Белые цветы Эйроланда. Хроника первая

– Странная вы. – буркнула Гэлимадоэ.

– Просто немного пожившая на свете. – и Лисса скользнула в коридор.

– А я и не заметила, как ты выросла. – покачала головою Лэйк.

– Так получилось. – пожала плечами герцогиня.

А Тоскунел тем временем, и в самом деле, вышел в сад. Покачиваясь, он прошел мимо шепчущейся парочки и плюхнулся на скамеечку в беседке, увитой плющом. Откинув голову, опершись затылком о столб, маркграф закрыл глаза. Он знал, что охранник рядом и бояться ему нечего. Даже если эта странная Лисса в чем-то и права, его телохранители были из специального королевского гарнизона, бойцы которого прославились еще во время третьей компании Аорея, и с тех пор были лучшими в королевстве. Они были стремительными, как стихия и безжалостными, как костлявая старуха с косой.

Маркграф почувствовал, что голову кружит, сознание уносится вверх по невидимой спирали. Это было чуточку неприятно, но, Тоскунел сразу понял, что в этом крылось какое-то особое наслаждение. Очарование свободой. Казалось, что душа воспарила, а тело осталось неподвижным. Можно было лететь куда угодно. Парень даже увидел самого себя: безвольного, уставшего, уснувшего.

И пришли мысли. «Вот те раз! – изумился маркграф. – С чего бы это? Ведь почти и не пил, разве что смешал напитки. Но ведь не могло же меня вот так мгновенно „выхлестнуть“. Чего доброго, и в самом деле, усну».

Где-то пиликал сверчок. «Знаю я тебя, музыкантишка! – усмехнулся про себя Тоскунел и почувствовал, что вернулся в тело, но голову, по-прежнему, кружило. – Серый ты тараканище, только скрипеть умеешь».

Вдруг раздался тихий шорох. «Влюбленные». – понял маркграф.

Нет, что-то в мире было не так. Тоскунел помнил, что напивался пару раз до путаницы в мозгах и бессвязных видений, но сейчас ощущения были другими. Во рту появился странный привкус, а в желудке начал скапливаться едва уловимый холодок. И вдруг парня окатила волна ужаса: «Яд! Он был подсыпан в вино!»

Тоскунел попытался встать, но не смог пошевелить и пальцем. Только в голове отчаянно пульсировали мысли, сбиваясь и ускользая.

Раздался тихий вскрик. Маркграф различил свист стрелы, холодное лязганье кинжалов и сухую возню.

«Черти! – взревел про себя Тоскунел. – Там напали на слабых, а я здесь прохлаждаюсь! Рыцарь, блин!»

И парень рывком встал на ноги, разлепил глаза, сделал шаг вперёд.

То, что маркграф увидел, вовсе его не обрадовало. Влюбленных здесь не было. Возможно, они вернулись в бальную залу, хотелось в это верить. Из столба беседки торчала, нет, не стрела, а неприметная черная игла. Тоскунел бы и не заметил её, если б она не оказалась так близко у глаз. А, шагах в десяти, сплетаясь, точно пара змей, пыхтели люди. Маркграф не мог различить, кто это были, но что-то подсказывало: один из них – его телохранитель.

Из распахнутых дверей, из льющегося света выпорхнула женская фигура. Но ни переполоха, ни паники не было. Просто какая-то, чересчур смелая, дама увидела драку, и кинулась разнимать забияк. Видимо, со стороны все казалось выяснением отношений на уровне: «ты меня уважаешь»?

Тоскунел хотел крикнуть, предупредить женщину об опасности, но ноги его подкосились. Маркграф неуклюже рухнул вниз. В последнее мгновение он уловил пение новой стрелы. Сознание еще работало и реагировало на окружающий мир, но топот возня, стоны – все мешалось, превращалось в бред.

В саду мелькнули тени. Телохранитель Тоскунела среагировал на движение, и кинжал, пущенный им в темноту, раскроил горло одному из нападавших. В то же мгновение двое других убийц прыгнули на охранника сзади, и завязалась борьба.

