Габриэль. Зеркало Пророка. Книга первая

Карета остановилась возле красивого дома на Принсис-стрит. Построенный совсем недавно, он не начал еще выглядеть достаточно обжитым. Все вокруг: дорожки, сад, газон – было слишком молодыми, чтобы в полной мере отражать заложенную красоту. Деревья в саду были посажены, скорее всего, в прошлом или позапрошлом году, и надо было сильно напрячь воображение, чтобы представить себе истинное великолепие будущего сада. Возле дома рос плющ, но он тоже только-только начинал цепляться своими побегами за стены.

Несмотря на то, что Артур реабилитировал Мак-Розов и вернул Габриэлю титул и все его земли практически в тот же день, как стал по-настоящему герцогом Корнуэльским, на подходящий его новому положению костюм и собственный экипаж с фамильными гербами средств у Габриэля не было.

Львиная доля денег уходила на восстановление родительского дома, который приходилось строить с нуля.

В назидание другим или для того, чтобы замести следы, в ночь убийства дом Мак-Розов был сожжен. Герцог не стал трогать пепелище, несмотря на то, что обгорелый остов когда-то великолепного дома портил один из самых симпатичных уголков Шотландии. Время и местные крестьяне тоже внесли свою лепту в разрушение того, что пощадил огонь. Многие приходили к развалинам в поисках того, что могло пригодиться в хозяйстве. Время, наоборот, старалось залечить, убрать, укрыть зеленью кроваво-черный рубец, какие часто оставляют на земле люди. Всюду была трава, а кое-где появились небольшие, совсем еще молодые деревья. Сад тоже пришел в полное запустение. Клумбы и цветники одичали, да и предоставленные самим себе деревья приобрели дикий вид. Озеро обмелело, заросло камышом и стало обыкновенным болотом. Габриэль делал все возможное и невозможное, чтобы восстановить этот когда-то райский уголок. К тому же рядом с домом он хотел построить небольшую часовню, где специально нанятый для этих целей священник должен был молиться за упокой графа и графини.

Когда Габриэль впервые увидел, что осталось от его дома, он заново пережил весь ужас и страдания той ночи. Тогда от невыносимой душевной боли Габриэля спасла болезнь, приковавшая его на несколько дней к постели. Эта же болезнь позволила ему забыть наиболее острые и мучительные события. Так, вытесняя или даже заново переписывая воспоминания, наша психика спасается от чрезмерной душевной боли. Теперь же, спустя годы, защитные механизмы вдруг отключились, и в душе Габриэля словно лопнул нарыв. Ему стало чудовищно больно. Слезы покатились из глаз, но он не почувствовал этого. Он понял, что плачет лишь тогда, когда слезы уже начали приносить облегчение. Впервые за все это время он позволил себе расслабиться, проявить, отпустить свои чувства.

На время строительства Габриэль перебрался в Эдинбург. Артур долго уговаривал друга стать его гостем в герцогском доме, расположенном у подножия горы Касл-Рок, на которой возвышается Эдинбургский замок. На самой верхней точке горы находится часовня Святой Маргариты, построенная в XII веке. Рядом с замком расположились аббатство и дворец шотландских королей Холируд.

– Ты не представляешь, какое живописное у тебя будет соседство, – уговаривал друга Артур.

Габриэль отказался под благовидным предлогом и снял себе достаточно скромный дом на Хай-стрит в старом городе.

Габриэль несколько раз потянул за шнур звонка. Открылась дверь, и перед ним предстал дворецкий в темно-красной ливрее и черном парике.

– Чем могу быть полезен, сэр? – спросил он, окидывая Габриэля профессионально-оценивающим взглядом. На его лице появилось выражение недоверия.

– Я ищу маркизу Элеонору Отис, – сказал Габриэль лакею, – она здесь живет?

– Я доложу, сэр, но боюсь, вы приехали слишком рано. Она принимает не раньше восьми, – ответил слуга. Несмотря на не слишком располагающий к почтению внешний вид Габриэля, слуга сумел увидеть в нем важного господина, иначе он не стал бы с ним разговаривать о делах маркизы.

Габриэль посмотрел на часы. Было около четырех.

– Сообщите маркизе, что ее хочет видеть граф Мак-Роз. Думаю, меня она примет, – поспешил сказать Габриэль, пока слуга не исчез за дверью.

– Я доложу, сэр.

