СЕРДЦЕ ЗА СТЕНОЙ

– Нет, – признаю я.

– Без записи вы не сможете его увидеть. Звоните по главному номеру.

Я крепче прижимаю сумку к груди, чувствуя под пальцами твёрдый контур планшета, на котором уже загружено видео.

– Я уверена, что он захочет это увидеть, – настаиваю я.

– Вам нужно говорить с его помощниками. Номер есть на сайте.

– Это срочно. Речь о здании на 2-й Строительной, которое он недавно приобрёл.

– В чём именно срочность? – Екатерина смотрит на меня с лёгким раздражением.

Я делаю глубокий вдох.

– Это связано с самим зданием. Ему нужно это увидеть.

– Вам придётся объяснить подробнее, – говорит она, скрестив руки.

– Это только для его глаз, – твёрдо заявляю я. – Крайне важно.

Екатерина оценивающе смотрит на меня, словно пытается разгадать загадку. Наконец, она берёт телефон.

– У меня тут женщина с чем-то по поводу 2-й Строительной, – говорит она в трубку, не сводя с меня глаз. – Не хочет говорить, что именно. С её слов, информация только для Прохора Алексеевича? Не знаю. Она считает, что это срочно, но не уточняет.

Она кладёт трубку.

– Сюда, – командует она и ведёт меня по коридору мимо ряда кабинок. Мы проходим ещё один лифт, у которого тоже чёрная панель. Неужели эти лифты с чёрными панелями ведут в кабинеты наверху? Наконец, мы останавливаемся у двери с табличкой «Маркина Ольга». Екатерина стучит.

– Подождите, – вмешиваюсь я. – Мне нужен именно Прохор Алексеевич. Только он.

Из-за двери доносится женский голос:

– Да.

Екатерина жестом приглашает меня войти.

Ольга Маркина – статная женщина лет сорока с длинной шеей, каштановыми волосами и ярко-алыми губами, которые кажутся нарисованными кистью художника.

– Что именно вы хотите показать Прохору Алексеевичу? – спрашивает она, окидывая меня холодным взглядом.

– Это исключительно для него, – повторяю я.

– Мы так не работаем, – отрезает Ольга. – Я посмотрю, что у вас там такого срочного, и решу, стоит ли это передавать наверх.

– Это только для него…

– Ответ – нет, – она машет рукой, словно отгоняя назойливую муху. – Можете идти.

– Пойдёмте, – подхватывает Екатерина.

– Нет, подождите! – я повышаю голос. – Это от жильцов. Информация о здании, которую он должен знать.

– Ему не нужно ничего знать о том здании, – Ольга говорит с ледяной уверенностью. – Он сносит его, и это, знаете ли, решает все проблемы.

– Нет, он должен знать… послушайте, мы теряем свои дома! Я просто хочу показать ему короткое видео. Оно о том, что это место значит для нас…

– Это категорическое нет, – обрывает Ольга. – Самое твёрдое нет, какое только можно представить.

– Пойдёмте, – повторяет Екатерина, уже теряя терпение.

– Но мы теряем свои дома!

– Никто ничего не может с этим поделать, – отрезает Ольга.

Я не знаю, почему её слова так сильно меня злят, но во мне закипает гнев.

– Прохор Алексеевич может что-то сделать! – выпаливаю я. – Он может изменить своё решение. Я слышала, что есть другие способы реализовать этот проект. Если бы он только посмотрел… Это просто мы, рассказывающие… – я открываю портфель, включаю планшет и нажимаю «плей», наклоняя экран так, чтобы обе могли видеть. Видео начинается с Людмилы Васильевны – она самая убедительная. Она говорит о том, что значит для неё дом на 2-й Строительной.

– Боже мой, – стонет Ольга, закатывая глаза.

– Пойдёмте, – снова тянет Екатерина.

– Всего минуту его времени! – я закрываю портфель, обрывая рассказ Алины.

– Вот что вам нужно понять, – Ольга наклоняется ближе, её голос звучит как сталь. – Даже если бы принцесса лебедь и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна приковали себя цепями к этому зданию, Прохор Алексеевич не остановил бы снос. Более того, если бы они там стояли, он с особым удовольствием сам запустил бы в них кран с шаром.

Я крепче сжимаю планшет. Какой человек мог бы с удовольствием разрушить здание, если бы там стояли принцесса лебедь и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна? И этот человек держит в своих руках нашу судьбу?

