Головокружение в конце лета

Соня любила полевые цветы, любила их собирать. В такие минуты ей обычно вспоминалось детство… Подмосковье, жаркий день, пронизанные солнцем буйно цветущие поляны, и она идет по колено в траве в окружении подружек-сверстниц из пионерского лагеря. Девочки в ситцевых сарафанах, на головах у них белые панамки, а одна из подружек, Ленка, с непокрытой головой и развевающимися волосами, все время восторженно вскидывает руки, радуясь всем своим юным существом каждой мелочи путешествия… И поляны будто летят им навстречу, приводя в восторг неброской, но милой сердцу красотой, являя собою сейчас, через призму прошедших лет, то прекрасное, что безвозвратно утрачено и что всегда будет возникать в памяти, отдаваясь сладким холодком в груди и представляясь каким-то высшим счастьем.

Букет у Сони получился чудесный: тут были и белые с желтым головки львиного зева, и мелкие темно-розовые звездочки полевых гвоздик, и большие, на длинных стеблях, ромашки с загибающимися книзу лепестками, и пышная метелка иван-чая, похожая на новогоднюю елку.

Егор тем временем ходил с мрачным лицом у мотоцикла, мучительно соображая, как ему действовать дальше. Он был словно в лихорадке. Соня слишком мало знала своего спутника, а тот, если что задумает, не любил останавливаться на полпути. Наконец ему в голову пришла идея. Егор снял мотоцикл со стойки, на которую тот опирался, и, придерживая его за руль, громко позвал Соню:

– Доктор!

– Чего тебе?

– Иди сюда! Мне помощь твоя требуется… Подержи мотоцикл, а я двигатель посмотрю.

– Опять дурака валяешь?

– Ну что ты! Действительно нужно…

Соня вздохнула и после короткого раздумья нехотя пошла к дороге.

– Вот, возьмись за руль, – сказал Егор, когда она подошла. – А цветы положи на землю…

Соня послушно положила букет на землю, ухватилась за резиновые ручки руля. Мотоцикл был тяжелый, и Соня с трудом удерживала его.

Егор, священнодействуя, отвернул пробку бензобака, заглянул внутрь, понюхал содержимое и завернул пробку обратно. Не спеша, со строгой деловитостью Ползунова, готовящегося к запуску первой паровой машины, обошел мотоцикл по кругу, осматривая его с разных сторон… И когда приблизился к Соне, вдруг порывисто обнял ее и жадно впился в нее губами.

Соня, не готовая к такому повороту событий, захлопала ресницами, замычала, задергалась, пытаясь вырваться, но ей мешал мотоцикл, который сковывал ей руки.

– Пусти!.. – выдохнула она, уклоняясь от его поцелуев, и наконец сообразила отпихнуть от себя руль мотоцикла.

Мотоцикл тяжело повалился на землю, подняв облако пыли. Егор едва успел отскочить в сторону, при этом споткнулся, и чуть было не упал.

– Ну чего ты ломаешься? – проговорил он раздраженно. – Мы же взрослые люди, а не школьники!..

Соня отошла в сторону и долго терла ладонью лицо, словно поцелуи Егора жгли ей кожу.

– Ты мне нравишься, – продолжал он, – и я тебе, видимо, тоже не противен… Так в чем же дело?

– Как у тебя все просто…

– А чего усложнять?

– Еще один курортный роман? По́шло… Не хочу.

11. Старый знакомый

Дальше ехали молча.

Солнце, давно перевалив зенит, катилось к горизонту, и свет его теперь был другим, блекло-желтым, безрадостным, отчего краски вдруг утратили яркость и пожухли, словно на ткани после стирки.

Егору надоело молчать, и он безрадостно запел в полный голос:

– Я теперь скупее стал в желаньях, жи-изнь моя-а, иль ты приснилась мне-е-е?!

Соня никак не отреагировала на его пение. Сидела отстраненно сзади, думая о чем-то своем.

