Книга мародеров: Затерянные в лесах Кархулоярве.

–Ну, тогда остается комната бабули – ответила Эл, смотря прямым взглядом на него.

–Мне больше нравится твоя комнатка – произнес Бандерас, все также не отводя взгляд от Эл.

–Фу, снимите номер в мотеле или расходитесь – оборвала диалог я. Механик идет спать в комнату принцессы Винс , а Бандерас ложится в комнату бабули и точка- добавила я и пошла застилась всем кровати.

–Слушай, а можно я лягу с тобой?– обратилась ко мне Винс.

–Да, конечно, как в детстве – ответила я. Эл, а ты давай шуруй к себе в комнату, я прослежу- с серьезным видом старшей сестры добавила я.

–Главное, чтобы ты не перепутала свою кровать с кроватью принцессы – сказала мне Эл и ехидно улыбнулась.

Я кинула подушку в Эл, и принялась дальше застилать для всех кровати.

–Механик, не хочешь мне помочь?– спросила я.

–Ой, я спину потянул, пока бежал. Прости – ответил он мне.

–Я щас палку возьму и вправлю ее – ответила я и покосилась на стоящую в углу швабру.

Механик знал, что я не шучу и все-таки помог заправить пару постелей.

–Мальчики, второй этаж для вас под запретом – строго сказала я и, взяв под руки сестер, увела их спать.

Скрипучий паркет, запах старого дерева и пыли, который въелся в каждую щель, были до боли знакомыми здесь. Тени, пляшущие на стенах от лунного света, стали самыми верными путниками в этом старом доме. Я помню, как в детстве я боялась этих теней, но сейчас… сейчас они казались родными, словно старые друзья, вернувшиеся из долгого путешествия.

Механик, с упоением зарылся в хрустящее, пропахшее печным дымом, пастельное белье. Запах лаванды и чистоты резал его, словно осколок стекла. Не был он рожден для этой роскоши. Моторное масло, бензин, сварка – вот его стихия, его настоящий аромат. Но сейчас, в этом чужом, лавандовом мире, он искал забвения. Возможно, среди этих дурманящих запахов, он искал просто передышки от своей жизни. Кто знает..

Свежие простыни напоминали ему саван. Мягкие, шелковистые, убаюкивающие. Совсем как мои руки… нет, об этом нельзя было думать, особенно сейчас, когда в голове столько мыслей.

Он закрыл глаза, пытаясь отвлечься от пульсирующей боли в висках и от липкого страха, сковавшего сердце. Он помнил только шепот, который он так хотел от всех скрыть. Но теперь он здесь, в этой чужой постели принцессы Винс. Он прячется, словно запуганный зверь. Постельное белье пахнет ее любимым кондиционером, вперемешку с запахом этого сраного дома.

Механик зарыдал, уткнувшись лицом в подушку. Свежее белье моментально впитало слезы, а вместе с ними – горький привкус отчаяния и вины. Он понимал, что это лишь временное убежище. Рано или поздно голоса снова придут. И тогда ему не поможет никакая лаванда. Только холодная сталь тюремной камеры.

Бандерас, тем временем, разместился в комнате нашей чопорной, интеллигентной бабушки. Комната, словно сошедшая со страниц Достоевского, вдруг стала логовом для человека, казалось, сотканного из грубых нитей. Бандерос выглядел инородным телом среди кружевных салфеток, фарфоровых статуэток и строгих церковных икон.

Бабушка предпочитала чай только из фамильного фарфора, который любезно хранился в ее застекленном серванте. Сидя в своем английском кресле с книгой в руке, она заваривала крепкий кофе, который всегда смешивался с густым сливочным ликером. Ее греческий профиль никогда не терял свою первозданную аристокрастическую роскошь. Как она была красива. Бандерас на миг представил, как он, новоявленный жених, знакомится с самой главной женщиной в нашей семье. О чем он будет говорить с ней? Что он ищет в этой комнате? Ответы скрывались в его молчании, хранящем следы бурной и непредсказуемой жизни. В этот самый момент он точно знал, что он хотел заполучить. Сквозь щели в бабушкиных старых рамах завывал ветер, словно предвещая некую беду. Бандерас, встав с кровати, решил выйти на улицу. Открыв тяжелую дверь, которая вела на деревянное крыльцо, он нащупал в кармане помятую пачку сигарет. Окурки валялись повсюду, напоминая о нескончаемой цепочке мыслей, не дающих покоя. Темный деревенский двор встретил его ледяным дыханием. В нем тоже что-то надломилось, и он упорно чувствовал, что эта ночь перечеркнет все его прошлое.

