Тридцать один. Огневик

– Магическая активность, – едва слышно проговорил голем.

– Да уж. Прощупывает тебя злодейский гомункул. Подозревает. Танцуй, как следует, без твоих выкрутасов. Пусть поверит, что ты нормальный! – неожиданно серьезно посоветовал хранитель.

– А я нормальный? – прошептал я.

– Вот и проверим, пляши, кому сказал!

С ритмом что-то не выходило. Движения сбивались. Одна нога цеплялась за другую, а коварные руки, без моего желания, приросли к бокам.

– Расслабьтесь, юноша, – подсказал архивариус. – Обратная походка чрезвычайно проста. Только забудьте обо всём, и представьте, что вокруг никого нет. Только вы одни.

Я закрыл глаза. Зачем такие сложности? Ну, какой из меня танцор? Я даже на праздниках всегда стены подпирал. У меня вообще плоскостопие.

– Долго ещё? – проворчал я, взад-вперёд мотаясь по палубе.

– Пока не поймёте, что нужно смотреть не глазами. Как говорят продавцы дурман-травы: «Не пытайся подглядывать в будущее, забудь про то, что есть, и заверни в то, что было», – отозвался Мровкуб. – Соберитесь!

Если бы не прекрасная новость о спасении Ирины, я бы устроил забастовку, но пока, даже танцы не могли вконец испортить хорошего настроения. Несмотря на глупое топтание на месте, мне все еще хотелось прыгать, петь и веселиться. Поэтому я выбросил из головы его невразумительные объяснения и, жмурясь, закрутился на месте. Отбивая по палубе полузабытый мотив.

– Чудесно, – похвалил архивариус. – Не думайте ни о чём, растворитесь в движениях, и беспечно отступайте назад. Прошлое всегда за вашей спиной, ему просто надо дать шанс.

Легко сказать не думай. Не такая уж она пустая, моя голова. Вон в котле Прошедшего тоже вроде ничего нет, а оденешь, и сколько всего вспоминается. Я отступил на несколько шагов и сквозь солёный бриз унюхал быльник. Вокруг разлилось море травы, забурлило водяными валами и ударило в борт корабля. Я вздрогнул, тряся головой. Глаза были открытыми или закрытыми?

– Ты перехватил энергию от чар архивариуса и куда-то исчез, – изумлённо забормотал голем. – Этого не может быть…

Мровкуб застыл передо мной с распахнутыми руками, словно собирался заключить в объятия. Лицо одеревенело, а зрачки настолько посветлели, что потерялись на фоне белков. Я сразу вспомнил кардинала Динария, и меня передёрнуло.

– Проверяет тебя, – проворчал Оливье.

Архивариус, будто в ответ на его слова, заморгал, и глаза почернели.

– Вы что-то увидели? – спросил я.

– Нет! – категорично заявил он. – Ничего. Зато вы нырнули.

– Куда? – не понял я.

– В прошлое, конечно. Техника обратной походки даётся вам на удивление легко.

– Я ничего не почувствовал, – соврал я.

– Разве? – улыбнулся Мровкуб. – По-моему, всё получилось. Так что в случае опасности повторите в волшебном шаре. Мы не можем посвятить тренировкам весь день. Так что всё зависит от вашего стремления достать артефакт.

– Ох, не верю я гомункулу, – раздосадовано протянул Оливье. – Чую, темнит этот кусок мяса. Поверьте старому пройдохе. Тень на плетень наводить – моё любимое занятие.

Я и сам начал подозревать архивариуса. Он что-то явно не договаривал.

– Я готов! Только объясните всё ещё раз.

Мровкуб задумчиво спрятал руки за спиной.

– Первым, в шар входите вы, юноша. Отвлекаете огневика, пока поборники составляют магический квадрат, и как только заклятье начинает действовать, я завожу Великого Свина и навожу чары сосредоточенности. Тогда, вам остаётся только забрать артефакт.

Я кивнул. Вроде ничего сложного.

