Блуждающий

Я разве что макароны отваривать с пельменями умел и омлет жарить.

– Немного.

– Тогда научу. Потом и готовить будешь. В-третьих, стирка и глажка твоих вещей на тебе. Это, надеюсь, и так понятно. В-четвертых. – Он очертил в воздухе круг кончиком ручки. – Видишь, как у меня чисто? Вот я хочу, чтобы так и оставалось. Посуду убираешь сразу, моешь тоже. Не люблю грязь. Пылесошу я два раза в неделю, но если насвинячишь где-то, то будь добр пробежаться с пылесосом разок-другой. Ну и запомни, что на выходных я не встаю раньше восьми, так что не шуми, если встанешь раньше. В будни я в шесть просыпаюсь, сервис мой не так далеко. Возвращаюсь к вечеру, но могу задержаться.

Он закончил и посмотрел на меня выжидающе.

– Вы просыпаетесь в шесть? – удивился я.

– А что тебя так удивляет?

– Так вы же сказали, что рядом с домом работаете.

– Дима, в Москве «рядом» – это понятие растяжимое. Мне все равно ехать по пробкам.

Мне было уже как-то невесело. Взрослая жизнь еще не началась, а меня уже нагрузили обязанностями.

– Ну что, согласен? – опять спросил дядя.

– Да вроде, – неуверенно ответил я.

– Со всем согласен?

– Со всем. – Еще неувереннее.

– Ну и хорошо. – Он снял очки и отпил уже остывший чай. – Мы с тобой поладим. Я не хочу из тебя служанку делать, но ты понять должен, что такое взрослая жизнь. А то всю жизнь у мамки за юбкой прятаться все равно не сможешь, придется и самому. Вот и научишься. А так все нормально будет. – Он достал из вазочки конфету и с наслаждением съел, потянулся за новой. – Расскажи о себе что ли. Только не об учебе, лучше что-то веселое. Ты куришь, кстати?

– Нет.

– Ну и не надо, а то зубы желтые будут. Я вот тоже не курю. А то дымят некоторые как паровозы.

Я невольно вспомнил Тоню. Ее блистательный образ в терпком и прекрасном дыму.

«А я, кажется, люблю курящих как паровозы», – подумалось мне.

Я рассказывал все веселое, что мог вспомнить, а дядя даже улыбался иногда. Не хитро или задумчиво, как прежде, а обычно, как все люди улыбаются. Только глаза у него все еще тусклые были и будто бы немного грустные. Я и о том, как мы с Костиком на ночную дискотеку к подружке его сбежали, рассказал, и о том, как с уроков смывались в футбол играть, и про то, как в школе чуть дверь не выломили, когда пытались из закрытого класса достать забытые там пакеты с формой. Но особенно дяде понравился рассказ о том, как мы с Костиком решили лодку угнать.

Как сейчас помню тот ясный майский день, выходной, когда все отправились праздновать, а рыбаки оставили лодки у берега, привязав к причалу. Мы с Костиком, словно какие-то военные шпионы, натянув капюшоны толстовок, аккуратно шли по трескавшимися старым доскам причала, постоянно оглядывались и пробирались к лодкам. Мы даже не знали, какую хотим угнать. Костик говорил, что его подружке синяя нравилась, а я убеждал, что синяя совсем старая и брать надо не ее, а зеленую. Она пусть и не очень красивая, зато новее. Но Костик и тут настоял на своем. И вот мы, два шпиона-негодяя в капюшонах, спрыгнули в синюю лодку с причала, чуть ее не перевернув, отвязались. Обязанности наши разделись: Костик разбирался с мотором, а я стоял на шухере. И пока друг пытался вспомнить устройство, какое видел на отцовской лодке, и тихо поругивался, я сидел на краю причала, свесив ноги над лодкой, и глядел вдаль. А какой живописный причал у нас был, загляденье! Редкий лесок, чуть покачивавший кронами на ветру, поля вдали, ленивые облака в голубом небе и яркое солнце, бросающее на землю лучи цвета сливочного масла. И так я засмотрелся, что не увидел даже, как из-за куста вышел какой-то мужчина, завидел нас и закричал. Тут-то Костик запаниковал. Так и не разобравшись до конца с мотором, он интуитивно ткнул куда-то и, о, чудо, лодка завелась! Я еле успел спрыгнуть, как она зарокотала и понеслась вперед по реке. Как с управлением разобрались, не вспомню. Но лодку мы припарковали в камышах за деревней, хорошенько присыпали ее и ушли искать Костикову подругу. Свидание у них удалось на славу. А мне влетело от папы. Несильно, но неприятно.

Отчего-то эта история дяде особенно понравилась, а почему – так и не сказал. Зато посмеялся.

После третьей чашки чая я рассказал ему о семье. О маме и папе старался говорить меньше, а больше – о Лешке и Аленке. Но говорил я недолго. Отчего-то взгляд дяди меня смутил. Слишком он грустный был, словно не очень приятно слышать ему о чужих детях. И я вернулся к рассказам о веселостях. Они нравились куда больше.

Дядя долго меня слушал, почти не перебивал. Я с радостью принял роль рассказчика, потому что слушатель напротив оказался вполне приятный.

День клонился к вечеру. Закат в Москве был некрасивый: в тот день он и вовсе скрылся за тучами, и никого яркого цвета по небу так и не разлилось.

Так прошел первый мой «взрослый день». И на утро началась уже совсем другая жизнь.

Глава XV: Московские выходные и будни

Первые дни в Москве я убирался дома, устраивался и все пытался выйти из дома, но то дождь начинался, то мама звонила, то Костик приглашал по «Скайпу» поболтать. Дня три я просидел в квартире, смотрел телевизор и искал в интернете, куда бы сходить в Москве. Путь я наметил, все по старинке: Красная площадь, Кремль, ВДНХ, «Москва-сити». Еще хотелось в Планетарий сходить и в Палеонтологический музей. Я в детстве с ума сходил по динозаврам и книжкам про Космос, никак не мог отказать себе в этой слабости.

Но вот, наступил четвертый день, и дядя отправил меня в магазин. Сказал, как дойти до того, в котором он обычно закупается, и сообщением сбросил, что нужно купить. Я собрался, надел что поприличнее, закрыл квартиру и вышел на улицу.

В тот день в Москве было жарко, но стоило мне подойти к месту, где еще недавно меня оставила Тоня, как, казалось, похолодало. Я поежился, отвернулся к дому и посмотрел вверх. Ни облачка, а небо такое же голубое, как и на юге. Я натянул кепку пониже, чтобы глаза не слепило, и пошел по обговоренному маршруту мимо таких же пятиэтажек, отличавшихся только количеством заплаток. В каждом московском дворе было по детской площадке, пусть и небольшой, но достаточно ухоженной, несколько деревьев и дорожки. У подъездов на лавочках кое-где сидели бабушки и разговаривали, а по проезжей части то и дело проезжали машины.