Книга мародеров: Затерянные в лесах Кархулоярве.

–Да военный городок. Он раньше действовал, но его частично разбомбили, а затем оставшиеся люди покинули его после войны. Мы с Механиком его давно нашли. Реально атмосферное место – ответил он и включил фонарь.

Пройдя немного вперед и с интересом оглядываясь по сторонам, мы увидели дыру в скале. Она была словно рваная рана на теле этого места. Это был подземный тоннель, явно со времен Второй Мировой и он, определенно, манил нас сильнее остальных развалин.

–Что-то я не помню этот тоннель – обратился Механик к Бандерасу.

–Да, неужели мы пропустили его и не обшарили-захохотал Бандерас и выдавил такую кривую улыбку, что его смазливая мордашка вызвала у всех нас улыбку. Его внешность была его проклятием. Она привлекала внимание, открывая двери, но и делала его мишенью. Все видели в нем лишь красавчика блондина с черными глазами, не замечая ума и амбиций. Признаться, его ум мы и сами упорно пытались найти. Но с одним нельзя было не согласиться: никто лучше Бандераса не умел собирать и организовать людей. Деловая хватка была у него точно.

Движимые любопытством, мы все зашли внутрь этого темного тоннеля. По всей видимости, люди копали его так жадно и глубоко, что по телу пробегал холодок. Это место было похоже на заброшенную станцию, где секретные службы занимались какой-то засекреченной работой. Было действительно не по себе. Внутри находилось, по меньшей мере, пять комнат и все это напоминало фрагмент давно забытого фильма.

–Ну и вонь – поморщившись, сказала я.

–Ага, тут одна сырость и плесень. Или ты хотела, чтобы тут пахло Шонелью? – пояснил мне Механик и кашлянув, выплюнул слюну на пол. Его смуглое лицо подсветилось желтым светом карманного фонаря. Он был молод и выглядел так, будто солнце выжгло из него все лишнее, оставив лишь жилистую силу.

В первой комнате, заваленной обломками и пожелтевшими документами, угадывалась лаборатория. Разбитые колбы, искривленные металлические конструкции, обрывки проводов, тянущиеся к покореженным приборам, были словно из другого измерения. «Каких чудовищ тут создавали?» – подумалось мне.

–Может быть тут изучали радиацию? – предположила я.

–Да тут явно чудовищ в пробирках мутили, чтобы тебя пугать – захохотал Механик и дотронулся до треснутой пробирки с каким-то серым порошком.

Она предательски упала на каменный пол и разбилась. Я от неожиданности схватила за руку Механика и вздрогнула. Он тоже, но не от звука падающего стекла.

–Тут что-то написано на стене, посмотрите – сказала Эл.

Мы, подсвечивая стены тусклым светом , заметили какие-то надписи.

–Обрати свой грех в желание – протяжно прочитал Механик нацарапанную фразу.

–Это похоже на какие-то послания – сказала я.

 На обшарпанной стене отчетливо прослеживались просьбы людей.  Они были о богатстве, о мести, но больше всего были просьбы о возврате потерянной любви.

–gula,luxuria,ira.– трясущимся голосом читает Винс.

–Интересно…– прошептал Механик.

–Это латынь – сказала я.

–Ты что в церковной школе училась? – спросил меня Механик.

–Да Механик, я на самом деле монашка, и я дала обет целомудрия – хитро посмотрела я на него.

Механик, немного смутившись, скользнул глазами по моему силуэту. Нет, он не обжег меня похотью. Просто – скользнул. Как лунный свет по мутной воде – ничего не высветил, ничего не разглядел. И этот взгляд, мимолетный и немного равнодушный, хлестнул меня сильнее оплеухи.

–Эй, Механик, а что бы попросил ты? – бросила ему вызов я.

–Я бы хотел, чтобы ты не несла всякую чушь – огрызнулся он.

–Слабо написать что-нибудь, или кишка тонка? – не унималась я.

Механик сделал вид, что не слышит меня. Он часто так делал, когда не хотел вступать в информационную схватку.

Изучив первую комнату, мы стали продвигаться дальше сквозь сырость и мрак.

Мы с Механиком шли впереди, не замечая собственного, но приятного беспокойства. Эл с Бандерасом плелись позади, то и дело, оглядываясь по сторонам. А вот крошка Винс не особо рвалась осматривать территорию. Ей было всего шесть, когда мы, старшие сестры, решили развлечься. VHS кассета с размытым изображением и душераздирающими криками – сейчас я даже не помню, что это было. Помню лишь ее огромные, заплаканные глаза, отражающие мерцание экрана. С тех самых пор, как мы, озорные подростки, показали ей тот злосчастный фильм, тьма стала ее личным кошмаром.