– Если вы не против, давайте начнём, – предложил Мровкуб, взяв меня за руку.

– Колдуны уже готовы. Ждут не дождутся.

Архивариус поднял крышку люка:

– Проходите!

Я передёрнул плечами, но всё же спустился по лестнице, а когда спрыгнул в трюм, голем прошептал в самое ухо:

– Будь начеку. Не знаю, что с тобой не так, но хранитель с гомункулом знают и очень боятся.

– Да? – удивился я. – Я тоже чувствую, что что-то не так, но разве дело во мне?

– Поверь на слово.

– Чего это вы без меня шепчетесь? – всполошился Оливье. – Мы же на одной цепи?

– Да, да, – заверил я, озираясь.

Мровкуб слез следом за мной, поэтому я приставил палец к губам.

– А! – протянул хранитель. – Мне он никогда не нравился. Рад, что и до вас наконец дошло.

Поборники сидели на полу лицами друг к другу и что-то бормотали.

– Готовятся, – промолвил архивариус, жуя губу. – Это хорошо. Сфера у вас в комнате? Я принесу.

– Не соглашайся, – заверещал Оливье.

– Не стоит, – остановил я. – Капитон! Доставь сюда волшебный шар.

– Как прикажете…

Слова еще звучали, когда в моих руках появилась сфера на подставке.

– Так, безусловно, быстрее, – согласился Мровкуб, нервно оглядываясь. – Что ж, забирайтесь внутрь, а я поставлю её в центр магического квадрата.

Я еле пропихнул вставший в горле ком. Добровольно кидаться в пасть самой опасной в тридцати мирах, к тому же жутко оголодавшей, твари, мне ещё не приходилось.

– Как? – прохрипел я.

– Прислони голову к шару, – посоветовал Евлампий.

Я наклонился. Нос коснулся тонкого стекла и провалился внутрь, я даже разобрал странный, ни на что не похожий запах, прежде, чем лицо проскочило через тонкую мерцающую пелену. Меня словно бросило через портал в другой мир. Маленький, мрачный и опасный. Передо мной изогнулась спина угрюмой горы. У подножия чернел вход в пещеру, и метались кривые багровые тени. Они плясали на стенах тёмного лаза, отражаясь от горящего внутри костра.

Я слишком долго разглядывал скалу, так что меня подтолкнули в спину.

Опора ушла из-под ног, и я упал на колени. Руки провалились в рыхлую почву. Я испуганно оглянулся. За спиной блестело стекло. Гладкая стена скрывалась в земле и куполом уходила вверх.

– Волноваться не о чем, – встрял голем. – Ты можешь выскочить отсюда в любой момент.

– Если огневик не сожрет тебя раньше, – поддержал хранитель.

Несмотря на их слова, я всё же ткнул пальцем в твёрдую на вид преграду и легко пробил её насквозь.

– Чары не читает, всё испробовать норовит, – всплеснул каменными лапами Евлампий.

– Оборотень глазам не верит, пока на язык не положит, – усмехнулся Оливье.

Чтобы они там не говорили, путь к отступлению лучше исследовать заранее. Хорошо смеётся тот, кому есть чем смеяться. Я повернулся к горе. Извиваясь между громадных валунов, к пещере вела единственная узкая тропа.

Я пошёл через каменный лес, тревожно поглядывая на отблески огня у подножия каменной громадины. Шаги отдавались гулким эхом, отзывающимся хрипами и стонами в стремительно разгоравшемся входе в пещеру. Из глубины разносился рёв бушующего пламени.

– На что он хоть похож? – тихо спросил я.

– Откуда мне знать, – отмахнулся голем.

Он тоже нервничал. Над крошечной головой проскакивали искры, а глаза сверкали ярче обычного.

Треск огня нарастал. В недрах горы пылал огромный костер, и чем ближе я подбирался, тем яростнее выло пламя. У самого входа меня так обдало сухим жаром, что пришлось остановиться. Казалось вот-вот, и задымиться мантия. Я поморщился, щуря слепнущие глаза и позвал:

– Огневик!

