Услуга Дьяволу

– Принцип верен, – усмехнулся Дан. – Только границы и размеры этой… «кладовки» хозяин определяет сам, расширяя ее по мере сил от крохотной точки, вмещающей песчинку, до пространства, способного охватить континенты. Магическое искусство основывается на внутреннем созерцании, формирующем кахе, и самосознании с силой воли, позволяющих заполнить созданное энергией. Для всего этого необходимы медитации. – Каратель перевел взгляд на дверь. – Таким занятиям требуется подходящее место, и я создал для тебя четыре, каждое из которых отвечает свой задаче.

Все они были волшебными, и, наверное, я пустилась бы в бесконечные благодарности, не перехвати у меня горло от их красоты.

Первый раз мы вышли в деревянную беседку посередине пруда, заросшего кувшинками. Моросил тихий дождик, все вокруг было покрыто туманом и зеленью, и хотелось лишь прикрыть глаза и слиться с этим умиротворением. Место для изгнания тревог.

Вторым оказалось деревянное плато на заснеженном горном пике. Снег искрился на солнце, ледяные ветра дули со всех сторон, неся морозную свежесть и безграничную свободу. Место для усмирения гнева.

Переступив порог в третий раз, я оказалась в пустыне под бархатом звездной ночи напротив разожжённого костра. Аромат дыма, искры, улетающие в темноту, мягкость песка и танцующее пламя… Место для раздумий и решений.

Последний поворот ручки привел нас на огромный валун у водопада среди темных скал и лесистых берегов реки, стремящейся к полоске рассвета на горизонте. Бурление воды, шапки пены, нескончаемый поток и шум, за которым не слышно собственных мыслей. Место для обретения контроля.

– Спасибо, Дан, они потрясающие, – я задрала голову к Дьяволу, встречаясь с золотом глаз.

– Ничего особенного, но я рад, что тебе понравилось, – улыбнулся Каратель, погладив меня по голове.

– Тренировочный меч, магический предмет, гончая Подземья… Я рада этим подаркам, но не могу не заметить, что каждый из них – символ высокого положения, – я замолчала, собираясь с мыслями. – Я нигде не читала, что обучение магическому искусству подразумевает… медитации в таких местах, – я покосилась на серебряную ручку. – Эта дверь тоже…

– Нет, это мой дар тебе. Подобного нет ни в одном Доме Подземья. Впрочем, не могу сказать, что от этого он не становится символом. – Каратель задумчиво посмотрел на дверь. – Твоего значения, а не положения. Безмятежных снов, моя радость.

Мой прекрасный господин исчез, и до прихода Ксены, должной подготовить меня ко сну, я успела побывать еще в нескольких местах для медитации снова, подставляя руки дождю из-под крыши беседки и грея их у костра в пустыне.

Что я выбрала бы сейчас? Вероятно, полную темноту. Место для сожалений и вины.

Глава 10

Если слабый и глупый человек жесток – это противно. Но если умный и смелый жесток – это страшно. Такой человек обязан быть добрым.

Анатолий Алексин «Очень страшная история»

После обретения благодати Подземья в водах Гург изменилась не только я сама, но и моя жизнь в Садах времен.

Прежде всего, перемены коснулись учебы, что повлияло на распорядок дня, соотношение времени занятий и отдыха, а также состав учителей. Время наук смертного царства сократилось, но по-настоящему светлым моментом стало исчезновение музицирования. Ненавистный предмет больше не значился в моем расписании, а вот живопись осталась, пусть встречи с мастером и сократились с четырех до двух в семидневье.

Науки Подземья перешли на следующую ступень, в сравнении с которой все, что было прежде, меркло. Языки, письменность, история, этикет, обычаи разом усложнились, требуя куда больших сосредоточенности, сил и стараний, чем я привыкла.

Помимо знакомых дисциплин к «кабинетным» урокам добавились занятия с Тунридой. У ее предмета не было названия, если только не использовать ее собственное определение «Коварство сетей и красноречие торгов». Казначей Карателя открывала для меня мир негласных правил, сделок, уловок, внутренней политики Подземья и его взаимодействия с остальными царствами. Официальных правил, кодексов, протоколов и норм было больше двухсот, теневых уверток, хитростей и подвохов – бесконечность.

