Самоубийство писателя К.

Валерий Лонской

Самоубийство писателя К

© Лонской В. Я., 2020

© Издательство «Бослен», издание на русском языке, оформление, 2020

* * *

Самоубийство писателя К. и последующие события

Невероятная история, произошедшая в городе Москва, очевидцем которой явился автор, постаравшийся правдиво изложить ее в этой книге

1

Писатель К. застрелился. Человек по жизни мирный, неконфликтный, доброжелательный. Никто не знал, откуда у него пистолет. Он никогда не интересовался оружием, не испытывал интереса к охоте, как некоторые его коллеги, любившие пострелять в живое. Почему К. это сделал, понять было невозможно. Остался бы он живым после рокового выстрела, тогда можно было бы у него спросить, но он умер. Ему удалось выстрелить в самое сердце.

На похороны на кладбище приехало много людей, что для вдовы было удивительно, ведь К. не был особенно знаменит и не светился в общественной жизни, не мелькал на телеэкранах, подобно некоторым творческим деятелям, изливавшим на телезрителей потоки пустых верноподданнических речей.

И тем не менее, народу было много, и всё люди приличные, из культурной среды и науки, без каких-либо вездесущих депутатов Думы и важных чиновников, от которых нередко зависит наше благополучие.

Немало оказалось и желающих сказать у гроба, стоявшего на возвышении, прощальные слова. Что тоже было для вдовы удивительно, и это в некоторой степени смягчило ее горе. Ораторы с печальными лицами по большей части говорили о человеческих качествах К., меньше о его творчестве, но и литературному его дарованию должное все же воздали.

Обычно когда на кладбище говорят прощальные речи, среди присутствующих наблюдаются такие персонажи, что томятся в мучительном ожидании, когда гроб с умершим опустят, наконец, в яму, засыплют его землей, и можно будет отправляться на поминки. Но здесь народ сочувственно слушал, не отвлекаясь на разные бытовые мелочи из личной жизни, а наоборот, думая о вечности и о том, что когда-то «и я лягу в землю». У многих женщин глаза блестели от слез. Да и некоторые мужчины тоже не могли сдержаться и лезли в карманы за носовыми платками.

Когда могильщики опускали гроб в землю, неожиданно зазвучал одинокий голос саксофона, исполнявший какую-то печальную мелодию, от которой защемило сердце, и вся толпа дружно повернулась на этот голос, желая увидеть того, кто играл на инструменте. Это оказался мужчина лет сорока пяти, с небритым по-современному лицом, с печальными еврейскими глазами. Кто он и в каких отношениях был с покойным, – этого никто не знал. Как бы то ни было, смотревшие на саксофониста люди, оценили его появление, и каждый подумал о том, как этот скорбный голос саксофона оказался к месту.

Когда приехали с кладбища в Дом литераторов, в «Арт-кафе», на поминки и стали рассаживаться в отдельном зале, где был накрыт длинный стол, оказалось, что не всем хватает места. Брат вдовы покойного писателя, занимавшийся организацией похорон, распорядился поставить дополнительные столики. Пока их ставили и накрывали, брат обсудил с метрдотелем, что следует добавить к первоначальному меню из напитков и закусок. Тех, кто приехал на поминки сверх первичного списка, оказалось человек двадцать или около того. Но всех рассадили.

Когда все расселись, освоились, обменялись вежливыми фразами с соседями по столу, положили что-то из закусок на свои тарелки и наполнили рюмки, поднялся брат вдовы и с маской скорби на лице предложил присутствующим выпить за покойного, человека замечательного, несуетливого, достойно прожившего свою жизнь.

Люди выпили. После этого несколько мгновений в зале стояла тишина, словно присутствующие все еще находились на кладбище и смотрели, как могильщики опускают гроб в землю. Потом застучали ножи и вилки, зазвучали негромкие голоса.

Минуту спустя встала бледная вдова с бокалом красного вина в руке, поблагодарила присутствующих за то, что они почтили память ее покойного мужа, придя на кладбище и сюда, на поминки. Было видно, что она наглоталась лекарств, что позволило ей и у могилы, и здесь, в кафе, держать себя в руках и стоически переносить свое горе. Затем она сказала, каким замечательным человеком и мужем был покойный К., как он ее любил, как был верен ей всю жизнь.

