Гардемарин Ее величества. Сатисфакция

Примерно с таким же звуком сейчас должны были крутиться и шестеренки в головах у придворного: гость его сиятельства главы Совета безопасности, какой-то там гардемаринский прапорщик, которого следовало сопроводить к выходу, вдруг решил нарушить церемониал. Да еще и отправиться самостоятельно разгуливать по Зимнему дворцу.

Разумеется, я не имел на это никаких прав, и меня остановил бы первый же попавшийся патруль, агент в штатском или офицер, но камер-юнкера, похоже, смутила сама моя наглость и неуместность просьбы. Однако никаких инструкций на подобный случай у него наверняка не имелось, так что бедняге оставалось только стоять, хлопать глазами и смотреть на меня взглядом, в котором отчетливо читалось что-то вроде «Критическая ошибка. Устройству требуется перезагрузка».

Ну, значит, перезагрузим.

– Поверьте, ваше высокородие, я знаю, чего прошу. И у меня есть все соответствующие полномочия. – Я достал из кармана подаренный Елизаветой перстень. – Вам известно, что это такое.

Застывшее от недоумения лицо камер-юнкера оживилось – теперь на нем отражалась напряженная внутренняя борьба. Рефлексы придворного отчаянно сражались с нежеланием вляпаться в неприятности, нарушив прямое распоряжение Морозова… И все-таки победили – придворные чины испокон веков натаскивали на то, что во дворце слово человека с фамилией Романов неизмеримо значимее любых других приказов.

А перстень и был этим самым словом, заключенным в золото.

– Разумеется, господин прапорщик. – Камер-юнкер чуть склонил голову. – Можете идти. Но, если пожелаете, я сопровожу вас. Или…

– Благодарю, ваше высокородие, в этом нет нужды, – отозвался я. – Мне и так известно, куда следует идти. К тому же меня уже ждут – так что, с вашего позволения, поспешу.

– Как пожелаете. Доброго дня.

Тощая фигура в коротком темно-зеленом кителе с золотым шитьем на груди снова согнулась в поклоне и, стоило мне развернуться, тут же помчалась куда-то – скорее всего, докладывать кому положено.

Я только усмехнулся. Пока добежит, пока сможет донести скачущие мысли до дежурного офицера. Пока тот помчится к начальству и получит резолюцию добраться до комнаты, куда выводятся изображения с камер по всему дворцу… Зная местных, на это уйдет достаточно времени, чтобы я успел добраться до места.

Раз этак десять.

Поднявшись по лестнице обратно, я скользнул наискосок через Аванзал в галерею, чтобы обойти Николаевский и Концертный. Она просматривалась со всех сторон, зато народу здесь обычно было немного: навстречу мне попались трое придворных, статский советник с эмблемой министерства путей сообщения на кителе и еще несколько человек в гражданской одежде. Никто из них не обратил на меня внимания: военная форма, пусть даже и с унтер-офицерскими лычками, по нынешнем временам определяла принадлежность гостя к высшей столичной касте. Спешащий куда-то быстрым шагом курсант запросто мог оказаться посыльным Совета, и штатские предпочли не задавать лишних вопросов. А офицеров мне, к счастью, не попалось – ни в галерее, ни на входе в Арапскую столовую, хотя обычно где-то здесь размещались постовые.

Однако у Малахитовой гостиной мое везение закончилось: по обеим сторонам от двери стояли рослые фигуры в темно-красных мундирах с золотыми пуговицами. Уже хорошо знакомый мне Иван и второй – тоже штабс-капитан.

Крыло с императорскими покоями охраняли самые сильные Одаренные во всей гардемаринской роте – не считая Гагарина. Разумеется, это могло оказаться и обычным совпадением… И все же я почему-то не сомневался, что никаких случайностей здесь нет и быть не может: Морозов… оба Морозова намертво вцепились в свой главный актив, и сколько я ни искал хотя бы теоретическую возможность разжать эту хватку – пока еще не смог найти.

И сообщение от Оли – после нескольких месяцев тишины – было так или иначе связано с грядущей помолвкой. Я не мог знать этого наверняка, но почему-то почти не сомневался. Совет закрутил гайки до упора, однако полностью избавиться от инакомыслящих им все же оказалось не под силу.

