
Полная версия:
Камень небес
– Интересно, где они эту лошадь добыли? – спросил Виток.
– Интересно другое: от чего она пала, – сказал Пётр. – От непосильной работы или от бескормицы? Видишь, ни жиринки нет.
– Ты что, думаешь, она сдохла?
– Шутка. Хотя исключать ничего нельзя. Ладно, голод пережили, переживём и изобилие. Будешь потом внукам рассказывать, как лошадятиной питался.
В начале апреля Витку предложили заняться ремонтом больничной крыши. Там нужно было работать вдвоём, и Виток позвал Петра.
– Хочешь немного денег заработать? Настоящих, бумажных. А не в виде окуней твоих и банок разных.
– Завтра они и так у нас появятся. Расчёт за Орколикан выдавать будут. Половину в рублях, половину в долларах.
– Неужели в долларах? И что с ними делать?
– Что хочешь. За границу съезди, – хохотнул Пётр. – Но лучше в чулок положи поглубже. Доллар – валюта стабильная. Придёт чёрный день – обменяешь на деревянные.
– Да у нас и так все дни чёрные… Но мне от шабашки отказываться неудобно, пообещал же. Там вдвоём работы-то на полдня.
– Ну ладно, выручу. Но сначала в кассу сходим.
Дома Виток сказал, что завтра получит деньги за летнее золото. И они с Дашей весь вечер планировали, на что потратиться в первую очередь, а что может и подождать. Список вышел длинным. Когда подвели черту, Маришка попросила для себя новую гитару.
– Я песню разучиваю, в школе на концерте один дядя пел. И никак подобрать аккорды не могу – гитара старая, настрой не держит.
Виток переглянулся с Дашей: да, конечно. Кроме еды, давно ничего не покупали. А Маришка часто по вечерам играла и пела из самоучителя: «Степь да степь кругом», «Вот мчится тройка почтовая»… Виток и Даша потихоньку подпевали. Песни всё были грустные, но почему-то на душе становилось светлее. «Вот как это можно было так сочинить?» – спрашивал он Дашу. Она улыбалась: «В этом и загадка. Потому и поют до сих пор».
На следующий день, получив наконец свои кровные, орколиканцы глухо роптали в коридоре. На трудодень вышло много меньше, чем ожидали. Пётр и ещё двое инициативных долго шумели в бухгалтерии, но ничего не добились. Тогда Пётр отправился к Мигулину. Тот вышел к народу в вестибюль, где была касса, и попросил тишины.
– Да, мы думали, что будет больше, – начал он. – Но сказались разные негативные факторы…
– Что ещё за факторы! Полтора месяца назад, когда первый раз посчитали, не было никаких факторов, – галдели все.
Мигулин поднял руку, успокаивая, и стал перечислять. Один из блоков до конца не домыли? Не домыли. И золота взяли меньше, чем планировали. Конечно, дожди помешали, никто не виноват. Но возникли лишние затраты на укрепление плотины. К тому же из-за дождей раскисла дорога, пришлось несколько раз вместо машин вертолёт использовать. Это намного дороже. И ещё вот какое дело… И учтите, что… А кроме того, оказалось… И поэтому…
Он говорил долго, и к концу его речи еле слышные вначале оправдательные нотки сменились обличительными: «Сколько заработали, столько и получили, а рваческие настроения я буду пресекать». Кто-то попытался продолжить диспут, но Мигулин жёстко осадил: «Кому что непонятно, заходите ко мне по одному. Объясню ещё раз». И удалился. Все поняли, что лучше не заходить. Разошлись, бурча между собой.
– Наговорил про бузину и дядьку, но ясно же, что нахимичили они там, – говорил Пётр, по обыкновению широко раскидывая руки. – Единожды соврамши, кто тебе поверит… Ревизию бы провести, да что толку. Он всех ревизоров купит.
– Не ревизию, а аудит, – поправил Виток.
– Да как ни назови… Не судьба нам с тобой в парчовых портянках походить, как в прежние времена старатели ходили. Ладно, до лета дожить хватит, если не увлекаться. Но всё-таки придётся и мне подножный корм в посёлке поискать. Я, конечно, люблю жареную картошку, но хочется иногда и мяса.