А в это время встревоженная Лисса, проходящая через залу, подмигнула танцующему мужу. Ихтис мгновенно, отпустив Нейтли шикарный комплимент, чуть ли не бегом вырвался в сад. Он успел вовремя.

Пока Лисса бежала к беседке, в которой мелькнула рухнувшая человеческая тень, Ихтис понял, где скрывается главная опасность. Чутьем ведуна он определил противника. Три прыжка, и мужчина в черном плаще оказался подмятым.

Игла, пущенная убийцей, из странной трубочки, торчащей изо рта, чиркнула Ихтиса по блестящему камзолу и застряла в переплетении золотых, заговоренных нитей. Она должна была коснуться тела в области солнечного сплетения, но враг не мог знать о маленьких хитростях ведуна.

Ихтис, на удивление, оказался не плохим бойцом. Первый же удар пришелся врагу в челюсть, лишил его пары коренных зубов и расщепил хитроумную «плевалку» с иглами. Этого оказалось достаточно, чтобы яд разлился по лицу убийцы. Стрелок захрипел, у него горлом хлынула темная кровь, а глаза мгновенно превратились в ледышки. Но кулаки все еще судорожно сжимались.

Ведун откинулся на спину, выдернул из одежды иглу, вытер кулак о траву и зашептал заклятие. Яд попал на его кожу, и теперь Ихтис чувствовал, как смерть берёт его за горло. Но не даром опальный маркграф столько лет учился искусству волшбы. Слова вспарывали воздух, превращались в пузыри, в которых кипели капли смолы. Ведун терял сознание. Он был мертв и жив одновременно. Сердце его остановилось, замерло, словно в удивлении: что делать?

Лисса закричала.

Телохранитель, пронзенный одновременно двумя кинжалами, мертвой хваткой сжал руки на шее одного из нападавших. Шейные позвонки врага хрустнули. Но второй убийца нанёс последний, роковой удар. И два трупа застыли у кустов.

У последнего наемника тоже были ядовитые иглы. И он бы даже плюнул ими в бегущую женщину, да времени не оставалось.

Он, этот последний в саду убийца, видел, как рухнул Тоскунел. Надо было, конечно, проверить, попали ли в него. Но, привлеченные криком, к месту происшествия уже стремились люди с факелами. Сад озарился светом.

Чертыхнувшись, последний наемник шмыгнул черной тенью и растворился во мгле.

Тоскунел открыл глаза и тупо уставился в потолок. Лепнина, в форме замысловатых цветов, заставляла мысли бродить по странным переулкам фантазий.

Стоп! Маркграф окончательно проснулся и вспомнил своё позорное опьянение. А как все замечательно складывалось: Гэлимадоэ оказалась очаровательной девушкой! Редко встретишь в Свете человека, открыто живущего чувствами. Это столь же необычно, как увидеть настоящего дракона. Со времен Аорея никто ничего и не слышал об этих огненно-дышащих рептилиях.

Тоскунел вздохнул и дернул за шнурок. Колокольчик дзынькнул. В спальню вошел Рэйкве.

– Сильно я вчера надрался? – спросил маркграф.

– Не то, чтобы очень. – уклонился от ответа старик.

– Да ладно, говори уж, как есть. – вздохнул парень. – Был какой-то скандал?

Рэйкве сдвинул на переносице косматые брови:

– Я служил вашему деду, вашему отцу и вам. И никогда не врал. Вы не были пьяны. Но вас, действительно привезли в чужой карете. Гости остались, да и как им откажешь в такой мелочи, если они спасли вашу жизнь.

– Т-а-а-ак… – протянул Тоскунел и приподнялся на локте. – Не тяни!

– Пусть Вам все очевидцы и расскажут.

– Нет, я хочу узнать все сейчас!

