Гардемарин Ее Величества. Коронация

Дон Диего сердито сверкнул глазами, но промолчал. Вряд ли он всерьез рассчитывал запугать меня оглаской, однако реакции наверняка ожидал совсем другой – и теперь судорожно соображал, как выкрутиться и направить разговор в нужное ему русло.

– Осмелюсь предположить, что возможность выступить в радиоэфире вас тоже не заинтересует? – Я с искренним удовольствием продолжал ехидничать. – Хотя бы потому, что вашей светлости не хочется выглядеть в глазах всей Европы посмешищем… А я, разумеется, буду все отрицать. Или не буду – в зависимости от того, что посчитаю выгодным для меня и моей страны.

– Какая разница? – огрызнулся дон Диего. – Рано или поздно они все равно узнают.

– Верно. И именно поэтому мне наплевать, кто и когда обнародует это. – Я пожал плечами. – А значит, ваша угроза – впрочем, как и все остальные – не стоит и ломаного сентимо.

– Дело не в угрозах. – Дон Диего сложил руки на груди и повторил: – Дело не в угрозах, друг мой. А в том, что непременно за ними последует.

Этих слов в заранее приготовленном плане беседы определенно не было. Даже голос его светлости изменился: в нем вдруг появилась тревога, усталость и то, что при определенном допущении вполне могло бы сойти за искренность.

– Мы были знакомы много лет, еще в те времена, когда я и сам носил форму и погоны. И я знаю, что вы за человек, Владимир Федорович.

На этот раз дон Диего весьма двусмысленно обратился ко мне по имени и отчеству. Которые, по иронии ее величества судьбы, у прапорщика Острогорского и скончавшегося десять с лишним лет назад генерала-фельдмаршала совпадали полностью.

– Чудесно. В таком случае вы знаете, что угрожать мне бесполезно. – Я пожал плечами. – Однако почему-то все равно продолжаете этим заниматься, ваша светлость.

– Нет. Больше нет. – Дон Диего покачал головой. – Я всего лишь хочу – пожалуй, не меньше, чем вы – предотвратить катастрофу. Ведь если мы не достигнем соглашения сейчас – дело может закончиться войной. И рано или поздно вам придется пойти на компромисс.

– Ни в коем случае. Это вам придется пойти… К чертовой матери! – Я уже без особых стеснений возвысил голос и выругался. – Вместе со всем иберийским посольством и прочими прихлебателями. Так можете и передать его величеству Альфонсо.

– Вы делаете огромную оши…

– Нет, это вы делаете ошибку! – с нажимом возразил я. – И прямо сейчас я готов предоставить последнюю возможность ее исправить.

– В таком случае – я готов выслушать ваши предложения. – Дон Диего прищурился, чуть склонив голову набок. – Разумеется, мы всегда готовы к переговорам.

– Никаких переговоров не будет, – отрезал я. – От лица ее высочества Елизаветы Александровны я настоятельно рекомендую вашему монарху не лезть в наши дела. Неужели, черт возьми, так сложно заняться своими? Постройте в Мексике пару заводов, подавите восстание в африканских владениях. И наведите наконец порядок в Мадриде! Стыдно сказать, но столица единственной в мире трансатлантической империи выглядит… Впрочем, вы и так все прекрасно знаете. – Я махнул рукой. – Просто держите свои лапы подальше от России. Эта страна в девятнадцатом веке отправила на свалку истории Наполеона Бонапарта. В двадцатом – уничтожила Австро-Венгрию и Второй Германский Рейх. Если придется, в двадцать первом мы сделаем это снова – и на этот раз с вашим Иберийским Содружеством… И не стоит сомневаться в моих возможностях. Я собираюсь защищать свою страну. И если ради этого придется пустить на удобрения пару сотен благородных иберийских донов, – я облокотился на стол и подался вперед, – то именно так и случится.

Когда я закончил, в кабинете вдруг стало так тихо, что я почти слышал, как тикают часы у меня на руке. Отповедь получилось гневной и чуть менее корректной, чем я сам рассчитывал, – однако в ее убедительности сомневаться уже не приходилось.

Хотя бы потому, что дар речи вернулся к дону Диего только через несколько минут.

– Что ж… – хрипло проговорил он, отступая к двери. – Как скажете, друг мой. Но мы еще непременно увидимся снова – и продолжим разговор.

