Путь к свету

Серж Валеджи

Путь к свету

Путь к свету

«Этот свет был истинный свет,

освещающий всех, кто рождается в мир»

Евангелие от Иоанна глава 1, стих 9.

(в переводе Российского библейского общества)

Пролог

« Ты стоишь на коленях и жаждешь милости и прощения, так иди и знай: тяжелым будет твой путь. Но не страшись, Я с тобой.

Все начнется в селе, где умерла вода, доверься, и ты оживишь ее Моею силой через руки свои. Воздай хвалу как Сущему, и Я сделаю твой путь короче вдвое, дам брата тебе.

Неустанно к Мертвому морю направляй стопы твои и оставь ожившей воды. В городе не соблазнись на зло, помни: в посохе сила, собранная Мной от пройденного пути.

А после явится зверь. И когда предстанешь перед хищником, жаждущим крови на рану клятвы своей и желающим поглотить город, помни, что клятва человека – пустой звук, лишь слово Мое – твердыня.

Считающего себя храбрым напои тем, что оставил от умершей и ожившей воды, и откроется слабость его, он получит возмездие за злодеяния свои. Помни это, ибо от злобы уготованной зверем погрузишься во мрак по меркам человеческим навсегда. Но сгинет зверь от раны в груди.

Ты же возле Иерихона увидишь свет. Следуй за Ним, в Нем Моя милость и истина. Никогда не забывай: велико имя Мое, и слово Создателя крепко».

– Отец, это загадка? Я ничего не понял.

– Загадка? Отчасти выглядит как загадка, но больше всё-таки это похоже на пророчество. Ты не понял его? Не страшно. Чтобы разгадать суть сказанного, нужно пройти от истока к слиянию, но это не мой путь, и не мне сказано слово.

– А кому?

– Тому, кто это все мне рассказал.

– И ты тоже не можешь разобраться? – Искренне улыбнулся мальчик.

– Отчего, хотя не мне было сказано, я свидетель и знаю, как все произошло. Я даже был во тьме и увидел свет, хотя не обо мне речь. Но время пришло поведать и тебе. Да, время пришло. – Отец встал, снял свой халат и, усевшись удобнее, начал, – Слушай, только слушай внимательно, ведь если прослушаешь что-то, – не поймешь главного…

Глава первая. Чужак

– Все кончено, теперь мы в расчете, – худощавый мужчина бросил на стол мешочек с деньгами и откупные документы. В голосе звучала твёрдость и сила, хотя лицо выглядело усталым. Пыльная, пропитанная потом, одежда, а также растрёпанная и сальная борода говорили о проделанной работе, требующей колоссальных усилий и времени.

– Долг выплачен сполна, и, с этого момента, я для вас – не раб, не слуга, – никто! Сегодня же ухожу на родину.

– Хорошо, хорошо, – попытался его успокоить хозяин, застыв в улыбке. Затем искоса посмотрел на бумаги, – кто же спорит, все верно, но… – Он некоторое время молчал, затем взвешивал мешочек, перебирал бумаги, делая вид, что очень сосредоточен и не терпит никаких отвлечений. Действия выглядели нелепо, слишком манерно, в общем, любой простак понял бы, что он намеренно тянет время. Но слуга, опьянённый мыслями о свободной жизни, упустил столь заметные вещи. Наконец, в комнату вошли двое подручных, крепкие ребята с каменными лицами, лишёнными всякого сочувствия. Когда они вошли, хозяин сразу осмелел:

– Ты свободен, это правда, но лишь одна услуга с твоей стороны, всего одна.

– А что, эти молодцы не годятся? – Указал на вошедших мужчин бывший слуга. – Что с ними не так? Неужели, это переодетые девицы?

