
Полная версия:
Тридцать один. Огневик
– В чём заминка? – уточнил голем.
– Заминка? Стезя перестезилась, – ответил проводник. – Надо соглядатая подглядывать пускать.
– Так пускай! – разрешил Евлампий.
– А где взять? У меня нету, – всплеснул руками кобольд.
– У кого есть? – не выдержал голем.
– У кого у того? У него! – когтистый палец указал в мою сторону, и я зябко передернул плечами и пробурчал:
– Нет у меня ничего.
Кобольд обиженно покачал головой и протянул:
– А птиц?
– Он не управляет стукачом, – возразила Ирина.
– Нет? Так я могу, – радостно вскрикнул проводник и, проковыляв ко мне, потянулся к обручу.
Я отшатнулся.
– Не двигайся, – попросила волшебница. – Он справится.
– Я и боюсь, что справится, – запротестовал было я, но взвесив за и против, замер.
Вытерплю еще одно прикосновение кобольда, не помру, зато избавлюсь от стукача.
– Оно такое? Такое-такое. Чарующие чары, – прошептал проводник. – Сильная сила! Чудесное чудо! Просыпайся от сна избавляйся!
Он провёл когтём по металлическим перьям, оцепенелая птица вздрогнула и встряхнула крыльями.
– Спишь соня? Хватит спать-почивать. Лети летун! – улыбаясь перекошенным ртом, бормотал кобольд.
С пожелтевших губ срывались белесые пузыри.
Я с омерзением повёл подбородком.
– Куда? Не шевели шевеленья! – крикнул проводник, и повернул мою голову обратно.
Я прикрыл глаза, и задышал, как глубоководная рыба, редко-редко. От кобольда несло прокисшим молоком и тухлыми моллюсками.
– Где удача ждет? Давай, лети вперед! Чары проверяй! Расскажи, куда наш путь пойдет! – увещевал он.
– Сильнейшая магическая… – как обычно начал голем, но кобольд громко рыкнул «Уф!», и хлопнул стукача по голове. У меня вздыбились волосы. Обруч разомкнулся, а механическая птица, оттолкнувшись от затылка, взлетела.
Сделав несколько кругов, и проскрежетав «кры-кры», она, повинуясь приказу проводника, ринулась в левый туннель. Умчалась в тёмную глубину, оставив за собой блестящие оранжевые полосы, медленно растаявшие в затхлом воздухе.
– Что-то меняется, – тихо проговорил Евлампий. – Потоки энергии снова двигаются. Сейчас произойдёт…
– Возмущение-возмущеничко? – встрял Оливье.
– Нет, – отрезал голем. – Замещение старых чар новыми.
Стукач вернулся и, взмыв над нашими головами издал тонкий свист, отдаленно похожий на птичий клекот.
– Страшное страшно? – удивился проводник и перевёл. – Налево ходить вообще нельзя.
Механическая птица полетела в правый туннель, оставляя багровый след за хвостом, а вернувшись, издала более резкий писк.
– Ещё ужасне́е? – округлил глаза кобольд и сообщил. – Направо совсем не надо.
Стукач понесся по центральному туннелю, а вернувшись, просвистел два раза.
– Жуткая жуть? – качая головой, выдал проводник. – Никогда не возвратимся оттудова.
– Куда же идти? – забеспокоился голем.
Оливье натужно крякнул, но промолчал.
Стукач перестал виться над нами и сел на плечо кобольда.
– Куда? Туда-сюда. Направо повернём, – потерев длинный нос, задумчиво изрек тот.
– Вы уверены? – уточнил Евлампий.
Проводник кивнул. Нехотя подошел ко мне и, взяв механическую птицу в руки, попытался усадить на голову. Я отступил назад.
– Оставьте себе, – предложил я.
Ирина посмотрела на нас пустыми глазами, но не произнесла ни слова.
– Себе? – неуверенно проговорил кобольд, поглаживая железную голову стукача. – Хороший птиц.
– Теперь ваш, – в тон ему, протянул я.