Во второй комнате, куда мы вошли, обнаружилось подобие диспетчерской.  Мы, ступая совсем тихо, словно по каменному алтарю, увидели застывшие стрелки циферблатов, погасшие экраны мониторов и кресла, давно потерявшие упругость. А вокруг все те же надписи на стене.

Следующие комнаты были еще более странными. Одна – пустая, лишь одинокий стул в центре и тусклая лампочка, свисающая с потолка. Другая – заполнена бесчисленными шкафчиками.

Последняя комната, обнаруженная нами в самом конце, оказалась своеобразным архивом. Там были полки, забитые папками и старыми фотографиями. На снимках – чьи-то лица.  В этой комнате была еще одна дверь, маленькая, как в чулан. Мы, подергав ее, поняли, что она намертво закрыта.

–Их всего пять. В смысле комнат – сказала Винс, и провела по своим спутанным белым волосам.

–Вот бы найти ключик от шестой, которую не открыть – загадочно произнес Механик и ударил ногой в самой центр этой маленькой двери. По тоннелю пошел такой неимоверный грохот, что с потолка стала сыпаться штукатурка. Мы все вздрогнули.

–Долбанный вандал – обратилась Эл к Механику.

–Я мародер- коротко ответил он.

–Знаете, я как будто тут была раньше. Все прямо как из рассказа про Лесника… -загадочно сказала я.

–Что еще за Лесник? – поинтересовались все остальные и с любопытством стали смотреть на меня.

 -Да странная была история. Ее мне рассказал один местный, который был лично знаком с Лесником. Этот Лесник, жил на окраине нашей деревни и постоянно ходил в лес. Потом, однажды вернувшись оттуда, он все время говорил про какой-то тоннель, мол он нашел тоннель желаний в самой глуши и там зарыты какие-то несметные богатства. А потом он исчез.

–И что, его искали? – спросила Винс.

–Да, искали- продолжала я, но так и не нашли. Списали пропажу на алкоголизм, мол напился и замерз в канаве, а затем звери съели, или что-то в этом духе.

–А почему его прозвали Лесником? Типо пил в лесу много? – поинтересовался Механик.

–Так значит мы все тоже лесники – заорал Бандерас, и все покатились со смеху.

–Лесником кликали, потому что в лес уходил на целый день, а возвращался поздно вечером. Никто не знал, что он там целыми днями делал- пояснила я.

–Сама и придумала только что эту ересь – коротко сказал Механик и ухмыльнулся.

–За что купила, за то и продаю. Можете не верить мне – оправдалась я.

Да, я имела за собой грешок приукрасить любую историю, но я всегда сохраняла ее сердцевину, суть, так сказать. Во времена моего детства, в нашей деревне давно шептали о заброшенном тоннеле и о сокровищах, закопанных в годы Второй Мировой.

–Ангелы вылетят у меня из штанов, если я найду тут золото! – заорал Механик, чем решительно всех рассмешил.

–У тебя из штанов еще не то вылетит! – еще пуще захохотал Бандерас. Вот я точно тогда попаду в Рай с сорока девственницами- добавил он.

Бандерас с Механиком выли от смеха, сотрясая стены.

–Блин мне стремно как-то – заверещала Винс и поближе подошла к Механику.

–А давайте поиграем в одну игру – предложил нам Бандерас. Каждый выберет себе по комнате, их как раз пять, прямо, как и нас, и напишет свое желание. Только одно условие – не подглядывать.

Я с сестрами любила игры. Сначала в песочнице, потом во дворе с палками вместо мечей. Став старше, мы уже хотели играть не с куклами, мы хотели играть с судьбами.

Все охотно согласились, кроме крошки Винс. Она, как-то мялась на одном месте и не хотела оставлять никаких посланий. Пришлось вмешаться Бандерасу:

–Винс, не бойся, это же по приколу, давай по-армейски закурим для храбрости и достал одну единственную уцелевшую сигарету.

У Бандераса был редкий талант уговаривать даже тех, кому он не нравился.

Стоя в кругу и делая затяжку за затяжкой, мы все выбрали по комнате. Чем нацарапать желание мы тоже придумали: на полу нашли россыпь ржавых гвоздей.