Наташа Миль, театральная актриса, привлекательная особа тридцати семи лет, одетая в черный свитер и такого же цвета брюки, сидевшая среди прочих за главным столом и бывшая одно время любовницей К., отметила про себя: да, он был верен тебе, дорогая, до последнего часа. И в этом ее замечании не было сарказма. Писатель К., с которым у Наташи был полуторагодичный роман, так и не решился оставить жену и уйти к Наташе, заявив однажды, что не может этого сделать, и Наташе Миль пришлось оборвать эту связь. Сидевший рядом с Наташей ее приятель, Беспалов, мужчина между тридцатью пятью и сорока, худощавый, в джинсовой куртке, человек здесь случайный, которого она затащила на похороны, не желая идти одна, почувствовал, как Наташа нервно шевельнулась на стуле, и спросил: «Что-то не так?» Та в ответ покачала головой: нет-нет, все в порядке.

После слов, сказанных вдовой, когда все выпили, звон вилок и ножей стал энергичнее, голоса зазвучали громче и оживленнее. Разгоряченные напитками, участники застолья раскрепостились, расслабились и даже заулыбались. Поедая закуски, непринужденно переговаривались друг с другом, обсуждая и сами похороны, и изюминку в финале – скорбный голос саксофона, зазвучавший в тот момент, когда могильщики опускали гроб в землю и забрасывали его землей. И все вспомнившие об этом начинали искать глазами среди присутствующих саксофониста, но не находили его. Вероятно, те, кто устраивал похороны, пригласили музыканта со стороны, подумали участники застолья. Во всяком случае, вся эта затея с саксофоном была хороша.

С рюмкой водки в руке поднялся мужчина лет шестидесяти, в очках, еще достаточно стройный, уверенный в себе, в прошлом киноартист, а ныне депутат городской думы, по фамилии Евгеньев. Следует признать, что автор повествования, сообщая о том, что среди присутствующих на кладбище не было случайных лиц из числа депутатов и чиновников, ошибся, не заметив там Евгеньева. Хотя если учитывать актерское прошлое депутата, последнего смело можно отнести к представителям художественной интеллигенции. Следовательно, не будем строги к автору, допустившему промашку.

Евгеньев, оглядывая присутствующих и часто обращая свой взор к вдове и ее брату, сидевшим во главе стола, долго говорил о себе, о своей дружбе с покойным, о том, каким замечательным человеком был К., оказавший влияние своим творчеством на самых разных людей. Писатель К. был несуетлив, вел себя достойно во все времена, подчеркнул он. И много чего еще сказал Евгеньев в адрес покойного. Когда он крутил головой, стекла его модных очков коротко вспыхивали, отражая свет светильников, горевших в зале, будто в знак подтверждения его слов.

Вдова, несколько захмелевшая от вина и потерявшая нить многословной речи Евгеньева, задалась недоуменным вопросом: о ком депутат говорит? Кто такой «выдающийся и оказавший влияние»?.. На мгновение ей подумалось, что она сидит на поминках президента Академии наук или кого-то еще круче. Ведь то, что говорил депутат, мало вязалось с образом ее мужа, рядового, скромного в быту человека. В этот момент Евгеньев заговорил о самоубийстве К. и сказал, что решение покончить с собой – было большой ошибкой писателя, но тут же добавил, посерьезнев лицом: видимо, у К. имелись на то свои причины, о чем мы никогда не узнаем, раз он не оставил предсмертной записки. И тут вдова сообразила, что гладкий сытый мужчина в модных очках говорит о ее муже.

Судя по реакции родных и близких, недовольно переглядывавшихся, им не нравился разговор о самоубийстве, который завел Евгеньев (мало ли что, не надо лезть куда не следует!). И брат вдовы, не выдержав, поднялся в рост и, нарушая всякие приличия, прервал депутата, поблагодарив за сказанное и давая понять, что тот на поминках, а не на думской трибуне.

Евгеньев был недоволен тем, что его прервали, но не стал спорить и, показушно выпив стоя за покойного, сел.

Присутствующие некоторое время закусывали, продолжая вполголоса беседовать между собой, кто-то смеялся. Все как-то повеселели. Хорошему самочувствию способствовал щедро накрытый стол и мысль о том, что жизнь чудесна, что ты жив, здоров, полон сил и тебе еще не скоро предстоит путешествие в мир иной.