– Мой? – не поверил проводник.
Голем попытался встрять, но я не дал ему издать ни звука.
– Ваша, ваша, – заверил я. – На веки вечные.
Кобольд заулыбался, обнажив кривые желтые зубы, и прижав стукача к груди, повернулся к развилке.
– Тогда пойдем по центру! – уверенно заявил он.
– Он же говорил… – начал Евлампий.
– Мой ученик только что спас нас от неминуемой гибели! – пафосно объявил хранитель вкуса. – Я всегда говорил, что дремучим, суеверным мусорщикам нельзя верить!
Ирина с Сычом безропотно последовали за проводником.
– Он что, нас обманывал? – разбушевался голем. – Я сообщу магам! Его сошлют…
Я дернул за цепь, и Евлампий соскочил с плеча.
Кобольд не обернулся и ничего не ответил. Но уши-лопухи, так и вертелись из стороны в сторону.
– Я этого так не оставлю, – не унимался голем. – это беспорядок…
– Конечно, – встрял я. – Мы же на свалке.
Оливье хихикнул, а Евлампий сжал каменный рот.
– Всё вроде правильно, беспорядок на свалке, – бормотал он. – Но так всё равно нельзя…
Ветер засвистел в ушах и ударил в спину, заставляя бежать вперёд. Задул с такой силой, что я почти не касался пола. Центральный туннель изогнулся вверх. Нас оторвало от земли, и закрутило, поднимая по шахте. Голем завертелся на цепочке, поднявшись выше моего уха. Хранителя вкуса тоже подбросило над плечом, и телепало, раскачивая взад-вперед. Они что-то бубнили, но потоки волшебного ветра уносили все звуки прочь. На несколько мгновений я даже почувствовал, что снова свободен.
Оттолкнувшись от стены одной рукой, проводник подплыл ко мне и, сжав стукача, другой ухватил за локоть.
– Веришь в удачу? – крикнул он. – Вину не вини. Зла не хотел назлоби́ть. Счастливой дороги!
Я не успел ответить на неожиданное признание, туннель оборвался, и мы застряли в непроглядной тьме. Попробовав разогнуться, я больно ударился головой.
– Предупреждал! – победоносно вскрикнул голем. – Беспорядок до добра не доведёт.
Я хотел пожать плечами, но едва повернулся. Влез локтём в лужу и брезгливо принюхался. Пахло арбузом и солью. Я сжался и, заворочавшись, выбрался из-под навеса. Обоняние не обмануло. Запах моря ни с чем не спутаешь. Мы все-таки попали на пристань, прямо под трап черной шхуны.
– Поднимайтесь на борт! – строго заявила Ирина.
Чтобы не привлекать внимания, мы ринулись на корабль. Сыч, за ним я, а вот кобольд бесследно исчез.
Взлетев на палубу, я чуть не натолкнулся на Чичу. Боцман, поморщившись, пропустил главу тайной канцелярии, и улыбнулся.
– Мастер Люсьен! Приветствую на борту!
Я ошалело кивнул. Думал летучая обезьяна и слов-то таких не знает.
– Предатель, – не слишком искренне прошипел Оливье.
Чича подал руку Ирине и отвел в сторону от Сыча.
– Якорь обглоданный, план-то сработал, – уважительно крякнул он. – Не верил в архивариуса этого. Зря видать! Идёмте в кабинет.
Я приплясывал вслед за всеми, еле сдерживаясь, чтобы не заскакать. Я победил поборника и сбежал из тюрьмы. Теперь у меня свой собственный корабль и куча империков. Я потряс головой, но чёрная шхуна не исчезла. Всё по-настоящему. Закрыв дверь дядиных покоев, я настороженно всмотрелся в витраж. По цветущему полю кружилась счастливая пара. Ярко светило солнце, и пусть я не мог разобрать лиц, но всё равно верил, что это мы с Ириной.
– Шабаш мне вместо дня рождения! – загоготал Чича. – Думал, загребут вас! Но счастливая звезда не подвела!