И Морозов не мог этого не замечать – поэтому и стелил соломку везде, докуда дотягивался. Только этого все равно оказывалось недостаточно. Прямо у него под носом в Зимнем дворце, похоже, назревал… нет, еще не заговор – но что-то подозрительно на него похожее. Интриги князя Мещерского порой оставались за гранью моего понимания, но мы уже не раз… скажем так, работали вместе – и результат так или иначе устраивал обоих. Ведь враг моего врага мне… Ну, допустим, союзник.

Хоть наверняка и временный.

Когда я приблизился, гардемарины у двери чуть подались вперед. Иван кивнул, приветствуя меня, а второй штабс на мгновение напрягся, но тут же выдохнул: узнал.

– Здравия желаю!

Я коснулся кончиками пальцами околыша фуражки, судорожно соображая, что такого можно сказать, чтобы меня без лишних разговоров пропустили в святая святых Зимнего дворца – императорские покои. Одного лишь знакомства с обоими стражами и формальной принадлежности к личному составу гардемаринской роты было явно недостаточно.

И я уже приготовился ляпнуть наугад что-нибудь про срочные новости для Елизаветы или снова достать перстень, когда дверь за спиной Ивана чуть приоткрылась, и оттуда послышался негромкий голос.

– Господа офицеры, прошу, пропустите его. Ее высочество Елизавета Александровна ждет.

На сосредоточенные лица на миг легла тень сомнения, но гардемарины все же расступились, и через мгновение я взялся за ручку и шагнул через порог Малахитовой гостиной.

– Здравствуй, Владимир.

Оля чуть отошла назад – то ли освободить дорогу, то ли чтобы ненароком не оказаться слишком близко. И между нами тут же выросла стена. Невидимая, но будто сделанная из холодного и очень твердого льда. Конечно, я догадывался о ее существовании и раньше, еще до того, как увидел свою бывшую пассию под ручку с Ходкевичем, но почувствовал только теперь.

Точнее – не почувствовал. Вообще ничего.

– Здравствуй. – Я чуть склонил голову. – Ты хотела меня видеть?

– Не я.

Оля явно не случайно говорила, едва приоткрыв рот, чуть ли не сквозь зубы – так ее голос звучал жестко, подчеркнуто-вежливо и, пожалуй, даже ядовито. Впрочем, ей хватило такта не ерничать и воздержаться от дурацких вопросов вроде «Как здоровье ее сиятельства Алены Юрьевны?»

А может, просто не было времени.

– Не я, – зачем-то повторила она, разворачиваясь. – Пойдем. Не стоит заставлять ее высочество ждать.

На этот раз льдом между нами можно было бы заморозить весь Зимний, но меня уже беспокоила исключительно грядущая встреча с Елизаветой. Если уж дорогая племянница решила втайне обратиться ко мне, да еще и фактически напрямую, значит…

Что-то да значит.

– Прошу, Владимир.

Оля нарочно чуть ускорила шаг, чтобы самой открыть дверь. Наверное, я при этом должен был почувствовать себя неотесанным мужланом, однако вместо этого лишь коротко кивнул, изображая учтивость, и прошел в соседнюю комнату.

Тоже гостиную, только примерно вдвое меньше – в самый раз для тайной встречи наедине… Или не совсем. Елизавета сидела под огромной шпалерой у невысокого столика, количество стульев рядом с которым могло означать беседу как с глазу на глаз, так и втроем.

Но, похоже, все-таки первое.

– Оленька, милая, – негромко проговорила Елизавета, – ты не оставишь нас ненадолго?

– Как пожелаете, ваше высочество.

Процокали каблуки, и ее благородие титулярный советник какого-то-там ведомства исчезла за дверью. И стоило шагам стихнуть, как что-то неуловимо изменилось. Великая княжна, наследница рода Романовых, а может, и короны, вдруг поникла, разом превратившись в самую обычную девчонку на полтора года младше меня нынешнего.

И я вдруг подумал, что само ее облачение – легкий брючный костюм, надетый на блузку с расстегнутой верхней пуговицей, был не намеком на неформальную беседу без особых церемоний, а следствием самой обычной небрежности. Вызванной то ли спешкой, то ли высшей степенью расстройства.

Подойдя поближе, я разглядел чуть красноватые усталые глаза. Ее высочество выглядела так, будто или не спала целую ночь, или примерно столько же плакала без перерыва. Чуть припухшие веки и нос явно указывали на второе, и вместе с дрожащими руками, напряженной позой и взглядом загнанной дичи вместе означали только одно.