– Лучше тебя с этим поручением никто не справится, – с серьезным видом прервал его хозяин, не обращая внимания на колкости, – ты неприметен и ловок, а эти болваны будут сразу распознаны. Так что…

– Нет! – Крикнул слуга. Тревожные предчувствия, как стрелы, пронзили душу. Он молниеносно достал нож из ножен, спрятанных в матерчатом поясе. Рука почувствовала знакомый вес, а натренированный на убийства мозг сразу расчертил всю обстановку в свою пользу. Но обещание! Он дал обещание Богу, что никогда ни кого не убьет. Наконец, совладав с собой и сделав глубокий вдох, он продолжил:

– Я больше не участвую в ваших темных делишках. Разве ты не заметил мешочек на столе? Посмотри! А теперь послушай. Он не шепчет, он кричит: « Я свободен»!

– Не горячись, – успокаивая его, поднял руки хозяин, и, бросив короткий взгляд на двух подручных, перевел взор на нож. Нож, напоминал обоюдоострый короткий кинжал с маленькой круглой гардой, рукоять которого удобно лежала в руке владельца. – Постой, мы все знаем, никто лучше тебя не владеет этим оружием. Ты же из колена вениамина? Так? А, говорят, в вашем племени искусные метатели, – могут попасть даже в волос. Я им щедро заплатил за твое обучение. Так что, я не враг тебе, верь мне. Я лишь хочу договориться о последней услуге и обещаю щедро заплатить. Подумай, только внимательно все взвесь: вот ты сейчас вернёшься домой и что? Нищета, пойдешь побираться. А выполнив поручение вернешся не с пустыми руками.

– Видно, ты не понял! С прошлым покончено! Я возвращаюсь к Богу моих отцов. – Слуга резким движением сломал нож о край стола и бросил половинки к ногам хозяина. Этим действием он обрезал всякие мысли о насилии со своей стороны. «Как бы об этом не пожалеть,– мелькнуло в голове, – но нет, нужно идти до конца и оставить этот образ жизни, я же поклялся».

– Пусть лучше останусь нищим и пойду собирать остатки урожая! – Крикнул слуга вслух, – лучше так, но это случится среди моего народа, а не здесь, не с тобой. Я горячо молил Бога о прощении за сделанные мной злодеяния и дал обет. И Он ответил мне…

– Посмотрите, – с ядовитой ухмылкой вмешался в пылкую речь слуги хозяин, бросив взгляд на подручных, словно заручаясь их поддержкой, – наш отважный воин сошел с ума.

Бывший слуга почувствовал боль в затылке, видимо, один из пришедших нанес ему удар. В глазах стало темнеть, хозяин схватил его за грудки и шепнул в самое ухо:

– Так, что же тебе сказал твой Бог? Что…

***

Свет, приятный, даже какой-то нереальный, неземной озарил комнату. Веревки спали с рук сами собой, и он услышал голос:

«Вставай, я с тобой! Твердо помни сказанное мной, потому что исполнится все от начала до конца. Ты сам решил стать другим человеком и отказаться от прошлого, так смотри не отступи от обещания. Пройдя свой путь, узришь свет. Помни, я с тобой… Я с тобой…»

Он открыл глаза, затылок пронзала пульсирующая боль. В месте удара кровь запеклась, волосы слиплись, а руки, связанные за спиной, затекли. Как он мог так расслабиться и попасть в эту ловушку, словно наивный ребенок. Чувство близкой свободы расслабило до такого состояния, и расплата не замедлила показать свое лицо, вот, он связанный, лежит на пыльном полу недалеко от дверей. В мыслях путаница и сомнения: «Неужели голос в голове отголосок безумства? Зачем доверился ему? Еще чуть- чуть потерпел бы выходки хозяина, смирился, и свобода! Так нет, решил завязать с прошлым, вернуться на родину, узреть пророка, о котором так много слышал, и что? Лежит как грязное животное, снова оставаясь марионеткой в руках хозяина».

Слуга обреченно вздохнул и услышал как в голове зазвенели колокольчики. Очень странный новый звук, он напрягся и почувствовал, что веревки поддаются. Не веря происходящему, он быстро их высвободил, затем развязал ноги и встал. Утро еще не набрало силу потому в комнате темно, но различимы силуэты. В углу на циновке лежал хозяин, размеренно сопя, с головой укрывшись верхней одеждой. У порога прислонившись спиной о косяк, спал подручный, другого не видно.

