О любви и не только

А наземный трамвай был как минимум из трёх вагонов и ходил по широким проспектам столицы и не загрязнял атмосферу, в отличие от дизельных автобусов, которые выпускали клубы дыма как паровозы. Мы же с Иштваном предпочитали ходить пешком и настроились посещать различные выставки и ярмарки, где лакомились недорогим, но вкусным мороженым – три разноцветных шарика на вафельном рожке и пили газированную воду – szodaviz. Я же собирал красочные буклеты и оригинальные сувениры, которые раздавали бесплатно.

Istvan плохо говорил по-русски но помогал там, где мне было сложно с венгерским, да и в наших походах можно было обойтись и жестами. Но моя настоящая языковая практика началась, когда в нашу школу накануне Октябрьских праздников приехала делегация учащихся и преподавателей венгерской гимназии из рабочего пригорода столицы Csepel . Нас всех собрали в актовом зале, начались взаимные приветствия и поздравления. Доверили выступить и мне, как ведущему школьных вечеров, язык у меня был подвешен хорошо! Я, конечно, не удержался и «блеснул» своими познаниями венгерского. Не знаю, поняли меня все или нет, наши точно не поняли, но аплодисменты были с обеих сторон. Гости показали небольшой концерт, мы же отделались сладкими угощениями. Затем танцы, я сразу пригласил черноволосую девушку, которую приметил раньше, после танца отвёл за свой столик, а не туда, где сидели остальные, и не отпускал до конца. Magdalena , так её звали, говорила со мной по-русски, я отвечал на венгерском, добавляя немецкие слова, она смеялась и поправляла, нам было интересно и весело. Но пришла пора прощаться, все стали обмениваться адресами, а завуч Мария Васильевна, проходя мимо, прошипела: «Адрес не давай!» Но я жил в городе, а не в части, и на её слова не обратил никакого внимания. Мagda же всё поняла и спросила: «Почему?» На что я ответил: «Это военная тайна!».Прощание было грустным, мы договорились нанести ответный визит и подготовить большую концертную программу.

Началась оживлённая переписка, почти каждую неделю я получал от Магды обстоятельные письма, где она рассказывала о себе, о своих родственниках, о своём доме. Писала красиво и аккуратно по-русски, иногда вставляя венгерские словосочетания, которые не все были понятны мне. Я пытался отвечать по-венгерски и даже по-немецки, но Магда, похвалив мои познания, настояла на русском, в котором она хочет совершенствоваться, и просила указывать на её ошибки, что я и делал. Мои просьбы о встречи она отклонила, сославшись на сильную занятость и очень большую трудность в поездках до центра Будапешта.

Ну что ж, кроме переписки, я с головой ушел в подготовку к школьному новогоднему вечеру: писал тексты, разыгрывал скетчи с ребятами, к тому же я был главным ведущим! Старшеклассников в школе было мало, поэтому каждому пришлось участвовать в различных ипостасях. Не меньше меня крутился и Латипов, он мог играть на разных инструментах и выбить чечётку даже на табуретке! Мы с ним сошлись во взглядах на искусство и вечерами обсуждали разные элементы программы, тем более, что жили рядом. Всё это отнимало много времени, которого не хватало на учёбу, и я стал часто получать за ответы на уроках заслуженные тройки, которые грозились перейти в четвертные, о чём уже предупреждали учителя.

Однако самый жестокий удар ждал меня впереди – на прослушивании нашего будущего выступления завуч Мария Васильевна назвала фамилии тех, кто поедет в Чепельскую гимназию представлять нашу школу, всех, кроме меня. «Как, почему? Он же главный ведущий!» – закричали ребята. «Его заменит Латипов, незаменимых нет! А Федулов пусть исправляет тройки и пересмотрит своё поведение» – отчеканила завуч. И я понял, откуда ветер дует, кто-то доложил о моей переписке с внгеркой, хотя я этого и не скрывал.