Дорога резко устремилась влево, нырнула за высокий каменный выступ, и, когда мотоцикл вынесло из-за поворота, перед ними открылась неожиданная картина.

В кювете, в нескольких метрах от шоссе, на боку, как подстреленное животное, лежали белые «Жигули». Судя по всему, авария произошла недавно. Передняя часть машины была серьезно помята, стекло фар рассыпалось в мелкую крошку, из мотора на землю капало масло… На сухом асфальте дороги, словно росчерк пера, четко отпечатался резкий тормозной след. На обочине, где след обрывался, валялся сбитый придорожный столбик, темнея вывернутым концом.

Увидев мотоцикл, на котором ехали Егор и Соня, на шоссе выскочил молодой усатый мужчина и замахал руками, призывая остановиться.

Егор тут же начал тормозить, но скорость была велика, и они проскочили вперед.

Лишь только мотоцикл остановился, Соня соскочила на землю и побежала к месту аварии, на ходу стягивая шлем.

– Я врач, – сказала она, добежав до мужчины. Лицо ее было серьезным и сосредоточенным. – Что у вас?.. Где чувствуете боль?

– Я в порядке, – ответил мужчина. – Несколько легких царапин, ушибы… Это не страшно… – Он был бледен, из ссадины на щеке сочилась кровь, рукав его рубашки был разодран. Когда он говорил, на груди у него подрагивала цепочка с небольшой серебряной монеткой на ней. – Вот приятелю моему худо… Он там… – И мужчина кивнул в сторону перевернутой машины.

Соня побежала вниз – к машине – и увидела второго пострадавшего. Тот сидел метрах в трех в стороне на примятой траве, обхватив себя руками, словно ему было холодно и он пытался согреться. Левая сторона его лица и светлые растрепанные волосы поверх лба были в крови. Кровь была и на его светлой куртке… Он устремил на Соню мутный взор, и было видно, что плохо понимает, кто она и что ей надо.

Соня склонилась над ним, внимательно осмотрела рану на голове. Потом мягко, но достаточно решительно расцепила ему руки и стала слушать пульс.

Подошли усатый мужчина и Егор.

– Ну что? – спросил усатый.

– Переломов, видимо, нет, – ответила Соня, продолжая обследовать блондина. – Поднимите руку, другую… – попросила она. Тот сделал, что от него просили. – Возможно, черепная травма… Его следует отвезти в ближайшую больницу и там всё проверить… Аптечка в машине есть? – спросила она. – Я обработаю рану и перевяжу ее…

Усатый озабоченно вздохнул.

– Аптечки нет, – сказал он, – потерялась… А ближайшая больница в городе, а до города километров пятнадцать… Нужна машина, а они здесь ходят редко… Вывезти бы его на основную магистраль, а там на любой попутке добраться можно…

– А если попробовать на мотоцикле? – предложила Соня. И опять наклонилась к блондину: – Как голова, кружится? На мотоцикле сможете сидеть?

Блондин слабо кивнул. На его лице уже появилось осмысленное выражение – он постепенно приходил в себя.

– Если на мотоцикле, – сказал усатый, – его можно привязать к водителю…

Соня посмотрела на Егора:

– Сможешь?.. Отвезешь его до основной дороги, а там посадишь на попутку…

Егор озадаченно потер затылок. Ему была не по душе эта затея: мотоцикл чужой, а на дороге ГАИ, наверняка остановят, начнут выяснять, что да почему, и иди доказывай, что ты не верблюд!

– Ты чего? – удивилась Соня, увидев, что он мнется.

Егор отвел ее в сторону и объяснил:

– Нельзя мне, понимаешь?..

– Не понимаю.

– Мотоцикл не мой, могу влипнуть, – признался он. И добавил, кивая на блондина: – Ты видишь, он весь в крови. Первый же пост ГАИ меня возьмет за жо… остановит!

– Ты что, украл мотоцикл?