Каждый из нас смотрел на выбранную стену, словно на чистый лист.  Маленькие фонарики подсвечивали темную поверхность. Гвоздь скребнул по камню, оставляя тонкую полосу. У всех начали выводиться буквы, медленно, неуклюже. Все что-то царапали и царапали, вытирая ледяной пот с лица.

Бандерас, с упоением, что-то выцарапывал на стене в своей персональной комнате. Гвоздь скрежетал так громко, что мы все его слышали. Теперь он видел только камень, стену и свое желание. В сыром воздухе завис запах плесени и забытых надежд, а снаружи – мир, залитый луной и эпидемией. Но в его глазах горел огонь. Огонь страсти, огнь веры. Каждый символ – это крик, запечатанный в камне. История, которую он всегда хотел притворить в жизнь. Мечта, которую он отказывался похоронить. Каждая царапина – удар похоти. "Хочу, чтобы у меня все было и мне за это ничего не было"– стала коряво проявляться наскальная печать.

Винс, тем временем, дрожащей рукой давит на гвоздь, словно пытаясь впечатать свою боль в бетон. Слезы текут по щекам, смешиваясь с пылью. Она знала, что папа никогда не увидит этого. Папа был слишком занят. Занят подсчетом денег, разговорами по телефону, встречами с людьми, чьи лица Винс до тошноты презирала. Винс хотела, хоть на миг почувствовать себя любимой, не за что, просто так. Всю жизнь от нее ждали результатов: сначала учеба, потом золотые медали, затем победы во всех состязаниях. Она так устала быть просто статусной вещью в руках своих требовательных родителей. "Папа любит меня" – нацарапала Винс, даже поставив порезы на своих нежных пальцах. Она знала, что деньги, которые ей пихали, никогда не заменят отцовского тепла.

В этом мрачном углу мира все о чем-то молились. Кто-то о любви, которую деньги купить не в силах. Кто-то о безнаказанной похоти, кто-то о свободе. Я, чувствуя подступающую панику от того, что свет фонаря стал вырисовывать причудливые тени на стенах моей комнаты, достала гвоздь. Что же я хочу? В глубине души, я всегда это знала. Я хотела славы – опьяняющей, одурманивающей, дающей ощущение всемогущества. Принадлежать всем и никому одновременно. Нацарапав только одно слово, я отошла подальше и увидела его – слава. Стены помнили много желаний, много разбитых надежд. Здесь, в этом заброшенном месте, где время текло медленнее, слава казалась абсурдным явлением. Пыль и паутина – вот ее постоянные спутники. Зачем мне слава здесь, в этой каменной могиле? Чтобы знали, кто я? Чтобы оплакивали мое исчезновение? Нет. Я хотела, чтобы мое имя звучало эхом в вечности, даже если меня самой уже не будет в живых. Моя работа была закончена. "Я просто долбанная актриса Погорелово театра" промелькнуло в моей голове. Может быть, кто-то найдет эту надпись. Может быть, кто-то вспомнит обо мне. И теперь, даже если меня забудут в этом мире, мое желание останется здесь, нацарапанное на стене. Навеки вечное.

Эл, слушая скрипучий звук гвоздей, стояла напротив каменной стены. О чем она думала в этот самый момент? О ветре, что свистел в ушах, когда она, еще малявка, бежала по полям, без страха, без забот. О покойном псе, чей звонкий лай до сих пор звучит в памяти, как колыбельная. О том дне, когда она без оглядки влюбилась. Ерунда какая-то – тихо сказала она и выбросила гвоздь, так ничего и не написав.

Механик, тем временем, демонстративно выбрал себе первую комнату, самую центральную. В нее лучше всего проникал лунный свет с улицы и вытащив свой перочинный нож, который был для него чуть ли не самым ценным сокровищем, он нацарапал на стене всего четыре буквы – ХЖКБ.

Когда мы закончили царапать свои потаенные желания, мы вышли обратно к Механику.

Подойдя к нему поближе, мы не удержались, с интересом стали рассматривать его послание.

 -Ха Жэ Ка Бэ- прочитала я странную аббревиатуру. Ты хочешь, чтобы в нашей глуши открыли алко-маркет, и чтоб он был прямо напротив твоего дома, да? – с хохотом спросила я.

–Ты никогда этого не узнаешь – хитро ответил Механик и схватил меня за подбородок. Я одернула его руку, потому что просто ненавидела, когда мужчины так делают. Исторически, это было, что-то вроде демонстрации своего мнимого мужского превосходства над хрупкими женскими сердцами.