Елизавета в отчаянии.

– Наконец-то вы пришли! – проговорила она, хватая меня за руку. – Господь милосердный, наконец-то… Я могу доверять только вам!

– Хм-м-м… Полагаю, не только, ваше высочество. – Я осторожно улыбнулся. – Но мне, конечно же, вы можете доверять целиком и полностью.

– И только вам! – Елизавета понизила голос, почти переходя на шепот. – Его люди повсюду!

– Чьи?

– Морозова, конечно же! Вам известно, что он уже назначил дату венчания?

Ах ты, старый сукин…

Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать. Незамысловатый, и все же изящный в своей простоте ход: сначала обвенчать наследницу рода Романовых со своим непутевым отпрыском в церкви, потом короновать, насильно приведя под присягу всех несогласных… И только после совершеннолетия Елизаветы наконец устроить официальную церемонию бракосочетания и поставить в каком-нибудь из залов Зимнего дворца сдвоенный трон.

Венчание уже лет этак сто не считалось официальной юридической процедурой, так что на право Елизаветы унаследовать престол не влияло никоим образом. Однако и для местной знати, и для всей Европы значит ничуть не меньше, чем брак, зарегистрированный по всем правилам и буквам закона.

Иными словами, после поездки в церковь моя несчастная племянница станет собственностью младшего Морозова и инкубатором для его чертовых наследников!

– Мне угрожают со всех сторон, – вполголоса продолжила Елизавета. – Если я откажусь, Совет посадит меня под замок до конца дней. Или сделает что-то еще похуже! А если соглашусь и обвенчаюсь – меня уберут иберийцы.

– Не думаю, что этого стоит бояться. – Я покачал головой. – Такое непросто провернуть – Зимний дворец охраняют как никогда раньше.

– Морозов слишком занят борьбой со своими врагами внутри страны, – вздохнула Елизавета. – И они будут пробовать снова и снова, пока, наконец, у них это не получится!

А ведь в чем-то она права. Ситуация фактически патовая: венчание станет той самой точкой, в которой не самая важная фигура в одно мгновение станет ценнейшей для одних и помехой – для других. Морозов не примет отказа, а иберийцы вряд ли захотят видеть на троне хоть кого-то кроме своего ручного герцога Брауншвейгского. И единственный способ спасти Елизавете жизнь – не допустить венчания.

– Что ж… Позвольте подумать, ваше высочество. – Я нахмурился и чуть подался вперед. – Я не слишком искушен в подобных делах, однако…

– Не нужно ничего думать. У нас уже есть план – простой и надежный! – Елизавета вдруг вскочила с кресла и схватила меня за обе руки. – Женитесь на мне!

Глава 4

От неожиданности я едва не подпрыгнул. Потрудись Елизавета велеть кому-нибудь из прислуги принести чай, я наверняка выплюнул бы его прямо на царственную блузку или туфельки. Степень моего удивления взвилась до каких-то абсолютно немыслимых пределов и разом достигла таких значений, что разум в принципе отказывался даже пытаться обработать услышанное.

Отозвалось даже тело – запертые в нем Конструкты, похоже, посчитали, что их хозяин и владыка в опасности и тут же отреагировали: выбросили в кровь столько абсолютно ненужного адреналина, что сердечный приступ едва не навестил меня лет этак на пятьдесят-шестьдесят раньше положенного.

– Ваше высочество… Господь милосердный! – Я откашлялся и похлопал себя по груди. – Ну нельзя же так с живым человеком в самом-то деле!

– Думаете, я шучу? – Ноздри Елизаветы на мгновение раздулись от гнева, но она тут же взяла себя в руки. – Поверьте, Владимир, мне никогда не пришло бы в голову потешаться над героем, тем более – таким образом. Но я совершенно, полностью серьезна!

– В таком случае, потрудитесь объяснить, в чем ваш замысел, – кое-как выдавил я, все еще пытаясь отдышаться. – И какое отношение он может иметь к…

– Самое прямое, друг мой! – воскликнула Елизавета. – Вы уже спасали мне жизнь, может, и не один раз – и можете сделать это снова. Только теперь никому не придется рисковать головой. Достаточно лишь одного вашего согласия – и все случится сегодня же!