– Я не верю, – говорю я, вспоминая, как Прохор Агатов аккуратно убрал мой телефон в маленький кармашек – маленький, но такой тёплый жест, когда я сидела на корточках, умирая от страха. У меня мелькает безумная мысль: эти женщины просто не понимают его.

– Он получил бы особое удовольствие от этого, – повторяет Ольга. – Нравится вам это или нет, я делаю вам одолжение. Потому что, если бы я отправила вас наверх, и – поверьте, это было бы чудом, – вас бы пропустили, и вы показали бы ему эти несколько секунд вашего видео? Он ускорил бы снос. Если есть что-то, что Прохор Алексеевич ненавидит, так это когда его время тратят на подобные вещи.

– Уходите добровольно, или вас выведет охрана, – добавляет Екатерина.

Побеждённая, я следую за Екатериной и её ярким светлым пучком обратно к лифту. Она провожает меня до самых дверей и нажимает кнопку вниз. Кнопка только одна – вниз.

Лифт высаживает меня в роскошном вестибюле.

Это не может быть концом. Это не должно закончиться вот так.

Я медлю, притворяясь, что жду лифт. Я не могу вернуться домой с поджатым хвостом.

Я наблюдаю, как женщина проводит картой по чёрной панели, ведущей к верхним этажам. Карта висит у неё на шее. Что, если я подойду и встану рядом? Просто войду вместе с ней? Двери открываются. Она замечает мой взгляд и хмурится. Я теряю решимость, и двери закрываются.

Ладно, попробую с следующим. Мужчина проводит картой по панели. Я подхожу, встаю рядом, стараясь выглядеть так, будто мне здесь место.

Он бросает на меня взгляд, затем смотрит вперёд. Потом снова на меня.

– Могу помочь? – спрашивает он.

Я улыбаюсь как можно ярче.

– Еду на шестой.

– Где ваш пропуск? – он кивает на пустое место на моей груди.

Я прижимаю руку к груди.

– Ой… у меня его нет.

– Вы работаете на шестом?

– Э… нет, – признаю я.

Он качает головой.

– Второй этаж, – он указывает на другой лифт.

– Спасибо, – бормочу я.

Я замечаю охранника, который наблюдает за мной. Он говорит что-то в телефон, не сводя с меня глаз.

Я обхожу фонтан с огромным валуном и направляюсь к выходу.

В этот момент в вестибюль заходит почтальон с тележкой. Что-то внутри меня успокаивается. Я придерживаю для неё дверь, она благодарит и проходит дальше. Я слежу, как она пересекает вестибюль. Охранник встречает её у лифтов, проводит картой по чёрной панели, двери открываются. Она заходит с тележкой и улыбается.

Двери закрываются.

Охранник смотрит на меня.

Теперь он точно меня выгонит. Я разворачиваюсь и выхожу на яркий солнечный тротуар… с новой, ошеломляющей идеей, зарождающейся в моей голове.

***

Я взяла ещё один выходной, но на мне форма, а через плечо перекинута моя верная синяя сумка.

Я вхожу в офисное здание Агатова с высоко поднятой головой. Это может навлечь на меня неприятности, но я напоминаю себе, что жизнь слишком коротка, чтобы не делать важные вещи, даже если они пугают и, возможно, немного безумны.

А нет ничего важнее моих друзей. Они – моя семья.

Алиса и Инна были в полном восторге, когда я рассказала им о своём новом плане. Они считают меня смелой.

Скорее, отчаянной.

Я обхожу фонтан и направляюсь к стойке охраны. Охранник с густой бородой выходит ко мне. Он ещё не узнал меня со вчера – люди редко запоминают почтальонов в штатском, и наоборот. Когда надеваешь форму, ты становишься воплощением Почты России, и тебе открыты все двери.

Я показываю ему небольшой пакет, адресованный Прохору Агатову. Сегодня утром я наклеила на него красную наклейку «Вручить лично», а затем добавила пустую наклейку, на которой крупными чёрными буквами написала: «Заказное с уведомлением» и «Только адресату».

Заказная доставка должна вручаться исключительно адресату, хотя, если честно, её могут принять и уполномоченные агенты. Я надеюсь, что они не слишком хорошо знают эту часть правил.

Охранник провожает меня к лифту, открывает его своей картой и улыбается, не выказывая ни малейшего признака узнавания.

– Спасибо, – говорю я, крепко сжимая сумку. Я разглядываю кнопки и нажимаю на шестую.

– Простите, – к охраннику подходит элегантная женщина в ярко-красном костюме, показывая свою карту. – Я из «МаксГрупп». У меня назначена встреча на десять на шестом этаже, я опаздываю, мне сказали зарегистрироваться у вас.

