скачать книгу бесплатно
шея, даже не шея, а позвонок что на уровне плеч.
Какое-то время я всерьёз опасался, что у меня может
вырасти горб и очень, помню, переживал, что с горбом
вид у меня будет таким же жалким, как у деревенского
учителя и что девчата меня такого будут гнать от себя подальше!
Лето меж тем заканчивалось, и мне пора было в обратный путь. Ничего особенного больше не случилось, разве, запомнилось, как на ж/д вокзале Вологды по радио
я услышал, что СССР запустил в космос первую в мире
женщину-космонавта, и что лёгкое чувство эйфории и
гордости за нашу Советскую Родину при этом меня охватило.
Ещё, пожалуй, один хмырь, что подсел ко мне на
скамейку в зале ожидания на том же вокзале, и стал
назойливо расспрашивать о том – о сём. Я ушёл от него на
другую скамью, он вскоре снова подсел. Я уж стал переживать, не посягнёт ли он на мои деньги, которых было
56
совсем в обрез, увидел неподалёку мента и пошёл к нему.
Не дойдя до мента несколько шагов, обернулся и увидел, что тип исчез. К менту подходить не стал, да и тип куда-то
провалился, больше я его не видел.
Последний раз на Вологодчине я был по окончании
9-го класса.
Дядька Арсён к тому времени из Свертнево выехал.
Он переселился в Тотьму к Виктору. В Свертнево из близких родичей осталась тётка Анна Маслова, да Папиха с
выводком ребят.
Масловы жили зажиточно по деревенским понятиям, муж тётки, Василий, был трактористом. Но его слава
скупердяя и скандалиста не вдохновляли меня остановиться в их доме.
Папиха – деревенское погоняло вдовы умершего к
тому времени брата отца, моего дядьки, Александра, который с рождения был глухонемым и единственный звук, который как-то ему удавался, напоминал нечто похожее
на «па-па». Так всю жизнь он и был деревенской досто-примечательностью по кличке Папа. Жена соответственно Папиха, дети – Папята.
Чуть вернусь назад, в год 1959-й, мой первый приезд в Свертнево.
В палисаде, у дома Арсения Ефимовича, росла ши-карная черёмуха, которую я видел впервые в жизни. Когда она малость вызрела, братья мои Папята, Виктор -
старший, Шурик – средний и Ванька – малой, почти всегда голодные, как скворцы налетели на зеленоватые ещё
ягоды. Я, разумеется, к ним присоединился, хотя тётка
Анфиса что-то там говорила про какие-то запоры, а я и не
знал, что это такое.
А вот когда за компанию я нажрался зеленоватой
черёмухи, то буквально со слезами на глазах понял, что
такое запор, вспомнил тёткино предостережение, но, увы, было поздно и я сполна расплатился за свою беспечность.
57
Эти муки – хочу, но не могу!! – запомнились мне на всю
жизнь!
Измаявшись в упор, я побежал к Шестакову, дере-венскому фельдшеру. Тот дал мне таблетку, ещё что-то
выпить и велел держаться поближе к уборной с полчаси-ка. Я поскакал к дядькиному дому на другой конец деревни и… не доскакал! Меня прихватило на самой серёдке
деревни! Спрятаться было негде и, главное, некогда, и я
уронил всё содержимое прямой кишки прямо в штаны, испытав при этом двойное чувство: с одной стороны мне
было до ужаса стыдно, зато с другой это была почти эй-фория от того, что мучения мои наконец-то закончились!
Далее, стараясь не подавать виду и обходя встречных, я
странною походкой поплёлся на речку смывать позор!
Приведя себя в полный порядок, я задался вопросом
– А как там мои братаны? Ведь они слупили черёмухи
больше моего! Как они переживают это дикое состояние?
А, может, они, привыкши и не так болемши?
И я подался к избе Папихи.
На вопрос – Где Витька? – она знаком показала за
избу.
