скачать книгу бесплатно
Батюшки святы. Духовники и старцы Киево-Печерской лавры ХIХ – ХХI веков
Валентина Анатольевна Серикова
Необыкновенные истории жизни старцев Киево-Печерской Лавры – живая летопись обители в лицах и событиях. В книге собраны жизнеописания известных духовников и подвижников монастыря ХIX–XXI веков. Они представляют собой бесценный кладезь духовной мудрости, из которого можно почерпнуть великую пользу.
Батюшки святы
Духовники и старцы Киево-Печерской лавры ХIХ – ХХI веков
Автор-составитель Валентина Анатольевна Серикова
Редактор Галина Божко
ISBN 978-5-0060-8252-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
БАТЮШКИ СВЯТЫ
ДУХОВНИКИ И СТАРЦЫ КИЕВО-ПЕЧЕРСКОЙ ЛАВРЫ ХIХ – ХХI веков
Без малого тысячу лет множество духоносных старцев спасалось в Киево-Печерской Лавре и помогало спасаться народу. Необыкновенные истории их жизни – это живая летопись обители в лицах и событиях. В книге собраны жизнеописания известных духовников и подвижников монастыря ХIX—XXI веков. Они представляют собой бесценный кладезь духовной мудрости, из которого можно почерпнуть великую пользу. Подобная работа предпринята впервые со времени последнего издания «Патерика Печерского». Ныне голос духоносных отцов Лавры звучит со страниц этой книги.
Соль земли
Сколько бы человек ни прошел по дороге истории, какие бы ни преодолел дали за долгие века, он всегда помнит начало своего пути. Там хранится святая тайна его предстоящего странствия и духовная пуповина, соединяющая нерушимыми узами духа и крови распростершуюся по лицу земли крону потомства с корнемистоком. Человеку дано определять стези, а место начала всегда избирает Бог по Своему смотрению. На Руси – это Киев, а в нем – изумрудная гора над Днепром, где апостол Андрей Первозванный воздвиг Крест и прорек благовестие.
Здесь спустя тысячу лет из насаженного в пещере семени – преподобного Антония, вобравшего в себя благодать Афона, возросло могучее древо русского монашества, и заботами Пресвятой Богородицы воссияла Киево-Печерская Лавра. Воистину это и о ней сказано: «И введе я в гору святыни Своея, гору сию, юже стяжа десница Его» (Пс., 77:54). С этой Киевской горы, со Святой Лавры, свет веры Христовой воссиял и освятил всю Русь от края и до края. Свершилось определенное от начала, и притча, ставшая былью, вошла в ее города и веси: «овцы, которые не сего двора» (Ин., 10:16) сделались рабами Божьими. Отсюда было положено начало великого крестного хода народа Святой Руси, который тысячу лет продолжает шествовать на Небеса.
Промыслительно именно преподобный Антоний был приведен на место будущего подвига тысяч иноков. О предначертанной миссии свидетельствует прежде всего нареченное первоначальнику имя, которое на древнегреческом соединяет два значения: «росток, цветок» (?????) и «вступающий в бой» (?????). Поистине сей росток дал неисчислимый обильный урожай в Божию житницу. А пламенная молитва вступившего в духовный бой Антония подняла рать Христову против власти тьмы, преобразив дикую языческую целину, населенную славянскими племенами, в единый православный народ – в Святую Русь.
От преподобных Антония, Феодосия и последующих поколений монашествующих утвердилась на нашей земле традиция духовного руководства и окормления верующих опытными наставниками и пастырями. Те из них, кто достиг высших степеней бесстрастия, и сподобившиеся даров Святаго Духа, зовутся старцами. Последним повелением Иисуса Петру было: «Паси овец Моих». При море Тивериадском Спаситель трижды обратился к нему, подчеркивая исключительную важность Своего наказа: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих» (Ин., 21:15—17). Это повеление Иисуса во всей полноте исполняли старцы. Их служение овцам стада Христова, за которых Он положил Свою жизнь, – воочию явленная любовь к Сыну Человеческому. Это полное самоотвержение, сораспятие Христу, подвиг вышеестественный. Такой, о котором апостол Павел говорил: «мы не себя проповедуем, но Христа Иисуса, Господа; а мы – рабы ваши для Иисуса» (2 Кор., 4:5).
Старцы Божии – это соль земли, великаны духа, маяки, указывающие земным странникам в сумерках бытия путь в Царствие Небесное. Они – ось духовной жизни христианина. Старческое служение людям зиждется на просвещении Духом, на открытой им Богом истине о том, что верующие во Христа суть части Тела Его. Для старцев это не отвлеченная аллегория, как для прочих, а достоверное знание. «Он поставил одних Апостолами, других пророками, иных Евангелистами, иных пастырями и учителями к совершению святых, на дело служения, для созидания Тела Христова» (Еф., 4:11—12). Посему служа человекам, пася заповеданных овец, старцы достоверно знают, что служат Самому Господу, созидают Тело Его.