Вне стен резиденции я ежедневно занималась фехтованием, иногда ему посвящались утренние службы, иногда вечерние. Учась у Аримана, я оттачивала показанные им приемы тренировками с Йорхом, поскольку меч и щит Карателя редко мог уделить мне больше двенадцати коротких встреч в подлунье. Однако даже это было гораздо больше, чем имел кто-либо из знати. Обычно, у Аримана учились прямо во время боя, и это занятие вполне могло оказаться последним в жизни, разве что Дьявол решил бы по-другому.

Конные прогулки превратились в занятия с Хирном или осваивание требуемых навыков в отсутствие Ищейки Карателя. Охотник учил меня быть хозяином инферги, тренировал нас обоих, объяснял премудрости ловли душ, рассказывал, как читать магические следы, показывал, как управляться с кнутом и еще сотни тонкостей, связанных с его ролью подле повелителя. В планах были также обучение настоящему искусству верховой езды и охоте, принятой в Подземье, но для этого мне был необходим собственный тьмать.

Уроки с Даном могли проходить где угодно: в его покоях за игрой в «Шаг греха» у камина или в библиотеке, на прогулках по садам или смертному царству. Каждый не походил на предыдущий. Иногда Дан рассказывал о магии, ее влиянии, роли в истории трех царств, часто мы подробно разбирали то или иное магическое действие от теории до практики, обсуждали посвященные им книги, а порой Дьявол задавал мне задачи, рассказывая о проступках смертных душ и веля подумать о подходящем им наказании. Магия, философия, литература и история сплетались в наших беседах в увлекательный клубок, даря пищу для размышлений на долгое время после.

Мои высокопоставленные наставники проводили со мной не так много времени, как мне хотелось бы, но достаточно, чтобы я могла усвоить каждую частицу их драгоценных знаний. Возможно однажды, от одной из них будет зависеть все, что принадлежало мне и могло рассматриваться знатью Подземья как мишень. Репутация, положение, жизнь, душа – все это требовало своей особой защиты.

Мой день в те времена включал в себя обязательную медитацию до завтрака и перед сном, фехтования после завтрака или перед ужином, занятия с наставниками и самостоятельные упражнения, разделенные обедом, и немного свободного времени. Я могла посвятить его рисованию, чтению или прогулке, но часто тоже посвящала учебе, не успевая выполнить все домашние задания в срок.

Разумеется, с того десятого лета моей жизни, везде и всюду со мной был Фатум – так я назвала щенка инферги, подаренного Хирном. Кличка пришла в голову сама собой, когда на первой же тренировке, во время нашей игры, пес раз за разом, перехватывал брошенные мною в воздух палки, раскусывая одну за другой точно пополам. Я окликнула всего один раз, но малыш тут же побежал ко мне, виляя хвостом, что Хирн засчитал за принятие инферги своего имени.

Незаметно и быстротечно, среди океана новых знаний с островками из успехов и неудач, пролетело два с половиной года. В том времени, пропитанном потом тренировок, запахом чернил и пергаментов, требовательностью учителей и радостью свободных мгновений, оглядываясь назад, я чувствую лишь уют и спокойствие. Тогда мне не приходило в голову ценить определенность, последовательность и простоту каждого дня, за которые мне не нужно было отвечать. Я не знала, что жить в беззаботности осталось недолго.

Все началось одним ранним зимним утром, когда, выйдя из комнаты для медитаций, я обнаружила Ксену в расстроенных чувствах, спешно вытирающей слезы.

– Что случилось? – я подступила ближе к бонне, встревоженная ее видом.

– Госпожа Хату, управляющая Фагнес покидает нас, – Ксена задрала голову, стараясь успокоиться. – Она только что получила либекату.

Либекатой называлась печать, свидетельствующая об искуплении грехов муками, работами или достойными свершениями. Посланник Верхнего Подземья ставил ее на душу, тем самым отмечая вынесенный Карателем приговор, как исполненный, после чего душа отправлялась в небесный чертог, чтобы вновь родиться и пройти путь земного царства.

Посмотрев на бонну, я выскочила за двери в сопровождении Фатума. Я бежала по лестнице вниз, перепрыгивая ступени, опасаясь не успеть к Фагнес до того, как она исчезнет из Садов времен. Это был первый раз, когда я отчетливо поняла, что резиденция Карателя лишь остановка, и всякая душа, сколь важна бы она ни была для меня или самого дома, рано или поздно его покинет. До того момента я понимала это теоретически, веря книгам и наставникам, и вот наступил тот день, когда общеизвестная теория обратилась в личное переживание.