– Ч… что случится?

Я отчаянно пытался сообразить, что задумала дорогая племянница, но голова упрямо отказывалась работать, выдавая вместо умозаключений какие-то невнятные сигналы. Главным образом предлоги, междометия и то, что ни в коем случае не следовало говорить вслух – особенно при девушке императорских кровей.

– Сегодня в полночь! – решительно продолжила Елизавета. – Все уже готово: меня выведут из дворца, а потом мы отправимся в Сестрорецк и там тайно обвенчаемся в церкви Святых Петра и Павла. Священник не знает, кто я такая, но зато сможет подтвердить, что проводил церемонию. И тогда даже Морозов ничего не сможет сделать!

– Откуда такая уверенность? – усмехнулся я.

– Перед людьми и богом я уже буду вашей женой. И совершенно неважно, что поставить штампы в паспорте мы сможем не раньше, чем мне исполнится восемнадцать! – Елизавета, понемногу успокаиваясь, уселась обратно в кресло и заговорила еще тише. – Аристократы и здесь, и в Европе всегда уважали традиции. Для них венчание означает ничуть не меньше, чем законный брак. И с этим не посмеет спорить даже Совет безопасности.

– Может, и так. Однако разве к такому вам следует стремиться? Вы – великая княжна императорского рода. Я – курсант в чине гардемаринского прапорщика. Ни богатства, ни древней фамилии, ни даже самого завалящего титула, – усмехнулся я. – По всем международным нормам подобный брак будет считаться морганатическим, то есть – неравным. И вы потеряете всякую надежду когда-либо занять место вашего отца на троне.

– И пусть! – Елизавета сверкнула глазами. – Зато сохраню жизнь и честь. Морозов не посмеет меня тронуть, а иберийцам вряд ли будет интересна та, кто по своей воле выбывает из грызни за этот чертов трон. Моих личных средств вполне хватит, чтобы я смогла прожить всю жизнь в качестве госпожи Острогорской.

– Всю жизнь? – переспросил я.

– Достаточно, чтобы от меня отстали. – Елизавета вдруг густо покраснела. – Но если вам будет угодно, мы расторгнем брак через год… или несколько лет. И я сделаю все, чтобы ваша военная карьера продолжалась с тем же головокружительным успехом, что и ранее. Но даже если этого не случиться, вы не останетесь без награды. Суммы на моих счетах вполне хватит…

– Господь милосердный, ваше высочество, – прекратите немедленно! – Я махнул рукой. – Я вовсе не имел в виду ничего подобного. Суммы и счета интересуют меня в последнюю очередь.

– А я сама? Понимаю, что все это несколько неожиданно и мы едва знаем друг друга, но порой судьбе виднее, не так ли?.. Скажите, Владимир – неужели я вам совсем не нравлюсь?

Елизавета чуть подалась вперед и улыбнулась. Явно через силу, вымученно – но вполне искренне. Будто ей вдруг отчаянно захотелось выглядеть в моих глазах обворожительной.

Она что – меня?.. Нет, на «соблазняет» это, пожалуй, пока еще не тянуло, но намек был яснее некуда. Девчонка неполных семнадцати лет – и моя, между прочим, племянница! – старательно изображала увлеченность и интерес, изрядно выходящий за рамки того, что необходим для брака по расчету.

А может, и не изображала. Елизавета пребывала как раз в том ужасном и благословенном возрасте, когда в теле девчонки взрывается гормональная бомба, способная не только за год-два превратить ее в женщину, но и напрочь сорвать голову. Даже зрелые дамы не так уж часто бывают разумны в своем выборе, а уж подростки…

Когда для девушки приходит время влюбиться в первый раз, судьба задорно крутит стрелочку, сама не догадываясь, на кого та укажет. Под удар бестолковой страсти попадают все без исключения – одноклассники, друзья семьи, знакомые, популярные певцы, актеры и даже киногерои. А иногда и родственники. Будущему герою девичьих грез достаточно просто оказаться в нужном месте в нужное время…

Или в ненужное – это как посмотреть.

Похоже, я оказался. И к тому же еще и проявил себя, в одночасье превратившись из какого-то там курсанта и сомнительного ухажера подруги и наперсницы в отважного спасителя, способного чуть ли не в одиночку одолеть полчища врагов. А сразу после этого – в весьма заметную в массмедиа персону. Этакого самого популярного мальчика в классе, который, как выяснилось, может еще и поддержать улыбкой и не по годам мудрыми словами.

