Валькино детство

Этот человек сохранял спокойствие абсолютно всегда. В любом деле. И это состояние волей-неволей передавалось большинству его домочадцев, начиная от жены и заканчивая животными, среди которых было небольшое стадо коров во главе с хмурым чёрным быком, две собаки и курятник, насчитывавший не меньше двадцати голов, включая гордого, красивого петуха. Лишь только младший сын – Ванька – единственный во всей этой идиллии, кто выбивался своим азартным и бойким характером.

Впрочем, что-то я снова увлёкся излишними описаниями…

Значит, шёл я как-то ближе к вечеру по селу в местный магазин по бабушкиному поручению.

Дело близилось к осени. Становилось прохладнее, солнце начинало уходить быстрее, озаряя закатным пламенем всю округу и воспроизводя невероятные по своей красоте рисунки на дороге, являвшихся отражением оранжевых лучей от стёкол окон местных домов.

На одном из перекрёстков, облокотившись на низенький деревянный заборчик, по своему обыкновению стоял Игнат Матвеевич, что заслонял уходящее солнце сигаретным дымом, выходившим из его рта и носа, словно из паровозной трубы.

И тут, он увидел меня. Рассеяв белое облако одним взмахом своей здоровенной ручищи, Матвеич приветливо кивнул и спросил своим гулким низким голосом:

– Ну, Валя, куда чешешь?

– В магазин, Игнат Матвеич, – отвечаю я, остановившись и глядя на него заворожённо, словно в первый раз – каким же всё-таки богатырём он тогда мне казался!..

– Ну-у-у-ужное дело. Ответственное так сказать.

Матвеич чуть помедлил, выдерживая паузу, после чего продолжил, потушив окурок о металлическую перекладину забора:

– У меня к тебе дело есть тоже. Поинтереснее, чем по магазинам-то ходить.

– Какое? – заинтересованно спросил я, чуть выпучив глаза.

– С утреца надо будет тебе моё стадо вывести в поле, да проследить, чтоб никто из коровок не убежал куды не попадя. Ну и чтоб волки не пришли, а то ж лесок там недалеко, мало ли что. Собаки мои тебе в этом помогут. Я бы и сам сходил, да надо мне, как назло, отлучиться в другое село. Ну так я, думаю, за часок-то управлюсь и вернусь – приму у тебя стадо. На Ваньку моего надежды нет – тот либо убежит, либо учудит чего дурное, а ты хоть и младше него, но потолковее будешь.

– Ого! – удивился я.

– Значит договорились, – улыбнулся Игнат Матвеевич, – приходи ко мне завтра по утру, я помогу стадо выгнать, с собачками познакомлю, а дальше уж сам.

– Я приду! – кивнул я.

Он протянул мне свою здоровенную ручищу, в которой помещалась не то, что моя маленькая ладошка, но и, пожалуй, вся моя голова. Распрощавшись таким образом, мы и разошлись.

Ночью мне было трудно уснуть. Я всё грезил предстоящим днём, как буду пасти коров. Уже тогда я начитался разных рассказов про детство некоторых известных советских людей, которые в годы становления коммунистической власти так же работали пастухами, рассекая по полям на лошадях. Пусть мне и не обещали ни одного коня на завтрашнее предприятие, но всё равно этот книжный дух буквально насквозь пропитал меня и моё воображение.

Кое-как долежав до утра, я буквально тут же вскочил, когда увидел в своё окно, что солнце от рассвета перешло в своё полноценное состояние.

Наскоро умылся, накинул футболку и, толком не позавтракав, помчался к выходу из дома.

– Э! – окликнула меня бабушка с кухни. – Куда это ты помчался спозаранку?

– Я коров буду пасти! – гордо ответил я, натягивая кеды.

– О как! – всплеснула бабушка руками, улыбаясь. – Чьих же?

– Игната Матвеевича!

– Ну если его коровы, то иди. К обеду только возвращайся, нечего добрых людей объедать.

Выскочив с участка на дорогу, я стремглав помчался к дому Матвеича. Почему-то во мне бушевало невнятное чувство, словно я опоздал, и коровы уже ушли без меня.

Но нет. Я прибыл как раз вовремя.

– О, привет, Валя! – приветствовал меня Игнат Матвеевич с порога своего трёхэтажного дома, махнув сильной ручищей. – Подходи!

Я в два прыжка подскочил к нему и преданно взглянул на него, ожидая указаний.