Милостью Божией духоносные старцы во многом победили естества чин, преодолели тварное бытие. На их примере мы видим, что старчество – это самопожертвование и самозабвение, безраздельная служба Богу через служение людям, ищущим спасения во Христе. Народ, чувствуя это душой, всегда тянулся к благодатным батюшкам со своими горестями, недоумениями и обретал чаемое. Ценой невероятного самоотвержения, полного самоотречения и смирения избранники Господни отряхнули ветхого человека со своей души. Слезы печальников земли родной не дают ей сгореть в огне бесовской злобы и сорваться с оси. Молитвами старцев наших, которые небесные вестники доставляют прямо к престолу Божию, Господь продлевает еще время на покаяние.
Для православного люда старцы Лавры были отцами родными. Приняв от Господа дар любви, – наивысший и совершеннейший, они обратили его на страждущих и обремененных. Не таились от просящих совета, любили людей, жалели, помогали, утешали, исцеляли, бесов изгоняли. Через их убогие кельи прошли тысячи, к ним ехали православные со всех концов страны, изувеченной сначала революцией и репрессиями, а потом войной. По их молитвам исцелялись сотни ищущих помощи. Очистив свои души, они и народ вели к истинному покаянию. Сами нередко несли безмерные скорби, терпели притеснения, гонения, клевету и непонимание. Вникая в истории их жизней, не перестаешь благодарить Господа за Его великие милости, явленные через дивных пастырей, душу свою положивших за овцы. За тех подвижников в ангельском чине, чьи светозарные души взмыли к Богу с Печерской горы и влились в полки Небесных сил, восполнив нарушенное некогда отступниками великое единство – Божественную полноту.
Нигде на Руси и на всей земле, кроме Афона, не прославилось столько преподобных отцов, нигде нет стольких нетленных мощей, как в Лавре. В ее храмах начинаются чертоги неземного Царства, «это не что иное, как дом Божий, это врата небесные» (Быт., 28:17). Об этом сказывал и святитель Феофан Затворник Вышенский, принявший здесь монашеский постриг: «Лавра – неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир».
Лавра всегда была оплотом Православия. Много веков отовсюду сотни верст пешком шел народ Божий поклониться Дому Пресвятой Богородицы, помолиться своим святым соотчичам, почивающим в пещерах нетленными мощами. Отдавали в монастыри сыновей, чтоб освятился род, жертвовали кто трудами, кто копейкой, кто плодами рук своих. Но наипаче несли в душе сыновнюю любовь к Заступнице усердной, горячую веру и надежду на Ее милость. Пред вратами Лавры цари земные выходили из колесниц и клали поклоны, вельможи склоняли головы до земли. Сколько молитв было вознесено за сотни лет по дороге к Лавре, сколько псалмов пропето, сколько слез выплакано! Современнику, яростно обгоняющему сокращающееся время, трудно даже представить, какой подвиг несли паломники прежних времен, находясь долгие месяцы в пути. Какой священный трепет их охватывал, когда они издали видели золотые купола, слышали звон колоколов, как благоговело и ликовало сердце, когда преклоняли колени у Святых врат. С какой сердечной радостью принимали паломников в обители монахи, как утешали старцы.
Без малого тысячу лет множество угодников Божиих спасались в Лавре и помогали спасаться народу, передавая науку умного делания послушникам и ученикам, сохраняя традицию духовного преемства из поколения в поколение до недавнего времени. Истории их жизни – это живая летопись обители в лицах и событиях. В книге собраны материалы о видных духовных наставниках Киево-Печерской Лавры в период с ХIX по XXI века, представляющие бесценный кладезь духовной мудрости древнейшего монастыря, наглядно показывающий традицию старчества и деятельного окормления народа. Разумеется, чтимых духовников и старцев в Лавре было больше, чем опубликовано в книге. Здесь рассказано о тех, о ком сохранились материалы прежних лет и о ком удалось собрать сведения в наши дни. Среди них прославленные святые и известные старцы нашего времени. Подобная работа предпринята впервые со времени последнего издания «Патерика Печерского».