– Обижаешь! – оскорбился Егор. – Я не по этой части. Мотоцикл взял напрокат у одного знакомого, а вот доверенности на вождение нет…

– Вот как… – Соня устало отвернулась. И после короткого раздумья обратилась к усатому мужчине: – Может быть, у вас что-то найдется? Какие-нибудь чистые тряпки, носовые платки, перекись…

Усатый побежал к машине, некоторое время возился там, пытаясь залезть внутрь. Наконец ему удалось извлечь какую-то сумку.

В сумке оказались бутылка водки, какая-то еда и, самое главное, чистое полотенце. Полотенце разорвали на две части, связали их. Пока Соня обрабатывала рану на голове блондина, смочив предварительно конец полотенца в водке, а усатый мужчина помогал ей, Егор угрюмо поглядывал на дорогу в надежде, что появится какая-нибудь машина и все разрешится само собой… Но дорога, увы, была пуста.

– Ладно, хрен с вами! – не выдержал он. – Семь бед – один букет… Вставай, танкист, поехали!

Он протянул блондину руку и замер от неожиданности. Перед ним сидел Толик, тот самый, его соперник на танцах… Только теперь, после того как Соня оттерла кровь с его лица, Егор узнал его.

– Будьте любезны! Вот так встреча… Кино, да и только!

Толик тоже узнал Егора. Помрачнел.

– Не поеду я на мотоцикле, – сказал он. – Не могу… – И облизнул бескровные губы.

– Не бойся, – усмехнулся хмуро Егор. – Я не злопамятный… Довезу, как надо. Если тебя хорошо привяжут… Хотя лучше было бы сбросить тебя, фашиста, где-нибудь, в глубокий овраг.

– Не поеду, – наотрез отказался Толик.

– Как хочешь – уговаривать не буду… – заявил Егор и махнул ладонью: – Чао!

Усатый мужчина занервничал, присел перед Толиком на корточки:

– Толя, тебе надо в больницу… – И поднял на Егора глаза: – Не слушайте вы его. У него шок, вы же видите. Он не понимает, что говорит… – И опять повернулся к Толику: – Толя, ты не бойся. Он поедет тихо. А мы тебя для страховки веревкой привяжем… У меня в багажнике есть веревка.

Толик не ответил. Сидел в оцепенении – видимо, ему стало хуже, – слегка покачиваясь всем телом.

Но теперь завелся Егор.

– Веревкой можете его к дереву привязать… а я не повезу! – заявил он. – Все! Ждите другой транспорт!

– Перестань! Чего ты завелся? – попытался остановить его усатый. – Я заплачу… Скажи, сколько надо? – И он полез в карман за деньгами.

– Платить будешь своим девочкам, а я – не повезу!

– Но почему?

– Лицо мне его не нравится, больно гнусное, понял?

– Ну и сука же ты! – рассердился усатый, поднимаясь в рост, и монета подпрыгнула у него на шее.

– Но-но! Ишь, какие мы нервные! – процедил Егор сквозь зубы. – Смотри, в обморок не упади! – Раздражение, накопившееся в нем от неудач со дня приезда (и на танцах, и в отношениях с Соней), выплеснулось наружу. – Может, прикажешь, чтоб я ему кровь свою дал? А то давай устроим переливание – прямо здесь… Перекусим друг другу вены плоскогубцами, соединим их резиновой трубкой и – вперед! Плоскогубцы есть? Нету? Жаль! Тогда переливание отменяется… Ну, ничего. Он, к счастью, еще не умирает. Верно, Толик? – Егор наклонился к пострадавшему, заглянул тому в глаза: – Как поживает наша подруга Лена? Хорошо? Я так и думал. А твои дружки, эти славные оглоеды? Тоже в порядке? Ну и чудесно!

Толик смотрел на него оловянными глазами и не понимал, что тот болтает насчет переливания крови и плоскогубцев.

Соня, с удивлением наблюдавшая эту сцену, была потрясена.

– Егор, ты чего?