– В общем так, – произнёс он, вынимая из кармана брюк небольшой продолговатый белый свисток на верёвочке, который тут же оказался у меня на шее, – если вдруг увидишь волка, медведя или ещё тварь какую, что из леса на моих коровок попрёт – свисти во всё горло. И зверей распугаешь, и народ предупредишь. А там уж кто-то из взрослых прибежит и разберётся. Сам на рожон не лезь, маленький ещё. Усёк?

Я молча кивнул, с любопытством оглядывая свисток, что висел на мне.

– Ну, пойдём, с собаками познакомлю.

Он чуть приобнял меня ладонью за плечо и повёл к двум широким вольерам.

– Значит так, это Акван, – при этих словах Матвеич отварил решётку, выпустившей из своего обиталища мощного грозного чёрного датского дога, который, подойдя ко мне, обнюхал меня с ног до головы и молча облизнулся.

– А это Полюс, – хозяин выпустил второго пса – молодую немецкую овчарку. Тот коротко обнюхал меня и, как мне показалось, приветливо кивнул.

– В общем-то, вот, – заключил Игнат Матвеевич. – Это будут твои помощники на сегодня. От тебя требуется только приглядывать за стадом в поле. Дорогу дотуда они сами знают. Просто будь начеку, пока я не вернусь. Ну что, всё ясно?

– А меня не покусают? – робко спросил я, с опаской глядя на Аквана, которого, казалось, вообще ничего не интересует, ибо он просто сел, устремив взгляд куда-то в землю.

– Да брось ты глупости говорить! – усмехнулся Матвеич. – Взрослый же парень. Собачки у меня умные, спокойные, на хороших людей не кидаются. Ты ж хороший, верно? – при этих словах он мне подмигнул.

– Верно, – улыбнулся я в ответ.

– Ну вот и ладно!

Матвеич легко похлопал меня по плечу и направился к высокому коричневому амбару, где, собственно, и жили коровы.

Распахнув массивные двери, он выпустил всё стадо на воздух.

С фырканьем и мычанием выходили животные из своего дома, незаметно выстраиваясь в колонну друг за другом, чтоб протиснуться в калитку, ведущей с участка к полю.

Полюс тут же встрепенулся и словно вихрь помчался впереди стада, обгоняя массивных неуклюжих подопечных.

Акван продолжал мирно сидеть, еле слышно посапывая себе под нос. Лишь когда последняя корова оказалась за калиткой, он поднялся и неспеша посеменил к выходу. За ним же двинулся и я.

Путь до поля оказался не долгим.

Должно быть сказывалось моё волнение и невероятное увлечение процессом.

Коровы, выйдя на сельскую дорогу, довольно быстро вернулись в свой прежний неуклюжий порядок и неспешно топали к своей огромной кормушке, кряхтя и фыркая с каждым новым шагом.

Полюс нарезал круги вокруг стада, высунув язык не то от экстаза, не то от жары, а в глазах его виделось то самое подростковое веселье и азарт, которые я столько раз замечал в сыне Игната Матвеевича – Ване.

Акван как будто сам превратился в корову, потому как даже чуть отстал от общей массы и неспеша брёл за ними, иногда лениво поглядывая по сторонам.

Я же шёл сбоку от стада, стараясь смотреть одновременно во все стороны сразу и крепко сжимая свисток в руке, чтобы быть готовым на случай, если откуда-то – да хоть с неба – появится злобный волк, как из сказок.

Долго ли, коротко ли, а мы вышли к полю – к широченному зелёному пространству с редкими тоненькими деревцами, за которым где-то вдалеке виднелся густой, казавшийся непроглядным, лес.

Утренняя роса ещё не успела до конца испариться с травинок и отражала падающие на неё солнечные лучи, от чего казалось, будто всё пространство пред нами усыпано мелкими алмазами.

Коровы, тем временем, не разделяли моих восхищённых взглядов на природу. Они просто пошли в поле и организованной кучкой принялись жевать влажную траву, то и дело фыркая и пихая друг друга в бока головами, когда сосед слишком надолго застаивался на месте.

Акван безучастным взглядом посмотрел на это действо и лениво прилёг чуть поодаль под одним из тех немногих деревьев, что росли здесь.

Полюс сбавил темп своих движений, но продолжал наворачивать круги, контролируя обстановку, что, должен признать, придавало мне определённой уверенности: с такими двумя крутыми помощниками под боком, казалось, можно было не бояться хоть атомной войны.