На втором этаже нашего старого деревянного дома, мы с Винс в обнимку сопели. Мы спали так крепко, что даже не проснулись бы от ядерной катастрофы. Словно двое сусликов, подергивая ноздрями, мы видели сны. Папа, не уходи- бормотала Винс. Я, перетягивая во сне одеяло, пыталась согреться. Как мы давно здесь не ночевали. Сейчас, в этой комнате, казалось, время повернулось вспять. Мы, как будто, снова посмотрели на ночь старый видеомагнитофон с леденящем душу фильмом. Мы стали снова маленькими девчонками, боящимися темноты.

А вот Эл не спалось. Ее мысли, словно якорь, удерживали ее в прошлом. Она представляла себя на краю света, где есть только он и ее мечты. Эл встала с кровати и посмотрела в окно. Сердце пропустило удар, забилось чаще, неровно. Прошел один сраный год, а он стоял там, на крыльце ее дома, словно и не было ничего, словно время замерло в том самом роковом мгновении. Мокрый снег моросил, размазывая и без того тусклый свет фонаря. Он стоял неподвижно, не пряча лица, словно ждал, когда она его увидит. Он изменился, но в глазах все тот же огонь, который когда-то пленил ее.

Зачем он здесь? Чтобы вновь разрушить ее мир, который она с таким трудом восстанавливала по осколкам?

Внутри боролись страх и любопытство, обида и странная, тягучая надежда. Она должна была закрыть окно, задернуть шторы, сделать вид, что его не существует. Но ноги сами понесли ее к двери. Она шла по второму этажу, боясь разбудить нас с Винс. Тихо минуя все комнаты, Эл вышла на крыльцо. Холод сразу же коснулся ее лица. Бандерас смотрел на нее, не отрываясь. Никто из них не произносил ни слова. Тишина была оглушительной, давящей. Бандерас первым сделал шаг вперед. Он оглядывал ее, досконально, словно хирург, исследуя каждый изгиб ее тела. Затем, он снял свою теплую куртку и накинул на нее.

–Тебе же холодно, давай я принесу еще одну куртку из дома? – спросила Эл.

–Нет, просто останься со мной  – ответил Бандерас.

–Не спиться?– поинтересовалась Эл.

– Как и тебе – ответил он.

–Что ты слышал сегодня?– спросила Эл.

– Ты первая – ответил он и, тряхнув головой, пронзительно посмотрел на Эл.  Эл все еще не понимала до конца, готова ли она  отдать свою слабость ему, рассказав правду.  Глаза Бандераса в этот момент, были полны раскаяния и… тоски. Тоски, которую она так хорошо помнила. Но что теперь? Достаточно ли одного взгляда, чтобы простить? Достаточно ли слов, чтобы поверить? Эл не знала и, если честно, боялась узнать.

– Сирота – ответила Эл и закрыла глаза. Слезы предательски покатились из ее глаз, обнажая боль.

–Что?– переспросил Бандерас?

– Мне шептали, что я сирота. Что я никому не нужна. Что всю свою жизнь я трачу на то, чтобы быть кому то нужной, а просто так я никому не нужна – ответила Эл.

–Это ведь не правда – сказал ей Бандерас.

–Разве? Выглядит все именно так – отвечала Эл.

–Ты нужна мне, мне нужна – повторял снова и снова Бандерас.

–Только иногда, когда тебе скучно и одиноко- отвечала Эл.

– Я иногда просыпаюсь посреди ночи в своей постели и вожу руками по простыни в поисках тебя. Не было ни дня, чтобы я не жалел, что отпустил тебя. Только после того как исчезла из моей жизни, я понял, что ты значишь для меня – сказал Бандерас.

Эл стояла в пуховой куртке Бандераса и ее глаза были наполнены слезами и страхом. Куртка пахла им – дорогим парфюмом и старым деревом вперемешку с табаком. Этот запах казался сейчас единственным якорем в этом бушующем море отчаяния. Бандерас подошел к ней вплотную и стер своими пальцами одну предательскую слезу на ее щеке, а затем, притянул ее к себе для поцелуя. Сопротивляться было бесполезно.