– Может быть. А может, и нет, – усмехнулся я. – А сейчас – убирайтесь к черту, ваша светлость. Или мне придется спустить вас с лестницы еще раз.

Глава 7

Летняя ночь была черной, густой и липкой, как отработанное машинное масло. Темнота стелилась по земле мягко, вязко, с той тяжестью, которая бывает только в час перед рассветом. Над зеркалом Дона полз туман – плотный, молочный, скрывающий под собой все: и густые заросли у берега, и бетонные пандусы водозабора, и даже отражение луны, превратившееся в тусклое пятно, будто брошенное на воду рукой неаккуратного художника.

Станция молчала. Стальные корпуса реакторных блоков Нововоронежской АЭС, сиявшие днем полированной белизной, сейчас едва проступали сквозь влажную муть. Крыши турбинного цеха терялись в дымке, как если бы их и вовсе не существовало. Где-то в глубине слышалось редкое щелканье реле и гул насосов, но даже они казались приглушенными – словно сама АЭС затаила дыхание.

Звук над водой зародился будто сам по себе, и в этой тишине он звучал неразборчиво и непонятно. То ли гул проносящихся по далекому шоссе машин, то ли эхо от работающего движка старой рыбацкой моторки, выбравшейся на промысел… В какой-то момент туман вздрогнул, расступился в стороны, пропуская сквозь себя несколько хищных, стремительных силуэтов, и только тогда стало понятно, что именно они являются источником приглушенного стаккато, разносящегося над спящей рекой.

Звук лодочных двигателей, переведенных на подводный выхлоп.

Пара минут – и первая продолговатая тень тычется носом в прибрежный камыш. За ней вторая, третья… пятая, седьмая…

Десант высаживался быстро и деловито. Без слов, приглушенной ругани, лишних движений… Темные фигуры, упакованные по последнему слову заграничной тактической моды – и вряд ли такую экипировку можно отыскать в официальных каталогах. Высокотехнологичный камуфляж, скрадывающий очертания и скрывающий хозяина от электронных глаз в инфракрасном и тепловом диапазонах. Легкие безухие шлемы, плейт-кэрриеры, напичканные электроникой очки, активные наушники, приборы ночного видения и тепловизоры…

В руках – винтовки, обвешанные тактическими приблудами. Все, как одна, с глушителями. Экипировка, снаряжение и вооружение было столь разномастным, что хватило одного взгляда, чтобы понять: это не регуляры. Здесь каждый подбирал себе снаряжение самостоятельно, исходя из собственных предпочтений и соображений максимальной боевой эффективности. Суммарной стоимости каждого из комплектов хватило бы одеть и вооружить чуть ли не целый полк срочников. Впрочем, некая общая черта среди бойцов все же прослеживалась: ни один из них не носил шевронов, погон, нашивок с именем…

Ни флага, ни знака части, ни герба. Безликая эффективность. Воплощенный профессионализм. И понты, конечно, – куда же без них? Благородные доны иначе не могут. Даже на нелегальном положении при выполнении абсолютно секретной миссии.

Несколько жестов – и незваные гости рассыпались на группы, разобрав сектора. Бойцы припали к земле, ощетинившись стволами винтовок и будто чего-то ожидая. Чего именно – стало понятно через пару десятков секунд.

Захлопали лопасти, и из тумана, разгоняя винтами грязно-молочную пелену, вынырнули три вертолета. Пройдя на бреющем над самой водой, машины заложили вираж и направились дальше, к техническим и административным постройкам АЭС. Командир десанта с лодок поднялся во весь рост, сделал несколько жестов, и бойцы снялись с места. Слаженно и бесшумно, словно смертоносные тени. Призраки мщения, псы войны, прибывшие устроить показательное выступление. И, нужно признать, выглядело это действительно внушительно.

С пафосом у иберийцев всё всегда было хорошо.

А вот с эффективностью – не очень.

– Работаем, – пробормотал я в рацию и подтянул ближе тактический планшет, на который выводилась картинка с разбросанных по берегу камер.

Часовые у лодок умерли первыми. Ни один из них даже не успел понять, что произошло, а бесшумно поднявшиеся из воды темные фигуры в аквалангах уже перенесли огонь на основную группу, идущую к периметру АЭС. Никто из гардемарин, просидевших под водой в ожидании десанта больше часа, не заморачивался глушителями, и треск десятка автоматов, раскатившийся над рекой, прозвучал, словно гром среди ясного неба. А когда к нему присоединилось несколько пулеметов, бьющих из прибрежных зарослей, утро окончательно перестало быть томным.

