Валькино детство

По началу было немного смешно и совсем не холодно – всё-таки, я был в зимнем комбинезоне и шапке. Потом потихоньку стало замерзать лицо, на которое налип снег, но я не мог ничего сделать, ибо руки и ноги увязли в бесформенной белой массе. Я лишь молча смотрел на темнеющее небо, сквозь пелену небольших снежинок и льда.

Сколько точно я так проторчал – не знаю, но ребята довольно быстро поняли, что среди них кое-кого не хватает и принялись вытаскивать меня из ловушки.

– Валя! – кричал Чиж. – Валька, ты живой?

– Живой…, – откашливаясь и тряся головой, отвечал я.

– Замёрз?

– Чуть-чуть…

– Ну ладно, ребята, темнеет уже. Ща предки вопить начнут по наши души, а нам ещё через всё село пилить. Погнали!

– А куда я попал? – спросил я потерянно.

– Валь, не поверишь, – говорил Андрей, смеясь, – я тебя случайно впечатал в задницу снеговика!

      Все, в том числе и я, в голос засмеялись.

– Да-а-а-а-а, – говорил Дима, – теперь фраза «пошёл в жопу» заиграла совершенно по-новому!

– А там холодно? – спросил Никита.

– Где? – не понял я.

– Ну… в заднице…

И он кивнул на нашего гиганта-снеговика, у которого действительно зияла огромная дыра в самом большом – нижнем – шаре.

– Холодно и мокро, – ответил я.

– Зато, хоть, не воняет! – похлопал меня по плечу Чиж и жестом увлёк нас за собой – в обратную дорогу.

На удивление, я даже не заболел после пребывание в заднице снеговика, которую мы, к слову, на следующий день поспешили залепить и даже приладили нашему гиганту морковку к голове и две веточки к туловищу. Помнится, Дима ещё предлагал дополнить эту снежную скульптуру некоторыми женскими анатомическими подробностями, но его идею мы, почему-то, не воплотили…

Так вот, что же я вынес или приобрёл из этой истории?

Знаете, всякий раз с наступлением зимы, когда мне кажется, что на улице невыносимо холодно, я вспоминаю задницу снеговика, в которой я невольно оказался и с улыбкой понимаю, что, холоднее чем там, мне в городе, вероятно, никогда не будет….

Плацдарм

В нескольких метрах от меня разорвался снаряд. Его осколки чудом пролетели мимо, лишь припорошив рассыпающимся снегом мои сапоги. Это дало мне понять, что уж как-то больно самоуверенно я двигаюсь по траншее и надо бы пригнуться; всё-таки пуля, как говорится, дура, а снаряд – вообще сумасшедший – все вокруг перешибёт.

Согнувшись в три погибели я как можно было быстрее в таком положении помчался к штабу полка, находившемуся на берегу озера и представлявшему из себя небольшой укреплённый район, сплошь изрытый снежными траншеями и заваленный большими, непроглядными белыми комьями. В условиях ожесточённого артобстрела или налёта – так себе укрытие, но, по крайней мере, немцы не могли отчётливо видеть нас из своего штаба, что располагался на холме – буквально над нами.

Обе армейские группировки – и наша, и немецкая – несмотря на такую близость позиций, были изрядно измотаны затяжными позиционными боями, а потому, пока что, ни одна из сторон не спешила предпринимать активных действий. Лишь изредка слышались отдельные гаубичные или миномётные выстрелы, сотрясавшие промёрзлую землю и невольно заставлявшие припасть солдат к земле. Радовало одно – при такой дурацкой погоде немцам не приходилось ждать авиационной поддержки. Впрочем, нам тоже…

Итак, согнутый и запыхавшийся, я вбежал в полевой штаб нашего полка.

Командир и начальник штаба хмуро стояли над импровизированным столом, состоявшем из огромного снежного квадрата и доски, поверх которой лежала карта.