Я попытался ответить, но запнулся. У стола застыла моя неподвижная копия.
– Что это? – дрожащим голосом, пропищал я.
Боцман обернулся.
– Ты! – вскрикнул он, и заржал. – Не видишь, что ли!
– Подозреваю, что это гомункул, – сказал Евлампий.
– Он самый! – просмеявшись, подтвердил Чича. – Его архивариус притащил. Похож на тебя, мастер Люсьен, один в один, не отличишь.
Я подошел к двойнику. Не удержался, похлопал по плечу.
– Об-бал-д-деть, – заикаясь, выговорил я.
– Я покруче выразился, когда увидел, – заметил боцман.
Я обернулся. Ирина замерла у двери, такая же бездушная, как гомункул.
– Для чего… Зачем? – забормотал я.
– Она сама сюда пришла и он тоже. Вот и сговорились. Она про тюрьму всё рассказала, он обещал сбить с толку магистрат.
– Расскажите по порядку, – встряхнув каменной башкой, приказал голем.
– Ну, – протянул Чича. – Они придумали вытянуть вас из тюрьмы через свалку магии. Архивариус посулил её, – боцман показал пальцем на Ирину, – и Сыча, заколдовать, чтобы никто не дотумкал, что к чему. Так что энту магичку надо в тюрьму возвратить.
– Зачем? – не понял я.
– Якобы она никого не похищала!
– Ясно, – вмешался голем. – А нам что делать?
– Подсунете Сычу двойника, и свалите на Мировом экспрессе, а я поплыву в оговоренное место. И всё шито-крыто. Врубиться как, куда и кто смылся, даже трёхголовый не сможет.
– Разумно, – смилостивился Евлампий, – но лучше бы по порядку…
– Архивариус сам все расскажет, – оборвал Чича. – Он встретит вас на вокзале.
– А Ирина? – заволновался я.
На витраже пошёл дождь. Поднявшийся ветер разметал цветочные лепестки, а поле прорезала трещина, разделив пару.
– Прикажи гремлину отправить её в тюрьму! – сказал боцман.
– Как? – не понял я.
– Корабль теперь твой. Он подчинится!
– Мне?
Я невольно взглянул на Оливье.
– Это правда?
– Крысёныш, и есть крысёныш, – рассердился Чича.
Он хранителя вкуса не видел, и моё нелепое бормотание выглядело жалким и странным, но я не отступил и продолжал смотреть Оливье, пока тот не сдался:
– Да! – рявкнул он. – О магических завещаниях мгновенно узнают все волшебные существа. Гремлин в курсе, что ты наследник, вот и пустил тебя на корабль.
– Но это ведь не всё? – не сдержался Евлампий.
– Да, – со вздохом подтвердил Оливье.
Летучая обезьяна кинула неодобрительный взгляд на голема и, процедив сквозь зубы забористое морское ругательство, вышла на палубу.
– Сами разберетесь, полоумные, – буркнул он через плечо.
– Не тяните, – попросил я.
– Помнишь рожу на двери в моё хранилище, – нехотя выдавил хранитель вкуса, и я с готовностью кивнул. – Подойди и погладь её.
– Не вздумай! – вскрикнул Евлампий. – Заклятие домовой страж слишком опасно!
Оливье скорчил удовлетворенную морду.
– Ни один колдун никогда не сунул бы ему руку, – подтвердил он.
– Но… – начал голем.
– Затухни! – оборвал его хранитель. – Ты забыл? Мы на одной цепи! Случись что с моим учеником, я тоже пострадаю.
– Я не твой ученик, – убежденно сказал я.
Оливье лишь усмехнулся в ответ.
– Хорошо, – сдался Евлампий. – Попробуем, но я буду следить за магическими возмущениями.
– Ты за ними постоянно следишь, – ухмыльнулся хранитель вкуса. – А толку, как от морской воды во время жажды.
Над головой голема громыхнуло крошечное темное облако, но он ничего не ответил.
Я нехотя подошел к двери в хранилище и сдвинул тяжелое кресло.