Слуга бросил взгляд на стол, там лежит чей-то нож, вот этот славный момент когда все для тебя, можно быстро решить свои дела, забрав жизни обидчиков. Лучи света стали пробиваться сквозь маленькое окошко, лизнув лезвия ножа, словно спрашивая: чего медлишь? Наконец заметным стал и мешочек с деньгами, возле головы хозяина, а что рядом? Документ? Это вольная, его откупная. Он, пройдя до постели, тихо вытащил бумаги, деньги, и вернулся к столу. Взяв нож в руки, он лихо повертел им, и уже сделал шаг в сторону спящего хозяина, но замер.

«Нет, я решил вернуться, стать другим человеком, ввериться Богу», – поразмышлял сам с собой слуга, затем взял копию откупной спрятал в пояс, а другой экземпляр положил на стол, сверху мешочек с деньгами и, ножом все приколол к столу. Подручный что-то прохрипел во сне, но более ничего. Слуга, приобретя уверенность, что это Божья рука, открыл дверь и скомандовал сам себе:

– Вперед! Теперь ты свободен! – В голове приятно звучало: Только помни, Я с тобой! Не бойся, Я с тобой… Я с тобой…

Не знающее пощады солнце медленно поднималось из-за горизонта. Его первые лучи, новорожденные зари, после холодной ночи не казались мягкими, а своей силой раскаляя воздух, превращали его в обжигающего союзника. И нет укрытия: ни деревца, ни тени холма, лишь облака пыли, терзаемые редкими порывами ветра.

– Не бойся, я с тобой, – шепнул очнувшийся человек, он словно подбадривал себя этой фразой и, продолжая повторять ее, собрался с силами, приподнялся и, опираясь о посох, встал. Он бежал без оглядки целый день, а ночью, когда уже не было сил, свалился в пыль.

И вот теперь изнемогающий от жажды путник медленно двигался по этой пустынной зоне, и его глаза засветились радостью, увидев оазис спасения в открывшемся взору поселении. Он точно знал: это не мираж, это начало его пути, он чувствовал это всем нутром или заставлял себя так думать. Конечно, необходимо сохранять сильную веру в то, что услышанное – не безумство, поселившееся в твоей голове, а ответ на горячую молитву. Поэтому он жадно перебирал детали того дня: время, свое состояние, даже то, что ел, как спал. И что же? Всегда приходил к единственному выводу: с ним все в порядке. Так почему же червь сомнения изъедает его мозг? Эти неприятные мысли начинают звенеть, словно маленькие колокольчики на одеянии первосвященника, идущего в святое святых, с каждым шагом усиливаясь, нарастая, пока не превращаются в грозный набат, который разрывает голову на части. И, только когда он двигаться вперед, к намеченной цели, все стихает.

До предела измученный дорогой, с пустым бурдюком, словно перекати-поле, гонимое слабым ветром, чужак медленно двигался мимо хижин и мазанок и остановился возле колодца. Толпа зевак быстро собралась со всех сторон и, откинув все манеры приличия, с удивлением смотрела на пришельца, на его загорелое лицо, на забитую пылью одежду, на худые кисти рук, опирающиеся на посох.

– Кто ты, чужак? Зачем здесь? – кто-то с опаской спросил из толпы.

– Пить, – вместо ответа выдавил пересохшим горлом пришелец.

– Надо же, его мучит жажда! Да мы сами считаем каждый глоток воды, – осмелев, ехидно завопил невысокий рыжий человек, и каждое его слово сопровождалось энергичной жестикуляцией.

– Извините, я думал, пришел к людям, – прошипел чужак и ясно ощутил, что звук в голове утихает. «Неужели это то самое место где все начнется?» – Мелькнуло в его голове, сердце сжалось в ожидании подсказки, но резкий возглас вернул к действительности.

– Айрон, и вы, сограждане, посмотрите! – Продолжил все тот же рыжий. – Он еще и оскорбляет нас! А ведь, кто такой этот чужак, чтобы судить нас? Похож на высокомерного иудея! Или я не прав?