Заслышав хруст снега на входе, всё начальство и остальные присутствующие подняли на меня головы.

– Товарищ подполковник, – принялся рапортовать я, приложив руку к своей коричневой ушанке, – на правом фланге нашей обороны произведена разведка. Немцы предпринимают попытки занятия разбитых укреппозиций для ведения по нам миномётного огня.

Командир полка нахмурился и вновь склонился над картой, что-то чёркая в ней.

Я же, воспользовавшись передышкой между поручениями, позволил себе наконец присесть на корточки и отдышаться.

В штабе царила вполне обычная рабочая суета: офицеры из командования роптали над картой, начальник артиллерии вместе со своим единственным солдатом заготавливал снаряды для предстоящего боя, наблюдатели и часовые нервно всматривались в позиции немцев на холме, готовые в любой момент подать сигнал тревоги, по которому весь полк – вернее его остатки – перейдёт в бой.

– Считаю, – негромко заговорил начальник штаба, – что целесообразнее будет с боем отступить…, – он откашлялся, – …либо на тот берег озера для перегруппировки и наращивания сил, – он указал на ледяную гладь, присыпанную снегом, за которой виднелись лысые чёрные деревья и абсолютно ровное белое пространство, – либо нам надо захватить те самые позиции, о которых нам доложила разведка, – кивнул на меня, – тогда противник не сможет бить по нам прямой наводкой и обходных манёвров у него не останется, – его слова сопровождались отметкой на карте красным карандашом, который он носил за ухом.

Подполковник ещё больше нахмурился и сквозь зубы процедил:

– Отступать нам никак нельзя, капитан, понимаете?! Этот плацдарм нужен нам! Командование фронта поручило нам его удерживать до подхода главных сил, которые и освободят наше село!

– Если мы не отступим, – парировал штабист, – то от нашего полка никого не останется! И так понесли тяжёлые потери, сражаясь даже за этот укрепрайон! У нас от подразделения-то, чай, эмблемка-то и осталось только! Уже не полк, а одно название!

– Ещё одно слово, капитан, – вмешался в их разговор комиссар полка, – и я буду вынужден расстрелять вас на месте, как паникёра и предателя Родины!

– Но-но! – осадил его пыл подполковник, который хоть и славился у нас суровым нравом, но был чрезвычайно справедливым, всё-таки школа службы в штабе Жукова давала о себе знать. – Может у вас будут конкретные предложения?

– Быть может мы пошлём разведгруппу на наш правый фланг, и она обезвредит немецких миномётчиков, собирающихся ударить по нам? – предложил комиссар.

– Исключено! – гаркнул командир и в этот момент рядом со стеной штаба разорвался очередной снаряд, от грохота которого все тут же прыгнули животами на землю.

– Часовые, вашу душу мать! – выругался офицер. – Где объявление тревоги?! Под трибунал сдам к чёртовой матери!

Все поднялись, отряхивая снег друг с друга.

– Разведку посылать не будем, – продолжал командир, обращаясь к комиссару, – у меня от неё только Валька-то и остался, один впахивает за все уничтоженные группы.

При этих словах я невольно улыбнулся, ибо лесть от нашего комполка звучала очень нечасто в силу его скупости на комплименты и похвалу.

– В таком случае, нам остаётся только осуществить второе предложение начальника штаба и занять укреппозиции на правом фланге, – пожал плечами комиссар.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Мова – язык (укр.) (Прим. авт. В.О.)

2

Ничего ты не понимаешь, друг. Я ж за этой машиной в очереди четыре года стоял! Это ж память в конце концов! А сейчас… где ж я денег-то столько возьму на новую машину? Разве только почку продам – и то ж, ведь, не хватит! Да и смысл мне какой? Машинка-то хоть и старая, а зверь! Для наших дорог самое то, уж точно лучше, чем всякие там немцы и японцы (укр.) (Прим. авт. В.О.)