Общеизвестно, какое значительное место занял в истории Церкви и духовной жизни народа «Патерик». Но последующая агиография монастыря в силу разных исторических причин содержит немало белых пятен. Предлагаемая читателю книга в какой-то мере восполняет этот пробел, представляя самые яркие личности Лавры, сосредотачиваясь на их сокровенной духовной жизни. На тех ее страницах, где Дух Святый сквозь завесу материи дает увидеть, как всесильный Бог действует в немощных созданиях, возлюбивших Его всей душой. Как смертное становится бессмертным, грешное – святым. Ныне последние великие старцы, которыми Господь осолил святую пядь земли на Печерской горе, поднялись ввысь клином небесных птиц, обнимая крыльями своей молитвы оставшихся долу. Подвиг их не меньший подвига первых подвижников, которые сами говорили, что последние из них «явятся в Царстве Небесном выше первых чудоносных отцов» (1), поскольку старцы нашего времени служили Богу в скорбную лукавую годину, когда мир уподобился «скотам несмысленным» (2) и «возлюбил глаголы потопные» (3).
В ХХ веке Лавра дважды пережила страшные нападения темной силы, вышедшей из преисподней в дни воцарения врагов Божиих. Монастырь два раза закрывала богоборческая власть. Первый раз в 1924 году, когда обитель сначала отдали обновленцам, а в 1930 окончательно ликвидировали и сделали на ее основе музей. Второй раз в 1961 году монахов из Лавры изгнали хрущевские приспешники. Но по воле Божией монастырь возрождался и старался возродить свои духовные традиции. За прошедшие тридцать лет Лавра полностью поднялась из руин и засияла как прежде.
Старшее поколение прихожан еще застало благодатных батюшек, подвизавшихся здесь до закрытия. Но большинство из нынешних христиан уже не встречало старцев в своей жизни. Растерянным и смущенным происходящим вокруг, им не у кого спросить совета. Не от кого услышать слова истины о сегодняшнем дне. Но голос старцев наших звучит со страниц этой книги. Имеющий уши – да слышит.
Житие преподобного иеросхимонаха Вассиана Слепого (Балашевича) (1745— 1827). Печатается по изданию 1856 г.
Иepocxимонах Вассиан (в миру Василий Балашевич) родился в 1745 году в поветовом городе Черниговской губернии Погаре. С раннего детства отличаясь кротостью и глубокомыслием, он был любимцем в семье (4). Родители видели в нем утеху и радость, а близкие соседи ставили его в пример своим малолетним детям. Происходя из мещанского сословия и родившись в бедной семье, Василий не знал роскоши и довольства и очень рано приучился к воздержанию и труду. Любимым его времяпрепровождением было ежедневное хождение в церковь. Там, приблизившись к самому амвону, с неутолимой жадностью внимал Василий богослужебным возгласам священнослужителей и чутко прислушивался к каждому слову церковного песнопения. И что же? Святые семена слова Божия упали на хорошую почву и, понемногу разрастаясь, дали впоследствии обильные плоды.
От природы склонный к уединению и тишине, юный отрок избегал всякой уличной забавы и детских игр. Богато одаренный умственными способностями, грамоте Василий научился так скоро, что в самое короткое время опередил даже своего учителя. Родители, видя такие успехи его в науках, решили продолжать образование своего сына, но по причине бедности не могли выполнить сего намерения… Первым чтением его были жития святых, которые Василий получал от приходского священника. С какой жадностью пытливого ума набросился молодой юноша на эти благодатные рассказы о житии угодников Божиих! Сколько назидательных примеров Христианской веры и благочестия почерпнул он из этих богодухновенных книг! Характер его получил решительное направление, отрешившее душу его от земного, и младенческое сердце Василия возгорелось сильной любовью к Богу…
Когда юноше исполнилось 19 лет, он во что бы то ни стало решился навсегда удалиться в монастырь, дабы посвятить себя служению Богу. Но родители, проведав о намерении своего сына, воспротивились его тайному желанию и стали уговаривать вступить в брак. Не желая прекословить родительской воле, Василий уступил их настойчивым просьбам и в том же году женился. Однако недолго прожил юный супруг с молодой женой. Супруга его опасно заболела и вскоре скончалась, оставив на попечении мужа двух малюток—дочерей: Татьяну и Феклу.