Заглянувши туда, я, почти без паузы, заплакал со
смеху: Витька сидел без штанов на корточках и, глядя в
небо страдальческим взором, сосредоточенно ковырял в
заду кочерёжкой! Самым уморительным в этом натюр-морте была смена эмоций на его лице: когда он тыкал ко-чергой мимо цели, ему было больно и он потешно мор-щился от боли, но когда он попадал и запускал острый, загнутый конец кочерёжки точно в прямую кишку, его
лицо приобретало какое-то ожесточённое выражение и
он резкими движениями крушил в заду комок, принося-щий такой дикий дискомфорт!
На меня он практически не обратил внимания до тех
пор, пока не закончил эту почти хирургическую операцию. Более того, закончив, он объявил, что от запоров
они все в семье избавляются именно таким операцион-58
ным вмешательством в свои зады и другого способа не
ведают!
Так вот у Папихи проводить каникулы-64 мне тоже
не хотелось, во-первых, потому, что народу в их избе и так
было навалом, во-вторых, Папиха была до безобразия
неряшлива и в её избе постоянно было грязи по колено, а
уж вонизм всегда стоял густой и стойкий. В былые года я
старался в их избушку на курьих ножках заглядывать как
можно реже.
Оставалась тётка Матрёна в Игрово.
Игрово в 1964-ом состояло из трёх всего-то жилых
домов и десятка развалин. Но место было живописней-шим!
В тот год двое её сыновей Моисей и Павел проводили свои отпуска в отчем доме, т.к. мать уже была стара, и
сделать те же заготовки сена корове на зиму ей было не
по силам.
До той поры с Мишей и Павлом мы не пересекались, но тем приятнее было обнаружить в них единомышлен-ников по большинству моих тогдашних интересов. Это
касалось и спорта, и рыбалки, и охоты, и отношений с
женским полом и многих других.
В три пары мужских рук мы запросто управились с
сенокосом, набрали уйму грибов на зиму Матрёне Ефи-мовне, ягод, дров наготовили и вообще подобрали всю
работу по подготовке к зиме. Времени хватило и порыбачить, и поохотиться. Потом у Миши и Павла отпуска закончились и какое-то время до отъезда я в Игрово был
один. Мне уже не в диковину было уходить на реку, или в
лес одному, но от Игрово до Куножа было топать 3 км., а
это вносило в процесс определённые неудобства.
Правда, прямо под домом тётушки протекала речушка по имени Ёмная, но это скорее был ручей, чем
речка.
В Ёмной тоже водилась рыба, но ловить её надо бы-ло с некоторыми особенностями. В ней водились приличных размеров хариусы и жили они в бочагах, это такие
59
уширения и углубления речки, где вода была почти стоя-чей. Фокус ловли в бочагах был в том, что приходилось
ползком к ним приближаться с укороченной удочкой, ти-хо ложить поплавок на воду и ждать. Вода в Ёмной прозрачная и почти всегда было видно, как откуда-то из-под
берега вылетает тенью хариус. Хватает наживку и мол-нией опять под берег, вот тут-то его, родимого, и подсека-ешь!
Два – три хариуса и тишина! Либо иди к следующему омутку (бочагу), или жди, пока в этом хариусы под бе-регом потеряют бдительность! Я, как правило, не ждал и
шёл к следующему бочажку.
Каких-то особых приключений в то лето не припо-минается: либо взрослей стал и степенней, либо восприятие окружающего мира слегка поменялось и многое вокруг стало обыденнее, без тех акцентов, которые так свой-ственны детству и ранней юности.
Припоминается морожковое болото, петля на лося, истоптанная бедолагой площадка и его скелет, обглодан-ный волками. Видно было, что попал лось в петлю в конце зимы – начале весны, что волки его нашли раньше, чем хозяин петли.
Вспоминается зайчонок, попавший под косу и два
его братца, которых, вблизи от убитого косой, разыскал
Павел. Мы принесли зайчат домой, и они долго жили в