Иберийский спецназ, благородные доны, все, как один, невероятно крутые бойцы и через одного – Одаренные, перестал существовать спустя минуту после начала огневого контакта. Не ожидавшие засады, готовившиеся к скоротечному бою с кое-как вооруженной и экипированной охраной периметра, они даже не удосужились активировать Щиты заранее.

А потом стало уже поздно. Гардемарины вышли на берег, сбросили акваланги и, выстроившись цепью, двинулись вперед, методично и хладнокровно добивая раненых короткими очередями.

Экипажи вертолетов, заходящих для высадки десанта на крыши зданий станции, кажется, почуяли неладное. Все три машины заложили резкий вираж и устремились в сторону реки: то ли чтобы поддержать своих огнем с воздуха, то ли чтобы свалить по тихой грусти.

Вот только ни первого, ни второго мой план не подразумевал.

– По вертолетам – огонь! – отдал я вторую за всю операцию команду.

И с крыш технических построек к вертолетам по спирали устремились хищные огоньки, оставляя за собой густой, дымный шлейф. Вертолеты отстрелили ловушки, но ракет было слишком много. Первая вертушка расцвела пышным цветком воздушного взрыва и развалилась на части, вторая попыталась выполнить маневр, но пилот не рассчитал высоту, зацепил верхушки деревьев, и машина тяжело ухнула в заросли у самого берега.

Третий вертолет сумел увернуться от двух ракет, но третья попала ему точно в хвост. Потеряв заднюю часть фюзеляжа, вертушка, оправдывая свое название, закружилась вокруг собственной оси и рухнула в воду у самого берега.

Убедившись, что ни одной из машин не удалось уйти, я вскочил на ноги, отбросил кресло и, пинком распахнув двери штабного грузовика, выпрыгнул из кунга. Гагарин-младший, что-то буркнув заместителю, бросился за мной. То ли не хотел оставлять меня без присмотра, то ли желал лично поучаствовать в завершающей фазе операции. И что-то подсказывало, что второй вариант куда как ближе к реальности.

Выбравшись из машины, я поймал взглядом облако дыма, поднимающееся над верхушками деревьев, и перешел на бег, постепенно сваливаясь в скольжение. Дар пульсировал размеренной, пока еще дремлющей, но готовой в любой момент вырваться силой… И горе тому, кто окажется на ее пути.

Гагарин изо всех сил старался не отставать, но я все же успел к месту крушения первым. Как раз в тот момент, когда первый из иберийцев выбил дверь десантного отсека и тяжело рухнул на землю, сверзившись с высоты завалившегося на бок вертолета. Он поднял голову, и я даже успел увидеть в его глазах узнавание, сменившееся ужасом, а в следующее мгновение благородный дон, отправившийся за веселыми приключениями не в ту страну, снова упал на землю, разрубленный пополам.

Внутри вертолета наметилось шевеление, я погасил Саблю и отступил в сторону.

– Зря вы сюда прилетели, парни, – с почти искренним сочувствием проговорил я, формируя над вертолетом заряд атакующего элемента.

Гагарин выскочил на поляну в тот момент, когда мощная Свечка ударила в корпус, превращая сбитую вертушку в погребальный костер. Приняв на Щит ударную волну и целый град обломков, я погасил элемент и повернулся к Гагарину.

Тот бросил лишь один короткий взгляд на пылающие останки вертолета, и одобрительно кивнул – мол, все правильно. Впрочем, я знал это и сам. И не получил никакого удовольствия от того, что только что превратил в пепел с десяток отпрысков, благородных иберийских родов.

Но я их сюда не звал. Они сами пришли – а дон Диего по-другому, кажется, попросту не поймет. Видимо, его светлость из тех, для кого спуск по лестнице с пересчетом ступеней собственной задницей – недостаточно тонкий намек.

Что ж, я умею быть и прямолинейным. И если дону Диего и после этого станет непонятно, что в наши внутренние дела лучше не соваться, – это уже его проблемы.

Впрочем, я постараюсь сделать все для того, чтоб и до него, и до его величества Альфонсо Четырнадцатого дошла эта простая истина. Даже если мне при этом придется дойти до самого Мадрида.