Удрученный внезапно обрушившимся горем, Василий не отчаивался, а со слезами на глазах благодарил Господа, премудро устрояющего судьбу людей. «Слава Богу!.. – говорил он. – Я снова свободен от уз мира… Если бы не двое сирот, то, не медля ни минуты, ушел бы в монастырь…» И хотя со смертью жены началось для него новое испытание искренней твердости желания постричься в монахи, но возложивши однажды руку и сердце свое на рало, Василий не озирался более вспять. Вскоре родители Василия скончались, а потому он, прожив некоторое время в родном городе, продал имение свое и переселился с детьми в Киев. Здесь для душевных очей его открылись новые горизонты. И сколько новых, благодатных чувств зародилось в сердце его при виде торжествующей святыни древнего Киева. Как глубоко и твердо укрепилась вера его и расширилось стремление к небесным путям… Тяжело было жить в миру трудолюбивому Василию. Различные мелочи, нужда и дрязги житейские причиняли ему многочисленные скорби, а к всевозможным печалям и воздыханиям присоединялась еще забота о воспитании малолетних детей. Но «благо есть мужу, егда возмет ярем Господень в юности своей» (Иерем., 3:27): с помощью Божией и молитвою на устах все превозмог Василий. И подобно тому, как отважный пловец, измученный борьбою с бушующими волнами глубокого моря, достигает наконец спасительного берега, так и Василий с упованием на Господа и с крестом в руках решительно победил все жизненные преграды. Старшая дочь его была выдана замуж, а младшая, Фекла, определилась в Киево-Флоровский девичий монастырь и постриглась в монашество с именем Паисия. Тогда и Василий решил приступить к выполнению данного Богу обета.
В 1793 году он определился в Киево-Выдубицкий монастырь на послушание и целых шесть лет неустанно трудился там в светском звании, наравне с прочими послушниками. Когда же эконом Киево-Софийского митрополитского дома Иларион по старости лет своих стал проситься на покой, то за отличное поведение, начитанность и обширные хозяйственные познания на его место был назначен Василий. 21 июня 1799 года состоялось пострижение его в иноческий образ с наречением ему имени Вавила. Радостям новопостриженного инока не было конца. От юности лелеянные мечты его теперь осуществились и, отрешившись от мира, Вавила мог выступить на великий подвиг христианского благочестия.
Киево-Софийский монастырь издревле содержался особенными своими угодьями и вотчинами, в коих имел крестьян до тысячи дворов. Кроме того, получал от казны хлебную и денежную ругу (5) и со всех киевских рыбных ловель десятину. Во время киевского митрополита Петра Могилы братство монашествующих простиралось до ста человек. Но свирепствовавшие затем пожары изменили вид Софийского монастыря и значительно сократили число монастырской братии. Последующие митрополиты старались привести его в возможно цветущий и благоустроенный вид: обнесли монастырь каменной оградой, выстроили высокую колокольню и возвели вместо деревянных каменные корпуса. Когда же 10 апреля 1786 года по высочайше утвержденным для малороссийских епархий духовным штатам вотчины были отобраны и переданы в ведение директоров домоводства, то и монастырь сей был упразднен и обращен в архиерейский дом.
Первым протоиереем Киево-Софийского собора был известный и красноречивый проповедник Иван Леванда (6), беседы, поучения и речи которого доставили ему заслуженную славу христианского оратора. «Не хватало для всех места в храме (говорит современник), где проповедовал Леванда. Люди оставляли обычные занятия и, забывая житейские заботы, и стар и млад спешили в церковь, чтобы послушать чудного проповедника»… Но самым ревностным поклонником протоиерея Леванды был монах Вавила. Углубившись куда-нибудь в отдаленный угол церковного алтаря, с нетерпением ожидал он того момента, когда заговорит к народу славный протоиерей. Вот он появился и взошел на кафедру. /…/ С большим вдохновением разверзаются медоточивые уста чудного проповедника и шумным потоком льется его звучная речь, ложась на сердца слушателей. /…/ А Вавила стоит, не шелохнется и, углубившись вниманием, старается не проронить ни единого слова. О, какая была для него здесь глубина мудрости, какая пища для его тонкого, пытливого ума, какой богатый след в душе и сердце оставили эти проповеди на его последующую жизнь…
Протоиерей Леванда несмотря на то, что был возведен Монархами на ту высокую степень, до которой прежде никто не доходил из белого духовенства, оставался необыкновенно тих нравом, скромен и незлобив. Отец же Вавила, постоянно встречаясь с ним по своим служебным делам Софийского эконома, неоднократно пользовался его умной, красноречивой беседой и, проводя с протоиереем целые часы в уединении, полюбил его всей душой. Леванда отвечал ему взаимностью и в постоянных беседах с Вавилою сохранял почти детскую и благородную простоту своего характера. Вскоре пришел черед им расстаться.
В 1799 году на место усопшего митрополита Иерофея (Малицкого) был назначен Новороссийский митрополит Гавриил (Банулеско). По прибыли на паству, Гавриил тотчас занялся распределением той суммы, которая была положена при его предместнике новыми духовными штатами. Главное внимание его было обращено на благоустройство Киевской Духовной Академии. Для приведения ее в лучший порядок с экономической части, митрополит Гавриил стал подыскивать для сего опытного эконома и обратился за советом к протоиерею Леванде. Тот, недолго думая, сразу указал на трудолюбивого Вавилу. А потому 14 декабря 1799 года, по получении от Гавриила надлежащей инструкции, монах Вавила был определен на новоучрежденную должность академического казначея и прикомандирован к числу братии Ржищевского Преображенского монастыря.