– Да, они звонили, – отвечает охранник, хлопая рукой по закрывающимся дверям, чтобы их удержать. – Заходите.

– Спасибо, – говорит она, входя в лифт и бросая на меня робкую улыбку. У неё короткие светлые волосы и потрясающие красно-белые туфли.

Я киваю и поправляю сумку. Мой пульс учащается, когда двери закрываются, и лифт начинает подъём.

Мы едем в тишине.

Секретари и ассистенты, скорее всего, попытаются расписаться за посылку, но я собираюсь настаивать, что она только для Прохора Агатова лично. Форма придаёт вес, и я рассчитываю на это.

Лифт замедляется, кнопки лениво загораются: первый этаж, второй, третий. Перед четвёртым раздаётся громкий треск над головой. Я хватаюсь за поручень, когда кабина сильно трясётся.

Она накреняется и с визгом останавливается. Свет гаснет, и через секунду загорается тусклый аварийный фонарь в углу.

– Боже мой, – шепчет женщина, вцепившись в поручень с другой стороны.

Моё сердце колотится так, что я слышу только его стук в ушах.

– Всё в порядке, – говорю я, стараясь успокоить себя. – Мы не падаем.

– Пока, – отвечает она срывающимся голосом.

– В лифтах куча предохранителей, – уверяю я, хотя сама не до конца верю в свои слова.

Сверху доносится ещё один скрип.

– Должен же быть аварийный вызов, верно? – спрашивает она, глядя на меня так, будто я должна знать ответ. Я же почтальон Москвы, она думает, что я эксперт по лифтам. Она удивилась бы, узнав, что я впервые оказалась в лифте всего два года назад.

Я подхожу к панели и в тусклом свете нахожу красную кнопку с рельефным изображением телефона и надписью шрифтом Брайля. Нажимаю.

– Алло?

Тишина.

Женщина достаёт телефон и звонит кому-то, сообщая, что опоздает. В этот момент панель оживает, и хриплый голос прорывается сквозь треск:

– Эй, это инженерная служба. Все целы?

– Да, – отвечаю я. – Нас двое, и мы в порядке. Что происходит?

– Ничего страшного, – успокаивает голос. – Электрическая неполадка. Вы в безопасности. Команда уже работает. Это займёт несколько минут. Вы в порядке?

Я смотрю на женщину.

– Сколько времени? – спрашивает она в голосовую панель.

– Немного, – отвечает голос.

Она вздыхает, её лицо искажено тревогой.

Инженер спрашивает наши имена, мы представляемся.

– Хорошо, Елизавета и Анна, сидите спокойно. Мы решаем проблему. Если что-то изменится, жмите кнопку, ясно? – и связь обрывается.

– Если что-то изменится? – повторяет Анна. – Что он имеет в виду? Что мы задохнёмся?

– Этого не случится, – говорю я с большей уверенностью, чем чувствую. – Он, наверное, про медицинскую помощь или что-то такое.

– Не очень-то утешает, – ворчит она, опускаясь на пол и обнимая колени.

Сверху раздаются металлические удары. Анна вздрагивает при каждом звуке, её взгляд прикован к потолку лифта.

– Или в случае превращения в оборотня, – добавляю я с лёгкой улыбкой.

Она резко поворачивается ко мне, широко раскрыв глаза.

Я посылаю ей озорную улыбку.

– Или появления вампирских клыков?

Она облегчённо смеётся.

– Боже, на секунду я подумала, ты серьёзно! – говорит она. – Прости, не мой день. И я не фанат лифтов.

– Всё будет хорошо, – уверяю я, усаживаясь рядом и ставя сумку на пол. – В лифтах правда куча предохранителей.

Удары прекращаются, но тут начинается жужжание дрели.

– Хотя, похоже, «немного» – это побольше, чем пара минут, – добавляю я.

Анна вздыхает.

– Честно говоря, я бы предпочла застрять здесь, чем идти на встречу, куда я направлялась. Лучше иголки в уши, пиявки на кожу или бесконечный Децл на повторе.

– Нет, – шепчу я в притворном ужасе. – Только не это.

Она откидывает голову на панель.

– У тебя, наверное, маршрут, да? Это выбьет тебя из графика?

Я пожимаю плечами.

– Ничего страшного. А ты здесь работаешь?

– Нет, – отвечает она с тоской. – Ну, то есть я начинаю месячное задание здесь, так что, наверное, да.