И тут потайная дверь со скрипом отворилась, и в проеме показался бледный, как смерть, Ихтис:

– Много будешь знать, быстро расстроишься.

– К-какого черта?! – как ужаленный подскочил парень. – Вы-то что здесь делаете?

– Вышел, понимаете ли, подышать свежим воздухом.

– Это имение рода Рутвингов! – взвился Тоскунел. – Я не знаю, каким образом вы проникли на бал, но сюда-то я никого не звал!

– А Лисса вам не намекнула? – удивился ведун.

Седовласый слуга незаметно юркнул в дверь. Ему не хотелось присутствовать при спорах сильных мира сего.

– Извольте объяснить! Я имею право требовать ответы на свои вопросы, я – маркграф! – претенциозно заявил парень.

– Я тоже. – пожал плечами ведун. – Эка невидаль. Об этом прекрасно знают и Лэйк, и Гэлимадоэ. Просто вы, юноша, оказались менее любознательным.

Тоскунел открыл было рот, но тут же заткнулся, не зная, что сказать.

– А пока нас оставили одних, скажу вам, молодой человек, что вы просто засранец, а не рыцарь. На вас было совершено покушение, а ведь Лисса предупреждала вас. Ну да, мы же крутые, у нас охрана! Кстати, благодаря вашим амбициям, телохранитель мертв. И, если б не наше вмешательство, погибли бы и вы. А Комиссия по Особо Тяжким Преступлениям даже не завела бы дела. Показания врачей и колдунов были бы однозначны: и вы, и ваш амбал вдруг, ни с того, ни с сего, померли от инфаркта. Правда, у этих дельцов что-то не сложилось: вашего телохранителя им, все же, пришлось зарезать, но при благоприятном стечении обстоятельств у них нашлось бы время, чтобы вынести труп и подбросить его на причал у любой забегаловки. Поди потом, докажи, что его не убили в пьяной драке. Эти ребята, охранники, такие благородные, вечно кидаются спасать женщин и детей.

– Постойте! – замахал руками Тоскунел. – Ничего не могу понять.

– Я предупреждал вас об опасности? – в лоб спросил ведун.

– Об абстрактной, дня через три. – согласился юноша.

– Лисса просила вас не появляться на улице, балконе и прочих просматриваемых и простреливаемых местах?

– Ну, что-то такое было. – сдался Тоскунел. – Да вы ведь могли и прямо сказать!

– Куда уж прямее! – начал сердиться Ихтис. – И так все разжевали и в рот положили. А мы, оказывается, и глотать-то сами не умеем!

– Помягче с ним. – раздался мелодичный женский голос. – Ему и так сейчас не легко.

– А будет хуже. – мрачно предрёк ведун. – Особенно, если не начнет иногда думать головою. И, вообще, учитесь, молодой человек, если не с первого взгляда определять суть собеседника, так, хотя бы вовремя наводить о нем справки. Прошло два дня, как я здесь. Эдак к вам любой убийца по доверенным письмам пройдёт.

Юный маркграф осторожно глянул через плечо. В комнате находилась Лисса, та самая женщина, что прогнала их с Гэлимадоэ с балкона. Она была прекрасна. Тоскунел очень пожалел, что такая женщина застала его слабым, в кровати, да еще распекаемым этим чертовым ведьмаком.

– Хватит с него ужасов. – пропела Лисса. – Пойдем, пусть маркграф приведет себя в порядок… Кстати, Тоскунел, нам придется погостить у вас некоторое время. Моему мужу тоже досталось во время вчерашней потасовки, а до нашего имения далеко: это в Белолесье.

«Они же вместе! – осенило парня. – Черт, мог бы и сразу догадаться. И что на меня вчера нашло? Точно оглох и ослеп».

– Конечно. – вздохнул Тоскунел. – Долг рыцаря приютить раненого. Оставайтесь.