– Ничего… – Он выдернул из кармана сигареты, хотел закурить, но смял пачку и бросил ее в траву. – Ковбои хреновы! – выругался он. – Ездить надо уметь. А то: «Кемел», «Шерри-бренди»… «Кис ми, бэби»… Тьфу!

Усатый мужчина сорвался с места и с перекошенным от ярости лицом бросился на Егора с кулаками. Но тот сдержал его порыв, крепко схватив усатого за запястья, и отшвырнул его в сторону.

Неизвестно, как бы развивались события дальше, но в это время послышался тяжелый гул и из-за поворота выполз «МАЗ» с прицепом, доверху груженный ящиками с яблоками.

Шофер, плотный мужичок, красный от загара, в застиранной ковбойке, выглянул из окна кабины и, увидев машину, лежащую в кювете, и возле нее двух готовых сцепиться друг с другом мужчин, затормозил. Открыл дверцу, спрыгнул на асфальт и вразвалочку подошел к обочине.

– Ну… чего тут у вас? – спросил он, оглядывая готовых подраться мужчин.

Егор и усатый мужчина, не остывшие от ссоры, молчали.

– Вы в город? – Соня вышла навстречу водителю «МАЗа».

– В город. Из совхоза яблоки везу.

– Я – врач! Нужно срочно отвезти пострадавшего в больницу!

Шофер снова оглядел обоих мужчин: первый – Егор – был в полном порядке, ссадина на лице второго и разодранный рукав его рубашки свидетельствовали о том, что он пострадал, но не настолько, чтобы считать его ранение серьезным и менять из-за этого маршрут.

– Этот, что ли, покалеченный? – спросил он у Сони, указывая на усатого. – Так он на своих двоих стоит! И драться еще собрался! Или я не прав?

– Да не о нем речь! – воскликнула Соня и указала на Толика, сидевшего в стороне. – Вот о нем!

Шофер перевел взгляд на Толика, которого прежде не заметил. Внешний вид того говорил сам за себя. И шофер, вздохнув сочувственно, согласился отвезти Толика в больницу.

Соня взглянула на Егора.

– Ты… ты просто авантюрист какой-то! – сказала она с чувством и швырнула ему свой шлем.

Егор поймал шлем на лету, ушел к мотоциклу. Из-под насупленных бровей наблюдал оттуда, как Соня торопливо подбежала к «МАЗу», о чем-то посовещалась с мужчинами и полезла вслед за Толиком в кабину.

Взревел мотор, «МАЗ» тронулся с места и вскоре исчез за поворотом.

Усатый хмуро взглянул на Егора и, не сказав ни слова, направился к своей машине – теперь у него было время внимательно осмотреть ее и понять, насколько сильно она повреждена.

Егор, в свою очередь, тоже не проявлял к усатому никакого интереса. Острота момента прошла. Егор прикрепил Сонин шлем к багажнику, надел на голову свой, застегнул ремешок на подбородке… Резким ударом ноги по педали завел мотоцикл и, сорвавшись с места, стремительно понесся по шоссе.

«Уехала! Серьезная баба!» – отметил он про себя, стиснув зубы, входя в вираж и продолжая думать о Соне. И ему на память пришли строки из читанного когда-то стихотворения:

Трясясь в прокуренном вагоне,Он полуплакал, полуспал,Когда состав на скользком склоне,Когда состав на скользком склонеОт рельс колеса оторвал!..

Почему Егору вспомнились именно эти строки, а не что-то другое, ему и самому казалось странным; может, потому, что дальше в стихотворении говорилось о крушении поезда, о смерти героя и смерти еще многих людей, ехавших в этом поезде, а эти строки являлись как бы пограничной линией между двух состояний, они как бы отделяли одно от другого: жизнь – от смерти, простое человеческое счастье – от трагедии… А впрочем, Бог его знает! Но в любом случае – строки эти несли в себе нечто такое, что, как думалось Егору, было созвучно его теперешнему душевному состоянию. А чего он, собственно, переживает, подумал он вслед за этим. Тоже мне, сокровище! Стоит ему только захотеть, как завтра вокруг него с десяток таких матрешек крутиться будет, и даже лучше!