– Тихо! Успокойтесь! – Вперед выступил Айрон, чей суровый вид, сдвинутые брови, густая черная борода на широком и слегка вытянутом лице с массивным носом могла бы испугать. Но белые одежды, препоясанные черным широким ремнем, придавали мягкости, и суровый человек представал мудрым.

– Дайте ему напиться, бедняга не может говорить, а мы с вопросами,– подал знак рукой священник, а сам внимательно осмотрел пришельца, с одной стороны из любопытства, с другой, – для своего успокоения, так как не мог расслабиться. И, правда, трудно определить, что на уме у этого странного человека. Зачем он явился в их поселение?

Даже поняв, что путник еле стоит на ногах и не в состоянии причинить вреда, Айрон по-прежнему чувствовал внутреннее волнение. Возможно, тяжелым грузом давило недавнее печальное происшествие, которое сделало его таким недоверчивым хозяином, а может, его неожиданное назначение священником. Конечно, он знал, что в будущем будет представлять народ, жителей своего селения, в этом качестве. Но не сейчас! Не такой ценой!

Одна женщина быстро удалилась, а, когда вновь появилась, то в руках держала пиалу. Чужак бережно принял сосуд с живительной влагой и стал жадно глотать содержимое, пока не осталось ни капли.

– Хорошо, ты утолил жажду, – начал Айрон, когда тот вернул пиалу, – скажи нам, кто ты такой? Зачем здесь?

– Зови Вартимей, сын Тимея, – и снова тишина. Рыжий от негодования так напрягся, что лицо сравнялось в цвете с волосами.

– А ты не многословен, ты не ответил, зачем здесь? – с нотками раздражения разбавил тишину священник.

– Да, пиала тоже была мала, но, по вашим словам, я утолил жажду, – съязвил чужак.

– Я же сказал, – завопил рыжий, не в состоянии сдерживать себя, – этот высокомерный иудей издевается над нами! Неблагодарный навозный жук!

– Упрек и дерзость в твоих словах, чужеземец, – поддержал разгорячённого оратора Айрон, – мы сказали правду, что сами считаем каждый глоток.

– С чего так? – Приподнял бровь Вартимей. – Колодец, что находится справа от меня, пересох? Хотя я чувствую холод воды. Или вы по-особому относитесь к потомкам Иакова? Вашему рыжему я явно «нравлюсь».

– Нет, мы гостеприимный народ, – нахмурился священник, – но недавнее событие вынудило нас стать такими подозрительными. Он перевел взгляд на источник воды. – Это ты верно подметил: колодец наполнен до краёв, но пить эту воду невозможно! Туда злой и неблагодарный человек бросил яд! Мы встретили его как друга, омыли раны, предоставили еду и кров, а он ночью ушел, расплатился коварством за наше гостеприимство. Никогда не забуду того, кто это сделал! – Искры ненависти и страха блеснули в глазах Айрона, а кулаки сжались, будто впитывали в себя боль.

– Утром двое из наших жителей попробовали этой воды, – дрожащим голосом продолжил он, – и окончили свои дни в мучениях. Не прошло и недели, как мы их оплакали. Теперь ты знаешь: колодец полон, но абсолютно непригоден для использования! Когда окончатся дни скорби, мы засыпем его. Впереди опять оказался рыжий:

– Не веришь? По глазам вижу: не веришь! Ну, испей! Быстро окажешься вон за тем холмом.

– А что там? – Спросил пришедший, глядя в том направлении, куда указывал палец.

– Наше кладбище, – спокойно ответил Айрон.

– И вы похороните чужака на своем кладбище?

– Нет, конечно, нет! – наперебой завопили жители.

– Делаем вывод: смерть мне не грозит. – Вартимей направился к колодцу, видя улыбки и слушая хохот людей, которые думали, что это игра или шутка. Сейчас, с каждым шагом он погружался все глубже в потаенные места разума и искал, чего больше в нем: сомнений или веры.

