деревянному спуску, попадаешь на овальную лужайку, окруженную невысокими яблонями. Сейчас в сезон цветения легкие наполняются сладким запахом, что ветер разносит по всему городу. Я глубоко вдыхаю, и концентрированный эфир пьянит и заставляет закрыть глаза.

С попаданием лучей света на кожу начинают работать биохлоропласты, и я чувствую, как пагубно долгое нахождение в темноте. Пару минут, пока я жду Шаяля возле дома, есть возможность впитать как можно больше света. Я завязываю под грудью полы хлопкового жилета, поднимаю руки к небу и запрокидываю голову. Под таким прямыми лучами долго стоять не стоит, надеюсь, что Шаяль не затянет с поиском обуви. На всякий случай еще выпиваю воды из кожаного бурдюка, что всегда висит у меня на поясе.

– Зелья! Добх'ого света! Но будь на чеку, сегодня можно и запечься.

Знакомый голос картавой девушки вырывает меня из размышлений и глазам не сразу удается разглядеть Лист, держащую в руках, одетых в толстые перчатки, только что выкорчеванное растение. Иногда я даже забываю, что она картавит, так тщательно она подбирает слова. Но традиционное приветствие, отдающее дань нашему светилу, она изменить не могла.

– Я нашла нужную тебе зелень, надень это на себя и возьми ее. Это гимли-гимли!

Девушка откинула с восторженного лица выбившиеся из прически иссиня черные волосы и кинула в меня пару грубых перчаток. Дальнейшее мое наслаждение получением энергии было прервано необходимостью держать колючий куст, пахнущий при этом волшебно.

– Только я опасаюсь, что ее эффект может быть слишком сильным, чувствуешь запах? – спросила меня Лист, в ответ на что я кивнула. – Аккух'атно с ним, он не только вызывает зависимость но и жжет кожу от малейшего контакта, как кислота.

– А выглядит довольно безобидно, большими зелеными листьями на пальму похоже.

– Это она хочет, чтобы ты так думала.

Лист всегда говорит о растениях так, будто они одушевленные и вообще что-то думают о существах, которые ходят между ними:

– А, и еще мелочь одна. Глубоко около нее не дыши, жгучие вох'синки могут попасть в дыхательные пути и вызывать жгучую боль. А я пошла к бабушке за защитной мазью, за одно научусь, наконец, такие готовить. Неси любя!

Я держала растение на вытянутых руках и старалась не дышать, но чувство самовнушения делало свое дело, и уже чесались все части тела, включая укрытые одеждой. Не отрывая взгляда от ядовитых стеблей и пытаясь зафиксировать глазами смертельные ворсинки, устремившиеся мне в легкие, я крикнула в след Лист:

– Хорошо, а мы с Шаялем пойдем в пещеру, и вместе с этой травой будем ждать вас там.

– Уважительнее! – Лист, как она очень любит, закатила глаза от моего невежества. – Из всех известных мне х'астений только гимли-гимли сможет активизировать твои нех'вные окончания и, я надеюсь, поможет вернуться.

– Ну, раз надеешься, – протянула я с притворным уважением.

Накинув рюкзак на плечи, Лист скрылась за деревьями, а я, убедившись, что более не нахожусь в зоне ее видимости, отбросила хоть и предположительно полезную, но мерзкую траву подальше и сняла перчатки. Ничего с ее кровожадными листьями от лежания на земле не случится.

Как только я перестала думать о том, как почесать кожу изнутри, слух уловил шорох в кустах слева от меня. Чтобы лучше оценить габариты и намерения того, что прячется, я на пару секунд закрыла глаза и отдалась ощущениям. Существо, наблюдавшее за мной, по создаваемому еле уловимому шуму было размером с овцу, разгоряченное и готовящееся прыгнуть. Я уже потянулась за ножом, готовясь победить наш потенциальный сегодняшний ужин, как из зарослей на меня выскочил мой пес Завр и принялся лизать мои руки и рычать. Зовет играть. Уже через мгновение я вся была в густой черной шерсти и собачьих слюнях. Этот умелый охотник, правда, не совсем собака, а щенок динго, оставшийся без матери и осмелившийся попытаться украсть добычу у наших охотников, за что и был обречен жить со мной. Папа принес его года три года назад, и с тех пор Завр сопровождает меня всегда. Он же и одобрил появление в моей жизни Шаяля, с которым они бегают по утрам. Сегодня пробежка пропущена, что видно по количеству невыработанной энергии в животном.