А Эл, Винс и Бандерас просто рассмеялись, сказав, что у Механика точно помутнел рассудок из-за его увлечения все время замалчивать свою жизнь.

Лицо Механика всегда выражало спокойствие, вопреки нашему состоянию. Хотя признаться, он всегда умел скрыть бушующие эмоции, прячась за разобранные и вновь собранные детали. Иногда нам казалось, что вместо его сердца четкий и отлаженный железный механизм. Можно всю свою жизнь провести бок о бок с человеком и под конец, так и не узнать его. Свое детство Механик прожигал на сельских просторах. Наверное, тогда он так привязался к здешней технике.  Вставая по утрам, он первым делом бежал в пропахший машинным маслом гараж и с упоением перебирал в руках остатки старого, всеми забытого вездехода. В его голове крутились мысли о его воскрешении, и вдыхая теплый летний воздух, пропитанный сиренью, он снова и снова представлял удивленные лица людей, когда он соберет этого железного монстра. На первый взгляд, весь его вид излучал уверенность и спокойствие.  Жизнь текла размеренно и интересно. Но он тоже бежал. От себя в первую очередь. От своей боли, от вечных издевательств своего отца, от инфантилизма матери, и от абсолютной пустоты, которую хоть немного могли заполнить безмолвные железки.

Мы стояли, с гвоздями в руках, как заблудшие души, не в силах оторваться от этого места. Мы застыли посреди этого каменного чрева, вдыхая затхлый запах сырости и плесени.

–Эй, Механик, и все же, что ты имел в виду, написав эти странные буквы на стене? – спросил его Бандерас.

–А почему я должен писать так, чтоб вы поняли? Мы же договорились не смотреть на написанное – четко подметил Механик. Пришлось зашифровать – добавил он.

Решив скрепить клятву никогда не рассказывать о написанных желаниях друг другу, мы распили остатки шотландского виски, который Механик любезно спрятал у входа в тоннель.

–Клянусь, что вы, мерзкие паршивцы, никогда не узнаете, что я написал- уже изрядно хмелея, произнес Механик.

–Отныне и впредь, мы теперь мародеры- сказала я и обняла сестёр.

–Клянусь- хором ответили все и обнявшись, стали смеяться.

Такие разные, но мы были схожи в одном: мы все хотели быть свободными. Нам хотелось быть ястребом, туманом и ветром. Нам хотелось летать, а ползать пускай будут другие. А разве для ветра предназначены стены?

Уже собираясь покидать тоннель и кинув последний взор на его увядающие от времени стены, мы услышали, как в последней комнате что-то стало скрежетать по стенам. Звук нарастал, пробираясь под кожу, заставляя вздрагивать всем телом. Это был словно скрежет металла о камень, прерывистый, резкий. Мы стояли, прижавшись друг к другу в центре тоннеля, освещенные тусклым светом карманного фонарика. Скрежет усиливался, и казалось, что стены сейчас рухнут, погребая нас под обломками. Мы хотели было ринуться на улицу, но что-то мешало нам это сделать и ноги будто приросли к земле. Скрежет прекратился. Мы слушали свое дыхание и молчали. Затем, из самого нутра этого места стал расползаться безымянный шепот. Разобрать слова мы были не в силах, но нам на секунду показалось, что нечто шептало наши имена. Этот шепот, словно шипение змеи, проникал сквозь толщу камня, сквозь плотный мрак тоннеля, сквозь брошенные пробирки, сквозь пожелтевшую старую бумагу. Он ласкал слух, обещая тайны, и одновременно парализовал волю ледяным прикосновением смерти. Эти слова были словно обрывки забытых молитв, произнесенные мертвым языком. Но в самом их звучании крылась невыразимая угроза, знание о нас, пугающее и интимное одновременно. Как будто кто-то – или что-то – копался в самых темных уголках нашей души, вытаскивая на свет потаенные страхи и безымянный ужас стал расползаться по нутру, приглашая в преисподнюю…

Механика сорвался с места первым. Он бежал без оглядки вперед так быстро и так громко, что вся подземная конструкция, которая стояла здесь около века, чуть разом не исчезла. Что за звук был внутри? Кто мог его издавать в абсолютно безлюдной местности? Механик бежал впереди всех, не давая возможности себя обогнать. Возможно, он представлял своего отца, который приняв изрядное количество спиртного, гонится за ним с чем-то острым и внушает ему о его никчемности. Мне сложно ответить. Механик никогда не говорил о прошлом. Только крайне редко он мог нас угостить какой-то незамысловатой историей о своем детстве. Все, что мы узнали о нем, о его жизни, было сказано под большим количеством горячительных напитков. Я думаю, без них он был бы просто человеком без прошлого, без отпечатков. К бегству Механика присоединились все. Мы бежали так быстро, что легкие горели огнем, а земля, казалось, ускользала из-под ног. Холодный, воздух резал кожу, но мы не останавливались. За спиной остался липкий страх, который, казалось, пытался вцепиться в наши пятки.

