Пирятинские узницы

– Под поезд не надо… Давай лучше ляжем вместе, и в другое место, – лукаво промурлыкала Катрин, заглядывая в смежную комнату, где стояла широкая тахта.

Барханов украдкой посмотрел на часы и согласился:

– Как скажешь, дорогая…

А еще через час, выпроводив Катрин, Барханов беседовал с третьей женщиной, усадив ее предварительно в то же кресло.

Женщина была немолода, по возрасту ближе к первой, со следами былой красоты. Она часто вздыхала и, заметно волнуясь, стискивала пальцы лежащих на коленях рук.

– Я никогда не принимала участия в таких… сомнительных затеях, – призналась она, выслушав предложение Барханова. – Я боюсь… Мне бы не хотелось оказаться в тюрьме.

– Ах, Ольга Петровна, какая тюрьма! О чем вы?! – возбудился Барханов. – Я с государством в азартные игры не играю. И потом, кто сегодня сидит в тюрьме? Насильники и маньяки! Остальные – гуляют на свободе… А это – дело чистое! Если хотите – остроумный розыгрыш, не более того. И деньги хорошие. Валюта! Вы сможете помочь больному брату, его прооперируют в заграничной клинике…

– Вы и о брате знаете, – печально вздохнула женщина.

Барханов оставил ее замечание без внимания и продолжал:

– От вас требуется одно – ваш талант. Вы же прозябаете в своем «очаге культуры». Вас в вашем театре не ценят! Вы должны играть только главные роли! Я, лишь увидел вас на сцене, сразу понял: вы – чудо!

– Олег, вы просто демон-искуситель! – вздохнула кокетливо Ольга Петровна. И коротко хохотнула: – Форменный Мефистофель!

– Вы мне льстите, – сказал Барханов, довольный, что дело сдвинулось с мертвой точки и гостья готова дать согласие. И обольстительно (а он умел это делать как никто другой) улыбнулся: – Мефистофель, скажете тоже! Если верить литературным источникам, Мефистофель был крупнее и ростом повыше… Ну, и мозги, соответственно, не моим чета! Итак, вы согласны?

– Не знаю… – Ольга Петровна боролась сама с собой – слишком заманчивым было предложение Барханова.

На выставке Алмазного фонда в Кремле, где рядовые граждане имеют возможность ознакомиться с некоторыми сокровищами, которыми владеет государство, было по-музейному тихо.

Сотрудники службы охраны со строгими лицами запускали в зал одну, максимум две группы экскурсантов, придирчиво оглядывая каждого и бдительно следя за тем, чтобы никто из посетителей не задерживался у витрин с экспонатами дольше положенного времени.

В одной из групп, толпившихся в зале, находился Алябьев. Артист изменил прическу, был гладко выбрит, глаза скрывали дымчатые очки. Лицо его выражало несвойственную ему прежде решимость. Он рассеянно слушал женщину-экскурсовода и с интересом разглядывал лежащие в витринах драгоценные вещи, принадлежавшие когда-то царскому дому Романовых, сделанные в восемнадцатом и девятнадцатом веках лучшими ювелирами Европы.

За толстыми пуленепробиваемыми стеклами светились россыпью бриллиантовых искр изумительные по красоте броши, серьги, колье, заколки для волос, радовавшие в свое время не одно женское сердце из царской семьи… Здесь же сверкали украшенные драгоценными камнями ордена, принадлежавшие монархам и известным русским полководцам.

Алябьева заинтересовал эгрет, особого рода заколка-украшение для волос или платья, сделанная в виде фонтана из драгоценных камней, как он выяснил впоследствии у экскурсовода, в конце восемнадцатого века. Вещь буквально притягивала глаз, до того она была прекрасна. Струи воды, сделанные из бриллиантов, заканчивались большими синими сапфирами в виде крупных капель. Это было блестящее по композиции и технике выполнения ювелирное изделие.

Алябьев засмотрелся на эгрет и простоял у витрины дольше положенного, что вызвало немедленную реакцию сотрудника охраны.

– Проходите, гражданин, не задерживайтесь, – решительно посоветовал тот…

Следующие несколько дней Алябьев провел в книжных магазинах, отыскивая издания, посвященные коллекции Алмазного фонда. Наконец ему удалось найти толстую солидную монографию, включавшую в себя множество цветных иллюстраций, и, в частности, во всей своей красе там был представлен и интересовавший его эгрет…

Пока Алябьев, по неизвестной нам до срока причине, изучал выставку Алмазного фонда и ходил по книжным магазинам, его лицо, сделанное с помощью фоторобота, тиражировалось на принтере компьютера. И происходило это не в стенах спецлаборатории Московского угрозыска, а в помещении фирмы, обслуживавшей Шефа и ему подобных.