– И? – спросил я.
– Протяни руку! – скомандовал Оливье.
Что за напасть? Почему меня все время заставляют рисковать своими конечностями. Вон голем пусть лапу подставляет. Если что другой камень на замену найдём.
– Не волнуйся, я слежу, – подлил масла в огонь Евлампий.
Я вздохнул, и, стиснув пальцы, протянул ладонь к дверному полотну. Навстречу выдвинулся деревянный нос, похожий на собачий, и, тщательно обнюхав руку, фыркнул.
Я вздрогнул.
– Не робей, – подбодрил Оливье.
– Возмущения в норме, – подтвердил голем.
Весь отклонившись назад, я вытянул указательный палец и, стиснув зубы, провёл по деревянному носу.
– На абордаж! – весело крикнул хранитель.
– Всё хорошо, – повторил Евлампий.
Им-то, может и хорошо, это же я руками рискую. Я снова вздохнул, и, наклонив голову, с интересом вгляделся в дверь. Страх прошёл.
Нос сморщился. Под ним проступил рот, и, широко раскрывшись, громко чихнул. Из двери вылупились глаза-сучки, и повисло одно рваное ухо с кисточкой из деревянных ворсинок на конце.
– Ухо почеши, – подсказал Оливье. – Он это обожает.
Я подчинился, и дрожащими пальцами заскреб по дверному полотну. Рожа зажмурилась и довольно заурчала.
Я продолжал гладить воплощение охранного заклятья, все еще напряженно оглядываясь на хранителя.
– Возмущения в норме, – пробубнил голем.
– Скажи, что у тебя есть дело к Капитону, – посоветовал Оливье.
– К кому? – не понял я.
– Так гремлина зовут, – пояснил хранитель.
– Странное имя, – вставил Евлампий.
– На свое полюбуйся! – гавкнула рожа на двери.
Оливье довольно заулыбался.
– Ты слышишь меня, старый друг? – спросил он.
– Только не вижу, – ответила деревянная рожа.
– Мы хотели, чтобы ты… – попытался я, но гремлин перебил.
– Я уже сказал, что все слышал. Я не глухой! – отрезал он. – Даю пять минут на прощания.
Я повернулся к волшебнице. Она так и стояла у двери со стеклянными глазами. Подошел ближе, но она не отреагировала. Взял её за руку.
– Спасибо, что помогла бежать, – выдавил я.
Ирина не ответила.
– Она под чарами, – напомнил Оливье.
Я кивнул.
– А она будет помнить то, что произошло? – уточнил я.
– Нет, – отрезал Евлампий. – Колдовство не оставит следов.
Я вздохнул. Зачем прощаться и говорить сентиментальные глупости, если она все забудет? Я же посчитал её предательницей, и снова всё перепутал. Наверное, я совершенно ничего не понимаю в женщинах. Если в них вообще хоть кто-нибудь что-нибудь понимает.
Я держал ее теплую, мягкую ладонь и молчал.
– Время истекает, – напомнил Капитон.
Я покачал головой. Его всегда мало. Так чего зря сомневаться. Лучше уж буду жалеть о том, что сделал. Даже если она не запомнит, в моей памяти этот миг останется навсегда.
– Отвернитесь, – строго сказал я попутчикам.
Наклонился и поцеловал Ирину.
На губах еще держалось ласковое прикосновение, а волшебница уже растворилась в разноцветном сиянии.
– Вот и хорошо, – похвалил вошедший Чича. – Теперь скажите, куда пригнать корабль?
– В Блэк Бук, – сообщил Оливье.
Я механически повторил. Мысли крутились далеко, и даже пугающая поездка в мир чернокнижников не могла вернуть их обратно. Вместе с Ириной переместилась часть меня. Как теперь жить ополовиненному?
Опустив руки, я зажмурился, будто она могла вернуться. Но магия любит лишь магов, а оборотням достаются одни страдания.
– Люсьен, соберись. Сейчас не время для любовных мук, – заявил голем.