– И еще, – тут Лисса хитро улыбнулась, – Гэлимадоэ очень встревожена всем произошедшим. Она просила вас не покидать стены имения хотя бы сутки. Ведь один из убийц скрылся. А у него остались эти дурацкие иглы с ядом. Он может напасть на вас где угодно, даже у входных дверей.

Тоскунел повесил голову и выдавил:

– Хорошо. Сегодня я никуда не пойду. Слово рыцаря.

Ихтис, не говоря больше ни слова, вышел, а Лисса задержалась, вернулась к кровати и протянула парню иглу. Тоскунел сразу же узнал её. Точно такая появилась вчера в беседке. Да, она прилетела и воткнулась в столб. Юноша отчетливо это помнил.

– Возьми на память. – женщина была серьезной и печальной. – В ней больше нет яда. Она попала в моего мужа.

Юный маркграф изумленно поднял брови в немом вопросе.

– Вам о чем-то говорит словосочетание: смола анчаруина?

Тоскунел побледнел. Он прекрасно знал о свойствах и этого страшного дерева, его корней и его смолы. А ещё парню было известно, что все это – не миф, не выдумка, а реальность. От этой смолы погиб его лучший друг. Бедный Орайн, он мечтал сотворить эликсир счастья, а добился лишь мгновенной гибели.

Позднее, сопоставив факты, маркграфу удалось без труда понять, что же произошло на самом деле. Трое неизвестных умудрились незаметно пробраться в сад и занять ключевые позиции. Четвертый, так и не опознанный, подсыпал Тоскунелу снотворного в бокал с вином. Видимо, этим наемникам хотелось все обставить как несчастный случай. Отравление мигом бы распознали лекари, а снотворное, разбавленное приостеринским вином не оставляет в организме никаких следов. Иголки же, которыми плевался один из убийц, были пропитаны смолой анчаруина, которая, при попадании на кожу, вызывает приток крови к сердцу. Результат всегда один: инфаркт. Тут и придраться-то не к чему. Яда-то в крови нет…

Впрочем, если вылить яд на кожу, а не вводить его внутрь, эффект будет другим. Тело обуглится. Именно поэтому они пулялись иглами.

Глава 8. «Скрижали»

Тоскунел проснулся от собственного крика. Смятая простыня была насквозь мокрою, а на наволочке остались три желтые полосы. Подскочив на кровати, парень несколько мгновений не мог различить, где уже закончился кошмар, и наступила тревожная гэдориэльская ночь. Сны и реальность оказались в чем-то схожи. Нет, не темнотою, а ощущением надвигающейся беды. Предчувствие гибели висело в воздухе туманными клубами, оно было разлито, точно запахи. Оно проникало всюду и все пропитывало собою.

Тряхнув головою, Тоскунел наконец-то осознал, что он не в чуждом подземелье, а в собственном особняке. И никто не гонится по его пятам, и не горят во мраке кровавые зрачки, и нет людей с отравленными стрелами.

Подойдя к окну, выглянув на пустынную площадь, маркграф заметил там шатание чьих-то теней. «Воры или убийцы». – мрачно подумал Тоскунел и вздохнул. Он был уверен в своей охране, но, после всего происшедшего накануне, страх вползал-таки в душу змеею.

Появление Ихтиса в Гэдориэле полностью вывело маркграфа из состояния прострации и тупого равнодушия. Этот ведьмак принес с собою интриги, покушения, дымку тайны; но именно он, одним своим видом, будил желание жить и бороться. Было в этом мужчине что-то колдовское, подчиняющее его воле.

И вот теперь, очнувшись от очередного кошмара, Тоскунел мигом припомнил все пророчества Ихтиса. От этого противно заныло под ложечкой, а во рту появился привкус соли.

Да, темные силы, основавшиеся на Хордоре, вполне могли найти любого человека и раздавить его. Тут уж не поможет ни эльфийская кровь, ни знание последних заклятий гоблинов. Что ж, вполне могло быть, что Слуги Ночи не были отринуты богами и сами превращались во всемогущих владык.