– Похоже, тебе это не в радость, – замечаю я.

– Недооценка года, – вздыхает она. – Не говори никому, ладно?

– Конечно, – киваю я.

Она благодарно кивает. Люди доверяют форме.

– И вот начинается первый из многих долгих дней. Долгих и мучительных.

– Так плохо?

– Хуже, – говорит она. – Три часа в пробке, чтобы сюда добраться, а теперь ещё это. И ад ещё даже не начался.

Я сочувственно морщусь.

– Твоя работа всегда такая?

– В общем, да, – отвечает она. – Казалось бы, не должна. Я наставник для руководителей, это же, по идее, крутая профессия.

– Наставник для руководителей?

– Мы помогаем руководителям развивать навыки. Моя специализация – мягкие навыки: эмоциональный интеллект, построение позитивных отношений, лидерство через вдохновение. Навыки, которые помогают агрессивно строить бизнес, те, что делают из человека хорошего управленца. Мы помогаем с этим.

– Звучит как что-то очень значимое, – говорю я, хотя удивлена, что такая молодая женщина – ей явно не больше двадцати шести – обучает руководителей лидерству.

– Казалось бы, правда? Я работаю в отличном агентстве, очень уважаемом, – она крепче обнимает колени. – Ладно, я готова, чтобы лифт поехал. Теперь я ещё больше боюсь, сидя тут. Моя встреча уже должна была начаться. А после неё я была бы свободна, гуляла бы под солнцем.

– Ох, – сочувствую я.

– Нет, я слишком негативна.

Сверху снова жужжит дрель.

– Так в чём проблема? Если ты не против моего вопроса.

– Дело вот в чём, – начинает она. – Есть два типа руководителей, которые обращаются к нам за наставничеством. Первые – успешные бизнесмены, которые горят желанием стать эффективнее, хотят учиться и расти. К сожалению, я с такими не работаю. Эти задания берут мои боссы.

– А какие тебе достаются?

– Меня отправляют, когда руководитель проиграл в суде, и ему – она делает кавычки пальцами – «по решению суда предписано пройти программу, разработанную аккредитованным наставником, для улучшения эмоционального интеллекта». – Она вздыхает. – И угадай, кто этот счастливый наставник?

– Ай, – морщусь я.

– Это худшее, – продолжает она. – Как будто какого-то вспыльчивого парня отправляют на курсы управления гневом после драки. Думаешь, он хочет там быть? Думаешь, ему нравится материал?

– Э… нет?

– Точно! Люди, которых я тренирую, меня не хотят. К тому моменту, как я появляюсь, кто-то из руководства уже показал себя с плохой стороны, и вмешался медиатор или судья. Мои тренинги – это способ для компании сказать, что они «решают проблему», но им обычно плевать, изменится ли что-то. Так что да, я – наказание. Я – объект их раздражения.

– Ох, – выдыхаю я.

– Боже, ты правда никому не расскажешь? – она проверяет телефон. – Хотя, честно, мне уже всё равно, если меня уволят.

– Ни слова, – обещаю я. – Всё остаётся в этом лифте… кроме нас, надеюсь.

Сверху снова раздаются удары и жужжание. Голоса инженеров перекрикиваются.

– Эти люди, с которыми я работаю – мужчины, будем честны, это всегда мужчины, – они просто презирают материал. Я стараюсь делать минимум, чтобы мы оба могли сказать, что дело сделано. Моя фирма получает деньги… Не знаю, почему я жалуюсь. Просто… это не та работа, о которой я мечтала, когда училась. Я думала, что буду помогать людям, а не быть их ненавистным наказанием.

Я киваю, сочувствуя. Неужели кто-то из команды Агатова оступился, и поэтому ему назначили наставника?

– Когда меня впервые отправили на индивидуальное наставничество к какому-то крупному боссу, я была в шоке. У меня есть диплом по психологии, куча тренингов, но никакого опыта, а меня отправляют к топ-менеджеру? Прямо в высшую лигу? Оказалось, я в списке для грязной работы.

– Неужели в твоей работе нет ничего приятного? – спрашиваю я. – Может, хоть что-то хорошее?

– Нет. И нужно быть самонадеянным, знаешь. Думаю, я выбрала не ту профессию. – Она вздыхает. – Тебе нравится быть почтальоном?

– Да, – улыбаюсь я. – Обожаю.

– Это, наверное, так здорово, – говорит она с завистью. – Любить свою работу.