– Валун-то в воду глядит, – проворчал хранитель. – В Блэк Буке тебе понадобятся обе извилины. Если учесть, что одна постоянно думает где бы пожрать, а вторая теперь сохнет от неразделенной любви, нас грохнут раньше, чем мы доплывём до Эрлика.
И пусть. Разве это жизнь?
– Чего это он? – не понял боцман.
– Влюбился! – пояснил Евлампий.
Чича с сомнением оглядел меня и, задержавшись взглядом на руках, хлопнул себя по лбу.
– Тили-тили тесто, – всполошился он. – Чуть не забыл! Архивариус оставил зелье от истинного пламени, чтобы руки вконец не остекленели.
Глава 7. Визит к чернокнижнику
Зажав ухо со стороны бормочущего голема, я попытался было дремать. Уже давно перевалило за полночь, но Евлампий с Чичей непрерывно трещали. Сначала они обсудили, что делать в непредвиденных ситуациях, потом прошлись по предвиденным. Без меня решили, что на вокзал лучше отправиться ночью, чтобы сбежавшего из тюрьмы оборотня никто не увидел и тем более не узнал.
Сна уже не было ни в одном глазу, и я взялся за невидимую бездонную сумку. У меня в жизни не было ни одной волшебной вещи, поэтому я никак не мог наиграться. Совал в неё руку и смотрел в зеркало. В отражении моя ладонь исчезала.
– На ещё цацку, – взглянув на моё баловство, предложил боцман, и протянул перламутровый шарик размером с грецкий орех. – Билет на Мировой экспресс.
Я спрятал шар в невидимую сумку и сел за стол. Если не могу поспать, так хоть займусь полезным делом. Пока я писал письмо отцу, Голем с Чичей сплетничали про волшебную тюрьму, директора, Сыча, виктатлон и еще архимаг ведает о чем. После выпитого зелья рука больше не болела, и я быстро вывел на бумаге все свои злоключения, и отправил запечатанный конверт с помощью гремлина. Повертелся, позевал, и решил, что самое время перекусить.
Но даже на камбуз, боцман потащился со мной.
Скрипнув дверью, я разочарованно оглядел пустые полки, и трагически остановился на связке бананов.
– Это всё?
– Некоторым хватает, – недобро прищурившись, заметил Чича.
Я вздохнул. Что за напасть. Спать не дают, так ещё и есть нечего.
– Тоже мне известный ученик великого мастера, – забубнил Оливье. – Включи фантазию, кулинар недоученный.
– Воображения у меня хватает, – отмахнулся я. – Опыта мало.
– Так хватай мой, пока я щедрый, – сжалился хранитель. – Ищи хлеб. Сделаем сладкий сэндвич.
Я порылся в ящиках, и выложил нехитрые припасы: засохший хлеб, банку старинного варенья и лимоны.
– Капитон! В закромах осталось шоколадное масло? Я вроде приказывал припрятать пару фунтов, – крикнул Оливье.
Гремлин не удосужился ответом, но на столе появился застывший коричневый брусок.
– Шевели клешнями! – гаркнул хранитель. – Надрежь лимон и сбрызни соком нарезанный банан, а то потемнеет. Что так медленно? У тебя копыта вместо пальцев? Ты оборотень или фавн? Хлеб жарить не надо, на нём и так корка. Намажь маслом. Да куда ты столько кладёшь? Поменьше. Теперь выкладывай бананы и лей варенье. Что? Не льётся! Клади кусками. Накрывай сверху вторым куском хлеба и грей.
После дядиных оскорблений аппетит поубавился, но когда горячий сладкий сэндвич коснулся моих губ, тут же вернулся вновь.
– Спасибо, – чавкая, промямлил я.
– Сочтёмся, – ехидно бросил Оливье.
Насытившись, я примостился у стола, подпёр голову кулаком и закрыл глаза.
– Наверное, пора, – предположил боцман.
– Пожалуй, – согласился голем, и добавил. – Хватит притворяться, прикажи гремлину…
– Слышу я, – немедленно отозвался Капитон.