Где-то в конце первого часа поминального застолья слово попросила немолодая дама, скромно одетая, с ниткой простеньких светлых бус под горлом.

– Для всех нас смерть Александра Ивановича – большое горе! – проговорила она. – Разве можно было ожидать?.. Отдавая должное его памяти и пользуясь возможностью, я хочу предложить присутствующим… выпить за мою дочь, Инну… Инну Марьяш… сыгравшую не последнюю роль в его жизни… – неожиданно заявила дама, чем привела в замешательство присутствующих.

Брат вдовы, озадаченный, как и прочие, подобным заявлением и впервые видевший эту даму, растерянно спросил:

– Она что, тоже умерла?..

– Нет, нет, слава богу, она жива, – без тени смущения ответила дама. – Она сейчас находится далеко… В другой стране… Иначе она непременно была бы здесь с нами…

Родственники и друзья покойного с недоумением разглядывали немолодую даму. Вроде нормальная с виду женщина, опрятно одетая, с аккуратно подстриженными седыми волосами, похожая на школьную учительницу, и предлагает выпить за свою дочь на чужих поминках!

– С какой стати мы должны пить за вашу дочь? – спросил кто-то из близких родственников, обращаясь к седой даме, надеясь ее деликатно образумить.

– Видите ли… – проговорила дама. И сделала пояснение: – Благодаря моей дочери, Инне Марьяш, покойный Александр Иванович написал свою лучшую книгу «Веселые дни любви».

– В каком смысле – благодаря вашей дочери? – напрягся брат вдовы.

Сама вдова вглядывалась в лицо седой дамы, которое показалось ей знакомым, пытаясь вспомнить, где она могла ее видеть. Но так и не вспомнила. Об Инне Марьяш вдова что-то мельком слышала от мужа.

Наташа Миль тоже разглядывала даму, и что-то похожее на ревность возникло в ней. Когда они с К. находились в любовных отношениях, тот как-то, любуясь Наташей, сказал, что хочет написать о ней рассказ или даже повесть, но так и не сделал этого. Уже после того, как они расстались, при случайной встрече в театре Ленком, К. сообщил ей, что работает над романом из современной жизни, толчком к которому послужила история одной девушки. Возможно, это и была… Инна Марьяш.

– В каком смысле благодаря вашей дочери, как вы говорите, он написал эту книгу?.. – настойчиво переспросил брат вдовы.

И с беспокойством взглянул на сестру, опасаясь за ее самочувствие. С покойным К. у него были доверительные отношения, и когда тот работал над романом «Веселые дни любви», то часто обсуждал свои идеи с братом жены. Но в разговорах не упоминал никаких имен – ни женских, ни мужских.

– Роман написан на основе любовной истории моей дочери. Всё то, что она ему рассказала, он использовал, работая над книгой, – гордо повторила седая дама. И заявила совсем уж крамольное: – В некотором смысле она была музой Александра Ивановича. В период работы над романом он был влюблен в нее… – И, услышав возмущенный ропот и поймав на себе растерянный взгляд вдовы, громко пояснила, подняв вверх указательный палец: – Платонически! Платонически, и не более того!

– Это неправда! – загудели присутствующие, оскорбленные подобным заявлением, и, уже не сдерживаясь, набросились на седую даму с бранными словами, осуждая ее за вызывающее поведение на поминках.

Наташа Миль была возмущенна, как и прочие. Зато ее приятеля, Сергея Беспалова, которого она затащила на поминки, подобная сцена немало позабавила. И он с трудом сдерживал улыбку.

Когда скандал набрал обороты и послышались гневные возгласы, потребовавшие от матери неизвестной Инны Марьяш покинуть зал, неожиданно прозвучал громкий звонок мобильного телефона.

Сидящие за столом стали переглядываться: у кого звонит мобильник, кто не выключил звук? Брат вдовы не сразу сообразил, что звонок доносится из его кармана, и был весьма удивлен этому обстоятельству – он хорошо помнил, что перед началом застолья убрал в аппарате звук. Он достал из кармана свой смартфон. И увидел, что звонят по WhatsApp. Номер абонента был ему незнаком. Брат вдовы поначалу хотел отключить смартфон, но передумал и включил связь. Отвернулся в сторону, чтобы не мешать другим. Каково же было его удивление, а потом потрясение, когда он увидел на экране аппарата живое лицо покойного К. «Что вы там набросились на мать Инны Марьяш?! – проговорил К. недовольно. – Оставьте бедную женщину в покое! Она сказала правду!» Брат вдовы лишился дара речи, потом стал заикаться, пытаясь объяснить сидящим поблизости, что видит на экране смартфона живое лицо человека, которого сегодня буквально три часа назад зарыли в землю. Но так и не смог овладеть речью.