Но Мадрид – это позже. А пока меня ждет экипаж второго вертолета.

Ждет – не дождется…

* * *

К тому моменту, когда солнце наконец разогнало туман и воцарилось на небосводе, превращая пасмурные сумерки в теплое и ясное летнее утро, все было уже кончено. Я сидел на берегу, глядя на ленивую гладь Дона, медленно несущего свои воды куда-то к Азовскому морю, и лениво посасывал травинку.

– Ты можешь и дальше строить из себя скромника, – проговорил Гагарин, вытирая кровь с перчатки и присаживаясь на обломок бетонной плиты, – но это было, мать его, идеально. Прямо как по учебнику… Как ты это, черт возьми, понял?

Я промолчал, чуть кивнув, как будто похвала прошла мимо. В руках у меня все еще оставался обломок бронестекла с кабины сбитой машины. Я покрутил его в пальцах, отбросил в сторону и устало помассировал лицо.

Как я понял?

Да никак.

Я не понял, я сделал ставку. Которая зашла, и потешное иберийское казино снова оказалось в проигрыше.

Три дня назад я разложил перед собой карту и прикинул границы фактического контроля Морозова. Дальше Воронежа ему пройти не удалось. Значит, все ключевые цели – между ним и нами. Я искал ту, которая окажется действительно масштабной и может послужить серьезным козырем в переговорах, пусть даже пока еще гипотетических. Исключая очевидные – города, больницы, штабы, вокзалы… Дон Диего – не террорист и не идиот. И ему с его величеством Альфонсо не нужен пустой шум – им нужен весомый аргумент.

И Нововоронежская АЭС подходила как нельзя лучше.

Да, это не столица и не мегаполис. Зато – фактор, от которого у любого чиновника напрягаются скулы.

Хотя бы потому, что само сочетание слов «АЭС» и «захват» звучит… скажем так, весьма эффектно.

Плевать, что она под защитой. Плевать, что системы безопасности там трижды продублированы. Если противник взял ее хотя бы формально – это уже победа в инфополе.

И повод для ультиматума.

Для экстренного совещания. Для бегущей строки по всем каналам.

Была, конечно, еще и Ростовская атомная электростанция, которая находилась ближе, и фактически в зоне влияния Морозова, но подумав, я отверг это направление. Несмотря на то, что Ростовская АЭС в разы мощнее Нововоронежской, шантажировать Елизавету ее захватом было бы значительно сложнее. В первую очередь потому, что отключить реакторы там – значит выстрелить себе в ногу. От станции на Цимлянском водохранилище питается добрая половина Ростовской области, а лишать энергии самого себя будет только идиот.

А вот Нововоронежская «кормит» едва ли не весь Воронеж, на который Морозов активно точит зубы. То есть вполне возможно под шумок еще и продвинуться дальше или хотя бы нагрузить противника потенциальной гуманитарной катастрофой, на устранение которой потребуется немало сил.

В общем, я рискнул, поставив все на «зеро», – и выиграл. Снова.

– Просто метод исключения, – проговорил я вслух. – И немного знания психологии.

– Напомни мне не играть с тобой в шахматы, – хмыкнул Гагарин. – Я не люблю проигрывать, а садиться за стол с человеком, который просчитывает твою партию на несколько ходов вперед, – прямой путь к поражению.

Я усмехнулся краем рта. У всех свои ассоциации. У меня – казино. У Гагарина – шахматы.

Что ж. Пусть шахматы: белые начали партию и умылись кровью. Но то ли еще будет. Потому что настала очередь черных. И если до этого мы сидели в глухой обороне, лишь реагируя на ходы противника, то сейчас пришло время навязать свою игру.

И для дона Диего она может оказаться последней.

Глава 8

Окна временного штаба, расположившегося в одной из гостиниц на окраине Воронежа, дрожали от ураганного ветра, беснующегося снаружи. Внутри пахло кофе, перегретой электроникой и табачным дымом – несмотря на негласный запрет, один из полковников с мрачным лицом пыхал сигаретой прямо под табличкой «НЕ КУРИТЬ», не задаваясь вопросом, что о нем подумает прапорщик. Даже если этот прапорщик – Острогорский.

А может, именно потому.