Я нехотя открыл глаза и подтвердил:
– Давай!
Я не самый опытный путешественник через порталы, но кое как уже перемещался. Способ гремлина самый чудной. Обычно не успеваешь моргнуть, как оказываешься в другом месте, но только не в этот раз. После приказа меня понесло через полупрозрачный корпус корабля и купол арены. Да так быстро, что я и вздрогнуть не успел. Мимо промелькнули узкие переходы между платформами, освещенные колдовскими огнями. Далеко внизу плескалась вода, и темнели пятна рисовых полей. Но я не удивлялся. До меня только теперь дошло то, что все поняли давным-давно. Я влюбился, и всё ещё переживал наше расставание. Чувствовал ее губы, прижатые к своим. Ощущал запах и тепло, и дико злился, что безжалостная магия навсегда сотрет самый лучший момент в моей жизни из ее памяти.
Я мгновенно пролетел через половину Благограда. Успел увидеть, как закончились террасы, а единственная узкая дорога, сверкая рыжими сполохами, взмыла в небеса. Перед глазами на миг потемнело. Я проскочил сквозь каменную стену и попал на вокзал.
От узкой кирпичной дорожки, выгибаясь, отходили десятки мостов похожих на каменных пегасов. Ступени взбирались по их спинам, пробегали между распахнутых крыльев и по гривастым шеям спускались к сияющим воротам. Над которыми вздымались тонкие полупрозрачные башни, мигающие разноцветными гирляндами. Они прорывались сквозь стеклянный купол вокзала и терялись в россыпи мерцающих на ночном небе звезд.
– Заходи! – посоветовал Оливье.
– Куда? – не понял я.
– Быстрее, засветимся, – зашипел хранитель вкуса. – Выбрось магичку из головы, а то ногами шевелить забываешь.
– Он прав, Люсьен. Нельзя чтобы кто-нибудь увидел на вокзале оборотня в жреческой мантии, который должен сидеть в тюрьме, – настойчиво сказал Евлампий.
Я пожал плечами и взобрался по мосту. Под каменным пегасом зияла кромешная тьма. Словно под ногами волшебного коня раскинулось, так и не признанное големом, междумирье.
Задумчиво глянув в чёрную бездну, я спустился по ступеням. За сияющими воротами башни закручивалась крутая лестница, ведущая наверх.
Я невольно вздохнул:
– Ноги переломаешь, пока заберешься!
– У тебя билет, – оборвал стенания Евлампий.
Я сунул руку в невидимый кошель и взглянул на перламутровый шарик. Как только я начал подъем, кругляш запульсировал в такт шагам.
– Ты чего? – удивился голем.
– Да он темный, как леса на его родине! – с издевкой сообщил Оливье.
Я уже хотел послать обоих к поглотителям, но Евлампий лишил меня этого удовольствия.
– Извини, все время забываю, что ты оборотень. Для начала запомни, что перемещение по неработающему чаралатору строго запрещено. А теперь, махни билетом вверх!
Для порядка порычав сквозь зубы, я поднял перламутровый шарик. Он замигал, а загудевшие ступени встрепенулись и поехали. Я ошарашено моргнул. Вот так волшебная брусчатка!
– Находясь на чаралаторе, стой справа, лицом в направлении движения, – бубнил голем. – Держись за перила, не наступай на красную полосу на ступенях…
– Одного чудодея засосало, так три года на зелья работал, – проворчал Оливье.
Я сглотнул и выпрямился, боясь сдвинуть ноги. За полупрозрачными стенами проплывал полутёмный вокзал, но когда мы проехали сквозь купол, засияло солнце. Ступени довезли меня до площадки на крыше башни и остановились. За низкими бойницами лучились подсвеченные румяным заревом облака.
– Наступило утро? – глупо спросил я.
– Долго объяснять, – отмахнулся голем. – Мы уже не совсем в Благодатных землях. Чтобы в этом разбираться, надо изучать магию в гильдии магических путешествий. Так что кидай билет!