Мотоцикл вылетел на обочину и промчался по самому краю обрыва. Мелкий гравий брызнул из-под колес и с хрустом посыпался вниз, в бездну. Егор вывернул обратно на шоссе, увернулся от встречной машины – еще миг, и они бы столкнулись – и, спустя мгновение, повторил свой опасный трюк с гонкой над пропастью – на этот раз его чуть было не занесло, но в эту минуту он совсем не думал о том, что подобное лихачество может стоить ему жизни.

Еще некоторое время он гнал по шоссе, закладывая резкие виражи на поворотах, словно стремился кому-то что-то доказать, потом сбросил скорость и съехал с дороги на лужайку. Там бросил мотоцикл и упал лицом в траву.

Лежал долго, не шевелясь.

Большие белые облака, похожие на снежные глыбы, проносились над ним, гонимые ветром. Иногда они сталкивались, налезали друг на друга, словно торосы, утрачивая при этом определенность форм и порождая хаос, но вместо грохота картина эта сопровождалась благостной тишиной, как если бы в кино пропал звук.

13. Несостоявшиеся проводы

Вечером Соня укладывала вещи в чемодан, готовясь к предстоящему отъезду – автобус в аэропорт уходил рано утром.

Рита уложила свои вещи раньше, когда Соня была в поездке, и теперь праздно лежала на кровати поверх одеяла, листая журнал «Крестьянка», который, за неимением другого чтива, купила днем в газетном киоске.

Между ними происходил следующий разговор.

– И что ты в этом плебее нашла – не понимаю. Протри глаза! – Рита зевнула, перевернула страницу.

– Ты так рассуждаешь, словно я замуж за него собираюсь… – Соня остановилась в раздумье у шкафа, припоминая, что она еще хотела уложить в чемодан – слова подруги мешали ей сосредоточиться.

– Ну, замуж – не замуж… Но ведешь ты себя откровенно глупо! Он лезет к тебе, как муха на арбуз, а ты и рада!

– Что же прикажешь – гнать его? Это неприлично, раз уж мы с ним познакомились.

– Бог ты мой! – подскочила Рита. – О каких приличиях ты говоришь?! Этот тип понятия не имеет, что такое прилично, а что неприлично! У него две извилины, да и те прямые! Еще, наверное, и ноги не моет!

– Напрасно ты так… Мне кажется, он человек незаурядный. И не так прост, как ты думаешь…

– Провинциальное мурло! А что такому нужно? Выпить, закусить и затащить кого-нибудь в койку! Вот и вся его основа. Ах, да, я забыла: он же Пушкина знает наизусть! Выучил, вероятно, специально, чтобы простушек, вроде тебя, ловить на крючок, вот ты и клюнула!

– Ничего я не клюнула… – Соня с вешалкой в руке, на которой висело ее платье, задержалась перед Ритой. – Просто мне хотелось его немножко подурачить, чтобы не был таким самоуверенным… А вообще-то он смешной.

– Угу, смешной… И наглый. Как танк! Какое счастье, что мы завтра уезжаем, а то представляю, как бы он развернулся!

Рита хотела еще что-то добавить, но раздался стук в дверь, и в комнату заглянул Егор. Предварительно он принял у себя в номере душ, выпил два стакана портвейна для храбрости, и пришел налаживать отношения.

– Можно? – спросил он и вошел, не дожидаясь приглашения. – Вы не спите, девушки? Добрый вечер! Он действительно добрый – на небе полная луна, звезды… и вот я здесь! – начал он бодро, будто конферансье, вышедший на эстраду, но, встретившись со строгим взглядом Сони, умолк.