Евлампий задушено захрипел, а хранитель, наоборот, заорал со всей дури:

– С ума сошёл?

В ответ зашипело, словно в вулкан вылили озеро, и пещера мгновенно погрузилась в тишину. Погасло отражающееся от стен багровое сияние и огонь затих, будто присматриваясь к нежданному гостю.

– Ты зачем? – поразился Оливье.

– Сработало же, – прошептал я.

– Не уверен, – так же тихо ответил Евлампий.

К моим ногам выкатился крошечный уголёк и, подскочив, фыркнул. Пламя зло заревело и вверх ударил столп огня.

– Обратная походка! – вскрикнул голем.

Не самое подходящее время для нелепых танцев, но спорить я не стал. Настал момент необычайной мудрости, ведь окружающие нет-нет, да и бывают правы.

Спотыкаясь на камнях, я отпрыгнул назад и, замахав руками, закружился на месте, жмуря глаза. Вместо быльника в нос вонзился запах жженой травы, но жар отступил. Сквозь полуприкрытые веки, я разглядел, как потух огненный факел, а уголёк дернулся, пытаясь откатиться в пещеру. Я бросился бежать. За спиной, отражаясь в куполе сферы, рос исполинский костёр. Из языков пламени соткались три клацающие горящими зубами пасти. Головы метались и сверкали рубиновыми глазами. Шеи окутывало сияющее зарево, а спина изгибалась фонтаном огня. В брюхе барахтался  ком сияющего пепла, а в потрескавшуюся тропинку вонзались серые когти дыма.

Я еле унёс ноги, прыгнув за громадный валун, и огневик разочарованно взвыл. Он задёргался, но архивариус оказался прав, чары держали чудище у пещеры, не позволяя оставить артефакт без присмотра.

– Ха, сторожевой пёс на привязи, – ликовал хранитель. – Идём дразнить!

– Какая самоуверенность. От зверя пережившего тысячи лет можно ждать чего угодно. Он опасней любого красного дракона, – воспротивился голем, – сейчас не ожидал, что Люсьен воспользуется обратной походкой, но в следующий раз будет готов.

– Вечно всё испортишь, каменюка, – расстроился Оливье.

Я выглянул на тропу, и переполз за другой валун, поближе к пещере. Огневик повернулся ко мне сияющей спиной, и припал на брюхо, спрятав все три морды в клубах дыма. Ревущее пламя опало, поигрывая языками огня над его светящимся телом.

– Приманивает, – усмехнулся хранитель.

Я подобрался поближе, но лезть к пещере не стал. Мне же нужно отвлечь чудище, а не накормить. Я перебежал к следующему камню, но только высунул голову, как огневик вспыхнул. Волна удушающего жара сбила с ног, опалив и ослепив. Я зажмурился, но в глазах всё равно бегали яркие пятна. Только забившись под валун, и проморгавшись, я различил покрытые сажей руки. Ещё мгновение и от меня бы осталась горстка пепла. Прикрываясь ладонью, я заглянул за камень. Огневик вздымался над тропой, почти закрыв собой гору. Огненные вихри кружились над головами, по спине метались переливающиеся протуберанцы. Волны густого серого дыма стелились по земле. Он вытянул шеи, шевеля обугленной мордой, будто принюхивался. Из пасти выстрелила ревущая струя пламени и пронеслась в метре от моего укрытия. Я тут же спрятался. От жуткого жара пересохшая кожа на лице и руках так натянулась, что была готова лопнуть. Редкие деревья и кусты, жавшиеся к горе, почернели, сбросив обугленные листья. Голые стволы дымились.

– Что теперь, умник? – захрипел Оливье.

– Пора отступать, – без тени сомнения сообщил голем.

– Не тебя спрашивал, – разозлился хранитель.