Наступил день поездки, я тоже собрался, а девчёнки спрятали меня на заднем сиденьи автобуса, прикрыв своими широкими юбками, которые тогда были в моде. Мария Васильевна, проверив всех по списку, дала добро и вышла – сама она ехала в легковой машине с другими учителями. Двери закрылись и я выскочил из своего укрытия, начав победный танец в проходе. Вдруг двери опять открылись и завуч, что-то вспомнив, вошла в салон. Я застыл в нелепой позе, а Машка, так мы её прозвали за-глаза, завопела: «Во-о-он!» И я послушно поплёлся к выходу под сочуствующие взгляды ребят и водителя Васи…

Но не на того напали! Когда все уехали я метнулся на электричку и доехал до Восточного вокзала Keleti. И тут начались мои приключения! Надо было ещё ехать на Западный вокзал – Nyugati , увидев нужный мне автобус, я побежал чеоез дорогу наперекосяк, чтобы успеть заскочить. Но возле дверей меня уже поджидал полицейский, который, похлопывая дубинкой по своей ладони, начал читать мне длинную проповедь о неотвратимости наказания за нарушение правил. Я забормотал: «Nem tudom, en nem magyar – Не знаю, я не венгр!» «Orosz – русский?» – спросил он и стал объяснять всё то же самое уже вроде по-русски, из чего я понял только: «Не карош, не карош!» . Пришёл другой автобус, коп даже подсадил меня, похлопав по плечу, говоря уже: «Карош, карош!», но время было безнадёжно упущено.

На вокзале я купил билет до Чепеля и сел в электричку, предварительно спросив, идёт ли она в Чепель – «Megyunk Csepelbe?». Какой-то дядька кивнул головой: «Igen – да!». Прошёл почти час, поезд мчался в темноту, а ни одной остановки ещё не было. Пришел контролёр, посмотрел мой билет и зацокал языком: « Az ugy rosszul all Polgar!» Из его объяснений я понял, что сел на скоростную электричку, которая уже давно проскочила Чепель и едет в город Szeged и мне надо доплатить за проезд. Я как мог объяснил свою ситуацию, и он сжалился надо мной. Когда поезд остановился, сказал мне, когда и на какую электричку сесть и дал даже обратный билет.

Но повторюсь, время было потеряно окончательно. Когда я всё-таки добрался до гимназии, вечер заканчивался, меня поначалу не пускали, и с трудом пробившись в зал, среди всех около сверкающей ёлки я увидел наряженную как цыганка Магду и рядом с ней Филиппа… Она тоже увидела меня и пошла навстречу: «О, Валер, я тобой скучала сама! А Фил сказал, что ты болел?» . Учителя все остолбенели, а ребята закричали: «Ура, дед Мороз пришёл!», чем и разрядили обстановку. Наверное, мои едва проступающие усики и бородка были в инее – зима всё-таки!

Что было дальше я помню как в тумане, Моя Магда пригласила меня на танец csardas, которым всегда начинались и заканчивались нгерские вечеринки: мои руки у неё на талии, её руки на моих плечах, резкие движения, крутые повороты, шальное кружение – незабываемо! Потом она проводила меня до школьного автобуса с обещанием приехать… Дорогой все наперебой рассказывали, как прошло выступление, я же делился впечатлениями от долгого путешествия.

На следующий день я действительно заболел и пропустил даже наш новогодний вечер. Зимние каникулы провалялся в постели и слушал по радио передачи о Кубинской революции, как Фидель Кастро с группой «бородачей» скинул режим диктатора Батисты. Ко мне приходил Фил и мы вместе скандировали: «Kuba libre! No pasaran! Venseremos!» Kогда я пришёл в школу, никто меня, даже Мария Васильевна ни о чём не спрашивал. Началась третья четверть, самая серьёзная и долгая, надо было исправлять плохие оценки и особенно поведение…

Несмотря на «длинноту» третья четверть пролетела быстро и принесла по основным предметам пятёрки, хотя круглым отличником я уже не стал. Короткие весенние каникулы и короткая четвёртая четверть, повторение пройденного и формальное посещение занятий в школе. Только переписка с Магдой наполняла мое существование смыслом, но и она стала редкой: Магдольна, это её имя на местный лад, заканчивала последний год гимназии и усиленно готовилась к выпускным экзаменам. В Венгрии дети идут в начальную школу с шести лет, потом средняя до 14-ти лет и три года гимназии, затем по выбору колледж или университет. Так что моей венгерской подруге и мне было по семнадцать, потому что я пошёл в школу в восемь. лет

И моя Магди приехала – уже не с делегацией, а с несколькими гимназистками поздравить всех нас с Первомаем. Никаких застолий не было и когда девушки засобирались обратно, я, конечно, увязался с ними, Магда уговорила шофёра взять меня с собой. Это была незабываемая поездка по Королевской дороге, которая уложена плитками и не пересекается ни с какой другой, по залитыми огнями проспектам вечерней столицы, по ажурным мостам над сверкающей водной гладью «голубого» Дуная. Мы сидели с Магдой рядом, она мне всё показывала и рассказывала, говорила, перемежая русские слова с венгерскими, а я молчал и слушал, глядя только на неё, не замечая никого вокруг…