Соня, увидев Егора на пороге, испытывала сложные чувства. После его поведения в горах, не зная подлинных причин, ей хотелось выставить его за дверь и, в то же самое время она не решалась сделать это – что-то внутри нее сопротивлялось такому ходу вещей; кроме того, будучи от природы человеком мягким, Соня не выносила ссор.

– Здрастье-приехали! – вздохнула Рита, нехотя поднимаясь с кровати и пересаживаясь на стул. – Ваша популярность, сеньор, в нашей женской среде необычайно высока!

– Я рад.

Егор переминался с ноги на ногу, глядя на Соню преданными собачьими глазами.

– Проходи… – милостиво разрешила та, сделав вид, что между ними не было размолвки. Рите о случившемся на дороге в горах она ничего не рассказала и выяснять при ней отношения не хотела.

Егор жестом фокусника извлек из-за спины бутылку коньяка, водрузил ее со стуком на стол.

– Коньяк! – Рита выразительно посмотрела на подругу.

– А это зачем? – спросила Соня.

– Как, зачем? Надо отметить ваш отъезд… Народный обычай нельзя игнорировать!

Егор был доволен, что между ним и Соней произошло примирение – ему так этого хотелось! Даже язвительная Рита не казалась ему сейчас мегерой, как обычно. Он почти любил ее в эту минуту, до того ему стало хорошо.

– Трогательно, очень трогательно, когда человек так печется о сохранении народных обычаев! – заявила Рита насмешливо и вновь выразительно взглянула на Соню, давая ей понять, что с удовольствием покинула бы комнату, но опасается оставлять ее с этим плебеем наедине.

Соня сделала вид, что не увидела Ритиного выразительного взгляда, и ушла в ванную комнату – ополоснуть стаканы под коньяк.

– Кроме прочего, – продолжила с иронией Рита, – по народному обычаю, напившись, друг другу физиономии бьют! Надеюсь, этого не будет?

– Ну, что вы! Мы же интеллигентные люди! – заявил Егор, присаживаясь у стола.

– Особенно вы!

Рита взяла с тумбочки журнал и принялась листать его с повышенным интересом.

– О чем пишет пресса? – поинтересовался Егор. После освежающего душа, двух стаканов портвейна и Сониного прощения все внутри у него пело от счастья и хотелось говорить, говорить…

Рита же была настроена по-другому.

– Пресса пишет о разном… – сухо ответила она.

– Например?

– Например, что такое «энцефалит». Или вот еще… Как приготовить торт из моркови!

– Торт из моркови? Потрясающе!

– Я считаю, что вам знать это просто необходимо, – заявила Рита. – Запишите рецепт… Есть ручка?

– Как-нибудь в другой раз, – широко улыбнулся Егор. – Я, видите ли, предпочитаю колбасой закусывать. Лучше ливерной, за шестьдесят четыре копейки.

– А вы гурман!

– Есть такое.

Вернулась Соня с вымытыми стаканами, поставила их на стол. Достала из тумбочки начатую коробку шоколадных конфет, придвинула тарелку с виноградом. Положила бумажные салфетки.

Рита с иронической гримасой наблюдала за ее приготовлениями. Особую радость Рите доставило появление на столе салфеток, которые в ее сознании никак не соединялись с грубыми рабочими ладонями Егора, скорее наоборот – сочетание грубых рук и салфеток рождало комический эффект: нечто вроде грязной шестеренки, брошенной на белую простынь.

– Ну вот, теперь можно к столу, – сказала Соня.

Рита с мукой во взоре, словно ей предстояла нудная и малоприятная работа – мыть полы, например, или что-то в этом роде, – села к столу.

Егор откупорил бутылку. Налил в стаканы – женщинам поменьше, себе побольше. Поднял свой стакан, долго обдумывал, что сказать.

– За ваш отъезд, девушки… За мягкую посадку… И за встречу!

– Э-э, нет! – повела головой Рита. – За это пить не стану!

– Почему? – посмотрел на нее Егор. – Не хочешь выпить за встречу?