Уж кто-кто, а Тоскунел прекрасно знал, что видимый враг – всегда менее опасен. Последние полгода жизни маркграф отдал на штудирование фолиантов в библиотеке Университета Слова, а уж сам факт, что дворянин чему-то по-настоящему учится – заставлял задуматься!

Все дело было в том, что Тоскунел жил в кольце повторяющихся событий: вокруг менялось лишь место действия, декорации, люди, но что-то глобальное никак не сдвигалось с места. Снились одни и те же сны, в которых Тоскунел убегал от чудищ. Иногда мерещились злобные твари, которых не существует в природе.

Появлялись наемные убийцы. Впрочем, охрана всегда была на высоте. И только вчерашний бал оказался исключением из этого правила.

Значит, что-то изменилось. Это страшило, но и давало надежду вырваться-таки из липкой паутины кошмаров. И, все-таки, главное заключалось не в этом. Тоскунелу казалось, что боги ждут от него или подвига или отречения. Парень чувствовал, что за ним непрерывно следят. От этого хотелось поймать невидимого лазутчика и «начистить ему морду», дабы не вносил в нормальную жизнь ощущение смуты и тревоги.

Немного успокоившись, парень оделся и сел в кресло. В этот раз он опять обойдется без прислуги: незачем кому-то знать о кошмарах маркграфа! И так слишком много перешептываний на кухне. Ах, эти заботливые горничные! Им хочется верить, что жизнь – сплошной, непрекращающийся флирт, слегка разведенный страданиями от разлук. «Наш господин бледен! Наверное, он влюблен». Тьфу!

Сквозь приоткрытую штору сочился ночной свет. Кто не просыпался от кошмаров, тот не видел этого светящегося, отдающего звездным серебром, мрака. Ночь никогда не бывает полностью темной. Просто нужно, чтобы привыкли глаза.

Тоскунел равнодушно следил за краешком полной луны, что нахально подбирался к окну, и думал о прочитанном накануне. Этот день прошел в библиотеке.

Рутвингские владыки всегда отдавали много времени и сил, чтобы в каждой резиденции были книги. А в особняке, стоящем в самом сердце Соединенного Королевства, сами боги велели собрать все антикварные фолианты и свитки. Да, библиотека здесь была шикарная. Она не уступала университетской, но все же, некоторых книг здесь не было. Вот и приходилось время от времени вылезать из своей уютной берлоги, из дворца, чтобы трястись в карете в центр Гэдориэля.

Но сегодня маркграф не покидал своих владений. Вместе с полуденным солнцем он вошел в читальную залу и развалился на кресле. Все необходимые книги, бумага, перья и чернила – были заранее приготовлены камердинером. Они покоились на журнальном столике. Тоскунел не любил столы. Они вызывали в нем чувство усталости. Как и всякий дворянин, маркграф обожал комфорт.

Книга была толстой, в медных застёжках. Переписчик прокорпел над нею пару лет, но изящество, с которым были выведены верхнеэльфийские руны, стоили того. Впрочем, писарь не знал, что делает. Он просто перерисовывал завитушки. Ведь эльфы погибли еще до появления короля Аорея, а значит, вполне могло оказаться, что их и не было вовсе.

Но вот мертвый язык оказался живее своих хозяев. Конечно, им владели избранные. Остальные думали, что и они говорят на языке погибших богов, но это было не так.

Сам процесс чтения был для Тоскунела неким священным обрядом. Маркграф умывался, расчесывался, надевал специальную одежду, смахивающую на тогу Хранителей, и лишь потом спускался в библиотеку. Так было и на этот раз.

Книга называлась незамысловато «Скрижали». В её названии было что-то древнее, пышущее тайнами. На самом же деле это был сборник странных текстов. Их особенность заключалась в том, что раз в месяц, в полнолуние, один из рассказов исчезал, а на его месте – возникал новый. Тоскунел знал об этой особенности, но никак не мог уловить той странной логики, согласно которой менялись все эти новеллы.