После обеда они латали прохудившуюся крышу на больнице – на замену всей кровли у главврача денег не было. Морока заключалась в том, что новые листы шифера были больше по размеру, чем старые, и их волны не совпадали. Поэтому края листов не стыковались ровно. Крыша получилась некрасивой, но что делать, зато потолки в дождь не будут протекать. Деньги получили сразу же. За опасность работы на высоте Пётр выпросил добавку сверх уговора и убедил Витка пойти и отметить по-настоящему оба расчёта: за золото и за крышу.
Устроились дома у Петра. Разбавили «Роял» наполовину водой, Лариса сообразила закусочку и посидела с ними немного, потом ушла с деньгами в магазин – они жгли руки, не терпелось что-нибудь купить. Виток порывался сходить домой и отнести получку Даше, но Пётр остановил: «Успеется. Завтра вместе отоваритесь». Он снова налил по пятьдесят.
– А теперь, как положено, за тех, кто в поле. Сколько нашего брата сейчас не могут себе позволить даже выпить по-человечески! А мы сидим в тепле, кайфуем. Давай!
Чокнулись, опрокинули, закусили.
– Только сегодня и кайфуем, – сказал Виток. – Ещё вчера не знали, что на стол поставить… А вообще тем, кто сейчас в поле, даже легче. Может, они и без водки сидят, но, по крайней мере, какую-нибудь гречку с тушёнкой каждый день имеют. А если повезёт, то и оленину или хотя бы рябчиков. А мы тут рыскали всю зиму, как волки голодные.
– Да, Виток, дожили мы с тобой. Уже коммунизм должен быть больше десяти лет, а вместо этого лапу сосём… А ты верил в него?
– Что значит «верил»? Я знал. Нас же убедили: все программы прежние были выполнены – значит, и эта тоже будет выполнена. Это сейчас понятно, что дураками мы были. Видели же, что чем дальше, тем хуже в магазинах.
– Ну, я-то и тогда сомневался, – сказал Пётр. – Ишь, захотели: «каждому по потребностям». Лет через двести, может, да. Когда термояд освоят. Но не через двадцать же. Давай ещё по одной…
– А я, помню, всё удивлялся: вот осталось совсем чуть-чуть до коммунизма, везде ведь только о наших успехах твердят, значит, пора постепенно деньги отменять, у классиков же написано: денег при коммунизме не будет. Думал, что начать должны с малого, с копеек: проезд бесплатный сделать в автобусах, спички там, газировку без денег отпускать. Газеты раздавать всем желающим. А ничего такого почему-то нет… Сейчас даже стыдно вспомнить.
– А ты помнишь, что была ещё задача – воспитание «нового человека»? Который живёт по моральному кодексу, весь из себя такой непогрешимый. Тоже чушь поросячья. «Совесть пассажира – лучший контролёр»… Человек хоть и разумное, но всё-таки животное. А разумом трудно инстинкты перебороть. Он у нас недавно появился, а инстинкты миллионы лет передавались, от инфузорий через рыб к рептилиям и так далее.
– А при чём тут инстинкты?
– Ну как при чём? Они у каждой особи направлены на собственное выживание, достижение максимального личного благополучия. Как их можно за двадцать лет подавить? Это же закон естественного отбора. А теперь и подавлять бросили. Поэтому такие, как Мишка, наверх вылезли. А вот нам, наверное, здорово эти инстинкты приглушили, поэтому мы сейчас там, где мы есть.
– Они у нас и так были приглушённые, – не согласился Виток. – От предков такие достались. А мы сознательно сами их ещё укрощали.
– Не в предках дело. У достойных людей дети тоже бывают подонками. А почему, кстати? Вот мы все в школе проходили одно и то же: «человек выше сытости», «чтобы не было мучительно больно» и всё такое. Но одни прониклись, а на других не подействовало. Им как раз собственная сытость превыше всего.
– Да тут вообще такие дебри начинаются… Вот голуби, например, заклёвывают слабых и больных сородичей, потому что для процветания вида нужно, чтобы потомство давали только сильные и здоровые птицы. И если бы голуби боролись с этим инстинктом, они деградировали бы и вымерли. Может, поэтому они такие красивые.