Но эту идиллию нарушил водитель, который привёз нас на автовокзал и сказал мне выходить, потому что ему надо отвезти девушек по домам. Расставание было грустным, но коротким, ведь последний автобус в Kertvaros уже пыхтел своей трубой. Кроме меня на заднем сиденьи только двое подвыпивших мужиков горланили непристойные песни. Кондуктор пытался их урезонить, но они продолжали петь. Тогда он астановил автобус и с помощью водителя высадил пьянчуг на пустынном шоссе, и автобус помчал дальше в ночную темноту, увозя меня от радости к печали…

Когда я пришёл домой, отец уже спал, оставив ключ внутри замка в скважине. Мне пришлось лезть на балкон со стройки, примыкавшей к нашему дому, благо, мы жили на втором этаже, и стучать в стеклянную дверь. Отец не скоро открыл, но сразу спросил: «Где ты шлялся?» Я попытался отшутиться: «А ты где был, что заснул так крепко?» За что получил затрещину со словами: «Поезжай к матери, пусть она тебя сама воспитывает!» Учебный год подходил к концу, мы завершали его раньше, чем в Союзе, Магда сдавала экзамены и готовилась поступить в колледж. Меня уже ничто не удерживало, и я уехал во Львов…

Очередная осень принесла очередные разочарования. Заболела мама, она и раньше жаловалась на сердце, а тут и вовсе слегла в больницу. Сестра Виктория самостоятельно пошла в первый клас в 54-ю школу, что выбрала сама. Брат Лёва женился и ушёл жить на Погулянку на окраине города, так что всё хозяйство оказалось на мне. Приготовить еду или помыть посуду было не трудно, но следить за уроками сестры – сложно. В родную 35-ю школу я не пошёл, там в старших классах ввели техническую специализацию, а устроился в 13-ю на Спартака, рядом с типографией, где нас приобщали к трудовой жизни.

В классе познакомился с симпатичной блондинкой, очень близорукой, но как поётся в песне, « с поволокою в глазах». Звали её Рая, но я переиначил на Зая, уж очень она была мила и подвижна, тем более, что звук «р» мне давался с трудом. Мы вместе готовили уроки, я помогал ей по физике, химии и даже черчению. Ходили на вечеринки, в кино, просто общались, но не более. Я всё время вспоминал Аннушку, с которой мы гуляли под дождём, её мокрые чёрные волосы и сладкие губы вкуса мёда. Но саму Анну найти не мог, она с отцом переехала куда-то в пригород и даже её подруга Нина не знала ни адреса, ни телефона.

Жизнь шла своим чередом, скучно и однообразно – занятия в школе, хлопоты по дому, редкие походы в кино и вечеринки, пока не приехал отец. Он забрал мать из больницы и повёз нас опять в Венгрию, поехал и Лёва, у которого в институтеи как раз начались зимние каникулы. Брат проявил предпримчивость и запасся несколькими советскими фотоаппаратами, которые очень ценились за границей, чтобы там продать и на вырученные деньги накупить жене модной одёжки.

Надо сказать, что наши поездки не считались выездом за границу, а просто в Южную группу советских войск, поэтому никакие визы не были нужны и штамп в паспортах не ставился, хотя пограничный досмотр был. Однажды моя сестричка отчебучила, после окончания досмотра она протянула своего плюшевого мишку: «А Вы его посмотрите» Хорошо, пограничник оказался с юмором и только улыбнулся, сказав: « О, csinosz kislany!», а могло быть и хуже – вспороли бы мишке живот!

Жалование отец имел неплохое, он уже дослужился до майора, но часть денег получал в форинтах, другую часть клали на книжку в рублях, поменять которые было нельзя. Поэтому жили мы скромно, мясо , масло, сыр – самые дорогие продукты, были редко, мы питались в основном дешёвыми овощами и фруктами: картошка, свёкла, морковка, яблоки, груши, сливы, особенно томаты – paradicsom и перец – paprika разной силы остроты были во всех венгерских блюдах, также и у нас. Однажды, будучи с отцом на рыбалке и видя, как мужики закусывают стручками, откусил кусочек и стал с криком бегать вокруг костра.Отец поймал меня и влил в горло глоток водки – острое гасят острым!