М-да… Кажется, у Елизаветы попросту не было шансов.

Разум кое-как «проглотил» происходящее и даже со скрипом прокрутил какие-никакие мысли и выводы. Но удивление все еще было велико настолько, что дар речи – связной, во всяком случае, – я временно потерял.

– Нравитесь?! Нет! То есть да… То есть… Господь милосердный! – простонал я, откидываясь на спинку кресла. – Неужели вы не понимаете, что все это не изменит ровным счетом ничего?

Елизавета снова вспыхнула. Только на этот раз не теплом внезапного интереса, а куда горячее. Царственные очи полыхнули недобрым огнем, в котором гнева великой княжны и отвергнутой женщины было примерно поровну.

Полыхнули – и тут же погасли.

– Не изменит ничего? – повторила Елизавета. Надо сказать, весьма прохладным тоном. – И почему же вы так в этом уверены?

– Хотя бы потому, что не так уж плохо знаю всех тех, о ком вы говорите. Все они – страшные и беспощадные люди. – Я сложил руки на груди и выдохнул, понемногу успокаиваясь и приводя скачущие мысли в порядок. – А младший Морозов к тому же глуп, жесток и мстителен. Отказ – даже в такой форме – непременно приведет его в бешенство. И одному богу известно, что он способен натворить.

– Вы так его боитесь? – фыркнула Елизавета. – Я была о вас лучшего мнения!

– Его – ничуть, – невозмутимо ответил я. – Однако не следует забывать, что на стороне рода Морозовых сейчас гвардия, армейские части, полиция и фактически все спецслужбы. Не говоря уже о Совете безопасности, в который входят две с лишним сотни сильнейших Одаренных в стране. Ради вас я, конечно же, готов вступить в схватку хоть со всеми сразу. – Я пожал плечами. – Только, боюсь, она будет недолгой.

– Вы… вы слишком сгущаете краски.

Елизавета возразила – но не слишком уверенно. Не знаю, насколько близко они были знакомы с младшим Морозовым и как именно происходили ухаживания, но репутация его сиятельства нередко говорила сама за себя. Драгоценный отпрыск главы Совета безопасности не отличался легким нравом и не слишком-то утруждал себя манерами. И даже погром в цыганском квартале Красного Села для столичных аристократов наверняка стал явлением хоть и необычным, однако ничуть не удивительным.

Елизавета боялась младшего Морозова куда сильнее, чем старшего. И – чего уж там – имела на то все основания. А мои слова лишь подлили масла в огонь.

– Сгущаю краски? Может быть, – негромко отозвался я. – Но опасностей и без того предостаточно. Вы можете выйти замуж, сменить фамилию и даже навсегда уехать из Петербурга. Однако все равно останетесь той, кто вы есть, – единственной наследницей дома Романовых, пусть и без титула великой княжны. И кто-то может посчитать, что такого человека слишком опасно оставлять в живых. – Я на мгновение задумался. – Полагаю, от вас в любом случае попытаются избавиться – до того, как вы родите ребенка, который однажды может заявить свои права на престол.

– Избавиться?!

– Устранить физически, ваше высочество. – Я уже не пытался подбирать слова помягче – для пущей убедительности. – То есть – убить. И заодно меня… точнее, любого, кто станет вашим супругом. Наши враги и так не раз пытались это сделать, но сейчас вас хотя бы защищает Совет, гардемарины, гвардия и положение великой княжны… А кто защитит госпожу Острогорскую?

– Верный и любящий муж! – Елизавета не удержалась и все-таки начал язвить. Но тут же снова взяла себя в руки. – Но этого явно будет недостаточно, ведь так?

– Именно, ваше высочество, – кивнул я. – Так что даже если у вас или ваших друзей есть план, даже если кто-то действительно смог отыскать священника, который отважится обвенчать пару при столь загадочных обстоятельствах – это все равно не поможет. Ваша жизнь все так же будет в опасности, и ничуть не меньше, чем сейчас.

– Господи… – Елизавета достала платок и промокнула глаза. – И что же мне делать?

– Взять себя в руки, ваше высочество. – Я чуть подался вперед. – И смириться с тем, что такой план не сработает… Он в принципе не может сработать. А если вы считаете иначе, следует задуматься – кому выгодно, чтобы вы считали именно так?