Попутно разглядывая жителей, он снова и снова спрашивал себя: неужели, эти лица – последнее, что я вижу? Подлые сомнения, выползающие из мрака сознания, выползают и истошно пищат: «тебе конец». Так кто же я на самом деле: бегущий в неизвестность путник, доведённый до такого состояния собственным безумием или всё-таки…? Вартимей посмотрел на свои руки: вот он, тот самый момент, который все расставит на свои места. Необходимо отбросить сомнения и поверить.

Все стихло, когда он зачерпнул воды в ладони и поднес к губам. С бледно-голубого неба на замерших людей, которые окружили одного безумца, смотрело солнце. Чужак пил небольшими глотками, вода, искрясь, скатывалась по рукам, ладони снова набирали, и губы погружались в сладостную влагу. Все ждали исхода происшедшего: вот сейчас начнутся спазмы, тело окутает жар, и в бессилии чужак рухнет под ноги, а после мучительной агонии завершит свой путь.

Вартимей, утолив жажду, стал набирать воду в кожаные мехи. Закончив процедуру, он обернулся к изумленным жителям и, осмотрев их, начал:

– Отныне в этом колодце чистота, ибо сказано: «рука очищающего сильнее тысячи рук оскверняющих».

Айрон почувствовал внутренний порыв благодарности и, выйдя из оцепенения, встал на колено. Остальные жители последовали его примеру:

– О чужеземец! Вартимей, сын Тимея! Мы благодарны тебе, поэтому имя твое внесем в нашу память, и каждый пришедший из семени твоего, будет встречен, как господин в любое время.

– В любое время! – Повторил народ.

– Что творите! Не разобрав слова, пали на колени! Встаньте, – я человек, и вы люди, -и нет различия в нас! – Уверенно крикнул чужак, – встаньте!

Все молча выполнили, о чем он попросил, а Вартимей, вздохнув, продолжил:

– Вот, что я вам расскажу, а вы подумайте. В одном селении случился неурожай, люди голодали и, видя это, один господин сжалился и сказал:

– Раб мой, возьми пшеницы и отвези нуждающимся людям. – Все было исполнено точно, и народ возрадовался, тогда они, ликуя, пали на колени перед рабом. Спрошу вас: ему ли должны воздать хвалу, ему, принесшему, или давшему и повелевшему? Господину или рабу?

– Господину, господину!.. Давшему! – Наперебой отвечали жители. Чужеземец дождался, когда все стихли:

– Так что же вы склонили колени перед рабом? – Вартимей сделал паузу и сурово посмотрел в глаза стоящим перед ним, затем поднял правую руку.

– Да, своею ладонью я черпал эту отравленную воду, но волею могущественного исполнилось очищение, Того, кто есть единый Сущий, который положил пределы всему, что видят глаза, и что сокрыто от них. Всему, чего касается человек своим разумом, и, что непостижимо для его ума. – Теперь его лицо озарила улыбка. – Еще раньше Бог через пророка сказал: «Радостно будете черпать воду из колодцев спасения», – поэтому Бог избавитель, Ему хвала!

Приятное чувство, словно огонь, попавший в кровь, прожгло все тело, согрев его и наполнив радостью. Произошедшее означало, что он не безумец, а тот, кто получил ответ на свою молитву.

Так выглядели некоторые колодцы в древние времена

Глава вторая. Брат

Скинув с плеч пыльный халат, Вартимей выхлопал его, повесил на руку и шагнул через порог. В доме царили полумрак и прохлада, сквозь два маленьких окошка, расположенные почти у самого потолка, пробивался свет.

Хозяин жестом пригласил гостя к невысокому столу, на котором стоял кувшин, лежали запечённые овощи и лепешка. Все это располагалось возле большой миски с вчерашней кашей. Вартимей пододвинул скамейку, а серый в черную полоску халат бросил на циновку и проследил, как Айрон зажег в углу маленький глиняный светильник, который придал жизни помещению. Появившийся язычок огня плавно покачивался на фитиле, изредка отталкивая от себя струйку копоти.