Я на слова не разменивался. То ли старый поборник действительно заразил меня храбростью, то ли очень хотелось доказать ждущим меня волшебницам, что я их достоин, или нападение саблезуба, не оставившее на мне никакого следа, подталкивало к безрассудству, но я вскочил на ноги и бросился через тропу.

Евлампий ахнул, а огневик вздулся так, что лизнул огнём стеклянную сферу над головой. От нестерпимого жара оплавились валуны у пещеры, скособочившись, как перегоревшие свечи, а из-за яростного треска и шипения рассерженного пламени заложило уши.

Через несколько перебежек, нечем было дышать. Пережаренный воздух не лез в легкие. Пересохшие глаза отказывались смотреть. До разогретых валунов страшно было дотронуться. Где же архивариус?

Спрятавшись за очередную глыбу, я с надеждой взглянул в начало тропы, но в дрожащем мареве так никто и не появился. Зато по другую сторону стекла застыли исполинские фигуры колдунов. Я даже забыл об огневике. Поборники возвышались монументальными громадинами, как горы в Тринадцатом Тёмном Объединенном мире. В их бородах я бы заблудился и потерялся навсегда. Они держались за руки и что-то сосредоточенно шептали. Лица светились мертвенно-синим. Я зазевался и пропустил выпад чудовища. Огненное щупальце с грохотом врезалось в мой валун. Камень раскололся, а меня выбросило на открытый пятачок.

– Уматывай! – заголосил Оливье.

Я попытался применить обратную походку, но то ли танцевать лёжа на земле могут лишь очень талантливые танцоры, то ли древнее чудовище и правда разобралось в моих хитростях и не давало нырнуть в прошлое. Я бездарно барахтался в пыли, а над моей головой вспыхнул новый пламенный отросток, и с рёвом понёсся вниз. Тут то и появился Мровкуб. Огневик отвлёкся, и только поэтому я успел откатиться в сторону и заползти за новое укрытие, прежде чем пылающее щупальце обрушилось на землю. Камни задрожали, но архивариус невозмутимо шел по еще уцелевшей тропе, таща за собой упирающегося Свина. Тот испуганно хрюкал и вырывал голову из верёвочной петли.

Чудовище выжидательно сжалось. Воющие потоки огня опали. Втянулись длинные отростки пламени. Даже дымные лапы подтаяли, оголив прогоревшую под огневиком землю.

– Сработает? – жуя губу, пробормотал хранитель.

Голем напряженно молчал. Позабыв даже про любимую магическую чепуху.

– Быстро ко мне, юноша, – крикнул Мровкуб.

Я выскочил из-за камня, пристроившись к процессии. Свин измождённо визжал, но уже не сопротивлялся, понуро повесив голову и обречено переступая ногами.

Архивариус остановился.

– Готовьтесь, – тихо сказал он. – По моей команде, бегите кругом и пробирайтесь в пещеру.

Я кивнул, выдохнув раскаленный воздух.

Мровкуб дёрнул за верёвку, заставив Свина скакнуть вперёд, и безжалостно пнул сапогом. Взвизгнув, лохматый поросенок засеменил по тропе, неловко перебирая ногами.

Огневик сдулся, увлечённо присматриваясь к новой жертве. Пламенные протуберанцы всё сильнее раскручивались над его головой, а внутри чудовища нарастал плотоядный рокот. Я пятился, отходя к валунам, когда огневик вспыхнул ярче прежнего. Выстрелившие щупальца моментально опутали Свина. Тропинку затянула стена дыма, а сверху накатил пламенный вал. По ушам резануло истошное хрюканье, но его быстро заглушил треск и буйный гул пожара.

Архивариус застыл с пустым взглядом, только дергалась рука, которую он всё норовил поднять.

– От чар сосредоточенности ни в коем случае нельзя отвлекать, – шепотом пояснил Евлампий. – Есть потерять контроль…

Огневик взвыл, обрушивая новые и новые потоки огня на свою жертву. Его безмерно удивляло, что крошечный комок плоти никак не сгорает в безжалостном жаре, а я думал, как гордо вручу Ирине артефакт. Чтобы закрепить успех и поверить в себя, мне нужна ещё одна победа.