В школе меня встретили с бурным восторгом, только Альбина хранила гордое равнодушие, да мне было уже всё равно. В классе появился высокий и плечистый парень Володя Клименко, которого сразу окрестили: «дядя Вова из Ростова» – он оттуда и приехал. Фил уже «стакнулся» с ним и примкнувший я образовали дружную тройку «мушкетёров», Атос, Портос и Арамис был, конечно, я. Мы собирались во дворе, прятались за беседкой, курили и «травили» анекдоты, которых я знал огромное множество, а Фил рассказывал про женщин, но красиво и не пошло.

Но я стал замечать, что они вдвоем куда-то исчезают вечерами и спросил об этом напрямик. «Деньги есть? Пойдём с нами!» – предложил Фил. У меня оставались только рубли, но это не помешало поехать втроём в ближайшую деревню и зайти в корчму. Надо сказать,что венгерская sorozo – это уникальное место, где за кружкой пива можно просидеть весь вечер и просто пообщаться с друзьями, обсудить важные новости или местные сплетни. Приходят не только мужчины, но и женщины, был даже фильм «Кружка пива – Egy korso sor», где главную роль играла звезда венгерского кино Eva Rutkai. Вот такая Ева подсела к нам, потом привела ещё двух подружек и завязалось всеобщее застолье, кроме пива и вина подавали колбаски и сыр, было весело и шумно.

От пенистого пива и крепкого вина у меня закружилась голова. Ева, о чём-то пошептавшись с Филом, взяла меня под руку и повела куда-то по удице. На свежем воздухе мне чуть полегчало, помню какой-то дом и полутёмную комнату с диваном, куда я сразу завалился. Потом тёплые женские руки, растёгивающие мою одежду и ласкающие моё голое тело и набухший член. И нежный шёпот: «Gyerunk tokfilko!». И полный провал, я то падал в глубокую пропасть, то взлетал высоко в небеса. И боль и наслаждение, стыд и радость и горячее женское тело, мягкое и податливое.

Потом умиротворение и отрезвление, пришли Фил с Вовкой, весёлые и довольные, с подружками, и закричали: «Ну как, пойдём, отметим твоё посвящение в мужики!» И мы пошли продолжать гулянку, но я больше и не пил, был пьян до края. Прощаясь, сунул Еве не глядя в глаза рублёвки, но она не взяла, сказав: «Semennyit cukrocz fiu!»…

Дома меня опустили с небес на землю: мать спросила, где я гулял и почему пришёл пьяный. Отец же только констатировал: «Я вижу, что ты уже хорошо усвоил три венгерских слова – sor, bor, palinka (пиво, вино, водка)?» Мать добавила: «Какой пример он подаёт дочери?» Я же вспылил и прокричал: «Я уже взрослый и буду делать, что хочу. А сестра девчёнка и пусть дежится за твою юбку!» И добавил, что мне надоело отчитыаться за каждый шаг и есть варёную картошку и морковь. Отцу почему-то три месяца не платили жалование и мы питались без мяса и масла.

Как бы там ни было, учебный год закончился, отцу выплатили все задолженности, он купил мне билет и отправил во Львов к брату, который с женой Иннной жил в нашей квартире. По дороге я, конечно, попал в небольшой инцидент : на пограничной станции Чоп, где у вагонов меняли оси, потому что наша колея была шире европейской, я вышел погулять … в шортах. Меня тут же остановила милиционеры, которые стали допытывать, кто я и откуда. Пришлось вести их в вагон, который уже стоял на домкратах, и показывать советский паспорт. А в Союзе ходить в шортах вне пляжей было запрещено!

Вже вдома у Львовi я відчув себе як риба у воді – щуку кинули у річку! Брат з жінкою були молоді, студенти – вона навчалась у медичному інституті, він у політехнічному, частенько збирались з друзями на «вечорниці» – пили сухе вино, співали багато пісень, переважно танцювали. Зрідка приходила Рая-Зая, я проводжав її після гулянки трохи пьяний і трохи веселий і нічого більше, просто вертався додому – перед очима стояла тільки Єва і та ніч у невідомій темній кімнаті…

«Райская жизнь» продолжалась недолго – приехала мать и устроила всем зазгон: Лёву с Инной она выгнала, он даже не сказал, что они расписаны. Досталось даже Рае ни за что ни про что: она имела неосторожность прийти ко мне и попала под горячую мамину руку: «Ах вы такие-сякие, ходите к парням домой!» Зайка убежала вся в слезах, я догнал её и просил прощения за мать – она ничего толком про тебя не знала! Мы продолжали вместе учиться, я опять пошёл в 13-ю школу, встречаться после уроков и гулять по осеннему Львову, но теперь уже я заходил к ней домой.