Я ворвалась в кабинет управляющей Фагнес без стука, оставляя всякие приличия за порогом. Она все еще была здесь, перекладывала на столе бумаги по кухонному продовольствию и, едва меня заметив, порывисто поднялась на ноги. Прежде, чем укоризна в глазах женщины превратилась бы в слова о моем недостойном поведении, я крепко ее обняла.

Глубоко вздохнув, Фагнес похлопала меня по спине:

– Вы так сдавили меня, госпожа Хату, что еще немного и перерождение мне не понадобится.

– Глупости, сейчас я думаю, что обнимала вас недостаточно, – пробормотала я ей в плечо.

Все восемь лет моей жизни в Садах времен Фагнес неизменно была частью каждого их дня. Ребенком я пугалась ее строгости и восхищалась ее осведомленностью обо всем, что происходит в стенах дома и умением приводить в порядок и расставлять все и всех на свои места. Однако, со временем, за ее строгостью и требовательностью, я все чаще видела заботу.

Вспоминая свои прошлые проказы и побеги с уроков, я понимала, что Фагнес просто делала вид, будто не замечает, как я покидаю дом, или не знает, в каком из его уголков я прячусь. В дни, когда я была чем-то сильно расстроена или недовольна, на столе неизменно появлялись мои любимые блюда и десерты. Иногда мой распорядок дня мог внезапно поменяться в пользу свободного времени и прогулок, и почему-то я никогда не сомневалась, что это работа Фагнес, пусть никаких доказательств и не было.

Управляющая позволяла мне оставаться ребенком там, где это возможно, и я всегда буду благодарна ей за это, как и за всю поддержку, что она оказывала мне скрытно и явно.

– Я буду очень по вам скучать, Фагнес, – призналась я, сглатывая ком в горле.

– Пустое, госпожа Хату, стоит ли скучать о том, кто все забудет? – с легкой улыбкой спросила Фагнес, отстранившись. – Я проработала в Садах времен две сотни лет, и последние восемьдесят была здесь управляющей. Есть вещи, которые я одинаково хотела бы запомнить и забыть, но это невозможно. Сегодня для меня начнется новый путь, и он не стоит ваших слез.

– Я рада, что ваша душа вернется в царство смертных и пройдет новую дорогу, но мне жаль, что больше вас не увижу, – призналась я, когда она смахнула с моей щеки слезинку под ворчание Фатума, утешающе прислонившегося боком к моим ногам.

– Кто знает, госпожа Хату, кто знает. Иногда дороги пересекаются самым неожиданным образом, – покачала головой Фагнес, прежде чем наклониться и прошептать мне на ухо: – Берегите себя, моя дорогая девочка, и не позволяйте никому решать за вас, где и с кем ваше место.

– Спасибо, Фагнес, спасибо за все, что вы сделали для меня и Садов времен, – горячо поблагодарила я женщину, прежде чем разжать руки.

Фагнес покинула Сады времен на закате. Провожаемая всем штатом слуг и стражей дома, она склонила голову перед стенами особняка, прощаясь, прежде чем исчезнуть в свете последнего луча заходящего солнца.

Багровый закат над снежным горизонтом показался мне кровавой раной, и, охваченная дурным предчувствием, я вернулась в дом, отказавшись от ужина и привычных занятий, сразу же скрывшись в беседке посреди пруда под дождем.

Это был первый раз, когда моя медитация продлилась семидневье.

* * *

Первое, что я усвоила о магическом искусстве – это не отдельная дисциплина, а школа, в которой существуют разные науки и направления. Слово и действо, стихии и разум, гадания и перемещения, целительство и проклятия. У каждого вида были свои инструменты, цена и условия, но все они требовали внутренней энергии мастера, хранящейся в его кахе.

Сначала мне поддались огонь и воля удара. Я смогла зажечь свою первую свечу всего на пятый день тренировок и удерживала пламя, пока свеча не прогорела наполовину, прежде чем Ксене удалось потушить ее очередным взмахом веера. Пусть это стоило мне длительного отдыха и мигрени из-за недостатка сил, все же я считала это победой.