Он включил звук на громкий режим и повернул экран смартфона к сидящим поблизости участникам поминок – показал сначала сидящим слева, потом сидящим справа, чтобы те могли увидеть лицо того, кто ему звонит. А писатель К. на экране продолжал выражать свое недовольство: «Это правда, что историю, описанную в романе «Веселые дни любви», мне рассказала Инна Марьяш. Я специально держал это в секрете и ждал подходящего момента, чтобы рассказать об этом, но не успел. И если мать Инны предлагает вам выпить за свою дочь, то не следует ее за это осуждать… Это говорю вам я, из-за кого вы здесь собрались… Инна сейчас серьезно больна… Она находится на лечении в Израиле. Пожелайте ей здоровья!»

Увидев покойного мужа на экране смартфона, вдова писателя потеряла сознание, и если бы несчастную не подхватила ее дочь от первого брака, крепкая молодая женщина, та свалилась бы со стула на пол. Да и другие участники застолья, из числа дам, тех, что сидели поближе к брату вдовы и могли хорошо рассмотреть бледное лицо покойного писателя на экране смартфона, были близки к тому, чтобы лишиться чувств.

Но не все присутствующие сообразили, что писатель К. «находится в прямом эфире» и выражает недовольство тем, что участники застолья «набросились» на мать Инны Марьяш.

– Это что, видеозапись? – спросил человек с лысой головой, институтский приятель К.

– Нет… Это… Александр Иванович говорит с нами в настоящий момент… – попытался объяснить лысому брат вдовы, овладевший наконец своей речью. – Он звонит по WhatsApp… Сейчас… – и осекся, понимая, что произнес нечто несуразное: К. лежит в данную минуту в могиле (а что он там, сомнений не было!), и он же говорит по смартфону. – Ну, не знаю как… но, в общем, это он звонит… – добавил брат вдовы нервно.

В эту минуту К. отключился, и экран смартфона погас.

Некоторое время за столом царило молчание. Мать Инны Марьяш, не менее прочих удивленная звонку покойного писателя, с превосходством поглядывала на окружающих: как бы то ни было, но К. встал на ее защиту и подтвердил, что она сказала правду.

– Бросьте! Это видеозапись! – махнул рукой лысый однокурсник К. – Не морочьте голову!

– Если это видеозапись, как вы утверждаете, – вмешался в разговор друг Наташи Миль, Беспалов, – значит, она была сделана ранее… А если она была сделана ранее, откуда покойный К. мог знать в тот момент, что он трагически погибнет, а эта уважаемая женщина предложит на поминках тост за свою дочь, после чего присутствующие набросятся на нее?

– Да! Как он мог это знать? – с победной интонацией вопросила воспрянувшая духом мать Инны Марьяш.

– В таком случае объясните мне, – не мог успокоиться лысый друг покойного, – как человек, который лежит в могиле, может в то же самое время говорить по телефону, если это… как вы заявляете, не видеозапись?

Беспалов почесал подбородок и попытался объяснить случившееся, в том числе и себе самому.

– Существуют фантомные боли, это известный факт, – сказал он, – когда у человека болят утраченные когда-либо при авариях конечности или удаленные стоматологом зубы… У вас нет руки или ноги, но они время от времени болят, порою весьма сильно… Вероятно, существует и фантомное изображение умерших… Писатель К. помер, а его изображение существует в пространстве и может входить в контакт с живыми людьми. Нечто вроде кино. Так мне кажется… Быть может, какие-нибудь магнитные волны формируют это фантомное изображение или происходит что-то подобное…

– Забавно! – воскликнул коллега покойного, писатель Рыбин-Фишман. – Наш друг К. умер, и он же говорит по телефону! Он что же, звонит нам из потустороннего мира?..

– Друг мой! – обратился к Беспалову лысый однокурсник покойного К. – Вам бы прямым ходом в Нобелевские лауреаты! – Он пьяно ухмыльнулся. – Такие заполошные идеи в самый раз для Нобеля… Признаюсь вам, мне, атеисту с советских времен, мало верится в ваше… так называемое «фантомное изображение»!