На мгновение лакей заколебался. Он не знал, стоит ли впускать Габриэля в гостиную. Граф сам пришел к нему на помощь.

– Вы доложите, а я пока прогуляюсь по саду.

– Хорошо, сэр, – невозмутимо ответил слуга и закрыл дверь.

– Маркиза просит вас подождать в ее кабинете, сэр. Я провожу, – сообщил он буквально через минуту, найдя Габриэля прогуливающимся по дорожкам парка.

Габриэль поднялся по мраморной лестнице на второй этаж, затем зашел в кабинет, обставленный дорого и со вкусом. Он сел в удобное кресло, взял со стола пару французских книг, которые любила читать маркиза, немного полистал и положил на место.

– Чем могу быть полезной господину гра… Граф Вронский! Вот так сюрприз! – воскликнула маркиза, входя в кабинет.

За эти несколько лет, что они не виделись, она практически не изменилась. Маркиза была все той же «магической красавицей», как назвал ее когда-то Габриэль.

– Оказавшись в городе, я первым делом вспомнил о вас, – сказал Габриэль, целуя руку маркизе.

– Это говорит лишь о том, что все остальное время вы обо мне даже не думали, – холодно ответила маркиза.

Никто еще вот так не бросал ее, не сказав ни слова, не говоря уже о том, чтобы запросто ввалиться в ее дом через несколько лет под чужим именем.

– Невиновен, ваша честь!

– Виновны, граф, виновны. Вы исчезли, даже не попрощавшись.

– Я бежал от неминуемой смерти.

– И что, у вас не было ни минуты, чтобы написать мне пару строк за все эти годы?

– Поверьте, я не мог этого сделать.

– У вас что, не нашлось под рукой чернил, бумаги или пера?

– Милая Элеонора! Неужели вы думаете, что после того, что мне посчастливилось пережить множество прекрасных минут блаженства, благодаря вашей дружбе и особому расположению ко мне, которое я никогда не забуду, я мог бы вот так исчезнуть из вашей жизни, не сказав вам ни слова без веской на то причины?!

– Мне это больше не интересно.

– Дело в том, – продолжил Габриэль, не обращая внимания на ее слова, – что мне пришлось поспешно бежать из города, как есть, не имея возможности даже забрать из дома ценности и деньги. Мои весьма могущественные враги делали все возможное, чтобы найти меня и убить. Любая попытка связаться с вами поставила бы под угрозу столь дорогую мне вашу жизнь и благополучие.

Меня не было несколько лет, но все эти годы я стремился к вам, как Одиссей стремился к своей Пенелопе. И точно так же, как в случае с Одиссеем, провидение ежеминутно строило всяческие преграды на моем пути.

Теперь, когда я смог вернуть себе доброе имя и занять подобающее положение в обществе, я вернулся в столицу с одной лишь целью: вновь оказаться у ваших ног. Я постоянно думал о вас, вспоминал вас, вспоминал каждое мгновение, проведенное вместе, и теперь, когда я опять могу находиться рядом с вами, дальнейшая разлука становится для меня непереносимой пыткой. Я осмеливаюсь говорить вам об этом потому, что не в состоянии терпеть больше одиночества, и мечтаю лишь о возможности припасть к вашим ногам и доказать вам свою преданность и любовь.

– Послушайте, рыцарь, – заговорила маркиза после долгой паузы. Было видно, что ее глубоко потрясли слова Габриэля. Он не лукавил. Действительно, стоило ему вернуться в Эдинбург, как в его душе вспыхнула с новой силой страсть к маркизе. – Признаюсь, меня приятно удивили ваши слова. Каждая женщина любит, когда с ней говорят на языке любви, каждая страстно желает быть любимой, пусть даже и на словах. Тем более мне приятно слышать эти слова от вас – человека, сумевшего разбудить во мне настоящие чувства. Вы говорите, что все это время любили меня, и лишь печальные обстоятельства заставляли вас молчать. Вы говорите, что мечтаете припасть к моим ногам, говорите так, словно не сомневаетесь в том, что это право все еще принадлежит вам. Вы стали самоуверенным, рыцарь.

Габриэль попытался, было, ей возразить, но она не дала ему даже раскрыть рот.