Нет, не было в книге рецептов молодости, тайных эликсиров бессмертия, любовных наговоров. Отнюдь. Это были грустные рассказы о выживших эльфах, о проклятии ваддаэйрцев, о пьяных дебошах леших из такой далекой и загадочной Плайтонии. Встречались там и повестушки об Аорее, о каких-то мифических героях. В целом все казалось большой мистификацией, но, почему-то Тоскунел каждый месяц перелистывал томик и искал новый рассказ.

На этот раз появилась какая-то странная, насквозь символичная баллада о мечах.

Сейчас, вспоминая вязь рун, вдумываясь в смысл прочитанного, маркграф задумчиво теребил прядь своих длинных волос, наматывая их на указательный палец.

Смысл баллады сводился к тому, что в стародавние времена, на священной горе Алатырь, возвышающейся маяком над океаном, появился хромой кузнец. Он выковал два меча и каждому из них дал имя. Он вдохнул в свои изделия жизнь. Но у каждого из клинков оказался скверный характер. Вместо того, чтобы помогать эльфам в борьбе против повстанцев Орлэвского графства, мечи перегрызлись между собой, поругались со своим творцом и сбежали с горы Алатырь. Но самое странное было в том, что баллада заканчивалась прямым намеком на то, что пришло время появления этих клинков в землях архипелага. А заканчивалось все так: «И ты, читающий эти строки, – один из повелителей мира. Только тебе подчинится один из мечей».

Тут было над чем задуматься.

Второй день, взятый Тоскунелом для размышлений над предложением Ихтиса, миновал.

Глава 9. Сны маркграфа

Пламя гудело ровно, тяжело. Оно не танцевало, оно металось раненым зверем и глухо стонало. Но, все-таки, заключенное в темницу, оно ощущало свою мощь, оно могло вырваться наружу, но не хотело. Может быть, именно в осознании своего могущества пламя и находило удовольствие.

Да, огонь был живым. От него веяло жаром и легендою.

Подмастерье бегал, сжимал меха, давал пламени пищу.

А рядом, у наковальни, стоял кузнец. Его лицо было красным, мокрым от пота. В руках он держал болванку, которая шипела в огне, приобретала кровавый цвет и, казалось, сама превращалась в сгусток огня.

Кузнец выхватил заготовку и принялся плющить металл молотом. Искры летели во все стороны. Было душно. Но, все-таки, было в этой кузне нечто странное. Казалось, что человек не работает, а рождает нечто прямо из души. И весь обряд опускания металла в огонь, на наковальню, в чан с водой, – и по новой, – казался не столь рутинным, сколь магическим.

Клинок рождался на глазах.

А молот пел свою песню.

Тоскунел смотрел, как по лезвию, сами собой поползли руны, не вдавленные, а, наоборот, выпирающие с поверхности клинка. Буквы были эльфийскими. Маркграф сразу узнал их. А кузнец, не обращая внимания на чужака, мерно ударял молотом. И вот, на гарде клинка что-то набухло, точно почка весной, лопнуло. Это родился глаз. Он был живым. Его зрачок был черным и ехидным. Глаз подмигнул.

– Рубин! – рявкнул кузнец.

Подмастерье бегом ринулся к стене, на которой висела кожаная сумка, достал оттуда кровавый камень и подал его своему хозяину.

Кузнец усмехнулся и вдавил рубин в глаз меча.

И тут остриё клинка раскололось, обнажило острые зубки и темно-вишневый язык.

– Ох! Мама, роди меня обратно! – заявил меч.

– Не судьба. – в тон оружию откликнулся кузнец.

– И на кой хрен нужна эта конспирация? – возопил меч. – У меня было нормальное зрение, а сейчас все стало черно-белым. Ну-ка, вертай всё взад!