Они знали друг друга несколько лет. За это время, они успели влюбиться, расстаться и снова встретиться. Но в ее представлении, он всегда был ее защитником, ее другом, ее тайной первой любовью. Она – его мечтой, его небом, его воплощением всего, что есть прекрасного в этом мире.

Адреналин и похоть вскипели в крови, не давая опомниться. Сорванные поцелуи, рваные вздохи и спешка, дикая и необузданная были основными ориентирами в тот самый час.

Его движения, порой резкие и порывистые, выдавали клокочущую под кожей энергию. В его глазах, темных и бездонных, отражалась не поддающаяся контролю страсть.

В комнате бабушки пахло старыми кружевами и горьким шоколадом. Священный запах дома, где Эл провела детство, теперь тонул в остром аромате их тел. Бандерас, с темными глазами, горящими безумством, подхватил ее на руки и прижал к иконе в углу. Он сделал это так сильно, что чуть не сломал Эл ребра. Она закричала, но не от боли. Она кричала от его яростного натиска, пока он рвал на ней ее теплую пижаму, будто избавляя их обоих от проклятия. Комната замерла, ошеломлённая кощунством. Эл откинулась на потертую спинку кровати, вдыхая пыль проведенного здесь времени за чашкой травяного чая. Ей показалось, что вместе с тканью рвется и её прошлая жизнь, что она очутилась здесь, чтобы похоронить прошлое, а ему – чтобы показать, что прошлое можно воскресить. Эл плакала. Ее слезы сливались с соленым привкусом его губ.

–Как же я скучал- шептал ей на ухо Бандерас.

 Каждое прикосновение – как долгожданное возвращение домой. Каждый поцелуй – как признание в любви, высказанное после года молчания. Их тела говорили то, что не решались сказать слова. Их взгляды, полные голода и отчаяния, тонули друг в друге. В тиши комнаты слышались только учащенное дыхание и стук сердец, слившиеся в единый, первобытный ритм. Скрипели половицы, дрожали оконные стекла, вторя их вздохам и стонам. Он целовал ее так, словно она была последним глотком воды в пустыне. И словно дикий зверь, он утолял жажду обладания.

Эл пыталась укротить его, хоть немного научить манерам, но Бандерас был неукротим. Привыкший жить своей жизнью и доверяя инстинктам, он был ветром, огнем и бурей одновременно. И это еще больше делало ее зависимой от него. Никаких рамок больше не было.

А после наступила тишина. Только запах бабушкиных духов, все еще напоминал, чья это комната. Эл и Бандерас лежали обессиленные, на смятых простынях, глядя в потолок.

Крест, упавший на отсыревший пол, утянул за собой пару книг. Сегодня, все эти предметы старины были единственными свидетелем их грехопадения. К счастью, их грохот никого не разбудил. Но этой ночью за стеной не спал еще один человек.  Его звали Механик.

Глава 7

Если бы стены могли говорить, они бы рассказали так много: о жизни, о смерти и о любви. Механику не спалось. Он выпил слишком много, и давящие мысли не давали покоя. Его кровать находилась за тонкой деревянной стеной, отделяющей его от жаркой и спонтанной ночи. Он встал с кровати, не обращая внимания на смятые шелковые простыни, пахнущие успокаивающей лавандой. Они обманывали. В его душе не было покоя. Он подошел к окну. Черная ночь должна была хранить молчание, а птицы не решались начать свою утреннюю перекличку. Механик все слышал. Каждый стон, каждый вздох резал его, как сломанное стекло. Нет, он не винил ни Эл, ни Бандераса. Он винил себя. Механик всегда был шутом, который развеселил бы даже мертвого, но он предательски растворялся в тени своего брата по части любовных похождений. Бандерас – дамский угодник, вечный победитель. Как можно было конкурировать с ним? Брат всегда получал то, что хотел. Механик был робок и не знал, как сделать первый шаг. Всегда прятался за верным гаечным ключом, словно тот был щитом от внешнего мира. А мир, в который он боялся выйти, был сейчас так близко от него. Механик видел, как его брат, самоуверенный красавец, скользил к Эл, словно змея, опутывая своим обаянием, несмотря на всю боль, которую он причинил ей. Механик молчал, сжимая кулаки до побелевших костяшек. Он знал, что у него никогда так не получится.