Между тем, часть коров стали мало-помалу отделяться от стада, отходя куда-то в бок. Должно быть, там травы было побольше, или она была посвежее. Конечно же, по неопытности меня это настораживало. Да и чувство ответственности было высоким.

Я принялся потихоньку подходить к каждой отделившейся корове и аккуратно преграждать ей путь, чтоб она шла обратно. Благо таких было немного, и они, на удивление, оказывались вполне понятливыми, потому как завидев меня перед самым своим носом, разворачивались и уходили обратно в стадо.

Осталась лишь последняя. Небольшая, со смешным чёрно-белым окрасом. Мне казалось, будто она сама ещё недавно была телёнком, потому как ещё не отрастила рогов и заметно уступала размером большинству своих сородичей.

Я встал перед ней и молча ждал, когда и она развернётся, чтобы вернуться к своим.

Корова же оторвалась от своей трапезы и подняла на меня свои небесно-голубые глаза.

Вот, Ей-Богу, с тех пор я такого красивого и глубокого цвета никогда не видел!

Она подошла ко мне, обнюхала словно собака и чуть-чуть потёрлась о меня своей головой, будто кошка.

Я никак не ожидал такого поведения от скотины, но всё же потянул к ней свою ручонку чтобы погладить.

Моя ладошка провалилась в, на удивление, мягкую шерсть, которая пусть и была коротковатой, но всё равно напоминала… вот, не поверите, но по тактильным ощущениям это было похоже на муку или очень мягкий речной песок. Настолько приятная на ощупь!

Корова, судя по всему, только и хотела такого развития событий, потому как продолжила жевать траву, смачно причмокивая и иногда фыркая, надеюсь, от удовольствия.

И тут… я каким-то шестым чувством ощутил, что на меня кто-то смотрит со спины…

Медленно обернувшись всем телом, я увидел в нескольких метрах за собой главу стада – здорового чёрного быка с широкими острыми рогами. Он смотрел на меня исподлобья своими немигающими тёмными глазами и хлестал себя хвостом по бокам, еле слышно пофыркивая.

От этого взгляда моё сердце невольно стало биться чаще, а во рту пересохло настолько, что казалось и дар речи пропал.

Бык, между тем, принялся медленно, но верно сокращать расстояние между нами.

Я бросил быстрый взгляд в сторону в надежде найти Полюса и подозвать его к себе. Но пёс носился где-то в другой стороне и, казалось, вряд ли бы меня услышал. На Аквана рассчитывать не приходилось…

Уж не знаю, что мною двигало в тот момент, да только я резко отпрыгнул назад, чем, вероятно, немало ошеломил голубоглазую коровку, после чего во все ноги бросился бежать к ближайшему дереву.

Бык грозно и громко фыркнул и побежал за мной.

За какие-то секунды я добежал до заветного деревца и буквально в два прыжка оказался в недосягаемости для моего чёрного преследователя.

Тот остановился внизу. Кое-как поднял свой взгляд вверх на меня. Помотал рогами. Грозно фыркнул и неспеша побрёл к своему стаду.

Как только он достиг коров, страх постепенно стал меня отпускать, и я, было, подумал спуститься. Однако едва мои ноги коснулись земли, как бык обернулся на меня и посмотрел с такой ненавистью, что я понял, что хуже моей идеи мог быть только замысел прыгнуть в жерло извергающегося вулкана. Я тут же вскарабкался обратно, решив дождаться прихода Игната Матвеевича. Благо листва на дереве была не особо густой, и я мог продолжать следить за обстановкой вокруг, да и на собак оставалась большая надежда.

Время тянулось мучительно медленно.

Я буквально чувствовал, как каждая секунда ожидания проходит сквозь меня, а я ничего не могу сделать, так как заперт на этой недосягаемой высоте этим проклятым быком. Впрочем, был и один плюс – за стадо я оставался спокоен, ведь под защитой двух псов и этого здоровяка, казалось, целая стая волков не сможет подобраться к нам.

Наконец, когда я уже от нечего делать принялся пересчитывать листья на ветвях, откуда-то раздалось знакомое гулкое:

– Валя-я-я, ты где?

Я обрадовался долгожданному спасению и крикнул в ответ:

– Я здесь, Игнат Матвеевич!

– Где-е-е?

– Здесь!

Я аккуратно свесился с ветки и помахал ему рукой.

Тот удивлённо взглянул на меня и принялся, не спеша, идти в мою сторону.

– Экая у нас обезьяна на селе завелась! Ты что ж там делаешь? Бананы ищешь?