Велики и многосложны были труды нового казначея Вавилы. До определения его на это место, таковой должности в Академии не существовало, а потому каждое дело было для него ново и первородно и приходилось вести его самостоятельно, без всякого руководства и предыдущих примеров. Киевская Академия, обращенная в пепел вспыхнувшим в 1775 году пожаром на Подоле, восстанавливалась постепенно. Из разных вкладов многих почтенных лиц скопилась значительная академическая сумма, составившая впоследствии основной академический капитал, но и ее было недостаточно. И только под мудрым управлением проректора Академии, каким явился в ту пору митрополит Гавриил (Кременецкий) и при благосклонном покровительстве Екатерины II, Академия была возрождена и украсилась многими зданиями. С учреждением же должности казначея и по назначении на нее отца Вавилы экономическое благосостояние ее упрочилось значительно. А посему смело можно сказать, что монах Вавила, будучи первым казначеем Академии, приложил немало труда, пока своей рассудительностью, опытностью и неусыпными трудами привел экономическую часть ее в цветущее состояние.
Отец Вавила был неутомим. До глубокой полночи сидел он за освещенным свечой столом и, погружаясь в письменные занятия, сам лично исполнял все, никому не доверяя ни малейшего дела. Как часто полночный удар колокола, призывающий людей к утрене, заставал его бдящим. И при первом ударе вставал тогда отец Вавила из-за стола и, отложив дела в сторону, с благоговейным сердцем спешил в храм Божий, чтобы предаться усердной молитве. О, как отрадно отдыхала тогда утомленная душа его, утружденная мелочью и житейскими попечениями. Всем сердцем отдаваясь усердной молитве, уносился умом отец Вавила туда, ввысь, к престолу вездесущего Бога и, сливаясь всеми чувствами с Распятым, Который говорит: «Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф., 11:28), вдохновлялся все более и более и не чувствовал ни бремени тяжких трудов, ни печали, ни усталости.
Плодотворные усилия отца Вавилы и усердная его деятельность привлекли благосклонное внимание митрополита Гавриила, а потому 4 марта 1800 года отец Вавила был рукоположен в иеродиакона, а 22 июля того же года – в иеромонаха. Юные питомцы Академии, из которых вышли впоследствии многие знаменитости отечества, отдавали отцу Вавиле большое почтение. Считая его духовидцем, они подходили к нему с некоторою робостью и боязнью и в мирной беседе со старцем черпали из «кладязя» его мудрых, вдохновенных речей сладкую «воду жизни». «Бегите праздности – говорил он им. – Займитесь трудом. В труде найдете надежный щит страстям. Коли пропустил ты день – воспользуйся другим: Господь подкрепит тебя милосердием и пошлет за труды должное возмездие… Итак, пока ты жив, ищи всегда чему-нибудь научиться». Сравнивая Академию с почвою земли, он говорил: «Вся Академия наша – земля. Природные дарования ваши – это почва ее. Наставники-учителя – земледельцы. Уроки же и наставления их – семена. Каждый год приносит она обильные плоды, отличающиеся различными качествами…»
Особенной любовью отца Вавилы пользовался один из студентов старшего курса Афанасий Галинский. Это был добрый, кроткий и благонравный юноша, ненавидимый своими товарищами за быстрые и отличные успехи в науках и за особенное благоволение к нему академического начальства. Отец Вавила полюбил его всей душой и при встрече обращался к нему как отец к сыну.
– Ты, Афанасий, не стесняйся… Почаще меня навещай. Помни, ведь ты наш…
– Как так – ваш?
– Да так… Когда-нибудь и ты монахом будешь.
– Помилуй Бог, отец Вавила. Я и в мыслях того не имею, чтобы монахом быть. Иноческий подвиг для меня не по силам. Я решил остаться в миру навсегда.
– Ах ты, агнец кротости! Да тебя мир ни за что к себе не примет! Он ненавидит людей, ищущих правды… Посмотри, как враждебно глядит он на тебя в лице твоих юных товарищей. А за что? За то что ты стремишься к добру и ненавидишь зло.
По окончании полного курса наук Афанасий Галинский, как один из лучших воспитанников Академии, был оставлен при ней учителем русского языка. Встречая отца Вавилу, он шутливо вспоминал ему предречение.