Беспалов невозмутимо пожал плечами.

– Я высказал всего лишь версию… А вы уж – хотите верьте, хотите нет!

– Предлагаю вспомнить о первопричине нашего застолья! Мы здесь за тем, чтобы помянуть покойного К.! – воскликнул депутат Евгеньев, предварительно взглянув на часы и отметив про себя, что через полчаса он должен уйти. – Что же касается телефонного звонка… Думаю, это чья-то неуместная шутка! Бывают такие, с позволения сказать, шутники! Бог им судья! Забудем о них и помянем еще раз Александра Ивановича!

Следует заметить, что столь необычный телефонный звонок неожиданным образом повлиял на дальнейший ход поминок. Некоторые из присутствующих так были напуганы происшедшим, что решили досрочно покинуть застолье. И как-то тихо, тихо, без лишнего шума, не привлекая внимания, покинули зал – вроде бы удалились в туалет или отправились покурить. Оказавшись в коридоре, покинувшие зал осеняли себя крестным знамением, желая отогнать прочь нечистую силу.

Те же, кто ко времени странного телефонного звонка успели уже хорошо выпить, вели себя по-другому. Они воспринимали случившееся как чей-то розыгрыш, не совсем, правда, уместный для такого печального события, как поминки. И продолжали пить и есть и вести оживленные разговоры, вспоминая всякие смешные истории, связанные с покойным.

У вдовы писателя после произошедшего разболелась голова, и ее увезла домой дочь от первого брака.

Брат вдовы после телефонного разговора с покойным К. заметно сник, перестал управлять застольем и сидел теперь, словно пришибленный, уныло поглядывая по сторонам.

Роль ведущего взял на себя бойкий Рыбин-Фишман. Пользуясь отсутствием вдовы и ее дочери и желая соответствовать воле покойного, высказанной им по смартфону, предложил тост за Инну Марьяш, находящуюся в Израиле. Пожелал ей скорейшего выздоровления, чем весьма порадовал ее мать, сидевшую с поджатыми губами.

– Да, – сказал Рыбин-Фишман, – книга «Веселые дни любви» – замечательная книга! Слава богу, я успел сказать об этом Александру Ивановичу при жизни.

Следует заметить, что Рыбин-Фишман солгал. Он завидовал К., его литературному дарованию, и когда прочел роман «Веселые дни любви», явившийся, по общему мнению, серьезной удачей покойного, сказал тому при встрече, что это – провал, печальная неудача (извини, старик, за правду, но истина дороже!). К. в ответ только молча усмехнулся.

Тем, кто оставался в зале и находился в подпитии, уже было без разницы, за кого пить – за покойного К., или за его вдову, или за Инну Марьяш, или за черта в ступе и всё человечество! Рыбина-Фишмана поддержали и выпили за Марьяш. Причем кто-то упорно и пьяно повторял: «За марьяж, за карточный марьяж! Две карты – король и дама – это серьезный вариант!» Мать Инны, похожая на учительницу, хотела дать острастку нетрезвому шутнику, но потом махнула рукой. Слава богу, выпили за ее болеющую девочку!

Беспалов наклонился к уху Наташи Миль.

– По-моему, пора отчаливать… – шепнул он, оглядывая оставшуюся публику. – Ловить здесь больше нечего…

– Я хотела с Фишманом переговорить, – сказала Наташа. – Ладно, я ему позвоню…

– Давай сделаем так: сначала ты уйдешь, а потом я… – предложил Беспалов.

Наташа взяла сумочку и, улыбнувшись кому-то из театральных знакомых, вышла из-за стола – словно пошла в туалет, поправить макияж и прическу.

Когда она ушла, провожавший ее взглядом театральный приятель встретился с Беспаловым глазами:

– Как вы думаете, Он будет еще звонить?

– Кто – он? – не понял Беспалов.

– Ну, этот… фантомное изображение.

Беспалов пожал плечами.

– Не знаю. Здесь у меня нет ответа… Сойдутся ли вновь энергетические волны – неизвестно…

Он поднялся и покинул зал.

Когда садились в такси, Наташа пьяно качнулась. Беспалов успел ее поддержать.

