Пламя Преисподней: Пробуждение Лилит

Жанна внимательно разглядывает меня долгое мгновение, словно оценивая товар на рынке.

– Пять тысяч рублей.

Я плотно сжимаю губы, обдумывая предложение. Деньги определённо пригодятся. Мои собственные скудные сбережения, которые я с таким трудом накопила в Питере, работая официанткой в захудалом кафе, тают с каждым днём. Месяца здесь точно не хватит, чтобы найти приличную работу в этой глуши. Никто не хочет нанимать беглянку без документов и рекомендаций. То, что она обещает, как раз пойдёт на билет отсюда на поезде дальнего следования, когда моё время в Каменных Копях окончательно закончится.

– Договорились, – киваю я решительно.

Наташа медлит и переминается с ноги на ногу, пока остальные девчонки начинают неспешно спускаться с холма, дурачась и танцуя между ветхими надгробиями в лунном свете.

– Начни подъём с самой вершины лестницы, – объясняет она тихим голосом, – затем спускайся медленно, спиной вперёд, считая до тринадцати. Внизу обязательно пройди через каменную арку.

Она нервно колеблется, и я начинаю терять терпение от этой затянувшейся паузы.

– И всё? Что должно случиться дальше? Неужели это всё представление?

– Как только пройдёшь через арку, откроются врата в преисподнюю, – её голос становится едва слышным шёпотом. Она тревожно оглядывает старинное кладбище и нервно теребит молнию на потёртой куртке. – Местная легенда гласит: если ты заглянешь в них, то умрёшь до конца этой же ночи. Если каким-то чудом выживешь, то семь ночей кошмарных несчастий постепенно сведут тебя с ума. Я слышала от местных старожилов, что никто ещё не доживал до седьмой ночи, не сойдя окончательно с ума или не умерев в страшных муках. В любом случае, врата заберут то, что захотят взять.

Я задумчиво жую внутреннюю сторону щеки.

– Звучит весьма зловеще.

– Ты обязательно справишься, – её голос звучит так неуверенно, будто она пытается успокоить скорее себя, а не меня.

– А кто-нибудь из ваших знакомых это действительно делал?

– Ну… – Наташа неловко опускает голову и начинает рыть носком ботинка мокрую землю. – Жанна подначивала меня попробовать, когда я только сюда переехала четыре года назад из Новгорода. Я сказала всем, что прошла испытание, хотя на самом деле струсила в последний момент. Но вот сын Анны Петровны… Говорят, он это действительно сделал, и уже на той же неделе попал в жуткую аварию. На дороге к северу от нашего посёлка внезапно образовалась огромная воронка от весеннего размыва грунтовых вод, и его старенькие «Жигули» рухнули прямо в эту трещину. Один из его закадычных друзей признался Анне Петровне прямо на похоронах, что накануне они были здесь и курили анашу.

– Простое совпадение, – буркаю я скептически.

Крупица искреннего сочувствия к Анне Петровне всё-таки тянет меня за душу. Жить каждый день рядом с этим мрачным напоминанием о последних днях её единственного сына – должно быть, поистине тяжкое бремя для материнского сердца.

– Я просто хочу сказать, что не скажу остальным девчонкам, если ты решишь притвориться, как когда-то я.

– Спасибо за заботу, – огрызаюсь я, не скрывая откровенного яда в голосе.

Она великодушно предлагает прикрыть меня, но всё равно участвует во всей этой комедии, прекрасно понимая суть шутки надо мной. Жанна долго шепталась именно с ней перед подъёмом на этот проклятый холм – кто знает, может быть, это вообще была её собственная гениальная идея подбить меня бегать и вилять задом у этих древних развалин.

Наташа болезненно отстраняется с обиженным выражением на бледном лице. Нахмурившись и поджав губы, она неуверенно плетётся вниз за остальными подругами.

– Пора с этим делом окончательно покончить, – бормочу я решительно под нос.

Равнодушно оглядывая обветшалую каменную лестницу, ведущую в никуда, я начинаю медленный подъём. Потёртые временем камни оказываются скользкими от влажного изумрудного мха и осенней сырости. На половине пути я тяжело выдыхаю, чувствуя, как теряю равновесие на неровной поверхности. Судорожно хватаюсь за обрушающуюся стену руин древней часовни, в животе тревожно бурлит от высоты. Падение с верхней ступени, конечно, не такое уж высокое, но будет чертовски больно, если раскроить череп о крупные покрытые мхом камни внизу.