– А что, – говорил он, – ваше пророчество не сбылось. Я полюбил мир и не намерен оставить его…
– Хотя ты и полюбил мир, но он ненавидит тебя. Когда же мир возлюбит и отличит тебя, ты возненавидишь и бросишь его…
Ровно четырнадцать лет пробыл Афанасий в Киевской Академии, проходя разные училищные должности. Но удрученный насилием зла и неправды людской, оставил светское звание и постригся в монашество. Имя ему было наречено Авксентий. Продолжая трудиться на пользу воспитавшего его училища, он в 1817 году был переведен в Воронежскую духовную семинарию на должность инспектора, а через год – в Киево-Печерскую Лавру проповедником слова Божия. В 1826 году Галинский был назначен наместником Лавры и произведен в сан архимандрита.
Вторым любимцем и другом отца Вавилы был знаменитый композитор Артемий Лукианович Ведель. Старец знал его, будучи еще в миру, в самую цветущую пору его музыкального таланта. Ведель только что возвратился тогда из Москвы, где жил у генерал-губернатора Еропкина. По прибытии в Киев, он тотчас занялся (по приглашению корпусного командира А. Леванидова) составлением певческого хора из солдатских детей и вольных лиц и сделал этот хор одним из лучших в Киеве. Красивый от природы и прекрасно сложенный, Ведель был тих нравом, приветлив и предпочитал уединение. Молитва никогда не сходила с уст его. Что бы он ни делал, куда бы ни шел – всегда шептал про себя Псалтирь, которую знал наизусть. Умиляясь душою, он часто заливался слезами, декламируя на распев вдохновенные песни Царя Псалмопевца. Проживал Ведель в доме генерала Леванидова и всякий раз, когда им овладевала тоска, спешил в уединенную келью отца Вавилы, доверяя ему свои сердечные думы.
«Чего ты торжествуешь? – говорил ему отец Вавила. – Не радуйся, брат. Опасен и обрывист путь твоей жизни. Хоть и усеян он чудными розами, но и розы не бывают без шипов… Хоть и усыпан он цветами и лаврами, но и под грудою этой зелени может таиться ядовитая, опасная змея. Многими скорбями подобает внити в Царствие Небесное». Добродушный Ведель в ответ на это только тяжело вздыхал. Все мысли его заключались в том, чтобы на склоне дней своих оставить все суетное и ложное и усердно послужить Богу. Вскоре генерал Леванидов был переведен из Киева. Ведель, лишившись своего покровителя, бросил все и, соскучившись без любимого занятия, сложил с себя звание поручика и поступил в Киево-Печерскую Лавру послушником. Здесь всю энергию пылкой души своей он обратил к иноческим подвигам, усердно исправляя должность чтеца и клирошанина. Лаврская братия находила в нем образец кротости, терпения и послушания и вскоре надеялась видеть его в сане служителя алтаря Господня. Но, к удивлению всех, Артемий в одну из ночей бежал из Лавры.
В нищенском платье, приняв на себя вид юродивого, бродил он по Полтавской, Черниговской и Харьковской губерниям, но через некоторое время опять возвратился в Лавру. В то время друг его отец Вавила находился уже в Киево-Китаевской пустыне и очень обрадовался возвращению Веделя. Радость его была не долгая. На Веделя пало неблаговидное подозрение в сочинении каких-то записок, относившихся к современным политическим событиям, а потому тогдашний губернатор М. Кречетников приказал по прибытии в Лавру его схватить. Ведель оправдался, но за бродяжничество был посажен в смирительный дом. Такое обстоятельство сильно потрясло его: Ведель помешался умом. Отец же Вавила, сожалевший о друге, не переставал посещать его в больнице до самой смерти. Но сколько ни пытался он говорить с ним, не получал от Веделя никакого ответа: бедный скиталец уже мало понимал своего верного друга. В 1806 году Ведель опасно заболел, а через несколько дней окончил свою горемычную жизнь. Напутствовал его Святыми Тайнами протоиерей Леванда и с приличной церемонией проводил тело его на кладбище.
Рвение к духовным подвигам, зажегшееся в сердце отца Вавилы еще в юности, разгоралось все сильнее и сильнее и вспыхнуло ярким пламенем. Не довольствуясь общими иноческими обетами, Вавила пожелал благоугождать Богу высшими подвигами благочестия, а потому в 1802 году подал прошение о пострижении его в великий ангельский образ – схиму. Владыка, опасавшийся, чтобы строгая подвижническая жизнь отца Вавилы не послужила ему помехой при исполнении им обязанностей казначея, всячески уговаривал старца повременить.
– Зачем спешишь? Ведь ты не стар еще. Подожди, успеешь…
– Нельзя служить двум господам. Нельзя поклоняться Богу и мамоне. Владыка, я стар уже и не ведаю, что случится со мною завтра. Каждый день я испытываю сердце свое и нашел, что ничто не может удовлетворить и наполнить его, кроме Бога…
– Но при твоих трудах, которые ты выполняешь ежедневно, достаточно тебе и того молитвенного правила, которое творишь в церкви. Сам знаешь: послушание – паче поста и молитвы.