Это раньше, милые сограждане, преступные элементы работали по-кустарному, испытывая многочисленные трудности. Им противостояла мощная государственная машина, правоохранительные органы которой не сидели сложа руки, да и рядовые горожане не боялись вступать в борьбу с нарушителями закона. Сегодня, увы, ситуация другая. К услугам «джентльменов удачи» самая современная техника, порою лучше той, что имеется в наличии у государственных служб, новейшие автомобили западных марок, оставляющие далеко позади милицейские «черепашки». Да и отдельные представители правоохранительных органов не стесняются за определенную мзду вступать с преступниками в деловые отношения и оказывать им необходимые услуги. Опять же, рядовые обыватели нынче не столь резвы, как раньше, и не рвутся на защиту справедливости. Кому хочется получить пулю у себя в подъезде?

Сегодня у преступников есть все. Даже фоторобот, с помощью которого и размножалось лицо Алябьева…

Писатель и Болт прибыли в условленное место на встречу с «агентом». Припарковались у тротуара в нескольких метрах от стоявшей там милицейской легковушки.

В легковушке, поглядывая через приспущенное наполовину стекло, скучал майор милиции с загорелым лицом римского легионера. Это и был тот самый «агент».

Болт остался в машине, а Писатель вылез наружу и, озираясь по сторонам, направился к милицейской легковушке. При этом он громко возмущался, умело, надо сказать, изображая человека, который заблудился и не может найти нужную ему улицу.

– Слышь, командир! – обратился он подчеркнуто громко к майору. – Не подскажешь, где здесь улица Цурюпы? Полчаса крутимся – ни один кент не знает!

Майор соображал несколько мгновений и сказал:

– Садись в машину, объясню…

Писатель сел в милицейскую машину. Устроившись на переднем кресле рядом с майором, извлек из нагрудного кармана пакет, бросил его на колени милиционеру.

Майор открыл пакет, вынул оттуда несколько фотоснимков, развернул их веером. Некоторое время молча разглядывал худощавое лицо Алябьева. Фоторобот довольно точно передавал его черты.

– Ладно, – заключил майор, – запущу этого парня по нашей цепочке как подозреваемого в крупной краже. Где-нибудь да выплывет, если только внешность не изменил… Ждите звонка.

Писатель понимающе кивнул и, считая разговор исчерпанным, вылез из машины.

– Спасибо, командир! – поблагодарил он. – Теперь вырулим… – И вновь заворчал нарочито громко: – Вот, блин, настрогают идиотских названий – хрен найдешь… Цурюпа! Кто такой Цурюпа? Тоже мне, спаситель человечества!

Была пятница. Во дворе большого кирпичного дома, одного из тех, где до перестройки селили номенклатуру, среди припаркованных у газона иномарок стояли светлые «Жигули». В машине находились Барханов и Алябьев. Они караулили Дохлого. Тот обычно приезжал в этот дом по пятницам, к одному из своих «клиентов», платившему дань.

Время шло, а Дохлый не появлялся. Сидеть в машине надоело, хотелось выйти наружу, размяться, но приходилось сдерживать себя. Тот, кого они ждали, мог появиться в любой момент.

– Бутерброд хочешь? – зевнув, предложил Барханов. – Или чайку глотнуть?

– Давай чаю, – согласился Алябьев.

Барханов потянулся к заднему сиденью, взял оттуда сумку. Вынул из нее термос, налил чай в пластмассовый стаканчик.

Алябьев отхлебнул из стаканчика.

– А ты, оказывается, хозяйственный мужик.

– А ты меня за дауна держал? – усмехнулся Барханов. – Вообще-то ты прав, я – даун… А это так, – он закрыл термос, – забота о ближнем. Телохранителя надо содержать и обхаживать, как скаковую лошадь! Чтобы в нужный момент не подвел!

– Это правильно, – согласился Алябьев. – Обхаживай… Можешь еще молоко за вредность давать. А лучше коньяк!

Барханов усмехнулся.

– Наглеешь, парниша? Это неплохо.

Помолчали.

– Может, зря сидим? – спросил Алябьев. – Сдается мне, он теперь сюда не придет…

– Придет, куда он денется! Каждую пятницу за бабками приходил, а теперь, видите ли, не придет!