Если другие смельчаки пробовали это испытание после такого же дождливого дня, как сегодня, то держу пари, они просто поскальзывались и разбивались насмерть о камни. Наверное, именно так и родилась эта мрачная легенда в народе.

Наверху я осторожно шаркаю подошвой ботинка по осыпающемуся краю ступени. Мелкие камешки и крошки раствора сыплются вниз с тихим стуком. Глубоко вздохнув для храбрости, я оглядываюсь через плечо и начинаю медленно спускаться спиной вперёд, широко раскинув руки для равновесия. Мысленно считаю до тринадцати, как велела Наташа.

У самого подножия деревья внезапно перестают шелестеть листвой, воздух замирает в неестественной тишине. Я больше не слышу голосов девчонок или каких-либо других звуков. Всё кладбище молчит, словно вымерло, и только глухой стук моих ботинок по последним ступеням нарушает эту гробовую тишину.

В животе неприятно скручивает от знакомого предчувствия. Это те самые странные, необъяснимые явления, что упорно преследуют меня повсюду, куда бы я ни переехала.

Не знаю точно, нужно ли продолжать идти именно спиной через арку, и мне уже наплевать на все эти глупые условности. Хочу поскорее убраться отсюда подальше. Решительно развернувшись лицом к арке, я демонстративно показываю два средних пальца, проходя через каменный проём.

Как я и думала, абсолютно ничего сверхъестественного не происходит. Зато я честно заработала свои пять тысяч рублей.

– Вот так! – кричу я вниз по склону холма изо всех сил. – Я прошла ваше дурацкое испытание! Довольны теперь?

Но погодите-ка… Я снова внимательно осматриваю всё кладбище вокруг, живот неприятно сжимается от тревоги. Девчонок нигде не видно. Я совершенно одна в этом богом забытом месте.

Я тяжело вздыхаю с досадой. Так и знала, что так оно и будет. Спорю на что угодно – они уже давно в своих тёплых постелях и ржут надо мной за то, что заставили пройти этот идиотский ритуал. Даже милая Наташа, оказывается, была в доле. Я уверена, она была мила и дружелюбна только для того, чтобы усыпить мою природную бдительность, но показного дружелюбия недостаточно, чтобы обмануть человека, который вообще разучился кому-либо доверять. Я сожгла эту способность давным-давно, в том самом адском пожаре, который дотла испепелил дом Жировых вместе с несчастной Верой Ивановной.

На одну секунду я наивно подумала, что здесь всё может быть совершенно иначе.

Как же глупо с моей стороны. Вот что я получаю за попытку выйти за привычные рамки и поверить в то, что достойна вписаться в чью-то дружную компанию. Да пошло оно всё к чёрту. Я прекрасно знаю, как устроен этот мир, но всё равно позволила себя одурачить, как последнюю простофилю.

Странное, едва уловимое чувство настойчиво тянет меня, когда я отхожу от древней арки, словно какая-то невидимая нить всё туже затягивается вокруг талии, чем дальше я удаляюсь от этого места.

То самое странное чувство дежавю возвращается с новой силой, будто какая-то часть меня смутно узнаёт эти мшистые кочки, которые я растоптала под ногами. Ощущение совершенно непрошибаемое и навязчивое. Вера говорила, что тоже чувствовала нечто подобное. Для неё это было похоже на что-то живое, отчаянно пытающееся выбраться наружу.

Я злобно смотрю на каменную арку под осыпающейся лестницей, и воздух снова начинает мерцать, как я уже видела раньше вечером. Тонкие, едва заметные серебристые линии, очень похожие на разряды статического электричества, стремительно мелькают в тёмном проёме. Затем они разом исчезают, словно их и не было, и уши неприятно закладывает от резкого перепада давления. Я прижимаю к ним ладони и медленно, недоумевающе моргаю. Неужели мне всё это просто привиделось?

Я почти окончательно убедила себя в том, что все эти видения – плод моего разыгравшегося воображения, пока непроглядную тишину не разрывает жуткий, нечеловеческий крик, от которого все волосы на теле встают дыбом. Кажется, кто-то настойчиво зовёт именно меня по имени.

Я резко оборачиваюсь на звук.

– Эй, кто здесь?

