Тридцать один. Огневик

– Архивариус? – позвал я сорвавшимся голосом.

Мровкуб наклонил голову и дернулся.

– Чего это он? – заинтересовался голем.

– Заманивает, – крякнул Оливье. – Чары смертельные готовит, подлый перевёртыш.

– Он нам помогает, – возразил я.

– Как на мосту перед тюрьмой…

– Прошу прощения, – архивариус часто заморгал, направив на меня прояснившийся взгляд. – Как говаривал один людоед, возвращаясь к гостям с кухни: «Занимался другими блюдами». Очень рад, что всё прошло так, как было задумано, и вы здесь.

Я протиснулся в купе, закрыл дверь и сел рядом с ним.

– Спасибо…

– Мы вам очень благодарны, – перебил Евлампий, – но Чича обещал, что вы всё подробно расскажете. Я изнываю от любопытства.

– Безусловно, – согласился Мровкуб.

Я не стал спорить, решив потратить время с пользой и выспаться.

– После того, как вы угодили в тюрьму, я отправился на корабль. Как говорили колдуны из гильдии Синей Небывальщины, покидая проклятый мир: «Просто не знаю, куда и пойти». Чича пустил меня на борт, когда я рассказал ему о вашей беде. Вместе мы решали, как вас спасти, правда, без особого результата. Но утром перед кораблём появилась Ирина. Она извинялась, что не дала вам сбежать, ведь Люсьен спас ей жизнь, а тайная канцелярия… впрочем, это вы знаете, – стушевавшись под нашими нетерпеливыми взглядами, закончил архивариус. – Она предлагала любую помощь.

– Прямо как её тюремный дядюшка, – выдохнул хранитель. – Тоже хотела родственников подключить?

Я тяжело вздохнул.

– Не останавливайтесь, – попросил голем.

– От Ирины я узнал, как попасть в тюрьму. Директор собирался вызвать для вас целительницу, и я, решил, что переоденусь в неё.

– Почему вы не применили волшебство? – задал я мучавший вопрос.

– Тюрьма нашпигована защитными чарами, не хуже королевского дворца. Любое заклятье, изменяющее внешность, исчезло бы, как только я переступил порог. А грим для чародея, всё равно что обряды гроллов. Вроде когда то были такие чудики, но зачем и для чего они делали, уже никто не помнит. С гримом тоже самое.

Я кивнул. Все очень просто, когда объяснят.

– Ирина рассказала, что во время бунта тюремщики творят заклятье «эвакуации», немедленно отправляющее заключенных по одиночным камерам. Так мы решили вызволить вас из чары блока, – гордо объяснил архивариус. – Ирина хотела сама вывести вас за ворота, но я предупредил, что она навлечёт на себя подозрение. Как говорят в тайной канцелярии: «Единственный ни в чём невиновный – это глава тайной канцелярии!». Так что мы решили, пусть он вас и выводит! Пообещали ему символ свободы. А когда заколдованные песочные часы очаровали его и Ирину, «заветная фраза» произнесённая големом заставила их отправиться на магическую свалку, а вместе с ними и вас. А когда вы выбрались и попали на корабль, Ирина с Сычом всё забыли.

– К несчастью, навсегда, – расстроенно пропыхтел я.

– Не обращайте внимания, – порекомендовал Евлампий. – Оборотни всё время жалуются.

– Как говорят кобольды «Нет ничего постояннее свалки». По дороге через Благоград могло случиться что угодно, а так, всё прошло, как по магическому учебнику. Теперь у главы тайной канцелярии есть ваш двойник, и он еще долго будет выпытывать у него, где артефакт.

– А как, вам, удалось покинуть тюрьму? – уточнил голем.

– Я же следователь магистрата, – заулыбался Мровкуб. – Когда директор начаровал «эвакуацию» и вы исчезли, я снял грим и объяснил кто такой. Он, стоит отдать должное, поступил по правилам. Сначала запер главный вход заклятьем нерушимости и только потом выслушал меня. Я убедил управляющего, что проверяю тюрьмы.