– Ну, придет другой, которого мы не знаем в лицо…

– Девушка, не суетитесь под клиентом! Ты же артист, должен знать человеческую психологию. Придет, и именно он придет. Из принципа!

Алябьев, шевельнувшись, поменял позу. Увидев во дворе мальчика лет семи, промчавшегося на велосипеде, задумался, вспомнил о своем сыне.

– Как там мой Андрюшка…

Барханов поморщился.

– Ой, только не надо, не надо об этом! В порядке твой Андрюшка, ничего с ним не сделается… Ты еще бабу свою – «гуманистку» – вспомни, которая тебя из окна выбросила!

– Никто меня не выбрасывал, – обиделся Алябьев, – я сам…

– Ну и дурак, что сам, я тебе уже говорил. Человек для жизни создан, а не для того, чтобы в окошко нырять! Тебе надо любовницу завести. А лучше – двух! Тогда у тебя кураж появится… Есть у меня на примете клевая телка… Моцартом кличут! Ой, баба! Профессор в этом деле! Тебя потом от нее за уши не оттащишь!

– И… и… – Алябьев неожиданно стал заикаться.

– Ты чего? – ухмыльнулся Барханов. – Уже возбудился?

– Амбал этот идет! – выдохнул Алябьев.

Барханов посмотрел, куда указывал артист. И увидел Дохлого, идущего к подъезду. За разговором приятели не заметили, как его джип въехал во двор и припарковался в стороне.

И что самое интересное – Барханов сразу обратил на это внимание – кейс на этот раз был пристегнут к руке Дохлого наручниками: если и вырвут, то только с кистью!

– Ну, что я говорил! – оживился Барханов. – А ты сомневался. Обрати внимание на руку: кейс пристегнут наручниками… Боится, сука! Теперь от нас, скотина, не уйдет. Он и на главного нас выведет… А уж того мы причешем, как папу Карло!

Дохлый пробыл в доме недолго, вскоре вышел из подъезда. Прошел к джипу. Уселся внутрь. Отстегнул наручники с кейсом, взялся за руль.

Барханов дождался, когда он выедет со двора, и поехал следом, стараясь держаться на расстоянии.

Шеф в сопровождении трех телохранителей, каждый из которых занимал по ходу движения строго определенное место, покинув кабинет директора банка, прошел по широкому коридору мимо множества дверей и вышел в операционный зал.

После разговора с директором банка, который сообщил несколько приятных новостей и, в частности, рассказал об успешном переводе денег Шефа через подставную фирму в один из швейцарских банков, настроение Шефа заметно улучшилось. В последнее время оно, надо сказать, было неважным, и причиной этому была пропажа денег, уведенных обманным путем у Дохлого. Особенно возмущала Шефа дерзость похитителей, посмевших тягаться с его командой.

Не задерживаясь в операционном зале, Шеф направился к выходу. Пребывая в своих мыслях, он неожиданно столкнулся с молодой привлекательной женщиной, вышедшей навстречу. При столкновении с ним женщина выронила сумочку, содержимое которой оказалось на полу.

Один из телохранителей, тот, что зазевался и допустил контакт своего подопечного с посторонней, тут же вцепился в локоть женщины и хотел ее оттолкнуть, но Шеф сделал ему знак: не трогать! – и громила сдержал свой порыв.

– Какой вы неловкий! – воскликнула женщина, укоризненно посмотрев на Шефа.

Это была Катрин, хорошо одетая, источающая аромат дорогих заграничных духов.

Шеф оценил ее взглядом, и лицо его мгновенно подобрело.

– Прошу прощения! – галантно произнес он, отметив про себя красоту незнакомки и ее хорошие манеры.

– И скажите вашему боксеру… или кто он у вас, чтобы отпустил мой локоть! – с капризными нотками в голосе заявила Катрин. – Мне больно. Я не привыкла, чтобы меня так хватали…

– Конечно, конечно! – согласился Шеф, принимая ее упрек.

Он взглянул на телохранителя, еле заметно дернув щекой, и тот, привыкший к такому немому языку, тут же выпустил хрупкий локоть Катрин из своих крепких пальцев.

– Боже, что с моей косметикой! – поджала губы Катрин, опускаясь на корточки. – Такие вещи нельзя ронять… Это же Франция, а не Мытищи!

Шеф с легкостью юноши тоже опустился на корточки, желая помочь собрать содержимое сумочки, оказавшееся на полу.