– Вы сравниваете себя с Одиссеем, – продолжала говорить маркиза, – но насколько хорошо вам знакома эта история? Вам известно, что, вернувшись, Одиссею пришлось заново завоевывать расположение Пенелопы. Ему пришлось проявить все свое мужество, терпение, хитрость… А я ведь даже не ваша жена. Несмотря на это, ваше сравнение оказалось пророческим. Я позволю вам попытать счастья, и, возможно, место у моих ног снова станет вашим. Возможно… Вам вновь придется завоевывать мою любовь, и на этот раз легкой победы не ждите.

– В таком случае, я объявляю всеобщую мобилизацию и буду сражаться до последней капли крови, как и подобает человеку, чьей дамой сердца являетесь вы, мой друг. Обещаю самые мягкие условия капитуляции.

– Кстати, граф, а почему вы назвались чужим именем?

– Не понимаю, сударыня, о чем вы?

– Вас объявили как графа Мак-Роза, или я что-то неправильно поняла?

– Дело в том, Элеонора, что я действительно Габриэль Мак-Роз.

– Вы?! – удивилась маркиза так, словно у Габриэля вдруг прямо у нее на глазах вырос хвост или отвалились уши.

Дело в том, что в городе только и говорили о загадочном графе, повторившем чуть ли не все подвиги Геракла и прочих своих легендарных предшественников. Естественно, маркизе не терпелось захватить его первой, вторые места были не для нее, и тут вдруг оказывается, что этот человек – ее бывший загадочный любовник, который вновь объясняется ей в любви.

– Помните, я всегда говорил, что не могу открыть своего имени, – с лукавой улыбкой произнес Габриэль.

– Что ж, значит, я была права, назвав вас графом.

– Более того, я действительно сын русских эмигрантов, так что вы угадали все, кроме фамилии, а это не может быть просто так.

– Надеюсь увидеть вас сегодня в салоне, господин Мак-Роз, но не считайте это моей капитуляцией.

– Езжай на Мэйлроуз-Стрит, – приказал кучеру Габриэль, едва они выехали со двора маркизы. Сославшись на нездоровье, Габриэль покинул ее салон в разгар веселья.

В карете он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Габриэлю действительно нездоровилось. Ему приходилось расплачиваться периодическими головными болями за полное приключений, страданий и нервного напряжения прошлое. Болезнь обострялась несколько раз в год, и каждое обострение длилось примерно около недели. Обычно он проводил это время в постели, принимая настойку по рецепту Джеймса и выполняя специальные упражнения, которым тот его обучил. На этот раз постель была непозволительной роскошью.

Габриэлю предстояла встреча с мистером Брэмстоуном. Большинство жителей Эдинбурга никогда не слышало об этом человеке, но на тех немногих, кто прямо или косвенно был с ним знаком, уже одно его имя наводило ужас. На вид мистер Брэмстоун был миловидным, склонным к полноте мужчиной среднего достатка. Жил он на окраине города в собственном трехэтажном доме. Ничем не примечательный обыватель, отец многочисленного семейства, живущий на скромный заработок, который приносил его магазинчик, где можно было купить всякую ерунду. На самом деле Брэмстоун был одним из богатейших людей в Шотландии. Он нажил свое состояние, решая чужие проблемы. Он словно паук опутал незримой паутиной весь город и знал практически все обо всех. За свои услуги он брал безбожно дорого, зато действовал тихо и наверняка. Брэмстоун ограничивался торговлей информацией и за грязные дела лично не брался, но всегда мог посоветовать пару-тройку парней, умеющих организовать разбойное нападение или несчастный случай.

Было уже достаточно поздно, и свет в доме горел только в кабинете Брэмстоуна, позволявшего себе спать не больше 4—5 часов в день.

Габриэль постучал в дверь.

– Кто там? – услышал он нарочито сонный голос Брэмстоуна.

– Это я, мистер Брэмстоун. Вы мне сегодня назначили, – ответил Габриэль. Он не хотел называть свое имя вслух.

– Прошу вас, – лицо Брэмстоуна расплылось в улыбке, – всегда рад вас видеть.

Брэмстоун был действительно рад видеть у себя Габриэля, причем не только потому, что он был хорошим клиентом, никогда не торговался и всегда относился к Брэмстоуну с уважением, лишенным подобострастия, в основе которого был страх перед этим человеком. Габриэль был симпатичен Брэмстоуну, который обратил на него внимание еще тогда, когда тот бегал к нему по поручению Филина. Узнав всю подноготную Габриэля, Брэмстоун начал относиться к Мак-Розу с искренним уважением, которое было взаимным, несмотря на абсолютную противоположность этих людей. С годами их взаимная симпатия только крепла.