Таинственный голос звучит снова, но слова совершенно невнятные, почти как на каком-то древнем, незнакомом языке. Я его совершенно не понимаю. Слова тянутся и искажаются, словно игла граммофона, скачущая по деформированной пластинке.

– Наташа? – Гробовая тишина. – Девчонки? Ладно, ха-ха, очень смешно получается. Надеюсь, вы успели снять на телефон мою реакцию, потому что это был последний раз в моей жизни.

Сухая ветка громко хрустит где-то слева, заставляя сердце болезненно подпрыгнуть в груди. Ветер внезапно набирает силу, деревья над головой начинают тревожно шелестеть голыми ветвями. Низкий, чудовищный рык прорезает туманную октябрьскую тьму, затем горячий, обжигающий порыв проходит по затылку. Я стремглав бросаюсь вниз с холма, официально перестав сохранять какое-либо спокойствие.

В воздухе я улавливаю отчётливый запах дыма и задыхаюсь от знакомого страха, сковавшего горло железными тисками. Только не снова, молю я мысленно. Пожалуйста, не сейчас, когда я так далеко от дома.

Мои вспотевшие руки судорожно цепляются за шею. Воспоминания о том страшном пожаре атакуют сознание резкими, болезненными вспышками. Огня здесь нет, напоминаю я себе. Я в полном порядке и в безопасности. Я повторяю эти слова как мантру с каждым поспешным шагом, пока окончательно не поверю в них.

У самого подножия холма я резко останавливаюсь с раздражённым вскриком. Трое высоких парней неожиданно выходят из-за деревьев, уверенно преграждая мне единственный путь к отступлению. Один примерно моих лет, двое других заметно постарше. Возможно, девчонки знают их из посёлка или из соседних деревень. Неужели они всё это время прятались в чащобе и тайно наблюдали за представлением?

Все они высокие, мощного телосложения и излучают явную, ощутимую опасность. Самый невысокий из троицы, с растрёпанными белоснежными волосами, небрежно ставит ногу на старинное надгробие, которое мне едва по колено, делая его совсем игрушечным рядом со своей внушительной фигурой. Он нагло и насмешливо машет мне рукой.

Его спутники выше на добрых пару сантиметров, самый крупный из них – ещё и самый мускулистый. Он источает военную выправку и железную дисциплину, хотя волосы на макушке длиннее обычного, а по бокам аккуратно подстрижены машинкой.

Последний – с густыми растрёпанными чёрными волосами и множеством татуировок, спускающихся по мощной шее под воротник одежды. Он медленно облизывает губы, многозначительно склонив голову набок.

Но есть одна общая черта, которая их объединяет – глаза. Они словно светятся в непроглядной темноте, каждая пара разного оттенка: небесно-голубой, изумрудно-зелёный, золотисто-жёлтый. Но ведь это совершенно невозможно. Не знаю, каким образом они добиваются такого поразительного эффекта. Возможно, специальные цветные линзы из интернет-магазина?

Погодите-ка – вот оно что. Они, несомненно, часть всего этого спектакля. Девчонки специально подговорили их выпрыгнуть в самый подходящий момент и как следует напугать меня после прохождения испытания. Жгучий жар гнева нарастает под кожей. Чёрт побери их всех. Нет – я обязательно должна держать себя в железных руках.

Сердце бешено колотится, пока я лихорадочно прикидываю реальные шансы успешно прорваться. Девчонки говорили, что кладбище огибает старый дом Анны Петровны. Я вполне могла бы попробовать пробежать мимо руин древней часовни и затем вернуться через густой лес, когда окончательно оторвусь от этих придурков.

– О, как интересно, – блондин звучит явно довольным, медленно оглядывая меня с нескрываемым пристрастием. Он провокационно проводит белоснежными зубами по нижней губе с грубым, животным стоном. – Девочка. Давненько врата не тревожила женщина. Привет, красотка. Я собираюсь наслаждаться каждой минутой, проведённой с тобой.

Он многозначительно подмигивает, и моя голова невольно дёргается. Этот похотливый придурок дружески хлопает своего приятеля по массивной руке.

– Неважно, – рявкает здоровяк низким, гортанным голосом.

Одна только сила его голоса заставляет меня невольно содрогнуться. Мысленно прозываю его Страшным Ублюдком.

Третий молчит, но внимательно наблюдает. Он методично изучает меня с головы до ног с яростной, угрожающей гримасой на лице. Его злобный взгляд затем скользит мимо меня, презрительно оглядывая всё кладбище. Мышца напряжённо пульсирует в его чётко очерченной квадратной челюсти.