Воля удара проявила себя спонтанно, в тот момент, когда наставница Варейн решила утяжелить сервиз на моей голове. Все чашки треснули разом, и мастер этикета, к моему удивлению, откланялась, сообщив, что занятие окончено. Шагая на трясущихся ногах в свои покои, я догадалась, что у нее просто не было выбора. Моя слабость после магического проявления поставила крест на дальнейших пытках с ее стороны.

Поняв принцип на двух примерах, я легко заучивала теорию, однако для практики требовались запасы энергии и простор кахе, то есть, бесконечные медитации. Первые три подлунья Дан разрешал мне лишь две службы – больше я не выдерживала. Каждое обращение в себя походило на попытку удержаться под водой, стремящейся вытолкнуть меня на поверхность.

Постепенно, время моего внутреннего созерцания увеличивалось: в свои неполные тринадцать я могла удержать это состояние от начала до конца светового дня и сумела освоить весь набор элементарных приемов. Чем дальше я заходила в магическом искусстве, тем плотнее под него подстраивались другие занятия и менялись требования наставников, пока не настал тот день, когда оно превратилось в обязательную часть повсеместно.

В день ухода Фагнес я отправилась в беседку под дождем за спокойствием, чувствуя слишком много непривычного и неприятного одновременно, одолеваемая вопросами без ответов и тревогами без истоков.

Начиная с основ, Дан велел мне придать энергии мыслеобраз стихии, ее личных границ и места, где эти границы располагаются. Следуя его наставлениям, я выбрала образ воды, наполняющей кувшин, а сам кувшин поставила посреди белого пространства, отдаленно напоминающего сияние и чистоту Зимнего холла. Когда «вода» наполнила кувшин, я поменяла форму на таз, после на садовое ведро и постепенно дошла до купели.

Энергия меняла форму, форма расширяла пространство. Пространство то и дело шло рябью, сопротивляясь и пытаясь закрыться. Концентрация и сосредоточенность на этом противостоянии исключала любой хаос, что несла в себе реальность.

Возвращение на «поверхность» всегда было постепенным, резкое пробуждение могло сильно навредить, или вовсе свести на нет всю проделанную работу. Потому, однажды уже обжегшись о нарушение этого правила и потеряв впустую день, я не торопилась.

Сначала приходило чувство тела: ровное биение сердца, размеренное дыхание, темнота перед глазами, звуки, запахи и климат выбранного места. Я распахнула глаза, сбивая дыхание, когда вместо мороси дождя услышала треск огня и осознала, что не сижу на циновке, а лежу в кровати. На потолке моей комнаты танцевали тени, отбрасываемые разожжённым огнем в камине.

– Не припомню, чтобы разрешал тебе подобные эксперименты, Хату, – прозвучал голос Дана слева, и я резко полусела, находя его темный силуэт напротив окна, спиной ко мне.

– Э-эксперименты? – я растерянно огляделась вокруг, машинально погладив голову сунувшегося ко мне Фатума, ткнувшегося горячим носом в ладонь. – Когда ты… Я не понимаю, о чем ты, – сдалась я.

– Сколько длилась твоя медитация? – мягко спросил Каратель, не обернувшись.

– Семь служб! – уверенно ответила я, несмотря на явный подвох в его вопросе.

– Семь служб, – повторил Дан. – Нет, Хату, не служб. Дней. Ты провела в комнате для медитаций семь дней.

– Дней? – не поверила я. – Но как я… Это невозможно, я же чувствовала, что… У меня просто не хватило бы сил на такое длительное погружение!

– Я согласился бы с тобой, не наблюдай обратного. Ты разом перескочила несколько ступеней обучения. С одной стороны это подтверждает твой потенциал и объясняет значительные успехи, о которых сообщали твои наставники, с другой… – Дан, наконец, обернулся и присел на край моей кровати. – Такие скачки в силе не происходят просто так, по одному лишь желанию. Для этого необходимо серьезное потрясение.

Каратель замолчал, но это не было окончанием беседы. Мой прекрасный господин давал мне шанс объясниться самой, без дополнительных вопросов.

– Я расстроилась из-за ухода Фагнес, – признала я, уставившись на сцепленные на коленях руки.