– Хотите пива, граф, или вы предпочитаете виски? – спросил Брэмстоун, усадив гостя в самое лучшее кресло.

– Если честно, я бы предпочел что-нибудь от головной боли.

– К сожалению, мы начинаем ценить здоровье постфактум, – с сочувствием в голосе произнес Брэмстоун.

– Хуже всего то, что мне нельзя сейчас болеть.

– В таком случае могу предложить свое излюбленное восточное средство от любых болей. Оно поможет вам перенести недуг на ногах.

– Буду вам очень признателен.

Брэмстоун достал из ящика стола маленькую шкатулочку из сандалового дерева с черными круглыми пилюлями.

– Возьмите, граф.

– Благодарю вас.

Габриэль проглотил одну из них. Пилюля была в безвкусной оболочке.

– Возьмите все. Думаю, вам они пригодятся.

– Еще раз благодарю. Сколько с меня?

– Окажите мне честь, граф, приняв их в подарок.

– Вы очень любезны, мистер Брэмстоун.

– Что вы, граф, это вы очень любезны. Но чем я могу быть вам полезен?

– Мне нужна информация об одной даме.

– Скажите имя, и я назову вам цену.

– Виконтесса Анна Лестер.

– К моему сожалению, эта особа не казалась мне достойной внимания, но я быстро исправлю свою ошибку. Скажите, что вы хотите о ней знать?

– Мне кажется, она не совсем та, за кого себя выдает.

– Все мы не те, за кого себя выдаем.

– Мне нужно знать, что она за птица, чем живет, что скрывает.

– Хорошо. Я займусь этим делом немедленно.

– Что слышно о герцоге?

– Ровным счетом ничего.

Неизвестно, что обходилось Габриэлю дороже: строительство дома или поиски бывшего герцога Корнуэльского. Поклявшись еще в детстве убить Оскара, Габриэль не пожалел бы ничего, чтобы только исполнить свою клятву, но после сражения в лесу Оскар словно провалился сквозь землю. Его искали все, кто только мог. Это были и частные независимые детективы, и люди Маба, и господин Брэмстоун, но все было безрезультатно. Оскар был слишком хитер, чтобы попасться противнику на глаза. Он (Габриэль это чувствовал спинным мозгом) был где-то рядом и ждал, чтобы нанести очередной удар по нему, Артуру и другим, ставшим близкими ему, людям. Потеряв однажды всех и все, Габриэль даже в мыслях не мог себе позволить повторения этого кошмара.

– Оскар – это старая крыса с паленым хвостом, – сказал Брэмстоун, наливая себе немного виски. Габриэлю после приема лекарства пить было нельзя, – он ни за что не полезет в капкан, разве что там будет лежать супернаживка, и эта супернаживка есть, по крайней мере, в мире слухов. Говорят, старый герцог перевел все свое далеко не малое состояние в камни, которые где-то благополучно зарыл. Вот на эти сокровища он мог бы, конечно, клюнуть.

– Хотите сказать, что если я сделаю вид, что нашел корнуэльские сокровища, Оскар выползет из своей норы? – спросил Габриэль, забывший (на то были весомые причины) рассказ герцогини о сокровищах.

– Что вы, граф, для того, чтобы выманить герцога, вам надо на самом деле отыскать эти сокровища.

– Вы говорите о невозможном.

– Как знать, мой друг, как знать. Жизнь – забавная штука, и кто знает, что уготовано нам провидением.

– И все же, я бы предпочел более надежный способ поквитаться с Оскаром.

– Не сомневайтесь, граф, Оскар жаждет мести не меньше, чем вы. Сейчас он наблюдает за вами, выискивая ваши слабые стороны. На вашем месте я бы готовился к нападению в любой момент. Так что, если хотите, я готов буду поставить пару фунтов на то, что рано или поздно ваша встреча все-таки состоится.

Привычки маркизы не изменились. Ее приглашение в любовное гнездышко было как всегда внезапным и требующим обязательного исполнения. Курьер застал Габриэля в постели. В письме маркизы было только:

«Следуйте за подателем этой записки».

И больше ни строчки. Правда, на этот раз обошлось без повязки на глазах и прочих экзотических атрибутов. Любовным гнездышком, как и раньше, был дом на Клайд-стрит, который она снимала через подставных лиц для того, чтобы принимать там возлюбленных. В свое время Габриэль часто бывал в этом доме и знал его почти наизусть.