– Побурчи еще у меня! – усмехнулся творец. – Хочешь, чтобы тебе глазик выколупал какой-нибудь любознательный мальчик в то время, пока ты будешь спать? Или ты думаешь, что в запале битвы не можешь напороться на сучок и ослепнуть?

– Всё едино: изверги вы все! – заявил меч и затих под ударами молота.

А Тоскунел перевел взгляд к кожаной сумке. Там, над нею, на стене висел ещё один меч, на ножнах которого было выгравировано странное плайтонское имя: «Лютобор».

«Что это значит? Лютый борец или злобный лес?» – думал маркграф, с трудом припоминая уроки иностранного языка.

А меч вдруг подмигнул. В его рукояти тоже красовался драгоценный камень.

Тоскунел вздрогнул. Это был какой-то сумасшедший мир.

Кузнец, кидая клинок в воду, сбрасывая на ходу рукавицы, обернулся к гостю:

– И давно ты здесь?

– Нет. – помотал головою маркграф.

– Пришел поглядеть на рождение друга. – усмехнулся хозяин и отер пот со лба. – Что ж, дело хорошее. Только смотри, не столкнись с врагом. Ты, насколько я понимаю, ни черта еще не знаешь.

– Хорошо!!! – завопил из кадки меч. – А кто мне спинку потрет?

– Облезешь. – буркнул подмастерье и вышел на свежий воздух.

Тоскунел едва скрыл улыбку.

– Точно. – резюмировал кузнец, оглядев своего гостя. – Юность богов. Эх, смотрю я на тебя и завидую: пред тобою целый непознанный мир!

Маркграф лишь вежливо пожал плечами.

И вдруг небо потемнело.

Тоскунел и кузнец выскочили наружу.

Черные облака, взявшиеся неизвестно откуда, скрыли солнце. Сверкнула молния. И там, во мраке, показался силуэт дракона.

– Лёгок на помине. – проворчал кузнец и, уже обращаясь к Тоскунелу, добавил. – Убирайся домой. Немедленно!

Маркграф надулся. Его лицо пошло багровыми пятнами. Никто не смел с ним так обращаться.

– О, эта юность! – взвыл кузнец и, схватив непрошеного гостя за руку, швырнул его в огонь.

Боль обожгла всё тело.

Но Тоскунел чувствовал, как провалился в бездонную яму, в которой уже не было пламени. И в тот же миг отовсюду, отражая саму себя, хлынула музыка отчаяния. Из её леденящих звуков рождалось видение разбуженного пожара.

Маркграф ощутил себя зависшим над Гэдориэлем. Он чувствовал, что парит на высоте птичьего полета и с удивлением рассматривает древнюю столицу.

А там, внизу, бушевало пламя. Оно с хрустом пожирало дома и дворцы. Люди бежали, толкались, мешали друг другу, падали и умирали под ногами соплеменников. Стихия делала их безумными.

Тоскунелу даже казалось, что он видит глаза этих несчастных. Эти глаза были полны ужаса и безысходности. Хотя, конечно, с такой высоты, маркграф не мог видеть этого.

И черная музыка волнами накатывала на город.

Но за крепостными стенами – гулял ветер. Враг был в сердцах людей. Он был невидим, а оттого еще более могущественен.

И вдруг раздался рокот барабанов. С севера показалась фигура человека в черном плаще. Незнакомец, поддерживаемый невидимой силой, летел навстречу Тоскунелу. В руках противника сиял меч.

Это был враг. Тоскунел понял это сразу.

Но с запада появился дракон. Он вяло изрыгал огонь и матерился. А по спине летучего змея возбужденно бегал седой старикашка, размахивающий костлявыми руками и дико орущий:

– Быстрее, мы теряем его!

Воин в черном плаще приближался. Уже можно было различить черты его лица: они были резкими, властными и сумасшедшими. В глазах плясало пламя восторга. А тонкие бескровные губы змеились в усмешке и топорщили щегольские усики. Жесткая черная челка то ниспадала на лоб, то вздымалась вверх, смешно топорщась в разные стороны.