– Как всё просто, – протянул я.

– Я же говорил, что это очень ценный гомункул. А главное, пока наши враги не разберутся, что у них в руках ненастоящий мастер Носовский, у нас куча времени, чтобы завладеть символом свободы!

– Волшебно, – похвалил Евлампий.

– Теперь можно отдохнуть? – спросил я.

– Непременно, мы прибудем в Блэк Бук через четыре часа, – разрешил архивариус. – Только позвольте осмотреть вашу руку.

Я нехотя протянул ладонь. Мровкуб долго вертел ее, придирчиво разглядывая с разного расстояния, пока не сдался.

– Ничего не понимаю, – сообщил он. – Истинное пламя не может исчезнуть просто так, без последствий.

– Удивительно, – согласился голем.

– Если бы не серебристый цвет кожи, я бы засомневался, что оно вообще было. Как говаривали первые маги: «Чудеса, да и только», – встряхнул головой архивариус.

– Тоже невидаль! Заживает, как на собаке, – фыркнул Оливье.

Я вырвал руку и отвернулся, но поспать мне, конечно же, не дали. Неугомонный голем забрасывал Мровкуба вопросами, и словоохотливый архивариус не умолкал ни на мгновение. Задумчиво молчал лишь Оливье. Хотя его напряженные размышления мешали не меньше бесконечной болтовни. Он без сомнения строил новые козни, ведь дядя за здорово живешь ничего не делает. Небось, уже придумал и как освободиться, и как своё добро вернуть.

– О! – неожиданно воскликнул Мровкуб. – Приехали! Выходим!

Я не успел открыть глаз, а твёрдая поверхность уже ушла из-под ног. Желудок подпрыгнул к горлу. Голова кружилась. В ушах свистел ветер. Мимо проносились мохнатые облака. Понимая, что лучше этого не делать, я все же опустил подбородок и с ужасом таращился на свои ноги. Они дёргались среди бескрайней пустоты. Мы вывалились из мирового экспресса и падали. Небо стремительно уносилось вверх. Пахло свежестью и холодом. Зато снизу, ко мне слишком быстро приближалась жесткая, очень жесткая и твердая земля.

Я хотел заорать, но упал на башню. Чудом проскочил в люк и, не касаясь ступенек, слетел вниз. Стены промелькнули в одно мгновение, и меня выплюнуло на перрон.

Архивариус выскочил из соседней башни и, отряхнув камзол, махнул рукой.

– Идемте.

– По-другому спуститься нельзя? – проворчал я, поправляя жреческий наряд.

Мровкуб потупился, но, встряхнув головой, строго произнес:

– У нас мало времени, – и на ходу вынув длинный темно-синий шарф, передал его мне.

– Закрутите вокруг шеи. Ошейник вас выдаёт. А так никто не догадается, что вы оборотень.

– Мудро, – согласился голем, а Оливье ничего не сказал, только высокомерно посмотрел на лже-посла и задрал нос.

 Я обмотал шарфом шею, и мы спустились по широкой лестнице на безлюдную площадь.

– Еще слишком рано, – прокомментировал архивариус. – Через пару часов соберутся торговцы, и будет, как говорит главный казначей: «Не протолкнуться, как в императорской сокровищнице».

Я кивнул. Блэк Бук встречал негостеприимно. Вроде не холодно, но пробирает до костей. Тёмное небо, затянутое иссиня-черными тучами, давило. Несмотря на штиль, голые деревья тряслись, вздрагивая от каждого шороха. Даже архитектура странного мира больше напоминала древние храмы, чем жилье чародеев. Площадь окружали бордовые обелиски, рядами уходящие вдаль. На их боках промелькивали кровавые надписи. «Усни!» прочитал я на ближайшем.

Мы спустились на последнюю ступень и станционный смотритель, кряхтя, прошипел:

– Чтоб вы сдохли, господа!

– И вам скорейшего летального исхода! – склонил голову архивариус.