Тем временем, в комнате чопорной старушки, обессиленные и совершенно безумные, лежали два обнаженных тела. Их страсть могла разрушить их, поглотить и уничтожить. Но они не могли остановиться. Им было мало. Им всегда будет мало, пока они не сгорят дотла в этом старом доме, полном тайн и проклятий. Их тела снова сплелись, а стены стали вздрагивать в такт их дыхания. Эл почувствовала, как пот стекает по спине, как дрожат ее пальцы, вцепившиеся в его плечи. Бандерас тихо произнес: «Ты такая красивая, как и прежде». Его слова обжигали сильнее поцелуев.

Механик, вынужденный опять слушать сладострастные стоны, не выдержал и встал с кровати. Ему хотелось выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Он не мог тут больше находиться. Открыв дверь, и тихо выйдя в коридор, соединявший две смежные комнаты, он остановился. Комната Бандераса была закрыта. Механик замер. Деревянная дверь манила, словно портал в неизведанный мир, куда сердце рвалось заглянуть. . Рука, сама собой дрогнула и дотронулась до железной ручки. Дверь немного приоткрылась, и тусклый свет прикроватной лампы осветил воображение. Механик любил подглядывать в замочную скважину. Он любил смотреть, как люди предаются страсти. Он боялся любви, как болезни. Она казалось ему заразной, разрушительной силой, превращающей сильных людей в марионеток. Но и отвернуться от нее он не мог. Смотря на наслаждение других, он будто бы и сам отведывал кусочек этого сладкого пирога, но всегда без последствий. Глаз Механика, давно привыкший к отблескам сварочного аппарата, различил детали: татуировку на плече Эл – это был какой-то греческий узор, и россыпь родинок на ее спине, напоминающих созвездие. В этой маленькой деревенской комнатке, мир сузился до этих двух переплетенных тел, до хриплого дыхания, до треска разлетающихся по комнате искр. С каждой секундой Механик все глубже погружался в это безумие, становился его частью, его свидетелем, его тенью. Чужая страсть обжигала его изнутри, заставляла забыть о гаечных ключах, о мазуте, о серой, однообразной жизни. На мгновение он сам стал волком, сражающимся за свою любовь, сам стал созвездием, мерцающим в ночи.

Вдруг, он что-то заметил. Что-то странное, темное. В углу комнаты, за спинами любовников, притаилась, будто бы тень. Черная, густая, она не принадлежала ни одному предмету в комнате. Она просто была. И она смотрела.

Механик почувствовал, как по спине побежали мурашки. Тень улыбалась. Не обычной человеческой улыбкой, а каким-то неестественным, хищным оскалом. В полумраке угадывались острые, как бритвы, зубы.

Он отшатнулся от щели, а сердце бешено колотилось. Что это было? Галлюцинация? Или что-то гораздо хуже? Он моргнул, снова заглянул в щель. Тень исчезла. Он ощутил на себе холодный, липкий страх и бросился в свою пастель, накрывшись с головой одеялом. Ему показалось, что он слышит тихий и зловещий смех.

Наступило утро. Каждый рассвет – не просто начало дня, а спасание, отгоняющее тени зла, что крались в ночи. Солнце поднялось и все плохое исчезло. Остался лишь липкий страх, въевшийся в стены и упавшие на пол книги. Семейные драмы, робкие признания, громкие застолья- все отражалось в неровной поверхности старой штукатурки. Сейчас эти стены, испещренные пятнами времени, помимо страха, впитали в себя горячее дыхание двух обнаженных тел. Возможно, спустя годы, эти пожелтевшие обои, словно старые летописцы, с удовольствием расскажут случайному слушателю печальную сагу о двух искорёженных судьбах.

Лучи света, пробираясь сквозь ставни, делали лицо Эл еще прекраснее. Ее дыхание было неровным. Эл, спала крепким сном, но на ее лице будто бы читалась смесь стыда и смятения. Бандерас чувствовал себя одновременно хищником и жертвой. Он медленно опустился на край кровати, стараясь не разбудить ее. "Эл?" – прошептал он, а его голос дрожал от напряжения. Она не ответила, лишь плотнее закуталась в простыню. В комнате было, чертовски холодно. Бандерас знал, что сейчас решается все. Один неверный шаг, одно неосторожное слово, и он потеряет ее доверие навсегда. Он должен быть осторожным, деликатным, как никогда прежде. Ведь в этой тихой комнате, под покровом пыли и печной залы, разворачивалась драма, исход которой зависел только от него. Он протянул руку, собираясь коснуться ее плеча, но замер, не решаясь нарушить хрупкий мир, повисший между ними. Обнаженный Бандерас, накинув на себя хлипкое одеяло, подошел к окну. Эл вздрогнула. Ее глаза открылись и в тот самый момент, бабушкина комната погрузилась в алый рассвет. Силуэт Бандераса казался ей размытым, почти нереальным. Вчерашний вечер вспышками проносился в голове – тоннель, шепот, слишком много самогона, адреналин, а потом – тьма. Он стоял, отвернувшись, и смотрел в окно. В его плечах чувствовалась какая-то напряженность, отчужденность, которой раньше не было. Эл пошевелилась, чувствуя, как смятые простыни шелестят под ней. Вина обжигала горло и поселялась ледяным комком в животе. Она не знала, что сказать, как начать. Бандерас наконец обернулся. В его глазах – сложное переплетение вины, сожаления и какой-то нежности, от которой у Эл дрогнуло сердце. Он никогда ее не упрекал, не осуждал. Просто смотрел. Наверное, за это она и полюбила его.