От головы архивариуса к гудящему костру тянулись полупрозрачные струйки светящегося газа. Они бы так и остались невидимыми, если бы не нагретый воздух. В раскалённом мареве, чары сосредоточенности сверкали всеми цветами радуги. Облепляли волнующееся пламя, окружали, окутывали. Теперь и я понимал, что со мной что-то не так. Это же самая настоящая магия. Прежде я не видел заклятья.

Мровкуб позволил дёргающейся руке подняться, и я бросился за валуны, огибая озверевший клубок огня. Оставив за спиной утробный вой, я перебрался через оплавленные камни и выскочил на тропинку. Без огневика и его сполохов, пещера погрузилась во мрак. Я осторожно наступал на зализанные пламенем камни, спускаясь в темноту. Медленно проступали стены и нависал гладкий свод потолка. В центре пещеры, застывший волнами пол вздымался закрученным уступом. На нём, приглядевшись, я различил грубо обтесанный ларец. Подошёл ближе, и с трепетом положил ладонь на резную крышку.

– Солнце, встающее над волнами! – заворожено прошептал Оливье.

– Заклятья развеяны, – в тон ему добавил голем.

У меня задрожали руки. То, зачем я так долго охотился, наконец-то моё. Я могу увидеть чудесный артефакт. Подавив вопли радости, я распахнул крышку, запустил пальцы в ларец и вытащил маленькое зеркало на ручке. Вот так и разочаровываются в чудесах. Великий артефакт всего лишь обычная безделушка! Я повертел его, и зеркало, вспучившись, вылезло острыми гранями из оправы, а пульсации света разогнали тьму подземелья.

Я сглотнул, пробормотав:

– Как им пользоваться?

– Прикоснись… – начал хранитель.

– Нет! – закричал Евлампий. – Не делай этого! Надо…

– Давай! – завопил Оливье, перекрывая голема.

Я усмехнулся в ответ. Слишком долго я ждал этой минуты, чтобы отступать. Пора избавиться от попутчиков раз и навсегда.

– Ты не понял…

Перевернув зеркало, я звякнул кристаллом по цепи. Она завибрировала, так что дрожь передалась мне, соскользнув с шеи и скатившись по рукам до кончиков пальцев. Щелкнул замок, я впервые в жизни сделал глубокий вдох, и ошейник упал, звонко дзынькнув об камни. Я схватился за шею, растирая загрубевшую кожу. Какое восхитительное ощущение. Ничего не давит. Не врезается в горло. Не мешает. Мне ещё никогда не было лучше. Неужели так будет всегда?

– Берегись! – заверещал Евлампий.

Минуты счастья не длятся вечно. Я уже хотел попрощаться и, наконец, стряхнуть его со своего плеча, когда живот резануло болью. Кровь закипела, и я с воплем согнулся. В висках гремели кузнечные молоты. Кожа трескалась на спине. Суставы выворачивало. Тело раздувало.

Задергавшись, я рухнул на пол. Из пальцев вытянулись длинные когти, а челюсть раздвинули здоровенные клыки. Я сдавленно скулил, подёргиваясь и царапая камни.

– Волчонок! Волчонок! Волчонок! – безостановочно вопил Оливье.

Предатель! Он так долго ждал, чтобы снова попытаться влезть в моё тело? Что же пусть забирается, я щедро поделюсь с ним невыносимой болью. Для меня одного её слишком много. Глаза вылезали из орбит. Рыча, я прикусил язык и давился рвущимся рычанием. Спина выгнулась, заставляя встать на четвереньки, но ноги не разгибались, чиркая когтями по полу. Внутренности жгло огнём, будто в меня вселился огневик. И это свобода?

– Волчонок! Волчонок! Волчонок!

Рядом проскользнула едва различимая тень. Я заводил заострившимися ушами. Вскочил, но тут же рухнул на колени и, завывая, распластался на камнях. Тело не слушалось. Горело, лопалось от боли, корчилось в муках, но не желало подчиняться моей воле.