– Что это значит? – пробормотал я.

– Ничего особенного, – ответил Мровкуб. – Обычное пожелание смерти. Как говорят чернокнижники: «Неминуемая гибель, вечный сон и последнее упокоение – это величайшие из благ». Поэтому, пожелание скорого конца – что-то вроде приветствия.

Меня передернуло. Ничего себе обычаи.

Мы пересекли площадь, разгоняя унылую тишь стуком шагов, и остановились у покосившегося сарая, почти скрытого стеной кровавых обелисков.

– Хотелось бы узнать, где проживает досточтимый Эрлик? – уточнил архивариус, обращаясь не ко мне, а скорее к Оливье.

– Бульвар Висельников тринадцать, – без обычных капризов сообщил хранитель, и я привычно повторил.

Он тоже казался не в своей тарелке. Пухлое тело побледнело до пепельного оттенка, а редкие волоски вздыбилась на макушке и шее.

– Махнём на местном транспорте? – предложил Мровкуб.

– Но у нас нет… – начал я.

– Финансовые вопросы решены, – усмехнулся архивариус. – Посол Волков щедро оплатил наше путешествие, сняв деньги со своего счета в Благоградском отделении всемирного банка.

– Использовать деньги умершего волшебника незаконно и аморально, – забубнил голем.

– Можешь идти пешком, – брякнул Оливье.

– Я бы с удовольствием, но не могу оторваться от цепи, – процедил Евлампий.

– Тогда заткнись, – посоветовал хранитель.

– Помолчите оба, – вмешался я.

Мровкуб сочувственно посмотрел на меня и, взяв за руку, вошел в сарай. По стенам тянулись длинные полки с травами, громоздились банки с заспиртованными гадами, и коробки, туго стянутые веревками. С потолка свисали связки чеснока, лука и перца. Посреди большой грязной комнаты бурлил котел с зелёной, дурно пахнущей жижей. Рядом в кресле качалке, обняв черную кошку, дремала ведьма. Седые волосы разметались по лицу, закрывая глаза и нос, зато, выделяясь на фоне белой кожи, изо рта торчал золотой клык.

– Пусть за вами поскорее придет костлявая! – громко приветствовал архивариус.

Старуха подняла руки и, сбив космы на бок, посмотрела на нас большим черным глазом, второй заплыл бельмом и без причины пялился в угол сарая.

– И тебе быстрейшего карачуна, чужеземец!

– Нам нужно на бульвар Висельников, тринадцать.

– По пять грошиков с посоха, – оценила ведьма.

Мровкуб отсчитал зеленоватые монеты и, робко улыбнувшись, пересыпал в протянутую ладонь.

Старуха, кряхтя, поднялась. Кот зевнул и, цепляясь когтями за стеганый жилет, залез на её плечо. Недобро зыркнул на меня и свернулся клубком.

– Катись на север, тащись на юг, – забормотала ведьма, упираясь в котел. – Ищи повисших тринадцать раз.

Чан с кипящим зельем двинулся и заскользил, огибая нас против часовой стрелки. Зеленое варево расплескивалось, капало на пол и оставляло темные дымящиеся следы.

Старуха приплясывала на негнущихся ногах, бубня малопонятный наговор.

Когда котёл объехал полный круг, над зельем надулся большой пузырь. Я на всякий случай прикрылся рукой, но он так и не лопнул. Зато вокруг нас вспыхнуло изумрудное сияние. Оно на мгновенье заслонило сарай с ведьмой, а когда спало, мы оказались на углу узкой улицы под столбом с вывеской «Бульвар Висельников». Чуть ниже, прибитая ржавым гвоздем, висела потёртая табличка с когда-то золочёными буквами: «Сдаётся склеп, недорого. Красивый вид. Тихие соседи. Чистота и свежие цветы еженедельно. Блёклым лучше не беспокоить. Сколдовывайтесь с Мурлином Синим».

– А вы не могли нас перенести? – заинтересовался я.