– Нет, – стыдливо ответил я.

– А чего ты там тогда?

– Да бык за мной погнался, – застенчиво произнёс я.

Игнат Матвеевич обернулся на стадо.

– Да ладно?! Мусик наш за тобой погнался?

Он присвистнул.

– Мусик, ты чего пастуха своего обижаешь?

В ответ лишь раздалось короткое мычание.

Матвеич усмехнулся, поворачиваясь ко мне:

– Ну всё, вот, он извинился, слышишь? Слезай давай, пойдём домой.

– Не могу-у-у, – ответил я, всеми силами стараясь не заплакать.

– Чего это?

– Боюсь…, – еле выдавил я и… всё-таки расплакался… если честно, я и сам толком не понимаю почему и от чего.

– Ох, Господи! – тяжело вздохнул Матвеич и потянулся ко мне. – Спускайся ко мне на руки, горе луковое.

Я свесил ноги с ветви, и он принял меня в свои сильные объятия, после чего усадил себе на плечо.

– Ну, это ничего, – приговаривал он, идя за стадом, возвращавшимся в родные пенаты, – по первому разу всяк бывает.

Я его не слушал. Мне было как-то непонятно обидно. Наверное, за то, что не справился со своими, так сказать, обязанностями. Я просто молча смотрел вокруг своим красным лицом, стараясь успокоиться.

Вскоре, мы дошли до дома Игната Матвеевича.

Коровы ушли в свой амбар, собаки разошлись по вольерам.

– Ну, спасибо, дружище, что помог! – говорил Матвеич, снимая меня с плеча. – Айда обедать! Оля моя, поди, щей сталинских отварила – закачаешься!

Домой в таком непотребном виде мне возвращаться не хотелось, а потому я без разговоров согласился на столь заманчивое предложение.

И знаете, действительно закачался… правда, больше не от вкуса, а от порции, которую тётя Оля мне налила, когда узнала, что я пришёл с поля. Впрочем, это определённо помогло – я успокоился, лицо вернуло свой прежний цвет, да и аппетит от долгого пребывания на свежем воздухе у меня разыгрался на славу.

– Что ж ты, Валя, делал такого, что Мусик побежал за тобой? – спросил меня Игнат Матвеевич, наливая себе компоту прям с кастрюли.

– Да ничего вроде, – пожимал плечами я, – только корову гладил.

– Какую?

При этом вопросе он вскинул одну бровь.

– Ну ту, которая маленькая такая, с красивыми глазами.

– С голубыми?

– Ага.

Он усмехнулся и, отхлебнув компоту, произнёс:

– Приревновал тебя наш Мусик. Это ж дочка его. Пару месяцев назад токмо родилась, выросла правда, но ещё не до конца. А тут ты, понимаешь, охаживаешь её. Он тебя не знает, вот и насторожился бычок наш. Ты и купился – побежал. Надо было на месте стоять, всё обошлось бы. Понюхал бы тебя и отошёл, а тут ты его взбудоражил. Понимаешь?

Честно говоря, я тогда мало что понял, кроме того, что та коровка – это дочка быка, но, на всякий случай, кивнул.

К слову говоря, в поле меня одного больше не пускали со стадом. То ли тоже к той коровке молодой ревновали, то ли боялись, что Мусик меня запомнил – кто ж теперь знает?..

Глубокое проникновение

Вам когда-нибудь приходилось бывать в заднице у снеговика? Причём не в моменты, когда вы его только лепите, а чтоб прям внутри неё? Полностью – всем телом?

Нет?

А вот мне приходилось…

Ну а теперь, когда вы слегка просмеялись и уже прямо-таки заинтригованы, каким же образом, а главное зачем я там оказался, я, пожалуй, начну рассказывать эту историю.

Та зима в селе выдалась просто невероятно снежной. Настолько, что сугробами закрыло первые этажи и входные двери почти у всех домов в округе.

Что уж говорить – всё было настолько занесено, что все немногочисленные сельские учреждения, как например, школа и магазинчик были вынуждены закрыться. Причём физически тоже, ибо до дверей добраться ещё пол беды, а вот открыть их – та ещё морока…

Сельские работяги на месте не сидели. Они выпрыгивали из окон и из чердаков своих домов, аки снежные десантники, прямо в сугробы с лопатами наперевес и принимались с лихорадочным трудом расчищать белые завалы, прокладывая проходы хотя бы от дверей к главной дороге, которая, верно, с высоты птичьего полёта стала напоминать нечто вроде лабиринта с многочисленными прорытыми ходами сообщений к домами и обратно, в которых копошились суровые русские мужики, кряхтя, матерясь и время от времени похлёбывая водочку или крепкий домашний самогон, острота которого, пожалуй, могла бы превзойти мушкетёрскую шпагу.