– Не печальтесь, это дело поправимое… – Он уже поплыл под взглядом прелестной незнакомки. – Мы купим вам все новое, лучших фирм… если вы согласитесь поужинать со мной.

Вернув разлетевшиеся мелочи обратно в сумочку, оба поднялись на ноги. Как по команде, вместе с ними поднялись вверх и все три телохранителя, присевшие вслед за Шефом.

Катрин испытующе посмотрела на Шефа.

– Извините, я с незнакомыми мужчинами не ужинаю! – заявила она с достоинством особы королевской крови. И добавила, чтобы тот не настаивал: – Нет, нет, и не просите!

Шеф благосклонно улыбнулся.

– Если говорить о «незнакомых», вы правильно рассуждаете… Но мы-то с вами уже познакомились. Так распорядилась судьба. А судьбе следует доверять, – проворковал он многозначительно. – Судьба знает, что делает…

Расставшись с Шефом, уже сидя в своей машине, Катрин вынула мобильник и набрала номер Барханова, ждавшего от нее известий.

– Он клюнул, – сообщила она. – Попросил номер моего телефона, но я не дала…

Шеф действительно клюнул, и это была удача. Барханов понимал, что действовать следует крайне осмотрительно, чтобы добыча не сорвалась с крючка. Шеф был человеком искушенным и не доверял даже собственной маме. Любой неосторожный шаг мог погубить всю затею.

Для второй якобы «случайной» встречи заговорщики избрали открытие выставки именитого художника, которую Шеф должен был посетить как один из спонсоров. Следует отметить, что Шеф не был лишен художественных пристрастий и, случалось, давал деньги на искусство, поощряя новые неожиданные направления.

В день открытия в зале выставки толпилась уйма всякого народу. Здесь были друзья художника, родственники, его многочисленные подруги, начальство, журналисты, любители скандальных зрелищ. А выставка действительно была скандальной. На всех полотнах во всей красе были представлены женские зады – рыхлые, круглые, будто сдобные булки, или похожие на взбитые подушки неохватных размеров… Натурщицы на полотнах, все без исключения, располагались к зрителю спиной, беззастенчиво выставляя напоказ мягкую часть своего тела. В глазах буквально рябило от голых женских задов. Мало того, в одном углу зала, неподалеку от служебного входа, неподвижно стояла обнаженная дама, живая, во плоти, демонстрируя посетителям свой большой, подрагивающий, как желе, зад. И все это сопровождалось звуками музыки. В центре зала за роялем сидел болезненного вида человек в смокинге и играл итальянские песенки типа «О, соле мио!» И что примечательно, люди, толпившиеся у полотен, с умным видом обсуждали не только качество живописи, но и восхищались новаторством художника.

Сам же автор полотен, немолодой, коренастый, бородатый, красный от возбуждения, стоял в окружении коллег и вдохновенно объяснял, что его подвигло на подобное.

– Я вдруг почувствовал, что все во мне взрывается какой-то резкой чувственностью! – восклицал художник, теребя бородку. – Я ощутил, что из меня идет нечто необычайное… указанное мне свыше! И я не стал, друзья мои, себя обуздывать!.. Не посмел!

Слова художника, его несколько шаманский вид вызвали улыбку у Катрин, ходившую по залу и озадаченную увиденным. Катрин ждала появления Шефа и все время посматривала по сторонам.

Шеф появился неожиданно, войдя в зал со служебного входа. Три телохранителя, как обычно, следовали за ним. Оказавшись в зале, Шеф первым делом наткнулся взглядом на даму, стоявшую в чем мать родила в качестве живого экспоната, и на миг оторопел, не готовый к столь новаторскому зрелищу. Справившись со своими эмоциями, Шеф двинулся в центр зала к художнику, но не удержался и оглянулся назад на голую особу, желая убедиться в том, что это ему не привиделось. «Занятно!» – ухмыльнулся он, и тут попал в объятия каких-то важных людей, ожидавших его. Последовали рукопожатия, приветственные фразы… Шеф барственно кивал, слушая, что ему говорят… и вдруг увидел Катрин, стоявшую возле одной из картин со скрещенными на груди руками.

Извинившись перед собеседником, которого он прервал на полуслове, Шеф устремился к прелестной незнакомке.

– Бог мой! Какая встреча! – воскликнул он.

– А, это вы… – сдержанно кивнула Катрин.

– Когда же я смогу вручить вам, дорогая моя, обещанный набор косметики?

Катрин улыбнулась.

– Ну, что вы, право… Стоит ли беспокоиться?