Архивариус покачал головой.

– Так надежнее. К тому же как говорят в гильдии магических путешествий: «Мы следим за скачком каждой букашки», а нам лучше не привлекать внимания. Вдобавок, я никогда не был в Блэк Буке, так что мог случайно занести нас в какой-нибудь бездонный курган какого-нибудь неприветливого чернокнижника. А так!

Он указал на дом по другую сторону дороги. Островерхая крыша с красной черепицей накрывала двухэтажный особняк с высокими, убранными решетчатой раскладкой, окнами. К улице выдавался зубастый козырек, нависающий над двумя лестницами с витыми железными перилами. В заборе чередовались кованые цифры один и три с острыми вершинами.

Я невольно вытянул шею, косясь то вправо, то влево. Совершенно прямая улица тянулась бесконечно и исчезала в далёкой мгле. Ровные, почти одинаковые дома выстроились вдоль улицы, будто провожающие на похоронах. Ни одной живой души. Ни зверя, ни птицы, ни приснопамятной букашки. Вместо деревьев колючие кусты. Голые, обшарпанные, дрожащие от предчувствия неминуемой беды.

Стараясь не озираться и вести себя естественно, мы подошли к открытой калитке. Тихо, пустынно и жутко. Всё, от перекошенного флигеля, скрипящего на крыше, до грязной дорожки к крыльцу выглядело брошенным и разрушающимся. Двор покрывали скрюченные, почерневшие листья, воняющие тухлой рыбой и плесенью. Меня аж передёрнуло.

– Тут какая-то пропасть магии, – прошептал голем.

Архивариус задумчиво разглядывал неприветливый дом и гладил черную бороду.

Я зябко ёжился и оглядывался. В темных окнах вдоль улицы не было жизни. Но все же из брошенных домов кто-то раздражённо пялился мне в спину. Меня аж трясло от полных ненависти взглядов.

Мровкуб покрутил пальцами, сложил за спиной фигу, и сделал шаг.

Над забором вспыхнул огонь. Калитку озарило нестерпимым светом, но, архивариус продрался сквозь сияние, и оно погасло.

Жухлые листья собрались у дорожки и сложились в коротколапую тварь с раззявленной пастью. Вместо зубов и когтей торчали палки, камни, битое стекло и даже мелкие косточки.

– Хозяин не принимает, – рыкнуло существо.

– Доброе утро! Передайте, что пожаловал мастер Оливье, – непринужденно заявил Мровкуб.

Я вздрогнул, а хранитель резко выпрямился и икнул.

– Какого поглотителя поминать моё доброе имя? – напряженно спросил он.

Тварь из листьев развалилась. Архивариус повернулся, хотел что-то объяснить, но в доме распахнулась дверь.

– Что там с пропастью магии? – озабочено спросил я.

– Заклятий больше, чем в гильдии Иллюзий, – удручено выговорил Евлампий, – но насколько они опасны, я никак не пойму.

Вот уж порадовал. Боюсь, что когда голем выяснит что к чему, будет, как всегда, слишком поздно. Я нехотя пошел вслед за Мровкубом. Наша поездка в Блэк Бук нравилась мне всё меньше и меньше. А вот архивариус беспечно поднялся по ступеням на крыльцо. Еще бы, ему бояться нечего, в случае чего пострадает только гомункул.

– Другого выхода нет, – подбодрил Евлампий.

Я вздохнул, вошел, и на меня выплеснули ведро холодной воды. Вздрогнув, я остановился, даже провел рукой по лицу, но оно было сухим.

– Какое странное проклятье, – подлил масла в огонь голем.

Меня передернуло.

В темной прихожей, у широкой лестницы на второй этаж, тикали напольные часы. Вырезанные из темного дерева поглотители магии держали в руках циферблат, под которым отстукивал мгновения большой шипастый маятник.

– Поднимайтесь, – приказал угрюмый голос сверху.