В отсветах огня мои тонкие бледные пальцы напоминали скрутившиеся между собой побеги серебросы – вьюнка, растущего только в свете луны. Некогда, в смертном царстве, знахарки и колдуньи защищали ею свои дома от незваных ночных гостей. Даже самая тонкая лоза, толщиной с волос, была способна задушить взрослого мужчину. Мои пальцы не могли похвастать такой же цепкостью и силой, но многолетние тренировки с мечом и изучение магического искусства превращали их в нечто столь же обманчивое в своей видимой хрупкости.

– Фагнес искупила свои грехи, и ей открылся новый путь. Это не повод для расстройства, – тихо утвердил Дан.

– Она сказала мне примерно то же самое, – пробормотала я. – Но это не значит, что мне хватило времени попрощаться и смириться с тем, что больше я ее не увижу.

– Хату… – протянув руку, Каратель нежно погладил меня по щеке. – Долгие прощания лишь усиливают боль от расставания. Чем быстрее что-то меняется, тем легче к этому привыкнуть.

Я хотела возразить, но внезапно вспомнила, как сама оказалась в Садах времен. Это было быстро, без долгих прощаний и сожалений. Легко и почти безболезненно. Конечно, мои родители не стоили и ногтя Фагнес, но я поняла, что имел в виду Дьявол.

– Поэтому ты не предупредил меня, – выдохнула я. – Не потому, что не посчитал это нужным.

– Юность скора на обиды и горяча на расправу, – только и сказал Каратель, прежде чем поцеловать меня в макушку, подтверждая мою догадку. – Завтра я представлю тебе новую управляющую Садов времен, а пока спи, моя радость.

* * *

Ее звали Роэза. Высокий рост, неестественная для человека худоба и едва заметные тонкие губы странно сочетались с белоснежной кожей, золотой копной волос и изумрудной зеленью глаз. Внешность Роэзы выдавала в ней бастарда, плод страсти падшего и демона из Пьющих жизнь, а обращенная ко мне приторная улыбка вызывала лишь подозрения.

– Она мне не нравится, – заявила я Ксене несколько дней спустя, когда мы прогуливались по заснеженным аллеям сада к заледеневшему озеру.

– Возможно, моей госпоже следовало сказать об этом повелителю, – осторожно заметила бонна.

– Он обвинил бы меня в предвзятости или детских капризах, – поморщилась я, зарываясь носом в меховой воротник плаща. – Я понимаю, что второй Фагнес на свете нет и не будет так же, как понимаю, что «не нравится» – причина, недостойная госпожи Дома Подземья. Повелитель руководствуется справедливостью, а справедливость рассматривает поступки или умыслы, и личное неприятие не имеет к ней никакого отношения.

Дану нравились далеко не все его поданные, однако даже он не позволял себе никаких действий в отношении неугодных до тех пор, пока они не нарушали законов Подземья. Я не могла позволить себе подобной дерзости или, что еще хуже, глупости. Мой прекрасный господин мог бы простить мне первое, приняв за очередную причуду юности, но второе его точно бы разочаровало, что я считала недопустимым.

– Госпожа Хату, иногда первое впечатление обманчиво, – Ксена отступила в сторону, и Фатум пробежал между нами, с головой ныряя в сугроб, укрывший луг разнотравий. – Разве человек не заслуживает хорошего отношения, пока не доказал обратного?

– Роэза не человек, и я не понимаю, почему Д… повелитель назначил ее на должность управляющей в резиденцию в Междумирьи.

– Не думаю, что кто-либо способен понять все решения повелителя, – примирительно заметила бонна. – Такая должность требует сочетания многих качеств, вероятно, среди душ Садов времен просто не было достойного кандидата.

Дальнейшие замечания касательно назначения Роэзы я оставила при себе. Во-первых, сомневаться в решениях Карателя виделось мне кощунством, а, во-вторых, где-то глубоко внутри я чувствовала, что масла в огонь непринятия новой главы слуг подливало плохое настроение.

Вскоре оно утонуло в рутине занятий и домашних заданий: бесконечные попытки обуздать новые знания и приемы, не растеряв прежних, заместили собой все остальное. Я вновь ощущала себя как в самый первый год в резиденции, когда усталость клонила голову в тарелку, а неуверенность, произрастающая из неудач, пролезала в сны, жонглируя страхами.