Там практически ничего не изменилось. Все тот же молчаливый слуга, больше похожий на злого демона или на вампира, проводил Габриэля в восточную комнату, где, среди ковров и подушек, ждала маркиза. На ней было настоящее японское кимоно из тончайшего шелка. Рядом с ней на низком столике стояли кальян, чайник и две пиалы.

Маркиза удостоила Габриэля аудиенции, как только проводила супруга в очередную командировку. По-своему маркиза любила мужа и считала их отношения идеальными. Маркиз редко бывал дома, что позволяло его жене жить так, как ей заблагорассудится. При этом каждое его возвращение она превращала в праздник.

– Я люблю и уважаю мужа, к тому же, как законный супруг, он имеет полное право на мою любовь, которая, благодаря особенностям нашего брака продолжает оставаться яркой и волнующей. Роль любящей и заботливой жены продолжает меня приятно волновать, – говорила она всем, кто пытался критиковать ее брак.

Уже почти утром, после долгих любовных ласк с короткими перерывами на сон, приводя себя в порядок, Габриэль спросил:

– Милая Элеонора, зная о том, что вы всегда в курсе всех событий, позвольте навести у вас справки об одной особе.

– Кто вас интересует, граф?

– Виконтесса Анна Лестер.

– Вам не кажется, граф, что это уже слишком…

– О чем вы?

– Еще несколько минут назад вы были готовы отдать все за то, чтобы оказаться у моих ног, но стоило вам побывать у меня в постели, как вы тут же заговорили о молоденькой виконтессе.

– Будет лучше, если я расскажу вам все сначала. Дело было за несколько дней до моего возвращения в Эдинбург. Я гостил у Артура. Кроме него в замок съехалось много гостей. Соскучившийся по свету Артур устраивает праздник за праздником. С танцами и фейерверками. Поздно вечером он пришел в мою комнату. Я еще не спал, решив перед сном прочитать пару страниц, чтобы лучше спалось.

«Я могу с тобой немного поговорить?» – спросил Артур.

«Конечно».

«Мне не к кому больше обратиться, и…»

Он был настолько взволнован, что не находил слов. Пришлось мне сходить за виски, несмотря на то, что он уже был слегка пьян.

«Дело в том, что я влюбился».

«Ты уверен?» – задал я глупый вопрос.

«Несомненно! Она великолепна! Она самая лучшая, самая красивая, самая-самая… У меня не хватает слов!»

Я принялся ему рассказывать о том, что любовь – прекрасное чувство, а потом спросил:

«И кто эта счастливица?»

«Виконтесса Анна Лестер».

Что ж, она действительно красива и приятна в общении, но что-то есть в ней фальшивое. В ней есть что-то от плохой актрисы, играющей роль. За годы службы у Филина я научился распознавать подобного рода людей.

«У тебя хороший вкус», – сказал я Артуру, – «она действительно очень хорошенькая».

«Ты находишь?!» – обрадовался он.

А потом сообщил, что уже объяснился в любви, и она ответила, что тоже любит его.

«Она согласна стать моей женой!» – воскликнул Артур.

Я начал, было, объяснять, что любовь и брак – далеко не одно и то же, но он не стал меня слушать.

«Она никогда не пойдет на это!» – оборвал он меня.

Как я понял, они уже все решили, и Артур хотел со мной посоветоваться, когда лучше объявить о помолвке. Он готов был сделать это прямо сейчас, но к счастью их юный возраст требовал соблюдения некоторых формальностей.

Я посоветовал Артуру сначала решить эти вопросы, а потом уже объявлять о помолвке. Он согласился.

– Вы до самой старости собираетесь водить его за ручку? – спросила маркиза.

– Я дал обещание его матери перед ее смертью. Мне кажется, этот брак может принести Артуру массу несчастий. Я боюсь, как бы он не наделал глупостей.

– Глупости – это то немногое, о чем мы будем с радостью вспоминать на склоне лет. И сожалеть о тех, что мы так и не осмелились совершить. Но, думаю, вы правы. Мне тоже кажется, что Анна Лестер далеко не та, за кого себя выдает, а ее шкафы ломятся от скелетов.

Дома уставшего и мечтающего о долгом, крепком сне Габриэля ждала охапка писем. Среди бесчисленных счетов, отчетов строителей о проделанной работе и светских приглашений были два письма, которые он решил прочитать, пока слуга готовит ванну. На чтение остальных писем у него не было сил.