Уже в дороге Наташа сделала неожиданное признание:

– У меня с ним был роман…

– С кем? – не понял Беспалов.

– С покойным К.

Признание Наташи удивило Беспалова. Он внимательно посмотрел на нее и почему-то спросил:

– Ну и как он?

И тут же сообразил, что вопрос его звучит несколько пошло. Хотя он имел в виду не то, каким любовником был покойный К., а как он вел себя с женщиной, с которой у него были близкие отношения: был ли он щедр? скрывал ли их отношения от знакомых, ведь он был женат? и так далее.

Но подвыпившая Наташа, думавшая в эту минуту о своем, не уловила в вопросе Беспалова оттенка пошлости.

– Если бы К. сделал мне предложение, – сказала она, повернувшись к Беспалову, – я вышла бы за него замуж, не раздумывая… Но увы, – Наташа печально усмехнулась, – предложения не последовало. И мы расстались. Тянуть дальше эту связь я не могла. Слишком это было мучительно.

Некоторое время оба молчали. Наташа вспоминала какие-то милые глупости, связанные с покойным К. в период начала их любви, когда и она, и он были охвачены страстью. Беспалов пытался представить себе, как они смотрелись в паре.

– Как ты думаешь, почему он застрелился? – вдруг спросил он.

– Понятия не имею… – пожала плечами Наташа. – Никогда бы не могла предположить, что он способен на такое… Александр был человек мягкий… – И с ноткой самоуверенности добавила: – Если бы я была рядом с ним, этого не случилось бы…

– И всё же что послужило толчком?

Наташа Миль была особой неглупой и, задумавшись, попыталась найти ответ на вопрос своего приятеля:

– Причины могут быть разные… Творческий кризис… Хотя он только что написал хороший роман. Неудовлетворенность личной жизнью… Возможно, неизлечимая болезнь, которая на последнем этапе могла доставлять немало страданий… Кто знает! – Наташа вздохнула. – В любом случае, жаль его.

В такси негромко работало радио. Водитель, немолодой мужчина, слушал новости. В череде новостей прозвучало сообщение и о том, что сегодня на Троекуровском кладбище состоялись похороны писателя К. Дальше было сказано несколько слов о вкладе К. в отечественную литературу.

Беспалов, будучи тележурналистом, знал о существовании писателя К., даже прочел его роман «Веселые дни любви», но не был знаком с ним лично. Следует сказать, что роман К. произвел на Беспалова сильное впечатление, в нем оказалось немало созвучных ему мыслей, поэтому когда Наташа Миль попросила сопроводить ее на кладбище и в Дом литераторов на поминки, он согласился составить ей компанию.

«И все же что заставило этого спокойного деликатного человека, который не был предрасположен к экстравагантным поступкам, взять и выстрелить себе в сердце?.. – вновь подумал Беспалов. И спросил себя: а вот он, Беспалов, смог бы поступить подобным образом? – И вынужден был признать: – Не смог бы! Таблеток вот наглотаться еще куда ни шло, а выстрелить в сердце – нет!»

На Наташу Миль накатила волна воспоминаний, и она стала что-то рассказывать Беспалову о своих отношениях с К.

Беспалов слушал ее невнимательно. Его вдруг пронзила мысль: «Черт возьми! Надо было попросить брата вдовы посмотреть, с какого номера звонил покойный. Наверняка там остался номер!» И прервав Наташу на полуслове, он спросил:

– Ты знакома с братом вдовы?

– Шапочно… – ответила Наташа, недовольная тем, что он прервал ее рассказ. – Сегодня я видела его второй или третий раз… А зачем тебе?

– Хорошо бы узнать, с какого номера ему звонил покойный. Это может стать зацепкой!

– Зацепкой для чего?

– Чтобы узнать, кто же все-таки звонил на самом деле…

– Ничем не могу тебе помочь… – сказала Наташа. И, подумав о неожиданном звонке и о причине, послужившей поводом для него, то есть об Инне Марьяш, ставшей музой К., когда он писал последний роман, и что он это публично подтвердил, ревниво поморщилась. – Разве можно говорить об этом звонке всерьез? Кто-то валял дурака! Это какая-то подделка! Фотошоп! Зная Александра и его заботливое отношение к жене, могу с уверенностью сказать: вряд ли он стал бы публично признаваться, что Марьяш была его музой… Кстати, какая дурацкая фамилия – Марьяш!