– Михалы-ы-ы-ыч! – доносилось из какой-то снежной траншеи, откуда вихрями вылетал снег, бросаемый здоровенной совковой лопатой.

– Чего-о-о-о? – отзывалось из прохода напротив.

– Замёрз уже в край, сил нет! Дай самогонки пригубить!

– Ну на!

Михалыч доставал из-за пазухи своей куртки небольшую стеклянную бутыль и наотмашь кидал в сторону звука.

– Ну как? – интересовался хозяин заветной жидкости. – Получил?

– Не-а!

– Как это?! Я ж тебе кинул!

Просивший старался как можно выше подпрыгнуть, чтобы оценить обстановку и, приземлившись, горестно восклицал:

– Бля-я-я!..

– Чё такое?

– Да ты бутылку не докинул! Она в сугробе застряла!

– Бля-я-я!..

– Ничего! И не такие метели нам в ёбла летели! Врагу не отдадим!

С этими словами просивший мужик вновь подпрыгивал и кидался на не разрытый сугроб, который, конечно же, проваливался под его весом, однако, желание согреться было сильнее, и работяга еле-еле полз к своей заветной цели, тянясь к ней словно золотоискатель к большому самородку и краснея с каждым движением от натуги. Наконец, достигнув желаемого, наш герой обессиленно падал на спину и отхлёбывал своего заслуженного согрева. Жизнь сразу начинала казаться не такой поганой, а снег – не таким холодным…

Подобные картины мы вместе с местными ребятами наблюдали в то время, практически, каждый день, восседая на высоких заборах, будто стая диких котов. Хоть я и был в этой компании самым младшим, но всеобщую радость от того, что не надо ходить в школу разделял сполна!

– Может снеговика слепим? – предлагал Дима.

– Слепить-то можно! – вторил ему второй Дима, которого все из-за фамилии называли Чижом. – Было б где. Куды не прыгни – всюду проваливаешься. Вон, Серёга провалился – чуть не потонул в снегу, еле достали, до сих пор дома с гриппом валяется.

– А я слышал, что на речке снегу поменьше, – говорил Андрей, – сама она замёрзла прочно, да и пройти к ней не так трудно – взросляки всё расчистили более-менее.

Все мы невольно переглянулись.

– Точно на льду не провалимся? – уточнил Никита.

– А мы на середину-то идти не будем, – поспешил успокоить Андрей, – у бережка полепим, так даже проще.

На том и порешили – все нашей мальчишеской компашкой поползли сквозь сугробы и траншеи к реке, что находилась у самой северной окраины села.

Пока мы шли, глаза потихоньку стали путаться: всё вокруг белое и одинаковое, лишь иногда стены снега становились ниже, обнажая перед нами заснеженные дома и бескрайнее серое небо, на котором не было видно ни облаков, ни солнца; казалось будто даже его заморозили.

Долго ли, коротко ли, с небольшими передышками, а вышли мы к замёрзшей реке, которая… ничем сейчас не отличалась от всеобщей снежной массы. Лишь торчащие чёрные стебли камышей примерно обозначали, где обычно находится вода.

Спустившись к берегу и примерно разграничив, где начинается лёд, принялись мы за великие думы: как и кого будем лепить?

– Ну, – начал Чиж, – думаю, раз столько снега навалило, то и снеговика надо делать прям громадного!

– Ага, – иронично усмехнулся Андрей, – а как ты ему голову-то прилепишь? На стремянку встанешь или подпрыгивать будешь?

Я засмеялся с подобного тона.

– Да не, – спокойной отвечал Чиж, – надо ему уровни делать, как лесенку. Жопа чтоб широченная была, а туловище чуть поуже. Соображаешь?

– Ты «Боба строителя» пересмотрел, что ли? – усмешливо спросил Дима.

– Кого? – удивился Чиж.

– Ну, на «Nickelodeon» по утрам идёт.

– А ты-то откуда знаешь?

Все, в том числе и я, с наигранным недоумением посмотрели на Диму, который даже чуть стушевался и быстро пробормотал:

– Ладно, давайте уже строить, что ли?..

– Давай-давай, – усмехнулся Андрей, – Боб строитель мамкин…

Тут уже все засмеялись в голос, однако, за труды всё ж принялись.