Первым он распечатал письмо Артура.

«Мой милый друг Габриэль!

Друг мой, ты не представляешь, насколько я счастлив. Я помолвлен, но это еще не все! От волнения, впрочем, совершенно приятного, я не могу собраться с мыслями, к тому же нехватка времени заставляет меня писать сразу начисто, поэтому заранее прошу тебя извинить меня за несколько сумбурное повествование. Очень жаль, мой друг, что тебя не было рядом со мной в моем фамильном замке. Всю неделю я принимал гостей. Кроме обычного круга лиц, которых ты всегда у меня наблюдал, меня навестили друзья Анны: граф Герман Вер, графиня Мэйбл Вер и лучший друг графа Германа – граф Ричард Вильерс. С Германом они практически неразлучны, настолько, что их дружба порождает, уверяю тебя, совершенно нелепые слухи. Все трое – очень милые люди. Возможно, они мне кажутся такими потому, что они друзья той, кого я люблю больше всего на свете. Мы замечательно провели время, а в четверг, когда я получил бумагу, решающую все юридические проблемы, мы отпраздновали нашу помолвку.

Мы чувствовали себя женатыми, и это заставило меня полюбить весь мир. Во время танцев мы незаметно улизнули в парк, чтобы побыть хоть немного наедине. Мы разговаривали о любви, я держал ее за руки. Я был настолько счастлив, что готов был целовать землю у ее ног.

Какие у нее чудесные губы! И как милы ее детские, наивные поцелуи. Она сама невинность!

В общем, мы так и не смогли расстаться до самого утра. Так случилось, что любовь оказалась сильнее приличий, и этой ночью мы были словно муж и жена!

Я настолько переполнен восторгом, что чувствую необходимость поделиться с кем-то своей радостью. И вот сейчас я смотрю, как спит мой ангел, и пишу тебе это письмо.

Не обижайся, если некоторые мои слова покажутся тебе неуместными. Я пьян самым прекрасным вином – любовью, а это должно меня извинить.

Твой самый счастливый в мире друг».

Второе письмо было от Брэмстоуна.

«Уважаемый граф!

Вот что я сумел узнать относительно интересующей вас особы:

Виконтесса Анна Лестер является приемной дочерью Джеральда и Гертруды Лестер – обедневших дворян, живущих (адрес поместья). Настоящие родители – герцог Оскар Корнуэльский и певица Жаклин Моник. Отдав дочь на воспитание Лестерам, герцог заплатил им довольно крупную сумму денег. Не имея своих детей, Лестеры с удовольствием приняли его предложение. Они заботились о ней, как о родной, и дали ей подобающее образование и воспитание. Герцог часто навещал свою дочь. Из этого можно сделать вывод, что она знает истинное свое происхождение.

Если вам потребуются мои услуги, обращайтесь в любое время суток. Всегда рад быть вам полезен.

ПС. Хочу обратить Ваше внимание на то, что Анна – единственная дочь Оскара. Других детей у него нет».

Габриэль вскочил на ноги. Сна как не бывало. Анна лестер – единственная дочь герцога Оскара!!! Так вот, значит, господин Оскар, как вы собираетесь вернуть себе корнуэльские владения! Все правильно. Артур женится на Анне, а потом… По спине Габриэля пробежали мурашки. Стратегия Оскара была очевидной.

– Что ж, господин Оскар, посмотрим, достаточным ли для вас сокровищем является дочь, чтобы вы высунули нос из своей норы, – громко сказал себе Габриэль.

Он был готов к этому бою.

– Признайтесь, Элеонора, вы что-то затеваете? – спросил Габриэль, когда в следующий раз маркиза встретила его с тем озорным блеском в ее прекрасных глазах, который он так хорошо знал. Она приняла его в саду, где пила чай в беседке в гордом одиночестве.

– Чаю? – спросила она?

– С превеликим удовольствием, – ответил Габриэль.

– Должна признаться, граф, ваше разбойничье прошлое не дает мне покоя. Я долго размышляла о том, что вы мне рассказали, и это мне приснилось. Представляете, я была благородным разбойником, я грабила богатых купцов и раздавала деньги бедным. Это было так здорово, так романтично, что я решила испытать нечто подобное и наяву, – сказала она, наливая Габриэлю чай.