– Так это голуби. Красивые, конечно, но глупые птицы. А человек придумал такие вещи, как мораль, совесть. Больных не заклёвывает. Значит, из-за этого должен деградировать?
– Но войны-то тоже человек придумал! А на войне, наоборот, самых сильных и здоровых уничтожают. У животных такого нет… И вообще где-то я читал, что для комфортного существования как биологическому виду человеку разум не нужен. Это излишняя способность, пробный шар эволюции. И есть вероятность того, что в будущем на земле будут господствовать те, у кого инстинкт выживания преобладает над разумом.
– Мы и сейчас это наблюдаем, – мрачно сказал Пётр. – Но это временно. Всё равно будущее за нами – укрощёнными и разумными. Хрен им… Давай за нас!
– Давай…
– Кстати, о птичках, – сказал Пётр, дожёвывая колбасу. – О тех же голубях. В детстве во дворе у нас голубятня была. И вот однажды сидели мы возле неё на лавочке, и кто-то из пацанов, кажется, Вадик Грязев, держал в руке голубя, гладил и всё приговаривал: гуля-гуля, сейчас вот пойду, сварю из тебя супчик, пообедаю перед школой. Ну, прикалывался, конечно, как сейчас бы сказали. А голубь терпел-терпел, а потом взял и какнул ему на штаны. Вадик с рёвом вскочил, выкинул голубя, тот улетел, счастливый, а мы вокруг все чуть со смеху не померли. Долго ему потом про этот супчик напоминали…
Виток представил, как это было, и захохотал. Славно было снова сидеть на кухне у Петьки, не спеша опустошать бутылку и разговаривать «за жизнь». С приездом Даши эти посиделки прекратились, хотя Пётр и звал иногда. Но Виток не хотел оставлять Дашу одну вечером. Это сегодня вот расслабился немного.
– А вообще, конечно, будущее за нами! – вернулся он к разговору. – Но вот такой новый человек, как в этом кодексе прописано. – Я не уверен, появится ли он когда-нибудь. Даже и через двести лет. Такой дистиллированный, без недостатков… Не как индивид – они-то, может, и будут попадаться, – а как вид в целом. Это всё равно что капитан Гагарин.
– Не понял, – крутанул шеей Пётр. – При ч-чём тут Гагарин?
– Ну как же. Гагарин полетел старлеем, а приземлился майором. Капитаном не был. Так и тут.
– Да ты прямо философ… М-мануил Кант, йё… понский бог. – Пётр всё труднее ворочал языком.
Виток посмотрел в окно и встал из-за стола. Петька хоть и здоровяк, а пьянеет быстро. Хорошо сидим, но надо идти.
– Ну, пошёл я. Темнеет уже, Даша меня потеряет.
– С-сдаваться идёшь? Тогда всем привет…
Вошла Лариса с сумками.
– Уй ты, мой маленький, уже набрался. Быстро что-то.
– Пст! – грозно сказал Пётр. – П-потеряйся!
– Ой, как я боюсь… Ну пойдём, пойдём. Сейчас ты у меня ляжешь, отдохнёшь…
Лариса привычно начала управляться с Петром. Он что-то неразборчиво бормотал и пытался погладить её ниже поясницы. Виток вышел на улицу. Дневная оттепель сменилась лёгким морозцем. Под ногами стеклянно хрустели ледышки. В синеющем небе мигали первые звёзды. Впереди, на другой стороне улицы, тепло и уютно светилось его окно. Он вспомнил про пустые глазницы своего нового дома, и по сердцу пробежал холодок. Засветятся ли они когда-нибудь? С такими доходами стройка лет десять будет тянуться. Что-то надо делать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Все эпиграфы взяты из произведений А. и Б. Стругацких.
2
Камера предварительного заключения.
3
«Комок» – коммерческий магазин.
4
Каротажник – специалист по геофизическим исследованиям скважин.
5
Эфеля, эфельные отвалы – промытые пески, из которых извлечено золото.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
Всего 10 форматов