– Может, мы все-таки поужинаем вместе? – предложил Шеф, проявляя настойчивость.

Телохранители, наблюдавшие за происходящим, хмуро пялились на Катрин, не понимая, чего она выпендривается.

– Может быть… – пообещала Катрин, не выказывая особого воодушевления. – Только в каком-нибудь приличном месте, где много публики… а то я вас, мужчин, знаю. И никаких отдельных кабинетов!

Долгожданный ужин состоялся в ресторане гостиницы «Метрополь».

Шеф и Катрин сидели друг напротив друга за столиком, сервированным на двоих. Рядом прозрачно шелестел фонтан, в чаше которого лениво плавали красные рыбки и шевелились водоросли. Поодаль, на эстраде, сидела молодая женщина и играла на арфе. Мелодичные звуки арфы придавали беседе, которую вели Шеф и его гостья, оттенок изысканности и своеобразия.

Телохранители Шефа молчаливо восседали с двух сторон за соседними столиками, зорко следя за тем, что происходит в полупустом зале.

Близость телохранителей смущала Катрин. Ей не нравилось, что каждое ее слово, обращенное к собеседнику, слышат и эти трое.

– А без этих… нельзя? – не выдержав, спросила она.

– Увы, нет, – с долей печали произнес Шеф. – Эти ребята пекутся о моем здоровье…

Катрин наивно вскинула брови:

– Вы чем-то больны?

– Пока нет, – успокоил ее Шеф. – Но всякое бывает.

– Ну хорошо, раз это необходимо, – с милой капризностью согласилась Катрин. – Только скажите этому мордастому, пусть хотя бы не смотрит мне в рот… Он что, не ел двое суток? Закажите ему в таком случае какую-нибудь отбивную или тарелку борща!

– Вы правы, он слишком откровенно разглядывает вас, – согласился млеющий от обаяния молодой женщины Шеф. И, скорчив гримасу, дал понять тому, о ком шла речь, чтобы не пялился на Катрин столь откровенно.

Телохранитель послушно повернулся к хозяину и его даме вполоборота. Чтобы не привлекать к себе внимание.

– Мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями, – промурлыкал Шеф, пожирая Катрин глазами.

– Это зависит от вас… – кокетливо ответила та.

– Давайте выпьем, – Шеф наполнил бокалы шампанским. – Это французское, семьдесят второго года… – похвастался он.

– Не знаю… – борясь с искушением, сказала Катрин, помня наставления Барханова. – Разве что глоток…

– Почему только глоток?

– Мне нельзя пить.

– Да что вы! – воскликнул Шеф, думая, что это обычная женская отговорка. – Немного вина женщине не повредит… Для тонуса. Рекомендую! – Чувствовалось, что Шеф большой мастер по части ухаживания за женщинами.

Катрин снова вздохнула.

– Стоит мне немного выпить, – пояснила она, – и все мужчины становятся мне ненавистны… Тут же хочется домой, чтобы не видеть ни одной мужской физиономии. Это как кошмар!

Слова Катрин смутили Шефа. Он даже на миг растерялся: стоит ли в таком случае уговаривать ее выпить?

Пока Шеф решал эту непростую задачу, в дверях ресторана появились трое посетителей. Это были Барханов, Алябьев и одна из тех женщин, с кем Барханов вел переговоры, призывая ему помочь. Миловидная, сдержанная, с загадочным выражением Маты Хари на лице. Так и будем называть ее впредь – Мата Хари.

Переговорив с метрдотелем, все трое направились в середину зала, где был зарезервирован столик. Путь их лежал мимо столика Шефа и Катрин. Поравнявшись с ними, Барханов замедлил шаг и разыграл целый спектакль, словно встретил женщину, с которой не виделся долгое время.

– Катрин! – воскликнул он. И кивнул своим спутникам: – Идите, я вас догоню…

Телохранители Шефа тут же вскочили на ноги, готовые завалить, если потребуется, Барханова на пол.

– Олег! – без особой радости отозвалась Катрин. И барственно бросила телохранителям: – Оставьте его, это мой знакомый!

– Как поживаешь? – продолжал лицедействовать Барханов.

– Прекрасно, – ответила Катрин. – Извини, я не одна… Познакомьтесь… – И представила мужчин друг другу: – Борис Сергеевич… Олег Барханов…

Шеф неприязненно взглянул на знакомого Катрин и сухо кивнул ему. Появление этого человека показалось ему подозрительным, и он нахохлился, точно воробей.