– Это правда, – киваю я. – Когда любишь свою работу, это потрясающе. А когда жизнь становится тяжёлой, это маленькое пространство, где ты чувствуешь, что делаешь что-то хорошее, значит всё.

Она смотрит на меня с тоской.

– Хочу тоже делать что-то хорошее.

– А другие работы? – спрашиваю я. – Неужели нет вариантов?

– Кажется, уже поздно.

– Ты шутишь? Никогда не поздно! Не важно, тридцать тебе, пятьдесят или семьдесят. Сколько тебе, двадцать шесть?

– Двадцать семь.

– Пф, пожалуйста! – я рассказываю ей свою историю: как долго я жила в маленьком городке, который ненавидела, мечтая о другой жизни, лучшей жизни, но не решалась ничего изменить.

Я рассказываю, как разглядывала объявления об арендном жилье в Москве, гуглила адреса, смотрела на здания, но боялась сделать шаг, потому что никого не знала, да и был парень, с которым мы то сходились, то расходились, и мама в Подольске. А потом у мамы нашли рак. Я рассказываю, как боролась с больницами, чтобы получить для неё особое лечение, но они отказали. И она умерла.

– А отец? – спрашивает Анна.

– Его не было в нашей жизни, – отвечаю я. – Мама была невероятно независимой, удивительной женщиной. Она могла всё. Пока… ну, ты понимаешь.

– Мне очень жаль, – говорит она.

– Спасибо, – отвечаю я. – Суть в том, что это заставило меня понять, как коротка жизнь. И хотя мне было страшно, после похорон я вернулась домой, открыла сайт с недвижимостью и нашла объявление. Там упоминались гурманский попкорн и просмотр «Унесённые ветром» с соседками из дома. Я решилась. После всех этих лет, когда я смотрела объявления и не отвечала, тратя время в месте, которое хотела покинуть, мне понадобилась смерть мамы, чтобы сделать прыжок. И я так рада, что сделала это.

– Не знаю, хватило бы мне смелости, – говорит Анна.

– У меня её тоже нет! – смеюсь я. – Просто надо сделать. Жизнь коротка.

– Я потратила столько времени на эту работу…

– Но ты её ненавидишь, – напоминаю я. – И ты сказала, что даже если бы тебе дали хороших клиентов, ты не думаешь, что ты в этом хороша.

– Верно, – она отдирает наклейку с портфеля. – И я ненавижу своих руководителей за то, что они посылают меня к этим придуркам. И у меня даже нет страховки.

– Серьёзно? – хмурюсь я. – Полный рабочий день и без страховки?

– Технически я подрядчик. Так они избегают выплат льгот. Боже, это же ужасная работа, правда?

– Скажи, если бы ты могла делать что угодно, чем бы ты занялась?

– Уволилась бы. Показала бы им средний палец, потратила всю зарплату на туфли. Или на новый наряд. Пошла в гостиницу «Crown Plaza» и выпила бы целую бутылку их лучшего шампанского в одиночестве, а потом подцепила бы горячего парня.

– Я про работу, – смеюсь я. – Представь, что завтра ты просыпаешься и можешь заниматься чем угодно.

– Не знаю, – пожимает она плечами.

– Мечтай по-крупному, – подбадриваю я.

– Ну… есть одна вещь, – нерешительно начинает она.

– Какая?

– Моя подруга Ирина едет в Китай преподавать английский. Она уезжает на этой неделе. Звала меня с собой, там нужны учителя. Она уже звала меня раньше, а я отказывалась. Но мне нравится работать с детьми, и, думаю, это было бы весело. Это школа для девочек. Я даже смотрела её в интернете – такая милая маленькая школа. И мне правда нравится преподавать…

– Стоп-стоп-стоп, – перебиваю я. – Ты говоришь, что у тебя есть реальная возможность заниматься крутым делом вместо того, чтобы тренировать какого-то придурка, который будет тебя доставать, и ты выбираешь придурка?

– Ну, у меня аренда. Счета.

– Покажи руки, – требую я.

Она смотрит на меня с подозрением.

– Зачем?

– Просто покажи.

Она нерешительно вытягивает руки.

– Забавно, – говорю я. – Не вижу наручников. И ошейника на шее тоже нет. Похоже, ты свободный человек со своей собственной жизнью.

Она убирает руки, но я вижу, что зацепила её.

– Жизнь коротка, – повторяю я. – Это клише, но клише по причине.

Она смотрит в пустоту, моргая.