 -Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил он. Его голос был хриплым.

 -Стыдно – прошептала Эл, отводя взгляд.

Он приблизился и опустился на край кровати. Его пальцы коснулись ее руки – легкое, почти невесомое прикосновение.

–Не стоит – сказала она.

И тут Эл посмотрела ему в глаза. В них она увидела поддержку, прощение и какую-то глубину, которую раньше не замечала. Несмотря на стыд и неловкость, ей было, как никогда приятно видеть его. Потому что в этом неидеальном моменте, в этой ледяной комнате,  в этой сломанной тишине, проглядывало что-то настоящее. Что-то, что могло стать началом чего-то важного. Или концом всего.

В доме царило умиротворение и тишина, несмотря на все ночные события. Механик вышел из комнаты, стараясь не шуметь.

Мы с Винс ,тем временем, еще крепко спали в моей кровати. О Да..Мы обе любили насвинячиться до зеленых чертей и спать до победного. Холод, царивший в этом ветхом доме, еще больше усыплял плоть. Винс, закутавшись в одеяло, сжимала в руке пустую пачку сигарет. Наша крошка Винстон.. Неудивительно,  почему ее прозвали в честь знаменитых папирос. Наверное, потому, что она тайком пробиралась через своих требовательных родителей и с упоением вдыхала вредные, но жутко притягательные пары. О да, Винстон всегда имела пару тройку сигарет в кармане. Про ее запасы однажды узнала вся наша случайная компания, и по определению, первой со всеми приходилось делиться именно малышке Винс. Ее внешний вид был таким же необычным, как и ее прозвище. Кудрявые волосы, обворожительная улыбка, разного цвета шнурки и всегда рассыпанный табак, который путался в ее белокурых прядях.

Механик, осторожно поднявшись на второй этаж, куда я запретила ему заходить, сел напротив закрытой двери. Он сидел тихо, неподвижно, словно изваяние из бронзы, в лучах восходящего солнца, пробивавшихся сквозь щели в ставнях. В руках он держал что-то блестящее, острое. Неужели свой карманный перочинный нож?

Вчерашний вечер был пропитан запахом страха и алкоголя. Теперь он здесь, у нашей двери, терпеливо ждет. Но зачем? Его глаза – два тёмных озера, в которых отражается весь кошмар этой ночи. Я не знала, что он знает, что он слышал сегодня ночью. Он – молчаливый наблюдатель, вечный свидетель чужой радости. Он не мог ничего изменить. Всю ночь он слушал, скрючившись на своей кровати, чувствуя, как сердце бьется где-то в горле..

Но тишина – вот что пугает больше всего. Отсутствие упреков, наших наставлений. Только это неумолимое ожидание, пока мы с Винс проснемся.

Наконец-таки, Механик услышал ленивое шевеление за закрытой дверью. Он встрепенулся. Мы с Винс неспешно двигали своими конечностями и искали глазами сегодняшний день.

–Винс, у меня в голове просто винегрет какой-то – протяжно сказала я.

–Ага, а мне поможет лишь аспирин – хихикнула Винс.

И тут дверь отворилась, и в проходе появился Механик. Он ворвался в комнату, словно шальной ветер, глаза навыкате, а дыхание сбито. Ему так не терпелось выложить новость, что казалось, слова обожгут ему язык, если он промолчит хоть секунду.

– Вы… Вы не поверите! – прохрипел он, хватая ртом воздух. – Я… Я слышал их! Всю ночь!