– Надень его обратно, – прилетел далёкий, как из глубокого колодца, голос Евлампия.

– Волчонок? Почему же не сработало? – скулил хранитель.

Я зашарил рукой. Цепь вываливалась из согнутых пальцев. Перекручивалась, цеплялась за когти. Подтянув к себе, я коснулся её лбом. Не хочу совать голову в проклятый ошейник. Лучше умереть от боли, чем снова так жить.

– Не-е-т, – прорычал я.

– Тебе надо научиться контролировать себя, – крикнул Оливье.

Я до хруста сжал пальцы. Не хочу! Не хочу! Не хочу! От спазмов свело челюсть, так что я уже не мог выдавить ни звука, иначе заорал бы на всю пещеру.

– У тебя всё получится, только позже, – пообещал Евлампий.

Я задёргался. Когда позже? Не будет никакого потом. Есть только здесь и сейчас. Пусть меня разорвёт в клочья, но я умру свободным, а не цепным псом. Не хочу чувствовать под горлом заколдованный металл. Больше никогда, ни за что. Судьба не даёт второго шанса. Я должен победить немедленно. Прямо в эту секунду.

– А как же Ирина? – пробормотал голем.

– А Оксана, – хмуро добавил Оливье.

У меня всё же вырвался хриплый вой. Я сжался, скуля, сдвинул руку и, ненавидя предательскую слабость, прислонил чёрную цепь к шее. Замок громогласно щёлкнул, и ошейник мстительно впился в кадык.

– Надо что-то съесть, – посоветовал голем.

– Может, от Великого Свина что-то осталось, – серьезно проговорил хранитель.

Вспомнив о вяленом мясе, я запустил трясущуюся руку в карман и достал утренние объедки. С яростью впился в них зубами. Сквозь слёзы, заглатывая жесткую солонину.

Свобода нам только снится, но просыпаемся мы с удавкой на шее. Обнадёживаем себя, что потом всё получится, и с трепетом уповаем на завтрашний день. Но так было раньше. А теперь, с каждым новым укусом, с каждым проскочившим в горло куском, я всегда буду чувствовать проклятую цепь, забравшую неповторимый миг свободы.

Втянулись клыки и когти. Сдулись мышцы. Я даже смог подняться, качаясь на подгибающихся ногах.

– Надо торопиться! – крикнул Евлампий.

Плечи опали, и я повернул голову. Голема на плече не было. Он примостился рядом на полу, такой же крошечный, как раньше. Я резко обернулся в другую сторону. Хранитель остался на своём месте. Из побледневшего тельца торчала совершенно белая шерсть, а в красных глазах, я не поверил, стояли слезы.

– Что уставился? – зло гаркнул он и отвернулся.

Его надежды тоже рухнули. Я даже не обижался на его предательство. Мы оба потерпели крах, так какие могут быть претензии.

– Нам надо торопиться, – повторил Евлампий. – Мровкуб забрал артефакт. Давай поскорее уберёмся из шара, пока про нас не вспомнил огневик.

Я поднялся, механически дожевывая остатки мяса. Голем зацепился за рукав мантии, болтаясь на нем, как нелепая брошь. Я подобрался к выходу, осторожно выглянув из пещеры. Комок огня, то поднимаясь, то опадая, яростно набрасывался на целого и невредимого Свина. Я осторожно вышел на тропу и свернул, протиснувшись между оплывших валунов.

– Быстрее! – бубнил голем.

Я перешёл на бег. Главное ни о чём не думать. Я снова проиграл, в очередной раз. Неужели это так удивительно? Разогнавшись, я безбоязненно прыгнул на стекло. Страх покинул меня окончательно. Ведь нет ничего страшнее разрушенной мечты.