 В глубине этой каменной глотки нам почудилось что-то черное, живое, дышащее чужой, неестественной жизнью. Что-то, от чего кровь застыла в жилах. Когда все оказались у нашей техники, которая даже посреди глуши дает ощущение безопасности, мы рухнули на землю, задыхаясь от бега. Сердца колотились, как молоты в кузнице, а в ушах всё ещё эхом отдавался тот гул – низкий, вибрирующий, словно дыхание подземного зверя. Тоннель остался позади нас, но тьма, казалось, просочилась под кожу. Я оглянулась на зияющую дыру в скале, словно на раскрытую пасть чудовища, только что выплюнувшего нас на волю. Ветер, взъерошивший волосы, не приносил облегчения, лишь разносил по округе запах плесени и чего-то странного, сладковатого, похожего на что-то сгнившее.

 Рука Винс судорожно сжимала мою. Ее маленький, немного вздернутый нос был ярко красного цвета. Ноздри раздувались, а губы пересохли.

–Ребята, что это было? – спросила она.

А мы просто смотрели друг на друга, не в силах ничего объяснить.

–Эл, не отходи от меня далеко – бросил ей Бандерас. Я больше не пью – добавил он.

 Механик молча сидел на холодной земле и молчал. Он делал глоток за глотком из своей диковинной фляги. Пар изо рта клубился в морозном воздухе, а фляга, потрёпанная временем, с гравировкой в виде какого-то странного символа, казалась живой в его дрожащих руках.

У каждого из нас было ощущение, что мы все совершили ошибку.

Глава 6

Мы несёмся со всех ног по темному лесу, а в голове, белым шумом, вибрирует шепот. Механик, Винс… шепот все шепчет и шепчет. Корни деревьев, предательски цепляются за ноги, а ветви хлещут по ледяному лицу. Механик сидел за рулем и морщился от сказанного там, в тоннеле. Что ему шептали? Мы почти не видим дорогу, которая освещается желтыми фарами и лишь бледным светом луны. Кажется, этот лес живёт своей собственной, жуткой жизнью.

В голове пролетают обрывки воспоминаний – лица, места, события, утратившие всякий смысл. Мы уже не знаем, кто мы, откуда, куда и от кого бежим. Единственное, что мы знали наверняка – этот шепот хотел каждого из нас.

 Шел снег. О да, в апреле может быть снег в наших краях. Мы проносимся мимо одного места. Я узнала его. Еще совсем недавно, наша случайная компания сидела тут на холодной земле, наслаждаясь привалом. Чаща леса не могла скрыть того восторга, с которым мы смотрели друг на друга. Люди порой встречаются по абсолютно непонятным причинам: богатые, бедные, весёлые, грустные.…По какому критерию мы как магнитом притягиваемся, я полагаю, не ответит сам Господь. Холод с таким упоением пробирался под наши многослойные одеяния, что не было сил терпеть. Но терпели все. Никто не хотел приближать час расставания, а сейчас мы вихрем проносимся мимо этой красивой лесной лужайки, чтобы быстрее доехать и оказаться в безопасности. Соревнуясь в быстроте и проворности с ветром, напуганные и сильно замерзшие, мы глубокой ночью приехали в родные места. Естественно, наш дом был свободен от всех посторонних ушей, поэтому мы и выбрали его для нашего ордена Мародёров, сделав своеобразной штаб квартирой.

Сняв с себя тугой шлем, Бандерас хрипло прокричал:

–Что за херь там была?

–Мне надо выпить – нервно сказала я, когда отлепила свои окоченевшие пальцы от руля квадроцикла.

–Да, без сто грамм это не вынести- вбросил Механик.

Винс и Эл покорно с нами согласились. Да, признаться, мы все были не против выпить. Запасов спиртного было много. Механик даже приволок недавно дедовский самогон в трехлитровой банке, с какой-то  мутью на дне. Пах он болезненно и резко, как наши забытые грехи. Бандерас нашел стопки, потемневшие, с не отмытым налетом, но нам было все равно. Налил, не глядя и мы принялись за дело.