Мы прошли по темному ковру, обтягивающему ступени, и поднялись на второй этаж. В крайней комнате у закопченного камина в кресле сидел Эрлик. Он без особого интереса осмотрел нас и, запахнувшись в чёрную мантию, отвернулся к огню.

– Я вас ждал.

Я бы не радовался такому заявлению чернокнижника, поэтому не нашёлся что ответить и с паническим любопытством разглядывал комнату. К счастью в ней не выстроилась армия оживших мертвецов, и даже скелеты не тянули к нам облезлые костяки. К креслу мостился низкий стол, заваленный свитками, а за его спинкой вздымался огромный книжный шкаф с полками до потолка. Стены закрывали причудливые гобелены с парящими в закатных небесах птицами. В бурых отсветах садящегося солнца их перья сверкали горящими стрелами. Под ними тянулись поросшие серой травой равнины. Редкие деревья блестели золотом.

– Мы хотели бы рассчитаться и забрать артефакт, который мастер Оливье оставил вам в залог, – проговорил архивариус.

Чернокнижник укутался в толстый плед.

– Очень холодно, – пробормотал он. – В проклятом Блэк Буке вечная осень, жду не дождусь, когда смогу уехать.

– Отчего же? – уточнил Мровкуб.

– Бронепояс гибнет и переселение уже началось. Закрытый мир скоро приоткроется.

– Почему вы так думаете?

– Потому что машину Дагара остановят.

Хранитель задрожал и закрыл голову руками.

– Не может быть, – прошептал он.

– Какая машина? Та самая машина? – заверещал любопытный голем, но на него никто не обратил внимания.

– Очень интересно, но мы пришли за артефактом, – невозмутимо напомнил архивариус.

– Вы хоть представляете, что это такое? – злобно прорычал Эрлик. – Он способен открыть дверь в Зал семерых и вернуть прошлое, о котором маги боятся даже вспоминать.

– Мы только хотели освободиться, чтобы противостоять поглотителям? – попытался я.

Чернокнижник хрипло рассмеялся.

– Забавная шутка, надо запомнить, – прокашлявшись, сказал он и впился в меня своими ледяными глазами. – Что у тебя с рукой?

Я поднял ладонь к глазам. Она чуть светилась серебряным узором. Остатки истинного пламени еще сверкали на коже.

– Увлекся молекулярной кухней? Руку отморозил? – уточнил Эрлик.

– Фу, какая гадость, – пробормотал Оливье. – Молекулярная кухня – это чушь, выдуманная спятившим магом мороза, исключенным из гильдии водолюбов. Никогда не связывайся с молекулами, понял?

– Давайте вернемся к нашей теме, – предложил Мровкуб. – Если артефакт так опасен, вы, наверно, его уничтожили?

– Его не берет магия. Огонь не нагревает. Вода не точит. Ветер не рассекает. Об него крошатся кузнечные молоты. Да, что там, само время и смерть не причиняют ему вреда.

Архивариус вздохнул.

– Задачка, – пробормотал он. – Значит, вы его спрятали?

Черный Эрлик усмехнулся.

– Можете убить меня, я ничего не скажу.

– Но…

– Мне плевать на магистрат, – искренне выпалил чернокнижник и скривился, глядя на значок, круг, перечеркнутый двумя косыми линиями, на камзоле лже-посла.

– Мы не имеем отношения к волшебному следствию, – заверил голем, но его никто не слушал.

– Но вы же собирались отдать его Оливье! – вспомнил я, стараясь отделаться от мыслей про морозного мага и молекулярную кухню.

– Нет, – отмахнулся Эрлик. – Я хотел убить его, чтобы поваришка никому не разболтал про символ свободы, но меня опередили. Смерть быстрее всего, с ней наперегонки не побегаешь.

– Предатель, – прошипел хранитель. – Чтобы ты стражем лилового сердца подавился.

– То есть, договориться не получится? Тогда мы, наверное, пойдем? – осторожно уточнил Мровкуб.