– За какую встречу, объясни мне? Кто с кем встречаться будет?.. Президент Франции с госпожой Тэтчер? Или король Испании с немецким канцлером?.. В таком случае пусть они за это и пьют!

– Рита, ну ты что? – попыталась воздействовать на нее Соня. – Какая муха тебя укусила?

– Если же он имеет в виду себя и нас, – продолжала Рита, не обращая внимания на замечание подруги, – то давайте говорить откровенно: кому она нужна, эта встреча? Тебе, моя милая, замужней женщине? Не думаю! А мне она тем более не нужна!

Егор вздохнул и пояснил Соне:

– Марго обиделась, что я не покатал ее на мотоцикле.

А сам подумал: «И откуда в ней столько яду? Мужика ей хорошего надо – он бы сбил с нее спесь!»

Рита пропустила слова Егора мимо ушей.

– Я лучше выпью за наш отдых, – сказала она ровным голосом. – Мы чудесно отдохнули, правда, Соня?.. Ну а вы, если хотите, пейте за встречу.

Рита отпила глоток, подержала коньяк во рту, смакуя его вкус, и только после этого, убедившись, что коньяк неплох, выпила то, что было в стакане, до дна.

Егор чокнулся с Соней.

Та смотрела на него, улыбаясь уголками губ, а глаза ее, обычно печальные, сейчас оживленно блестели.

Вот незадача, думал с грустью Егор. Корявые парадоксы бытия! Сведет судьба двух приятных друг другу людей в одной точке пространства и тут же разводит их в разные стороны. Окажись он в этом южном городке двумя неделями раньше, они бы чудесно провели время. Почему все так по-дурацки устроено? Почему тот, кто сидит там наверху у небесного компьютера (Создатель или кто?) и от кого зависят судьбы людей, передвижение их по белу свету, их встречи, чувства, привязанности, их рождение и смерть, почему этот Всемогущий не нажал нужные кнопки и не свел его, Егора, с Соней раньше? Хотя бы на недельку!..

Егор залпом выпил, желая подавить в себе расслабленность, и, сунув виноградную ягоду в рот, снова плеснул в стаканы.

– Ну, птицы перелетные, следует повторить… – Голос у него дрогнул, захрипел, и Егор кашлянул в кулак, чтобы вернуть ему нормальное звучание. – Давайте за все хорошее!

Только теперь осознал он в полной мере, как сильно нравится ему Соня. Егор старался не вслушиваться в это чувство, гнал его от себя, заталкивал на самое дно, пытаясь заглушить его, но оно, непослушное, вырывалось из цепких пальцев благоразумия и всплывало на поверхность, словно наполненный воздухом сосуд.

Он вдруг остро представил себе, как завтра ее здесь не будет. Представил отсутствие Сони, если таковое вообще можно представить. Увидел пустоту на дорожках в парке, на гальке у моря, по которой она бежала на «шпильках». Увидел, как в этом номере, где они сейчас сидят, устраиваются другие люди (даже их лица отчетливо обозначились в его сознании) – кто-то из них займет ее место в столовой, явится вместо нее на пляж, пройдет вдоль парапета по набережной… Тоска захлестнула Егора, и он воскликнул, глядя в пространство:

– Вот вы уедете, а я скучать буду… – сказано это было, конечно, для Сони.

– Ой уж! – засмеялась Рита, она уже слегка захмелела. – Трудно представить, чтобы такой шустрый малый, как ты, и не устроился… К вечеру же замену найдешь, даю слово!

Егор мрачно усмехнулся.

– Обижаешь, Марго… Зачем же к вечеру? Уж как-нибудь три дня потерплю.

– Ты знаешь, – Соня, тоже захмелевшая, весело посмотрела на подругу, – а я ему верю…

Если говорить откровенно, Соня, как и Рита, не очень-то верила, что Егор после ее отъезда будет страдать в одиночестве, но ей было неуютно от злых замечаний подруги, кроме того, хотелось поддержать парня: было в нем, несомненно, что-то привлекательное.