Я просвистела команду, означающую разрешение идти на охоту, но Завр не уходил. Уже позавтракал сегодня и всем видом показывал, что в моих дозволениях не нуждается. Мне тоже на пару часов хватит энергии, полученной от солнца, так что пора начинать готовиться к вечеру.

Когда Шаяль вышел, его утренний вид дополнился широкополой шляпой, высокими кожаными сапогами и сумкой через плечо, швы которой обещали разойтись уже в ближайшее время от тяжести содержимого.

– Я считаю, что ты недооцениваешь опасность солнечного света, раз так легко оделась сегодня.

Он стоял и разглядывал меня, так, что я вспомнила, что мне пора поправить одежду и настроиться на серьезную работу. Глаз от него было не оторвать даже сейчас, когда все мысли заняты тем, получится сегодня реализовать задуманное или нет. Мускулистые руки в защитных перчатках сгребали ядовитое растение с земли, в это время на лице сохранялось сурово-задумчивое выражение. Забавно суровое, больше подходившее не происходящей уборке растений, а, как минимум, произнесению защитной речи на суде. Сама того не заметив, я наклонила голову и постаралась запомнить его таким.

Повернувшись, Шаяль заулыбался улыбкой, полной надежды на то, что эта картина растрогает меня до такой степени, что я откажусь от задуманного. Должна сказать, что у него ничего не получилось, но в такие моменты, бывает и такое, накатывает желание бросить все и прямо сейчас закрыться с ним в спальне. Не буду ему об этом говорить.

Идти до пещеры около получаса вдоль неглубокой реки, по которой мы проходим босяком. Это приятно и вода необходима для протекания внутренних реакций в нужном темпе. Солнце пробивается сквозь мягкие изумрудные листья, от нагрева источающие приятный запах. Во время такого пути до пункта назначения, где должно произойти нечто необходимое, но не самое приятное, вроде необходимой операции, начинаешь с разъяренной силой восхищаться красотой мира вокруг и радоваться случайным заминкам, оттягивающим прибытие. Примерно на середине пути связка гимли-гимли разошлась, и трава рассыпалась на землю. Пришлось отыскать на земле корни лесного иланга, чтобы сплести новую веревку. Еще утром торопящая всех я с удовольствием потратила пятнадцать минут на поиски нужных корней, и еще десять на ожесточенный спор о толщине будущей веревки с человеком, только что намочившим половину «бесценного» растения.

Через час мы дошли до пещеры, располагавшейся в горе около пятидесяти метров высотой. Пещера укрыта со всех сторон лесом, что обеспечит нам столько времени, сколько потребуется, прежде чем кто-либо сможет помешать.

Все мои вещи уже здесь, еще вчера я отдала их Завру на хранение, и пес справился с задачей, как охранника, так и доставщика. У дальней стены наброшено около дюжины шкур, любезно предоставленными на время охотниками нашего города. Посреди пространства примерно шесть на шесть метров расположено полное угла кострище, старательно сложенное Шаялем в форме восьмигранника. Рядом наколота дубовая щепа.

Я зажгла фонари, вбитые по периметру пещеры, и на стенах начали плясать загадочные тени. Шаяль бросил сумку рядом с моими вещами, которые снова находятся под охраной чутко спящего пса, и начал зажигать костер, чтобы осушить влажную и прохладную от близости реки пещеру.

После всех приготовлений пещеры у нас осталось еще около часа до наступления сумерек и прихода группы поддержки в виде Лист и ее старшего брата. Я решила нарвать с растущего у входа в пещеру дерева фиги, что считаются лучшим дополнением к принесенным Шаялем бурдюку с ананасовым соком и сыру. После мы расположились на шкурах, и первый раз за сегодня поели. Инжир был настолько спелый, что сок тек до локтей и, попадая в мелкие царапины на руках, заметно щипал.