– Вряд ли, – сообщил Эрлик. – Вы слишком много знаете. А про символ свободы не должен знать никто.

– Да о нем знают все! – выдохнул голем.

– Но никто не знает, что он у меня! – отмахнулся чернокнижник.

Я попятился к двери, но коридор исчез. Вместо лестничного пролета и первого этажа, за порогом зиял бездонный провал. Насколько хватало глаз одни темные облака, медленно бредущие к горизонту.

– Вот и пропасть, – заявил Евлампий.

– Предупреждал, что он нас всех поубивает, – взвыл Оливье.

Я замер у двери. Не может быть, я не хочу умереть в этом ужасном Блэк Буке, я так много пережил. Это нечестно. Меня начало трясти. Дрожь дошла до подбородка, но я не мог оторвать взгляд от мрачной бедны.

– Кус-сок дома отвал-лился, – заикаясь, пропищал я.

Архивариус недоуменно оглянулся.

– Вам не выбраться, – предупредил Эрлик. – Вы никому ничего не расскажете. Ваши косточки прогорят в этом камине, – он махнул рукой, – и символ свободы исчезнет навсегда. Про него забудут, и всё наладится.

– Я буду сопротивляться, – заверил Мровкуб.

– Пробуйте, ваше право, – согласился чернокнижник.

Архивариус покрутил кистями рук, и между пальцами вспыхнул прозрачный шар. Эрлик с интересом смотрел на его манипуляции. Сфера наполнялась синевой, подрагивая в ладонях лже-посла, пока не потемнела. Засияла мертвым светом и зашипела. Мровкуб отпустил шар и ударил по нему ногой. Вращаясь, синяя комета пересекла комнату и врезалась в стену. По гобеленам прошли волны. Птицы испуганно разлетелись, превратившись в мелкие темные точки. Ткань подёрнулась лазурью и побледнела. С редких деревьев опали желтые листья.

– Эффектно, – кивнул Черный Эрлик. – Вот только ходить через мои гобелены не стоит. Здесь у вас есть хоть мизерный шанс выжить, там его не будет вовсе. Стимфалийские птицы беспощадны и крайне прожорливы.

– Поединок? – предложил архивариус.

Чернокнижник покачал головой.

– Вы прокляты и не примените атакующие заклятья, – он вытянул руку и сжал пальцы.

– Опасная магическая активность, – забубнил голем.

От ногтей Эрлика протянулись темные полосы, обвились вокруг шеи лже-посла и сжались. Лицо Волкова покраснело, изо рта вырвался нечленораздельный хрип.

– Если не справлюсь, беги! – гаркнули в ухо.

Меня дёрнули за плечо, и я вывалился в коридор. С другой стороны двери не было пропасти, только темный ковер. Мимо проскочила Оксана, а я забыл про нахлынувшее отчаяние, даже не упал на пол, ухватившись за стену.

Бывшая защитница ввалилась в комнату, перед ней нёсся комок листьев и мусора. Он, кувыркаясь, перепрыгнул через столик и влетел в камин. Вспыхнул, распространяя серый вонючий дым.

Вокруг волшебницы вились едва различимые голубые ручейки. Они собирались в прозрачные потоки, стекали к рукам и клубились барашками пены на костяшках пальцев. С поднятой правой ладони выстрелила живая, извивающаяся струя. Она на лету впиталась в тёмные полосы, душащие архивариуса, и, сорвав их, с шипением унесла в огонь очага. С другой руки тоже взметнулся фонтан, ударил в кресло, снес его, перевернул и зашвырнул на стену.

Эрлик упал на пол, отполз на четвереньках к книжному шкафу и перекатился на спину. На побледневшем лице играла загадочная улыбка. Пальцы сплелись, сжавшись в один большой кулак, а синие губы непрерывно шептали неразборчивые слова. Я видел, как изо рта вырываются белые искорки, со вспышкой гаснущие на подбородке.