После страшной жарищи внутри шара, показалось, что в трюме началась зима. Я даже сжал руки на груди, прикрывая плечи. Меня трясло от холода или от разочарования? Оглядевшись, я с облегчением понял, что все на месте. Поборники так и сидели вокруг хрустальной сферы, а архивариус стоял рядом, ошалело разглядывая символ свободы. Он нервно облизывал губы, бормоча что-то нечленораздельное.

– Зачем вы взяли артефакт? – строго спросил Евлампий.

– Испугался, – встревоженно ответил Мровкуб. – Я же не думал, что… Что он! Зачем же вы так, юноша?

– Отдайте! – сказал я.

Архивариус скривился, но всё же протянул мне символ свободы.

– Да, да, конечно, – затараторил он. – Мне надо побыть одному. Я отдал слишком много сил. У меня почти не осталось энергии, я смертельно, смертельно устал.

Возвратив артефакт, он попятился к лестнице и, неуклюже цепляясь за перекладины, полез наверх.

– Что теперь с нами будет? – спросил Амос.

Я уставился в его блёклые глаза, не понимая, что он хочет услышать.

– Ничего, – вместо меня ответил голем. – Можете быть свободны.

Старый поборник приподнялся, и, опираясь руками об пол, подполз ко мне.

– Я прыгну за борт, только отпусти остальных, – предложил он.

В его бесцветном голосе собралось столько тоски и решимости, что меня передёрнуло.

– Противно, – горестно протянул Амос. – А знаешь, каково мне? Ты уничтожил меня, щенок. Растоптал, смешал с грязью и мусором. Я добровольно помогал тебе. Я предал все свои идеалы. Понимаешь, каково это? – он бешено заскрипел зубами. – Вся моя жизнь прошла зря. Всё, во что я верил, ты стёр одним движением руки. Я больше не существую.

Он склонил голову.

– А я простил, – втянув побольше прохладного воздуха, произнес я. – Ирина и Оксана живы. Их ты не смог убить. Поэтому, я не держу на тебя зла.

Я наклонился, коснувшись артефактом ошейника. Цепь развалилась пополам, упав на пол, и поборник испуганно отшвырнул её прочь.

– Я не уничтожал тебя. Не топтал. Не мешал с грязью. Знаешь, почему?

Амос поднял на меня мутные глаза.

– Ты безразличен мне, – ответил я на его взгляд.

Сам не знаю, откуда взялись эти слова. Спокойные, но грозные. Словно лишающие высшей милости. Во мне снова что-то изменилось. Может, я не могу обрести свободу сам, но могу раздать её другим?

– Я даже не забирал твою храбрость, – продолжил я. – Ты отдал её сам. Из-за трусости и мелочности. Потому что никогда не получал должного отпора. А может, её у тебя никогда и не было. Уходите!

Я прошёл вокруг лежащего на полу хрустального шара, по очереди освобождая поборников. Ни один не посмел посмотреть на меня. Только Амос встал и, пригибаясь на нетвердых ногах, начертил в воздухе засветившийся прямоугольник.

– Пропустить? – раздался в голове голос гремлина.

– На все четыре стороны, – разрешил я и, запинаясь, добавил. – Они свободны!

– Правильное решение, – смущенно, словно боясь давать совет, заметил Евлампий.

Скрюченный хранитель не произнёс ни звука. Он так и сидел, сжавшись и отвернувшись ото всех. Только болезненно вздрогнул от моих последних слов.

Поборники друг за другом вошли в открывшийся проход и исчезли. Задержался лишь Амос. Он нерешительно застыл у портала, но так и не смог заставить себя посмотреть мне в глаза.

– Я никогда больше не хочу тебя видеть, – разглядывая пол, проговорил он, – но никогда-никогда не забуду.

С трудом выговорив последние слова, он сделал шаг и растворился в мутном сиянии. Проход мигнул и исчез.

– Предыдущего я не пропустил, – громко заявил Капитон, когда портал исчез.

– Кого? – не понял я.

– Вы зовете его Мровкубом или гомункулом. Он пытался переместиться, но я не позволил. Не мог связаться с вами, пока вы были внутри шара.