Барханов ответил таким же сдержанным кивком. И сказав: «Не буду вам мешать…» – удалился.

Когда он ушел к своему столику, Шеф взглянул на Катрин.

– Кто такой? – Глаза его смотрели холодно и жестко, от былого благодушия не осталось и следа.

У Катрин все внутри оборвалось.

– А вы ревнивый… – невинно улыбнулась она, желая снять напряжение.

– Что за тип? – настойчиво повторил Шеф.

– Был когда-то моим женихом…

– И что же помешало счастливому супружеству?

– Это неинтересно, – вздохнула Катрин, всем своим видом показывая, что ей неприятно говорить на эту тему.

– И все-таки? – требовал ответа Шеф, пронизывая ее взглядом.

– Видите ли, Борис Сергеевич…

– Зовите меня просто – Борис…

– Хорошо. Так вот, Борис, все было чудесно до той поры, пока Олег не стал заниматься грязными махинациями и участвовать во всяких аферах… А я, признаюсь, не очень-то люблю нечистых на руку людей. Я хочу спать спокойно и жить спокойно, и желаю, чтобы мой избранник был рядом, а не сидел в тюрьме!

– Похвальное желание! – согласился Шеф, удовлетворенный откровенностью собеседницы.

– Окажись он в тюрьме, – продолжала Катрин с видом невинной школьницы, – я не смогла бы его бросить и пошла бы за ним… На край света! В Сибирь! Как жены декабристов! Но я не хочу в Сибирь, не хочу быть «декабристкой»! Так зачем, скажите мне, в таком случае жить с аферистом?

– Вы прелесть! – расплылся Шеф в улыбке, умиленный ее глупыми рассуждениями. – Как говорил один замечательный артист: чаровница! – Но Бархановым заинтересовался, на что и был расчет. – Чем же конкретно занимался ваш друг?

– Разным… – пожала плечами Катрин. – Переправлял на Запад драгоценности, антиквариат, картины из частных коллекций… Все в таком духе. Он мало об этом рассказывал…

– И ни разу не влип?

– Как видите. У него хорошие мозги… Я слышала, он и сейчас затевает какую-то крупную аферу… Послушайте, а что мы все о нем да о нем? – Катрин капризно поджала губы. – Он мне не интересен. Поговорим о другом… О вас, к примеру… Кто вы? Чем занимаетесь? Хотите, я угадаю… Судя по вашему виду, деньги у вас есть…

– Есть, – кивнул Шеф.

– Но не очень большие… – продолжала фантазировать Катрин. – Вы похожи на чиновника немногим выше средней руки… Может быть, начальник отдела в министерстве или что-то в этом роде… Угадала?

Шеф расхохотался, хотя, следует признать, был уязвлен тем, что Катрин приняла его за чиновника среднего ранга.

– Не угадали! – заявил он. – Я бизнесмен. У меня свое дело. И деньги у меня большие… – похвастался он, потакая своей слабости.

– О, я вас недооценила! – оживилась Катрин. – Тем лучше, милый! Можно мне вас так называть?

– Конечно, – кивнул Шеф.

– Но это еще ничего не значит! – спохватилась Катрин. – Деньги для меня не главное!

Шеф добродушно усмехнулся.

– Вот как?

– Да, да! – продолжала щебетать Катрин, умиляя Шефа все больше и больше. – Я, конечно, испытываю в них потребность, как и каждый нормальный человек… Но душу свою я за деньги не продаю, так и знайте! – И она потыкала в сторону Шефа розовым пальчиком. – Можете спросить об этом у моего бывшего жениха…

А в это время за столиком, где сидели Барханов, Алябьев и Мата Хари, происходил следующий разговор.

– О нет! – воскликнул Алябьев, посмотрев меню и цены, и отодвинул карточку от себя подальше. – Я буду только кофе!

– Не валяй дурака! – остановил его Барханов. – Надо заказать хорошую еду. Мы не можем сидеть и только пить кофе. Надо произвести впечатление.

– У меня кусок в горло не полезет при таких ломовых ценах! – заметил Алябьев. – Как подумаю, что сотни людей не имеют куска хлеба, а тут… – Он умолк, не договорив.

– Гуманист! – поморщился Барханов. – С тобой капитализма не построишь! Ладно, сиди голодный… А вы, мадам, что скажете насчет отбивной или шашлычка из осетрины?

– Нет, нет, у меня диета, – тоже отказалась Мата Хари. – Только кофе. Ну, может быть, апельсиновый сок…