Рая жила недалеко от центра города в большом старом доме, и однажды я попал в неприятную ситуацию – поднявшись на их этаж, я услышал крик: «Никуда ты не пойдёшь, пока не уберёшь в комнате!» Видно, все матери одинаковы, и меня заставляли делать уборку, хотя дома я почти целый день отсутствовал. Однако ежевечерние «разборки» с матерью мне надоели, я собрал свои вещи и учебники и вернулся к отцу.

В родном классе меня встретили с радостью, но которая сменилась горечью. Не было дяди Вовы и Фила, они попали в венгерскую полицию за пьяную драку с местными и вместе с родителями их отправили в Союз. Исчезла и Фая, говорили, что она пыталась сбежать с каким-то парнем в Вену, но их задержали на австрийской границе, а это уже был криминал. Только Вера, Надя и Альбина оставались на месте, а я, растеряв почти всех друзей, налёг на учёбу и курсы венгерского языка.

Занятия в школе были монотонными, мы снова повторяли пройденное, вечера скучными, меня на них уже не привлекали, а вот курсы! Там одна молоденькая жена офицера проверяла на мне свои познания венгерского языка и выказывала некоторую симпатию. Но я, убоявшись за судьбу её мужа и своих родителей, говорил с ней только о грамматике. Dенгерский язык очень сложный, относится к угро– финской группе и не похож ни на один европейский. Одних падёжных окончаний более тридцати, в отличии от примитивного одного в английском – s . А чего только стоят венгерские названия общепринятых международных терминов: революция, конституция, республика – forradalmar, alkotmar, koztarsasag, язык сломаешь! Но у меня, как говорили, есть склонность к языкам, я делал определённые успехи, хотя проверить это было некому – Магда на мои письма не отвечала…

Учебный год пролетел как один день, пришла весна, май, наступили выпускные экзамены, которых было аж двенадцать! Почти все я сдал на пятёрки и хотя на золотую медаль не потянул, результат был вполне отличный. Прощальный вечер, девчёнки все в форменных платьях и белых передничках – они так решили, мы в белых рубашках и в галстуках, без пиджаков – середина июня, жарко! Торжественная речь директора, завуч со слезами на глазах вручает нам аттестаты зрелости, а малышня дарит маленькие букетики, мне – моя сестра, мама приехала!

Звучит незабываемый школьный вальс, девушки уже переоделись в бальные платья, начинаются танцы. Я приглашаю всех их по очереди, потом учительниц, даже Марию Васильевну, и мою любимую Маргариту Львовну, «немку», которая прочит мне дипломатическое поприще. И Лидию Петровну, у неё прошу прощения за всё, которое она благосклонно принимает. В перерывах ребята бегают покурить, уже в открытую и не пряча сигарету в рукаве. Я в этом не участвую, мне грустно, потому что нет рядом любимого человека…

Мать с сестрой уехала домой, родители с учителями сели пировать, а нас дядя Вася повёз на прощание с Будапештом. Почти тот же маршрут, что в прошлом году с Иштваном: Королевская дорога, площадь Героев, проспект Кошута, но не те ощущения. Тогда это была радость встречи, а сейчас – горечь прощания. Мы объехали Пешт и остановились возле величественного здания парламента на берегу Дуная. Там присоединились к экскурсии и вошли с ней в зал заседаний. И тут я увидел Магду! Она вышла из узкой боковой двери наверху – высокая, красивая и выглядела на фоне готических окон как королева!

Магда подошла к нам, слегка кивнув мне, представилась экскурсоводом и повела нас по залам. Многие её узнали, но в этом здании не пристало проявлять эмоции, и все молча пошли за ней. Я почти ничего не видел и ничего не слышал, только в висках стучало: «Как подойти и как заговорить?» Но Магда сделала это сама, шепнув мне на выходе: «Вы у меня последняя группа, подожди меня на площади» Дяде Васе я сказал, что доберусь сам, он понимающе кивнул и уехал со всеми. А я остался ждать с замиранием сердца.