Кресло, соприкоснувшись с гобеленом, провалилось внутрь пейзажа и, стукнувшись об землю, разлетелось на части. На мягкую спинку с неба посыпались кроваво-красные стрелы. Птицы почуяли добычу и, обстреляв, спикировали вниз, вонзая в неё острые клювы и когти.

Освободившийся Мровкуб сделал несколько па и хлопнул в ладоши. Вокруг его рук вспыхнули языки пламени, но вместо того, чтобы выстрелить в чернокнижника, вяло стекли на пол. Ковер задымился, и архивариус вынужденно затоптал его ногой.

– Проклятье еще действует, – подсказал голем.

Эрлик, лёжа на полу, махнул рукой и с полок, раскрываясь, посыпались книги. Они стряхивали со страниц черные буквы, расплывающиеся, болезненно вздрагивающие, но все равно ползущие в атаку. Словесная армия собралась, выстроилась в строгие ряды и бросилась в наступление. По полу потекли целые предложения: «В самых глубоких пучинах междумирья, на краю границы с бездною смерти, в которую скатятся когда-нибудь все тридцать миров, ты найдёшь своё пристанище на веки вечные. В бесконечной тьме и ужасе пройдут оставшиеся минуты твоей жалкой, бессмысленной жизни, ибо она прошла в бесполезной попытке познать всё и вся. Охватить неохватное и познать непознаваемое». Подбираясь к ногам Мровкуба, буквы таяли, но над его головой надувался черный, вздрагивающий нимб. Побледневшее лицо исказилось от ужаса.

– Не надо! – закричал он. – Я не хочу!

Но кривые буквы упорно лезли на штурм, а пятно уже растеклось до затылка. Каждое добравшееся до архивариуса слово затягивало его в бездонную пропасть прошлого, которого, он, судя по всему, боялся больше всего на свете.

– Хватит! – гаркнула Оксана, и, наклонившись, ткнула под нос чернокнижнику черный цветок с ярко-синими прожилками вдоль бутона.

Эрлик замер. Черные червяки рун остановились, а нимб посерел и растаял.

– Узнал? – прошептала бывшая защитница. – Ты можешь не бояться смерти. Ты видел самые тёмные глубины междумирья и понимаешь, куда попадешь после жизни. Вот только душегуб прорастет в твою сущность, оплетёт ее корнями и навсегда свяжет с этой землей.

Чернокнижник замотал головой.

– Дрожишь? – усмехнулась Оксана. – Правильно делаешь. Спроси у оборотня, я с вашим братом не церемонюсь.

– Что ты хочешь? – промямлил сжавшийся Эрлик, отползая от цветка.

– Символ свободы.

– Хорошо, – легко согласился он, и начал подниматься. – Только убери его.

Я отскочил от двери и, пропустив их, пошёл следом.

– Чтоб у меня тесто не поднялось, – проворчал давно молчавший Оливье, – если чернокнижник так просто сдастся. Жди подвоха.

В соседней комнате, освещенной высокими окнами, вдоль стен тянулись полки до потолка. На них рядами стояли стеклянные шары на резных подставках и черные фигурки с крестиками вместо глаз и прямой линией вместо рта, разделённые по поясу тонкой чертой.

– Что это? – не понял я.

– Маги после ритуала возвращения, – процедил голем.

– Мёртвые колдуны? – ахнул я.

– Да, – шикнул Евлампий. – Эти фигурки называют духоманками. Так умершие чародеи возвращаются под свет источника. В них остаётся частичка их памяти, всей их жизни.

Я сглотнул. Их даже после смерти ждут чудеса. Какая несправедливость. Помер маг – осталась духоманка. А что останется после меня? Ошейник?

 Я с трудом оторвался от чёрных фигурок. В ближнем шкафу морозными узорами блестели шары. Над крошечными домиками и деревьями за стеклом шел снег. В следующих сферах уже сверкало солнце, и стремительно неслись белые облака. На цветущих лужайках скакали диковинные звери.

– Это моё увлечение, – с придыханием пробормотал Эрлик, оглядываясь на цветок.