– Отец мой! Если монах молится только во время церковного Богослужения, то он отнюдь не молится. Молиться надлежит всякий час. /…/
Пострижение отца Вавилы совершено было в Китаевской пустыне игуменом Киприаном и наречено ему имя Вассиан. Недолго пробыл после того отец Вассиан в Академии. От постоянных трудов, недоспанных ночей и рабочего напряжения он ослабел глазами. Чувствовалась сначала сильная боль и резь, зачастую глаза стали заволакиваться как бы туманом, и совершенно выбившись из сил и потеряв здоровье, старец в том же 1802 году попросился на покой в Киево-Печерскую Лавру. С нескрываемою скорбью отпускала древняя Академия своего труженика-казначея. Перемещенный в Китаевскую пустынь старец Вассиан был назначен к очередному богослужению в духовнической должности, а на место его академическим казначеем был определен киевский протоиерей Матвей Россовский.
С переходом отца Вассиана в Киево-Печерскую Лавру началась для него новая жизнь, преисполненная благодатных часов уединения и духовного собеседования с Богом. Передают, что когда он молился пред Престолом во время совершения Богослужения, то, преисполняясь священного восторга, обливался слезами при произнесении великих слов Божественной литургии.
– Памятуйте, – говорил старец, – Кому возносите жертву хвалы, благодарения, мира и спасения, чтобы, явившись на призыв нелицеприятного Суда Божия, предстать пред лицем Его непостыдно.
Целых пять лет трудился отец Вассиан в Китаевской пустыни, не пропуская ни единого Богослужения, совершая различные требы и удовлетворяя духовные потребности своих многочисленных духовных чад. Долго бы и еще потрудился он на широком просторе нивы Божией, но Бог судил иначе. Для старца готовилось тяжкое испытание.
Вскоре зрение отца Вассиана ослабело настолько, что он перестал различать окружающие предметы и даже людей, а 28 января 1807 года старец совершенно ослеп… Нельзя было без слез смотреть на несчастного слепца, который доселе разбирал еще крупные буквы Святого Евангелия и ходил без посторонней помощи; теперь же, как малолетнее дитя, осязал каждый свой шаг руками и угадывал лежащие по пути предметы прикосновением своего жезла. Но старец не скорбел, а с покорностью и без ропота благодарил Творца. «Господи, – говорил он, – Господи, смиривый гордыню души моей слепотою телесною, просвети мои мысленные очи сердца, да выну славлю и покланяюсь Пресвятому имени Твоему».
Когда же кто-либо являлся к нему, чтобы утешить старца своим сочувствием к тяжести носимого им креста, то отец Вассиан отвечал: «Я благодарю Бога за все. Ибо под крестом сим научился возвергать печаль свою на Господа и возвещать перед Ним скорбь в слезной, пламенной молитве… Никто не свободен от несчастья. Просмотри летопись жизни каждого человека, и ты найдешь, что ни один из них не родился на одно только счастье. Итак, не плачьте обо мне, ослепленном очами, а рыдайте о ближних вам, которые, ради духовного ослепления, отметали от себя собственное спасение. Молитесь о них. Молитесь, да обратит и просветит лице их Господь и да спасет их».
По ослеплении глаз отец Вассиан был переведен в Лавру и определен в Больничный монастырь на жительство. Но и здесь не оставлял он своего обычного правила и трудов. Едва только ударяли в колокол, неспешными шагами направлялся он в храм Божий и, приютившись где-либо в заднем углу, повергался на землю бесчисленными поклонами. Достояв до конца службы, он выжидал, когда народ разойдется и очистит ему дорогу, и уже последним выходил из церкви домой. Молитва его была пламенна и необычайна, но подвиг молитвы он соединял с великим постом и до того изнурил свое тело, что, казалось, совсем не чувствовал тяжести его. Такими подвигами он привлек к себе дары Духа Святаго, и хотя плотью был земной жилец, но духом соединялся с небесным и вечным. «Не может град укрытися верху горы стоя. Ниже вжигают светильника и поставляют под спудом и светит всем». (Матф., 5:14—15). А потому имя отца Вассиана стало привлекать к себе толпы народа, и вскоре подвиги и христианские доблести его стали известными всей России.
Редкий из посещающих Лавру, прослышав про добродетельное и богоугодное житие старца Вассиана, не приходил к нему за советом и утешением. И благолепный старец никому не отказывал в приеме, всех принимал с любовью и ласкою, как истинный пастырь и нежный отец. И подобно тому, как утомленный долгим странствованием путник находит покой и отдохновение под сенью тенистого вертограда, так огорченный духовными врагами и несчастиями, каждый приходящий к старцу получал от него одобрение, отраду и утешение сердца.