Ждал я долго, наконец Магда вышла ещё красивее, чем была, мы побежали в кафе наскоро перекусить. Потом поехали в Буду через мост в длинный туннель и оказались на площади возле Королевского замка – Kiraykasztely. А на Рыбацком бастионе – Halaszbastya, откуда открывался вид на Пешт, мы впервые поцеловались и я впервые ощутил сладковато-горький вкус её губ. Потом долгий подъём на гору Геллерт, когда её уже окутывал ночной туман. Но сквозь него было видно море ярких огней, которые потоком выливались из туннеля под нами, как языки пламени из горла дракона…

Мы не заметили, как наступила полночь, и мне и Магде ехать домой было далеко. И она предложила пойти к тёте, которая жила недалеко в Старой Буде – Obuda. Мы недолго шли узенькими улочками, пока не оказались перед каменным домиком с деревянными ставнями. На стук никто не ответил, Магда пошарила под ковриком, нашла ключ и открыла дверь. «Тётя,конечно уехала в село – сказала она и сразу: Ты спать здесь!» Постелив мне на диване, пока я стоял как замороженый, Магда ушла в другую комнату, пожелав спокойной ночи и заперев дверь.

Я долго лежал пластом, не шевелясь и почти не дыша. Потом встал, на цыпочках подошёл к двери и рывком открыл. Она оказалась не заперта, а в проёме стояла Магда в ночной сорочке, босиком и с ключём в руке. «Я хотела знать, тебе ничего не надо…», но я закрыл её слова поцелуями, шепча: «Надо, надо!» Под ночной сорочкой я нашёл мягкое девичье тело, упругие маленькие груди и нежное и влажное лоно. Ключ упал со звоном, мои трусы соскользнули на пол, мы вздрогнули и рухнули на постель, улетев куда-то далеко-далеко, Магда бессвязно что-то шептала, изредка вскрикивая, а я слышал свой стон, доносящийся откуда-то сверху…

Когда мы проснулись, солнечные лучи уже пробивались сквозь закрытые ставни. Я увидел на столике маленькую женскую фигурку в цыганском одеянии и зажал её в кулаке, пока Магда варила кофе. Мы быстро выпили его и выскочили на улицу. Под нами лежал ещё тёмный утренний город, хотя солнце уже подымалось из-за крыш домов. А мы стояли наверху, обнявшись, под его лучами и поклялись не разлучаться никогда. Магда спешила на работу, она хотела поступать в университет на русский факультет и предложила мне: «Ты хорошо знаешь венгерский – давай тоже к нам поступай!» Окрылённый этой идеей, мы договорились встретиться там, со словами: «Csokolom kezeit!» я сел в автобус, а Магда осталась стоять и ветер шевелил её чёрные с золотыми бликами от солнца волосы…

Дома разыгралась настоящая драма, куда пропал, где был и что делал всю ночь? Я сказал, что ночевал у венгерских друзей и решил с ними поступать в университет. «Как, ты хочешь остаться в чужой стране?» – эапричитала мать. Но отец был более резок: «Изменить Родине? Или откосить от армии? Не бывать этому! Собирайся, поедешь во Львов, там будешь поступать» И через несколько часов отец отвёз меня на вокзал, посадил на поезд и отправил в Союз. Там как раз заканчивалась Хрущёвская оттепель и надвигался Брежневский застой. А меня ждала новая взрослая жизнь, неведомая и не предсказуемая.

Но Венгрия и Будапешт навсегда стали для меня символом другой, более современной жизни, иного, лучшего мира и местом моей первой любви. Впопыхах я даже не посмотрел название улицы, но дом, где мы были вдвоём, я бы нашёл с закрытыми глазами. а от Магды осталась только маленькая фигурка цыганки, похожая на неё......

Viszontlatasro, az elso szeretet, Magyarorszag, Budapest!!!

Глава 3. Мои университеты: завод, театр, армия

По приезду во Львов я сразу взялся за подготовку к экзаменам в высшее учебное заведение: купил толстый справочник для всех абитуриентов. Передо мной развернулась география великой страны – СССР, я написал письма в несколько вузов разных городов: Москва, Ленинград, Киев, Свердловск на Урале и даже в Красноярск в Сибири. Из Московского государственного университета ответили быстро: согласно реформе образования приём документов осуществляется только у тех , кто имеет стаж работы по выбранной специальности не менее двух лет. Подобные письма пришли позже из других городов, так что дорога в вуэы мне была временно перекрыта.

Однако я не сдавался, узнав, что некоторые мои одноклассники устраивались на работу ещё в школе, чтобы заработать стаж, я помчался туда, где нас приобщали к труду – в типографию. Там меня хорошо помнили и выдали справку о том, что я действительно отработал два года в печатном цехе. Но с этой сомнительной бумагой я не мог никуда поехать, поэтому сдал документы в Украинский полиграфический институт на специальность редактирование печатных изданий. Таких вузов в Советском Союзе было всего три, и один во Львове.