Первая рюмка обожгла горло, заставила дернуться, но после нее стало легче. Тело налилось теплом, мысли притупились. Вторая – и мир вокруг стал казаться чуть менее жутким. Мы не могли говорить. Просто сидели и пили. Так банально и неуклюже. Спиртное стало для нас своеобразным психотерапевтом, но кажется, всегда на время.

Механик смотрел на меня, крутя в руке свой перочинный нож, которым он еще недавно нацарапал свое заветное желание. Я видела его разгневанным, веселым, грустным. Сейчас в его взгляде читалось что-то новое – хищный, недобрый блеск. Что-то сломалось. Не в машине, над которой он обычно склонялся, а в нем самом.

Бандерас сидел напротив Винс, и с упоением пил. Смотря на дно стопки, он все подливал и подливал из трехлитровой банки. Его захмелевшие глаза мерцали пуще советской лампы над головой.

–Значит так- сказала я, прислонив руки к своим бокам. Мы больше туда ни ногой.– добавила я.

Когда я нервничала, я всегда напоминала свистящий чайник, и в этот момент, главным было следить за сохранностью алюминиевой крышечки.

–Все же его слышали? – спросила Эл.

–Кого?– переспросил Механик.

–Шепот – ответила Эл. Он как будто сидел в моей голове – добавила она.

–Я тоже слышала-сказала я и мы обе взглянули на Винс, в поисках поддержки.

Винс сидела и по обыкновению, теребила волосы. Прядь за прядью, накручивая их на палец так, она словно пыталась вытянуть из них ответы. Взглянув на нас, она произнесла:

–Может быть, это чья-то шутка?

–Там не было никого, мы же все обшарили – вмешался Бандерас.

–Ну, там же была запертая комнатка, которую мы не смогли открыть. Возможно, там кто-то живет и услышав нас, решил таким образом нас прогнать- заключила отличница Винс.

–Но шепот был не только в тоннеле – ответила Эл.

–Девочки, вам бы поменьше заливать в себя и фильмы ужасов смотреть- произнес Механик.

–Ты что ничего не слышал?– спросила у него Эл.

–Нет – ответил ей Механик.

–И почему же ты тогда бежал впереди всех, раз ничего не слышал?– не отставала от него раздраженная Эл.

–Ну, лучше вас, чем меня – захохотал Механик и опрокинул в себя стопку.

–Механик, не пизди, ты тоже все это слышал. Не строй тут из себя – вмешался Бандерас.

–Ну конечно брат, будь на стороне баб. Единственное, кто тут в уме – это Винс- продолжал Механик.

–Я просто пытаюсь мыслить логически – вмешалась Винс.

–Хорошо Эл, и что же ты слышала, если ты так веришь в потустороннюю силу?– спросил Механик, не смотря ей в глаза.

–Ты этого никогда не узнаешь – коротко оборвала диалог Эл и посмотрела на Бандераса.

–Тогда зачем мы вообще об этом говорим?– сказал Механик и погрузился в свои ночные размышления.

–Ладно, завязываем на сегодня – ответил Бандерас и приобнял Эл, которую до сих пор не отпускала дрожь в теле.

Самогон заканчивался, а страх неизвестности сгущался, как туман. На круглом столе были небрежно разбросаны остатки нашего вечера, или уже глубокой ночи. В этих краях время текло совершенно по-особенному. Было ощущение, что оно имеет свою собственную власть. Время может повернуться вспять, чтобы ты искупил свои грехи, а может и ускориться для приближения конца. У меня все еще было ощущение, что кто-то наблюдает за мной, но не снаружи этого деревенского дома, а внутри. Все, что произошло в тоннеле, казалось плодом больного разума, но запах сырой земли и леса, въевшийся в нашу одежду, любезно напоминал, где мы были недавно. Мы все устали. Нет, не физически, морально.

–Ну, все ребят, я считаю, что нам нужно идти спать. Ребята, идите на первый этаж в комнату Винс- приказным тоном сказала я. Винс, ты же уступишь им свою кровать?– добавила я.

–Да без проблем, комната принцессы ждет вас – сказала она.

–Нее, я не лягу с ним в одну кровать, я же не из этих.. Ну вы поняли – ответил Бандерас, и еще крепче прижал к себе Эл.