– Ты, – отрезает он мрачно, с гладким иностранным акцентом, который кажется совершенно неуместным в этой российской глуши. Его длинное тёмное пальто волочится по мокрой земле, когда он решительно шагает вперёд. Я крепко сжимаю губы, не собираясь вступать с ними в разговоры. – Ты недостойна великих тайн врат.

Похотливый кривится в усмешке.

– Почему ты всегда это говоришь?

– Заткнись, брат, – Страшный Ублюдок бьёт его по затылку.

– А что, если вы трое немедленно остановитесь, и я избавлю вас от лишних хлопот, – кричу я им. – Я просто ухожу отсюда!

Страшный Ублюдок решительно оттесняет остальных двоих, целеустремлённо шагая ко мне, словно я назойливый жук, которого он страстно жаждет раздавить подошвой. Кажется, он способен уничтожить меня одним своим грозным, испепеляющим взглядом. Его мощная, внушительная фигура вселяет первобытный страх, и я невольно отступаю, когда он с поразительной скоростью и ловкостью обходит кривые гниющие надгробия между нами. Он, должно быть, превосходно знает местность. Все трое мастерски избегают спотыкаться о неровную, коварную землю, пока я неуклюже пячусь назад, запинаясь буквально через каждый шаг.

– Твоя душа по праву принадлежит вратам, – цедит он сквозь стиснутые зубы.

Ледяной страх пронзает меня насквозь, словно клинок. Я сжимаю кулаки до боли. Он явно полностью вжился в свою роль. Эти три придурка определённо здесь для того, чтобы как следует напугать меня до смерти. И как бы ни хотелось это признавать, им это прекрасно удаётся.

– Пошли вы все к чёрту! – крик вырывается наружу помимо моей воли, и я окончательно забываю о попытках держать свои мысли при себе.

Они обмениваются жуткими, хищными ухмылками в ответ на мой отчаянный рык, затем начинают наступать все вместе: Мрачный Засранец и Похотливый Придурок по флангам от Страшного Ублюдка. Дрожь быстро нарастает в груди, пока всё моё тело не начинает мелко трястись с каждым их шагом в мою сторону. Я не отрываю широко раскрытых от ужаса глаз от этой троицы. Внутреннее чутьё настойчиво подсказывает мне, что если я отвернусь хотя бы на секунду, то станет ещё хуже.

– Хватит уже этого театра, – пытаюсь я сохранить хотя бы видимость спокойствия. – Поздравляю, вы успешно затравили новую девчонку в городе и напугали до чёртиков на этом жутком кладбище. Может быть, просто…

Моё напускное бахвальство резко обрывается пронзительным вскриком, когда я неловко спотыкаюсь о статую каменного ангела по колено высотой, наполовину выкопанную из промёрзшей земли, и болезненно падаю задом на влажные, холодные сорняки. Я морщусь, стиснув зубы от острой боли – мелкий острый камешек ощутимо ушиб моё мягкое бедро. Чёрт возьми, как же больно, завтра обязательно будет здоровенный синяк. Подняв пылающий от злости взгляд, я вижу, как три ухмыляющихся идиота внимательно разглядывают меня с нескрываемым интересом.

– Просто что, красавица? – Медленная, греховная улыбка Похотливого Придурка просто обворожительна. Как и жар в его странно ярких карих глазах, когда он откровенно скользит взглядом по моей груди.

Он неспешно подходит ближе и небрежно приседает рядом со мной. Запах потухшего костра приятно щекочет ноздри. Я не припомню, чтобы чувствовала запах горящих берёзовых дров, когда девчонки вели меня сюда на кладбище. Если не считать его откровенно дурацкого поведения, призванного напугать меня до полусмерти, он, поразительно красив: мужественная квадратная челюсть, копна ледяных белоснежных волос, небрежно падающих на высокий лоб, и золотые линзы, таинственно светящиеся в тёмной, туманной ночи.

Я инстинктивно отстраняюсь, когда он довольно мурлычет и медленно проводит длинным бледным пальцем по моей разгорячённой щеке. Его прикосновение должно было бы вызывать отвращение и панику, но этого почему-то не происходит. Вместо ожидаемого страха в груди медленно разливается странно приятное, убаюкивающее тепло – тепло, которое не пугает меня привычной потерей контроля над собой.

Что за чертовщина творится?