Справа от меня на подставке стояла закрученная спиралью медная трубка с широким отверстием у каменного пола. Я не стал переспрашивать и забросил сияющий шар в воронку. С грохотом прокатившись по трубе, ослепительно сияющий кругляш выскочил снизу и со звоном разлетелся на куски.
– Тридцать второе место, – сообщил бархатный голос.
И облака передо мной рассеялись, оголив изумрудный корпус поезда. Сверху борт вагона сверкал, как начищенная крыша повозки, но снизу в рассветном зареве переливалась и подрагивали чешуйки. Словно воздушный змей забрался под состав и притаился между колёс, которых не было. Он натужно отдувался, выпуская толстые струи пара. Борта вздрагивали, раздувались и опадали в такт могучему дыханию. Я протянул руку, но в этот момент ветер растрепал остатки облаков и под корпусом показались короткие лапы с перепонками. Они помахивали, то появляясь, то пропадая в обрывках туманной дымки. Я отдёрнул руку, так и не решившись дотронуться. Кто знает, чем питаются воздушные змеи, может безбилетниками. Я от своего сияющего шара уже избавился, попробуй теперь докажи, что он у меня был. Замерев в нерешительности, я неуверенно всматривался в занавешенные окна вагона, начинающиеся над чешуйчатым боком. Как же тут всё устроено? Гибкий корпус поезда выныривал из облаков и в них же пропадал. Ни конца, ни края. Я уж было открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но стеклянная дверь вагона растаяла и, проскрежетав по вершине бойницы, к моим ногам выдвинулся трап.
– Добро пожаловать на Мировой экспресс!
Я сглотнул. Что там за этими облаками? Меня ласковыми речами не завлечешь, оборотней и так постоянно обманывают.
– Как он висит в воздухе? – уточнил я.
– Быстро на палубу! – взвизгнул хранитель. – Маги тебя ещё на так подвесят!
– Мировой экспресс похож на кольцо, пронзающее семь миров Бронепояса, – попытался объяснить голем. – Гильдия магических путешествий совместно с Иллюзорниками скрестила поезд с воздушным змеем. Он нигде не висит, совсем наоборот. Он словно ось, на которую…
– Шагай в вагон! – рявкнул Оливье. – Тебе что, магичка ноги отколдовала?
Я покосился на хранителя. Серая морда покраснела, а глаза пылали злобой.
– Мы договорились! – сквозь зубы процедил он.
– Слушаюсь, – невинно заметил я, с поднятой правой рукой шагнув на трап.
Зря я его бешу, но пусть не болтает про Ирину всякую ерунду.
Как только я прошел в тамбур, трап втянулся, а за спиной появилась стеклянная дверь. Я незаметно подпрыгнул. У меня под ногами был твёрдый пол, присутствие воздушного змея под ним совсем не чувствовалось и я немного успокоился. Маги конечно абсолютно ненормальные, но когда дело доходит до извлечения прибыли про безопасность клиентов они не забывают.
– Гигантского воздушного змея скрещенного с поездом заставили растянуться на семь миров, – всё еще пытался объяснить Евлампий, – при этом его нигде нет, но он сразу везде есть…
– Не торчи здесь, вали в каюту, – ворчливо приказал хранитель и добавил. – А ты сдвинь камни и затухни. Твою заумь всё равно никто не понимает. Ученику надо знать, что он быстро и с комфортом попадёт в Блэк Бук. Остальное неважно!
Голем раздражённо фыркнул, но продолжать лекцию не стал.
В узком коридоре потрясывало, а в окнах за занавесками мелькали облака. Я протиснулся к закрытому купе под номером тридцать два и, неуверенно постучав, дёрнул за ручку.
На кожаном диване сидел посол Семисвета Волков и пялился в никуда пустыми безучастными глазами. В них застыли такая тоска и отчаяние, что мороз покрыл спину инеем. Словно на меня пялился не гомункул, а настоящий посол, у которого отобрали тело и заставили смотреть, как кто-то чужой им бесцеремонно распоряжается.