– Я серьёзна, Анна, – продолжаю я, чувствуя, как во мне закипает страсть. Иногда я слишком увлекаюсь, но с ней всё так ясно. – Когда лифт поедет, ты можешь не выходить на шестом этаже. Можешь нажать на кнопку вестибюля и выйти там. Разве не здорово?

– Дааа, – тянет она, глядя на кнопку с цифрой «1».

– Ну?

Она качает головой.

– Не могу.

– Анна, у тебя есть реальное предложение о работе. У тебя квартира? Отлично. Сдай её в субаренду или потеряй депозит. Купи билет на самолёт с подругой. Плати счета из Китая. У тебя есть работа, которая кажется крутой, а ты собираешься провести сколько там прекрасных дней своей жизни с каким-то придурком, который будет тебя третировать? И без страховки?

Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

– Он точно будет меня третировать.

Я качаю головой.

– Ты заслуживаешь лучшего.

Она моргает.

– Я могу сдать квартиру. Мой бывший придурок как раз ищет жильё.

– Вот и отлично! – восклицаю я.

Она шмыгает носом.

– Зарплата там будет так себе, но жильё и еда бесплатные. – Она смотрит на меня. – Я была бы счастлива.

– Ну? – подталкиваю я.

– Чёрт, – смеётся она. – Я правда не могу.

– Ты правда хочешь пойти наверх и тренировать придурка?

– Нет, – шепчет она, сжимая портфель и моргая. – Боже, Елизавета, я что, сделаю это?

– Да! – почти кричу я.

– Да! – она хватает меня за руку. – Потому что, почему нет?

– Точно! – подхватываю я.

– Я могу оставить этот кошмар позади, – говорит она, её глаза блестят.

Я встаю и указываю на кнопку первого этажа.

– Это может быть твоя следующая остановка.

– Дай проверю, есть ли ещё места, – говорит она, доставая телефон и звоня подруге. Она говорит, что думает поехать. Я дрожу от восторга за неё – её работа звучит как настоящий ад. Я слышу, как её подруга визжит от радости через телефон.

Анна вешает трубку и сообщает, что подруга делает звонки. Учителя всё ещё нужны, и, возможно, есть места на стыковочном рейсе до Шанхая.

– Не могу поверить, что я застряла в лифте с почтальоном, и ты уговариваешь меня бросить работу, – смеётся она.

– А почему почтальон не может уговорить тебя бросить работу? – подмигиваю я.

Её телефон звонит. Это подруга с хорошими новостями.

– Ладно, я в деле, – говорит Анна, убирая телефон. – Боже, я сделаю это. Я правда сделаю это.

– Ура! – восклицаю я.

– И я уволюсь без предупреждения. Просто уйду и не оглянусь – в наказание за то, что они посылали меня к придуркам.

Я внутренне морщусь – я всегда следую правилам и никогда бы не ушла с работы без уведомления.

– Ты уверена, что не стоит их предупредить? – осторожно спрашиваю я.

– Нет, – отвечает она с ликованием. – Пусть сами разбираются, когда я не появлюсь.

Мы застреваем ещё на двадцать минут. За это время она находит склад для вещей и звонит друзьям, чтобы помогли с переездом. Организация учителей в Китае работает над ускоренной визой.

Инженеры сообщают, что они почти закончили.

Анна поворачивается ко мне.

– Спасибо. Я снова счастлива.

– Пожалуйста, – улыбаюсь я. – Но план твой. Ты делаешь прыжок.

– Но ты меня подтолкнула, – она достаёт визитку из портфеля и протягивает мне. – Этот почта перестанет работать, как только они поймут, что я сбежала, но мобильный в силе. Если тебе что-то понадобится – обращайся. Если будешь в Китае, у тебя есть место, где остановиться, сестрёнка.

– Пришли мне открытку, – прошу я, записывая на клочке бумаги свой адрес и телефон.

– Круто, – улыбается она, забирая бумажку.

Наконец, лифт дёргается и останавливается на пятом этаже. Двери открываются. Нас встречают рабочие с ящиками инструментов и телефонами. Они извиняются, один протягивает нам бутылки воды, другой возится с панелью кнопок.

Нам предлагают пересесть в другой лифт, чтобы продолжить на шестой, но Анна заявляет, что едет в вестибюль.

Я обнимаю её и желаю удачи.

Разговор с Анной был отличным отвлечением, но через десять минут я возвращаюсь к реальности, выходя одна на шестом этаже с моим фальшивым отправлением. Я направляюсь к стойке ресепшен, радуясь, что Ольги и Екатерины нет.