Его рот растягивается в самодовольную, хищную ухмылку, и он откидывает голову с хриплым, гортанным смехом, который буквально переворачивает все мои внутренности.

– Продолжить? О, с величайшим удовольствием. Я так же страстно жажду попробовать тебя на вкус, как ты жаждешь быть съеденной, моя потерянная девочка.

Моя губа презрительно кривится – я совершенно не впечатлена этими дешёвыми угрозами. Мне становится всё труднее сдерживать истинные чувства, реакции вырываются наружу без всякого разрешения.

Не понимаю, что его так безумно веселит. Что вообще не так с этими придурками? Неужели жизнь в этой богом забытой глухомани Ленинградской области настолько скучна и однообразна, что пугать случайных девчонок по ночам на кладбище – их единственное доступное развлечение?

Здоровяк издаёт глубокий, угрожающий рык и резко поворачивается к Высокому, Тёмному и Мрачному.

– Надо с ней окончательно покончить и закончить с этим делом. Я смертельно ненавижу этот мир.

Желудок неприятно проваливается, и я задыхаюсь от ужаса. Покончить со мной? Что именно они собираются со мной сделать? Я живо представляю, как переживаю одно ужасное событие за другим, если не сумею отсюда убежать, и в итоге меня разрубят на мелкие куски и отправят плыть по заросшему камышом ручью в чёрном мусорном мешке.

Прежде чем мрачные мысли окончательно уносят меня в дебри паранойи, чьи-то сильные руки уверенно поднимают меня на ноги. Похотливый нагло лапает мою попу, притворяясь, что просто сметает прилипшую грязь и сухую траву с моих коротких шорт. Он игриво цепляет палец за рваные сетчатые колготки и щёлкает ими по бедру с довольным, гортанным гулом. Я энергично отбиваю его беспардонно блуждающие руки, напрочь забыв о своём железном правиле никого не трогать. Это их с дружками прямая вина в том, что я вообще так нелепо упала.

К счастью, никаких случайных ожогов не происходит, как это бывало прежде, когда другие люди заставали меня врасплох и прикасались без предупреждения. Мне срочно нужно убираться отсюда подальше. Я совершенно не в настроении участвовать в их играх.

Нисколько не смутившись моим сопротивлением, он уверенно обхватывает мою талию и крепко прижимает к своему мускулистому телу. Я невольно ахаю от того, насколько он горяч – его естественное тепло окутывает меня, словно тёплые, убаюкивающие объятия. Это приятное ощущение медленно просачивается через его мягкую фланелевую рубашку в мою потёртую толстовку, и ещё одно странное, чужеродное тепло неожиданно поднимается где-то глубоко во мне. Я изо всех сил пытаюсь затоптать это странное, необъяснимое трепетание в животе.

Нет уж, тело. Мы категорически не испытываем тёплых чувств к кому бы то ни было, когда нам откровенно угрожает смертельная опасность, глупое ты моё.

– Ты никогда и ни в чём не веселишься, здоровяк, – он бросает пренебрежительный, насмешливый взгляд через плечо на остальных двоих, небрежно отмахиваясь от грозных слов о том, чтобы со мной окончательно покончить. – Я хочу немного поиграть сначала. Слишком уж долго мы не были здесь, наверху. Она по праву наша на все семь ночей, пока священный долг не позовёт нас обратно.

– Твоё наглое неуважение к прямым приказам начинает серьёзно стареть, Демид, – угрожающе рычит Страшный Ублюдок через всё кладбище. – Я непременно выполню свою угрозу и доложу о твоём поведении вышестоящим.

– Я всё равно добросовестно делаю свою работу, – невозмутимо отвечает Похотливый – теперь я знаю, что его зовут Демид. Он настойчиво прижимает нос к изгибу моей шеи, глубоко вдыхая мой запах. Я болезненно вздрагиваю, отчаянно пытаясь вырваться из его железной хватки. Несмотря на свою обманчивую худощавость, он оказывается гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд, легко удерживая мои руки в своём стальном захвате. – Чёрт побери, ты пахнешь просто обворожительно. Как свежая поджаренная корица с мёдом. Интересно, на вкус так же хороша?

Я издаю сдавленный вопль ужаса, когда чувствую, как его горячий язык медленно скользит по чувствительной коже моей шеи. Боже мой, его язык… он что, раздвоенный, как у змеи? Ещё один низкий, греховный стон вибрирует у самого основания моей шеи. Живот неприятно проваливается, отчаянно борясь с противоречивым желанием одновременно вырваться и прижаться ближе. Сила этой смешанной, противоречивой реакции оставляет меня в полном смятении и головокружении.