 Я и Винс переглянулись. Механик был парень впечатлительный, но чтобы вот так…

– Кого «их»? – нетерпеливо спросила Винс, откладывая недопитый стакан воды.

– Эл и… Бандераса! – выдохнул Механик, словно раскрывая государственную тайну.

 Тишина повисла в комнате, тяжелая и липкая, как машинное масло.

 Механик заерзал, не зная, куда девать глаза.

– Я… Я слышал их всю ночь. Стоны… – Он поморщился, словно сам испытал муки несчастной любви. – Ну, вы понимаете. В комнате вашей бабушки!

Винс молчала, а лицо ее лицо окаменело. Я понимала, о чем она думает. Бандерас, холеный и самоуверенный, ей не особо нравился. Она считала их связь ошибкой.

– Они… У них ничего не выйдет – продолжал Механик – Это ненадолго. У таких, как Бандерас, никогда не бывает… будущего.

Винс встала с кровати и просто кивая головой, вышла из комнаты, так ничего и не сказав.

Мы с Механиком остались вдвоем.

–Как ты к этому относишься? – спросил меня Механик.

–К чему?– ответила я вопросом на вопрос.

–К тому, что они снова вместе – ответил мне Механик.

Я, опустив глаза, и закусив губу, исподлобья посмотрела на него.

–Механик, отстань от них. Они ничего не обещают друг другу. Просто каждый проживает эпидемию, как может и умеет.

– Но, но…У них же нет будущего- закричал Механик. Как ты не понимаешь, Бандерас ей просто пользуется, он делал так все время.

– Не обязательно после секса приглашать девушку в Загс, Механик- все также исподлобья отвечала я ему, обхватив свои колени. В глубине души, я понимала, что он прав.

– А то так можно было? – прошептал Механик и его, немного наивное выражение лица, вызвало во мне искренний хохот.

 Механик опустил голову. Он действительно не понимал. Он видел мир простым и понятным, как устройство двигателя. Если что-то сломалось – нужно починить. Но чувства – это не запчасти. И сломанное сердце не отремонтировать гаечным ключом.

– Слушай… – прошептал он, с трудом подбирая слова, – я, наверное, зря все это… про Эл и Бандераса. Не стоило лезть.

 Я нахмурилась.

–Ты что-то не договариваешь – сказала я, пристально вглядываясь в его глаза.

– Нет! – перебил он резко, хватая меня за руку. Его пальцы были ледяными. – Дело не совсем в них, если честно. Дело… Дело в том, что я видел.

– Что видел?– спросила я.

 Механик оглянулся на дверь, словно боялся, что нас подслушивают. Потом, понизив голос до шепота, проговорил:

– Той ночью, когда я слышал… их… Я не только слышал. Я видел кое-что еще. Мне не спалось и я пробрался через общий коридор, чтобы подышать воздухом. Они, в этот момент, крушили мебель в комнате вашей бабушки, и ни за что не услышали бы меня. Так вот, когда я шел мимо их двери, она была немного приоткрыта и я, не знаю почему, заглянул в тонкую щель. Я увидел их, на кровати, голых и абсолютно безумных.

 Я усмехнулась.

– Ты подглядывал??– засмеялась я.

Механик покраснел. Он понял, что наговорил лишнего. Он смотрел на меня, как провинившийся школьник, в надежде, что я не буду ставить его в угол.

–Механик, я понимаю, что у тебя теперь психологическая травма от той срамоты, которую ты увидел, но это жизнь. Все этим занимаются, или хотя бы думают об этом – и я с хитрой улыбкой снова посмотрел на него.

–Да дослушай меня, вечно перебиваешь, дай мне сказать!!!– закричал он шепотом мне.

– Ну, прости Механик, я не со зла. Говори, пожалуйста – ответила я и уже с  любопытством стала слушать дальше.

– В тени, прямо напротив их кровати, Что-то… двигалось. Непонятное. И оно смотрело на меня – продолжал рассказывать Механик.

–Видел тени и накрутил себе. Бывает. Слишком много пива?– ответила я.

 Механик покачал головой.

– Нет. Это… Черт, оно будто знало, что я там. И оно… Оно улыбалось – ответил он мне.

 По спине пробежал холодок. Механик имел бурную фантазию, но в его голосе звучала такая искренняя дрожь, что не поверить было невозможно. Что-то не сходилось. История Эл и Бандераса была лишь верхушкой айсберга. Под ней скрывалась что-то гораздо более зловещее.