Всякому просящему подавал он руку помощи, всякому ищущему спасения указывал путь к небу, наставляя заблудших высоким проповеданием слова Божия. Мужи умные умудрялись еще более его беседами и советами. Люди, ревнующие о жизни духовной, молились Господу, чтобы ниспослал силы подражать его подвигам. А сироты, убогие, больные и озлобленные получали от него материальную поддержку и ощущали сладость его отеческой любви. И милосердный Господь, испытующий сердца и утробы людей, видя в нем искреннего и верного раба Своего, удостоил старца дара прозорливости, тщательно скрываемого им под покровом своего смирения.
Приходит однажды в Лавру молоденький купчик из Москвы. Поселился на странноприимнице. Увидал монаха-гостинника, подошел к нему и разговорился.
– Батюшка, – сказал он, – я из купцов. Оставил отца и мать, презрел богатое наследство, желаю всем сердцем начать подвиг спасения.
– Дело хорошее, христианское, – отвечает гостинник, – только не такое легкое, как ты думаешь. Мало того, что ты отрешился от мира, надо отрешиться и от страстей. По примеру Спасителя без поста и молитвы даже святые не начинали никакого подвига. А у тебя, вижу, подорожняя сумочка всяким добром набита.
– Кто желает угодникам подражать, тому мясцо да калачики – смерть. Так нельзя. Надо подвергнуть свою душу тяжкому испытанию. Царство Небесное нудится и нуждницы восхищают его.
– Э-э, батюшка, да я не только душу свою подвигом очищаю, я и плоть свою не пощадил. – При этом купчик расстегнул свою рубашку и на голом теле его показалась толстая пудовая сетка.
Монах рассмеялся:
– Вишь ты ретивый какой! Сразу Царство Небесное приобрести захотел. Путей спасения много, но не по всем путям сразу идти. Надобно как по степеням, от силы в силу…
– Да что мне «по ступеням»! Я и всеми путями сразу могу идти. Верите ли, я в сутки по семьсот поклонов перед образами кладу. У меня на лбу от того и шишка растет.
– Вот в том-то и беда, что через меру усердствуешь. А скажи-ка мне, братец, ты с чьего благословения вериги надел?
– Да ни с чьего… Заказал кузнецу и надел.
– Ну, вот видишь… Так нельзя. Каждое дело с благословения Божия начинать надлежит. А кто по своей воле жить собирается, на том прелесть бесовская. Вот что, ступай-ка ты сейчас на братскую больницу, к схимничку Вассиану слепенькому, он тебя на путь наставит.
Купчик отправился. Вошел в келью к отцу Вассиану и бух старцу в ноги.
– Благословите…
– Бог благословит, – отвечал прозорливый старец и тут же назвал купчика по имени. – Я тебя давно к себе жду. Потом подошел к нему и похлопал купчика по веригам.
– От диавола убежать захотел? В броню и латы спасения облекся?
– Так точно, желаю душу спасти, святой отец.
– А по силам ли носишь? Легка ли тебе рубашечка твоя?
– Легка, батюшка. Как вспомню язвы Христовы, да муки, какие Спаситель, на Кресте пригвожденный, за нас грешных терпел, – никакой тягости и не чувствую.
– Так, так, значит легка… Счастливец какой. А я вот и до старости дожил, да и то иго Христово подчас не под силу.
– Благословите, батюшка!
– Это что? Вериги носить? Бог благословит. Иди с миром.
Вернулся купчик в гостиницу. Разыскал монаха. Стоит перед ним счастливый, довольный.
– Ну что, был у старца?
– Был, батюшка.
– Благословил али нет?
– Как же, благос…
Тут купчик не докончил и как сумасшедший стал по двору бегать, да благим матом кричать.
– Ты чего это? Что с тобой, братец?
– Ой, горит, горит! Огнем печет, огнем!..
– Да постой, погоди! Что случилось с тобой?!
– Ой, не могу, помогите! Воды мне, воды дайте! Да нет, кузнеца сюда, кузнеца!..
Оказалось, что после благословения отца Вассиана вериги приобрели такую сверхъестественную тяжесть и такой огнепалительный жар, что выхоленному купчику невмоготу стало проносить их и несколько минут. Он чувствовал, будто вся спина его была объята невидимым пламенем. На дворе собрался народ. Послали за кузнецом. Общими усилиями освободили купчика от вериг. Он едва дышал.
– Ну что, теперь легче? – спрашивают его.
– Слава Богу… Совсем легко…
– Ну, вот видишь, – укорял его гостинник. Я тебе говорил, что это прелесть бесовская, а ты мне веры не давал. Теперь как же будет: опять новые вериги закажешь?