– Не знаю!

Елизавета ответила не задумываясь, однако я успел заметить, как она бросила взгляд на дверь, за которой несколько минут назад исчезла Оля.

Удивления я почему-то совсем не почувствовал, зато в голове тут же начали роиться мысли. Их было так много, что ухватить нужную никак не получалось. Она буквально дергалась передо мной, дразнилась – но упрямо не давалась в руки.

Усилием воли я прогнал их все. Меня наверняка уже ищут, и отведенное на тайную встречу время заканчивается – а значит, не стоит тратить его на раздумья.

– Я уже говорил, – продолжил я, – и повторю это снова: вы нужны нам, и нужны как никогда раньше. Именно вы станете тем знаменем, которое объединит всех, кто еще верен короне, своей стране и народу.

– Но… но что я могу сделать?

– Многое, ваше высочество. И многое вы сделать должны! – Я чуть возвысил голос. – Взять на себя ответственность и принять наследие вашего рода. И вернуть то, что принадлежит вам по праву. Своей нерушимой императорской волей, а если придется – и силой, как это однажды сделала Елизавета Петровна – ваша великая тезка.

– Я знаю историю, Владимир, – отозвался негромкий печальный голос. – У нее были верные люди, была гвардия… А что есть у меня?

– Я. А это, поверьте, не так уж и мало, ваше высочество, – усмехнулся я. – Уже скоро вы удивитесь, как много людей готовы служить не Морозову, не какому-то там герцогу Брауншвейгскому, а именно вам – истинной наследнице российского престола… Но для начала нам нужно не допустить венчания.

– И как же вы… как мы собираемся это сделать? – недоверчиво спросила Елизавета.

– Очень просто, ваше высочество. – Я протянул руку и кончиками пальцев стер слезинку с царственной щечки. – Мы вас украдем.

Глава 5

Все последующие дни я валялся на кровати в располаге, глядя в потолок, много думал и никак не мог отделаться от мысли, что погорячился.

План выглядел красиво – лихо, дерзко, нагло. Выкрасть невесту прямо из-под венца, буквально у всех на глазах, превратить торжественную церемонию в фарс, в хаос, в беспрецедентный скандал. Казалось бы, именно так и нужно действовать – резко, безумно, непредсказуемо. Но чем дольше я обдумывал детали, тем явственнее осознавал: выполнить задуманное практически невозможно.

Не в моей ситуации. Не с моими ресурсами.

Если бы Камбулат и Поплавский были в городе, у меня хотя бы была команда. Люди, на которых можно положиться и которые не задают лишних вопросов. Но сейчас они далеко – один катается по своей вотчине, другой болтается в Москве. Так что остается один Корф… Компьютерный гений, инженер, конфигуратор, пресс-атташе и просто хороший парень – но уж точно не самая серьезная боевая единица. Да и нужен он в этом деле совсем для другого – думать головой. А мне очень не помешали бы лишние… нет, совсем, совсем не лишние руки.

Желательно – сразу несколько пар.

И всё же… возможно, именно потому, что план казался безумием, он и мог сработать. И именно потому, что ни у кого даже в голове не уложится, что кто-то решится на такое, никто и не будет готов.

Наверняка вокруг места венчания все будет оцеплено: куча блокпостов, гости по спискам, снайперы на крышах и прочее, прочее, прочее… Но ждать будут покушения, а не похищения.

А это совсем другие меры безопасности. В общем, если правильно сработать – может и выгореть. К тому же, я, кажется, догадывался, где можно поискать помощь.

Но думать об этом пока рано. Всё ещё слишком много переменных, слишком мало фактов. Нужны союзники, информация, подготовка…

Из размышлений меня выдернул завибрировавший в кармане телефон.

– Острогорский, – буркнул я, не глядя на экран.

– Как дела, прапорщик? – раздался в трубке веселый голос младшего Гагарина.

Я даже приосанился поневоле. Непосредственный начальник, как-никак.

– Спасибо, ваше сиятельство. Неплохо. – Я тут же насторожился. Интересно, для чего бы я мог ему понадобиться? – Чем обязан?

– Ты в городе? Есть на сегодня какие-нибудь планы?

– Так точно, в городе, – отозвался я, продолжая недоумевать. – Никак нет, планов не намечено.