Около часа мы скатывали ту самую жопу. Андрей, Чиж и Дима, как самые старшие в компании, все втроём катили огромный снежный ком, который своими размерами напоминал чуть уменьшенный стог сена.

Мы же с Никитой катили им навстречу шар чуть поменьше, который, впрочем, ничуть не уступал по трудозатратам.

Стояла задача соединить воедино эти два архитектурных шедевра, после чего долепить к ним небольшие комья снега, чтобы получить чуть приплюснутый широкий шар, на который потом полагалось поставить остальные части тела нашего гиганта.

Итак, соединили.

– Ну и жопе-е-е-ень! – воскликнул Дима.

– Да погоди ты! – осёк его Чиж. – Надо ещё долеплять.

Сказано – сделано. Мы тут же принялись лепить новые комья снега, конечно, намного меньше соединённых, но всё равно, довольно, внушительных размеров. Они даже чем-то напоминали пушечные ядра, только, почему-то, белые. Эти самые снаряды мы мало-помалу катили к уже созданной жопе, на которой уверенно восседал Чиж и аккуратно «склеивал» наши творения с основным фундаментом будущего снеговика.

Наконец, с нижней частью было покончено – она была похожа на удлинённую версию нашей планеты, представляя из себя довольно высокий и вытянутый овал, приплюснутый сверху и размером, вероятно, чуть меньше каких-нибудь «Жигулей».

– Так, – распорядился Чиж, – давайте-ка разбивайтесь подвое. Надо скатать два средних кома и закинуть ко мне, я их тут соединю как следует.

И вновь мы с воодушевлением принялись за труды. Мы с Никитой лепили и катили свой шар довольно солидных размеров, а Андрей с Димой свой. Как-то само собой получилось, что мы двигались навстречу друг другу и, не сговариваясь, ускорили темпы, чтобы в решительном столкновении соединить получившиеся комья.

Получилось! Большие снежные шары довольно легко и крепко сцепились друг с другом, а мы уже вчетвером с большим трудом пытались водрузить получившееся нечто к Чижу, который с безудержным смехом принимал наше творение.

Чуть подровняв и долепив туловище, он встал на него ногами, проверяя на прочность.

– Ну, вроде устойчиво! – сообщил он нам со своей высоты. – Кто хочет слепить голову?

– А какой она должна быть? – спросил я.

– А давайте она будет совсем крохотной, – предложил Андрей. – Чё зря тяжести-то тягать?

Никита, тем временем, уже слепил небольшой снежок и кинул Чижу. Тот его ловко поймал и, оценивающе взглянув, с пафосным торжеством водрузил на туловище. Снеговик был готов.

– Ну и тита-а-а-ан! – с восхищением воскликнул Дима.

– Ага!.. – вторили ему мы, оглядывая наше снежное творение.

– А чё теперь-то? – спросил Андрей.

– Ну-у-у…, – хотел было начать свою новую мысль Чиж, но в этот момент в его голову прилетел снежок, рассыпавшийся об шапку.

Все сразу же повернулись на Никиту, который с весёлой улыбкой уже готовил новый снежок.

– В укрытие! – крикнул Андрей, и в этот момент снежок прилетел ему в грудь.

Мы же с Димой успели отпрыгнуть за снеговика и, не сговариваясь, начали лепить снежки для ответного огня.

Никита же уверенным бегом перешёл в наступление, уворачиваясь от снежков очухавшегося Чижа, но тут же был вынужден как минимум упасть брюхом на снег, так как был встречен ответным обстрелом от нас с Димой.

Завязался спонтанный снежный бой, который мало-помалу, под общий хохот и вопли перерос в беспорядочную бойню, где каждый стал сам за себя.

Всюду летали снежки и клубы пара из ртов разгорячённых ребят.

Постепенно небо стало темнеть, чего мы по началу особо не замечали, однако, когда видимость значительно снизилась, бои перешли в более близкие столкновения – чтоб не промахнуться, приходилось бросать снежки практически в упор к предполагаемому противнику.

И вот, я подбегаю, как я вычислил, к Андрею, чтобы обрушить на его голову очередной снежок, как вдруг он оборачивается, резко хватает меня за ногу, пользуясь своими массивными габаритами и кидает куда-то в сторону.

Долго летел или нет – я уже точно не скажу, но хорошо помню, что резко врезался в какую-то, на удивление, мягкую стену, что обрушилась перед моими глазами мелким рыхлым снегом.