– Итак, давайте продолжим, – проговорил я, указывая на карту. – По данным разведки, основные ударные силы Морозова, с помощью которых он планирует снова попробовать Воронеж на зуб, стягиваются в Каменск. Заняли все имеющиеся в округе воинские части, часть гражданских зданий. Но нас в первую очередь интересуют не они.

Я сделал паузу, глотнул воды и осмотрел присутствующих.

От количества погон на звездах собравшихся в номере класса «люкс» (по местным меркам, конечно же), натурально рябило в глазах. Кажется, курящий полковник был самым младшим из присутствующих чинов. Я бы не удивился, окажись это заместитель или просто мальчик на побегушках у кого-то из генералов.

Впрочем, главным было не это. А то, что все эти золотые погоны и почтенные полководцы не перебивая слушали какого-то там прапорщика, ставящего им задачу. И никого это, похоже, уже не смущало: то ли за последнее время мой авторитет вырос до небывалых высот, то ли в слухи о возвращении Серого Генерала поверило гораздо больше народа, чем показывало…

Впрочем, какая разница? Меня слушают, мои приказы выполняют – как в старые добрые времена. А остальное не так уж и важно.

– Три дня назад в Каменск зашла колонна с ростовского направления, – продолжил я. – Техника без опознавательных знаков, особо не отсвечивают. Разместились в старой мотострелковой части и из казарм – ни ногой. Судя по всему – снова гости с юга.

– Они и есть, – подтвердил младший Гагарин, листая планшет. – Наши по радиоперехвату зафиксировали переговоры на иберийском. И у всех комплекты амуниции, как с оружейной выставки нынешнего года. Человек сто их там. Готов спорить – все Одаренные.

– Готовят удар возмездия? – поинтересовался один из генералов. Седой, массивный, обстоятельный. Я помнил его. Кажется, именно он был первым, кто перешел на сторону Елизаветы после нашего блестящего бенефиса. – Хотят отомстить за засаду на АЭС?

– Полагаю, что так, – кивнул я. – Вот только мы им такой возможности не дадим. Пора окончательно объяснить благородным донам, что здесь им не развеселое сафари, на которое можно прилететь, весело покуражиться и вернуться домой хвастаться фотографиями. На этот раз мы должны ударить первыми.

– А не думаете ли вы, господин советник, что после этого отношения с Иберийским Содружеством будут испорчены окончательно и бесповоротно? – осторожно поинтересовался кто-то из угла комнаты.

– А вы думаете, что у нас до сих крепкая дружба и братская любовь? – хмыкнул я, найдя взглядом говорившего. – Или полагаете, что во имя укрепления этих отношений можно позволить иберийцам вытворять на нашей земле все, что им заблагорассудится?

Ответа, разумеется, не последовало.

– Впрочем, не очень понимаю суть вопроса, ваше высокопревосходительство. – Я на всякий случай решил слегка разъяснить для всех сомневающихся. – Если уж благородные доны решили явиться сюда не по воле его величества Альфонсо, а от собственного имени и лишь для того, чтобы восстановить попранную справедливость – дипломатического скандала можно и не опасаться… Хотя, в сущности, какая разница? – Я усмехнулся и пожал плечами. – Я в любом случае убежден, что истории с иберийцами нужно положить конец раз и навсегда. На повестке дня не стоит вопроса, что делать. Мы должны решить, как сделать это наиболее эффективно.

Никаких возражений и даже вопросов на этот раз не возникло, так что я продолжил:

– Каменск стоит посреди голой степи, и подойти к нему незамеченными невозможно. Здесь у нас та же проблема, что и у Морозова: колонны техники просто сожгут на подходе. В Ростовской области его сиятельство чувствует себя уверенно, и силы собрал немалые, – вздохнул я. – И даже высадка с вертолетов может оказаться проблематичной. Кроме того, понадобится слишком много людей. Концентрация войск в Каменске большая, и нам придется действовать большими силами, чтобы не допустить критических потерь и выполнить задачу. Так что я слушаю ваши предложения, господа офицеры.

– Отправить танковую бригаду. С мотострелками и поддержкой с воздуха. А предварительно причесать город артиллерией, оцепить и провести полноценный штурм, – снова заговорил тот же генерал, что опасался за отношения с Иберией.

Я прищурился и внимательно на него посмотрел. Кажется, пора озаботиться кадровым вопросом. Когда один и тот же человек несет чушь два раза за вечер – это не смертельно. Проблемы начинаются, когда этот человек носит погоны с генеральскими звездами.