– Восхитительно, – довольно мурлычет он. – Я просто обожаю этот тонкий привкус первобытного страха. Он заставляет твою горячую кровь буквально петь в жилах. – Он без малейших усилий поднимает меня, словно я вообще ничего не вешу, а я продолжаю отчаянно бороться, отбиваясь локтями и ногтями изо всех оставшихся сил. Совершенно напрасно – он неумолимо тащит меня к остальным двоим. – Она просто невероятна на вкус.

Пульс оглушительно стучит в ушах, пока все трое постепенно окружают меня плотным кольцом, безжалостно замыкая со всех сторон. Рваное, прерывистое дыхание вызывает сильное головокружение, стремительно истощая последние силы. Мой привычный контроль над собственными эмоциями опасно истончается.

Вблизи остальные двое тоже оказываются чертовски, дьявольски красивы. Короткий истерический смех помимо воли вырывается из моего горла. Три дьявольски привлекательных придурка теперь держат меня полностью на своей милости.

Страшный Ублюдок резко, шумно вдыхает, всё его мускулистое тело напрягается, словно тугая пружина.

– Кириан, она…

– Это совершенно невозможно, – решительно отрицает тот, кого зовут Кириан. Но даже произнося эти слова, Мрачный Засранец стремительно хватает меня, резко дёргая за край толстовки, чтобы притянуть к себе поближе.

– Я ещё далеко не закончил, – более твёрдо и решительно говорит Демид, его прежний ленивый, расслабленный тон полностью исчезает. – Первого вкуса было совершенно недостаточно для полного наслаждения.

Три зловещих, нечеловеческих рыка одновременно раздаются вокруг меня. Эти звуки грубые, первобытные, словно исходящие от диких зверей.

– Моя, – низко, гортанно рокочет Страшный Ублюдок.

Неподдельный ужас искажает черты моего лица, когда какой-то ответный звук, очень похожий на довольное кошачье мурлыканье, предательски застревает в моём горле. Я изо всех сил подавляю его, переводя совершенно ошарашенный взгляд между всеми троими. Что-то неуловимое в самом воздухе вокруг нас кардинально меняется, и они ещё плотнее зажимают меня в кольцо, пока я не сталкиваюсь одновременно с тремя твёрдыми, мускулистыми грудями. Их настойчивые руки беспардонно блуждают по всему моему телу, именно как им вздумается.

– Арман, крепко держи её. Я хочу… – властный приказ Кириана внезапно обрывается, когда меня неожиданно захлёстывает волна чистой, животной паники.

Плыви или тони. Множество рук, крепко удерживающих меня. Ледяная колодезная вода, безжалостно давящая, нещадно жгущая, жгущая, жгущая кожу…

– Нет! – кричу я во весь голос, срывая связки.

Все трое мгновенно отшатываются от меня, словно их что-то очень сильное резко толкнуло, и горячий воздух стремительно закружился вокруг моей фигуры, заставляя разгорячённую кожу странно гудеть от напряжения. О нет, неужели это я каким-то образом сделала?

Кириан слегка приоткрывает губы, окидывая меня долгим, расчётливым взглядом ледяных глаз. В то время как его растерянные спутники смотрят на происходящее совершенно ошеломлённые, он один сохраняет полное хладнокровие и самообладание.

Прежде чем кто-либо из троицы успевает сделать хоть один шаг в мою сторону, я стремглав бросаюсь в густые заросли деревьев. Знакомый жар быстро разливается в груди и неприятно покалывает ладони. Лёгкие нещадно горят от нехватки кислорода, горячие слёзы от переизбытка противоречивых эмоций больно щиплют глаза, но я упорно не останавливаюсь ни на секунду. Случайное ветхое надгробие едва не сбивает меня с ног в стремительном беге. Я с трудом удерживаю равновесие и продолжаю мчаться в чащу леса на предельной скорости. Цепкие ветви больно цепляются за мою толстовку, рвут сетчатые колготки, оставляют царапины на щеке. Я стискиваю зубы от острой вспышки боли от множества мелких, но болезненных царапин.

Единственное, что сейчас по-настоящему важно, – убраться отсюда как можно дальше и быстрее.