Думая о тех долгих днях зимы, я вспоминаю слова Дана, предпочитающего быстрые перемены. Впервые услышав, я все же не до конца поняла их смысл. Не понимала, пока не столкнулась с медленными изменениями.

Плавные и неторопливые, они охватывали мой дом, как медленный яд или коварная смертельная болезнь. Я не замечала их, слишком сосредоточившись на других приоритетах, усыпив собственные сомнения и недовольства. Быть может, я до сих пор ищу себе оправдания, раздумывая, почему оставалась слепой и глухой к тому, что творилось под самым моим носом.

Прозрение наступило одним весенним утром, когда, скрестив мечи с Йорхом, я внезапно поняла, что в последнее время не замечала в доме ни его, ни Рюкая, ни кого-либо из хорошо знакомых мне стражников.

– Йорх, почему ты больше не охраняешь дом? – спросила я.

Белый кошмар покосился куда-то выше моей головы, прежде чем сменить позицию и скрестить наши мечи по-другому:

– Управляющая и капитан Азуф решили, что стражу дома необходимо поменять с теми, кто защищает границы резиденции.

– Они решили? – переспросила я. – Кем было одобрено это решение?

– Вами, госпожа Хату, – спокойно ответил демон.

– Мной? – я остановилась. – Так сказал вам Азуф?

– Да, – прищурился Йорх. – За нами наблюдают. Не оборачивайтесь и не смотрите по сторонам.

– Сделай вид, что объясняешь мне фигуру и расскажи, что еще я якобы одобряла в последнее время.

– Вы дали управляющей полную власть над смертными душами, – тихо проговорил Йорх.

Я уставилась на демона, приоткрыв рот. Властью над смертными душами дома обладал лишь его хозяин. Хозяином Садов времен был Дан: только он имел право определять наказания, утверждать работы и принимать любые решения, касающиеся всех, кто жил, служил и искупал свои грехи на территории резиденции.

Как госпожа Дома, я могла решать некоторые вопросы в его отсутствие, у меня было его разрешение, касающееся работ в саду и в особняке, но власть над смертными душами или смена позиций стражи к ним не относились. К тому же, насколько мне было известно, у капитана Азуфа были четкие приказы от Аримана касательно защиты и охраны резиденции… и вряд ли среди них было самовольное распределение воинов.

– И как она ей воспользовалась?

– Слугам запрещено попадаться вам на глаза, тем более, обращаться напрямую.

– Но вчера мы с Байро, Ави и Елгой подрезали ветви в саду… – я оборвала себя, припомнив, что все трое выглядели встревоженными, иногда отвечали невпопад и странно переглядывались. Мне показалось, что садовники просто обеспокоены состоянием многолетников после тяжелых снегов зимы.

– Все трое получили по сотне ударов кнутом, – доложил Йорх.

Я сцепила зубы, стиснув дерево черной джабары до побелевших костяшек.

– Кто еще был наказан за то, что я просто с ним поздоровалась?

– Многие, мне вряд ли известно обо всех. В саду, конюшнях и доме.

– Как давно они это проворачивают? – я глубоко вздохнула, пытаясь мыслить ясно и не идти на поводу у гнева.

– С начала прошлого подлунья. Управляющая… многократно посещала казармы и подолгу разговаривала с Азуфом. О чем, мне неизвестно, – пояснил Йорх.

– И за весь месяц наших тренировок ты не подумал спросить у меня, знаю ли я об этом? – процедила я.

С начала прошлого подлунья! То есть тогда, когда Дан провел со мной последний урок и сообщил, что вместе со свитой отправляется в Нижнее Подземье на долгое время! Такая точность в выборе времени… указывала сразу на несколько вещей, и каждая представляла опасность.

– Никто не думал, что вам об этом неизвестно, госпожа Хату, – склонил голову Йорх.

– Вот уж точно, никто из вас не думал! – огрызнулась я. – Ладно. Немедленно отправляйся к границам и приведи в дом Рюкая, Урха, Корна, Вегра, Лувью, Крьёна, Аола и воинов, в которых не сомневаешься. Если кто-то вас остановит, скажи, что это мой прямой приказ.

– Рюкай, Аол и Крьён в карцере, – чуть помедлив, сообщил Йорх. – За неподчинение Геярду.

Прикрыв глаза, я глубоко вздохнула, чувствуя, как внутри кахе бурлит энергия, растревоженная злостью.