– И потерять половину этой бригады на подходе, вторую – в городских боях, а заодно разрушить город и получить кучу потерь среди гражданского населения? – Я приподнял бровь, даже не скрывая недовольства. – Еще предложения будут?

– А давайте по ним ракетами жахнем? – проговорил вдруг тот самый полковник с сигаретой. – Подавим ПВО, ударим по части высокоточкой, потом спокойно высадимся и добьем оставшихся. Потери среди гражданских маловероятны, основные силы деморализованы и испуганы, и с ними даже воевать не придется. Расчеты ПВО… Ну, они сами знали, на что шли.

– И каким образом вы предлагаете ударить по части в черте города, не разворотив все предместья? – скептически поинтересовался я.

– Пф-ф-ф-ф… – Кажется, слова «субординация» в лексиконе полковника не было. И в каком-то смысле мне это даже нравилось. Гораздо больше трусливого брюзжания и несостоятельных идей его старшего по званию коллеги. – Да я прямо из Каспия ракету хоть в сортир деревенский точнехонько положу.

– А наведение? – спросил я, в упор глядя на полковника.

– Со спутника, – пожал плечами тот. – До них Морозов не дотянулся. Больно ручки коротки.

Я задумался. Манеры его высокоблагородия определенно оставляли желать лучшего, однако идея… Идея была ничего. За время моего отсутствия возможности русского оружия шагнули далеко вперед. И наибольшего прогресса светлым умам из конструкторских бюро удалось достигнуть как раз таки в области высокоточных систем. Десять лет назад ракеты так еще не умели – и именно поэтому я о подобной возможности даже не подумал.

Учиться тебе, господин прапорщик, еще и учиться… Точнее – переучиваться.

– А знаете, – задумчиво проговорил я, – идея мне нравится… Как, говорите, ваша фамилия?

* * *

Город спал. Ну, или делал вид, что спит: в окрестностях старой мотострелковой части, занятой наемниками Морозова и гостями с юга, не горел ни один фонарь. Ни в окнах, ни на улицах. Похоже, местные давно поняли, что лучше делать вид, будто их не существует, чем пытаться играть в героев. И, надо сказать, была в этом своя мудрость: люди старательно прикидывались, что все идет по-прежнему, что все происходящее вокруг случилось где-то в другом мире.

Как будто над городом по-прежнему не висел тяжелый купол войны.

Но это было ложью. За чертой города, в посадках и оврагах, затаились расчеты ПВО. Умело расставленные, замаскированные, прикрытые тепловыми ловушками и электронным шумом. Дежурные операторы развалились в креслах, лениво поглядывая на экраны радаров, часовые курили у капониров, переминались с ноги на ногу и ждали, пока их сменят.

Тишина, покой и идиллия. Ни бликов, ни шума моторов, ни характерного гудения реактивных двигателей. Лишь ночной ветер да запах подсохшей стерни.

До того момента, когда над окраинами полей не вспыхнули белесые точки.

Шесть огней. Шесть ракет. Шесть целей.

Выверенный, как движение хирургического скальпеля, удар. Каждая ракета шла по индивидуальному маршруту к персональной цели. В обход активных радиолокационных зон, наводясь по теплу и зафиксированным координатам. В последние секунды своей жизни операторы, пожалуй, успели заметить на радарах движение.

Но больше ничего сделать не смогли. Кроваво-красные пламенные цветы, декорированные дымной шапкой, расцвели практически одновременно. Траурный букет из шести гвоздик на могилу ПВО Каменска, переставшего существовать за какие-то тридцать секунд.

Небо было свободным.

И где-то за горизонтом по нему мчалась ракета, покинувшая пусковую шахту в далеком Каспийском море. Мчалась, чтобы поставить жирную точку в грустной истории иберийской самоуверенности, чванства и гордыни.

* * *

– Пошли, пошли, пошли! – Припавший на колено Корнилов командовал высадкой бойцов Особой роты.

Все прошло, как и предполагал полковник: после уничтожения ПВО и удара тактической ракетой по территории части город будто парализовало. Возможно, происходи дело в Ростове, ситуация разворачивалась бы иначе, но здесь даже оперативные службы не спешили к месту удара – во всяком случае сирен пока слышно не было. Бойцы Особой роты высаживались с вертолетов, прижавшихся к земле прямо на территории части, и тут же занимали позиции.