– Значит, ты у них вместо священника? – Спросил Вартимей, когда хозяин дома приблизился к столу. Эмоции, как жаждущий высвобождения вулкан, кипели внутри и, придав сил, вконец отбросили усталость. Путник остро почувствовал голод и от всего сердца радовался проявленному гостеприимству. Он начал беседу первым, словно пробуя возникшую ситуацию на вкус, анализировал ее. В голове тишина, нет того изнуряющего звона колокольчиков, и это радовало.

– Да, – мягко ответил хозяин, – правда, я не ожидал, что так скоро им стану, но сейчас не об этом. Хочу потолковать о случившемся у колодца. То, что там произошло, выше моего понимания, как такое может быть?

– Как? – Улыбнулся путник, и поспешил уклончиво ответить, – кто может это понять? Чудо!

– Мне кажется, ты знал о том, что должно случиться. – Прижал своим утверждением собеседника Айрон.

– Ты прав, но не до конца. Я знал, и все же сильно сомневался, – сдался Вартимей, и поспешил объяснить.– Знать, что может произойти, это одно дело, а вот довериться знанию и опустить руки в колодец, совсем другое. По сути, это безумство, и я совершил его, я смог. Но смог, лишь всем сердцем положившись на силу Всевышнего…

– Всевышний, – неожиданно оборвал мысль Айрон,– Кто он Всевышний? – Спросил он, продолжая разглядывать собеседника и пытаясь понять, что в его голове.

– Вот, скажи мне Вартимей: хананеи поклоняются Ваалу, амонитяне – Молоху, а богов у египтян, не счесть! Так, у кого, правда? Ведь каждому божеству строят храмы, приносят жертвы, а те их молча принимают в своем притворном величии. Так, кто же Всевышний?

– Ты – священник, а не нашел для себя ответ?

– Представь себе. В нашем племени все просто, если твой отец священнослужитель, ты, когда постареет твой предок, заменишь его место, став с кадилом у жертвенника. По рождению я таков, но это только оболочка, – показал он руками на свое одеяние, – а вот сердце, мое сердце противится этой лжи. Я, как будто бы, во тьме шарю руками, но не знаю, куда идти. – Голос Айрона , словно перетянутая струна на арфе, отражал его внутреннее волнение. Вартимей , поглаживая бороду, внимательно слушал.

– Так вот, Айрон, сам рассуди: Ваал требует мерзости от человека, чтобы мужи совокуплялись с храмовыми проститутками, на виду у других. Презрев достоинство своего происхождения, отбросив славу быть образом Божиим, они придаются похотям, словно собаки. И все для чего? Для того, чтобы таким образом ублажать это отвратительное божество, прося дождя. А Молох? Он ждет в жертву беззащитных младенцев, чтобы их бросили на его раскалённые руки. Кажется, этот идол забирает сердце у родителей, одновременно лишая их разума и воли. Ведь кто, кто согласится на такое? После таких деяний, крики детей долго еще будут звучать в ночных кошмарах, а в ноздрях стоять чудовищный запах горелой плоти. И ЭТО – боги!?

– Мой дед жил среди амонитян и рассказывал об этом. Когда у него родился мой отец, то он сбежал из тех краев сюда и основал это поселение, – с горечью произнес Айрон.

– Что тебе сказать на это, мой добрый хозяин. Ты знаешь, что я по вере – израильтянин, и для меня не существует Бога, кроме Иеговы. Сегодня у колодца ты увидел Его силу как Всевышнего. Поэтому я не буду спрашивать тебя: кому же ты служишь? А спрошу: что ты решишь?

– О, без сомнения, отныне твой Бог – мой Бог, я ясно понял, что он превыше других.

– Хорошо, Айрон, чудо побудило тебя сравнить, ты увидел конкретное дело живого Бога, и сделал такой вывод. Но шагни дальше.

– То есть? – Насторожился священник, держа в руках лепешку.

– Начни узнавать о Боге больше, ведь чудо помогло срубить лишь макушку невежества, но ядовитый корень внутри. А знаешь, что случается, если оставляешь корень? – Стал рассуждать Вартимей и, заметив сосредоточенный взгляд собеседника, продолжил мысль:

– Он обязательно прорастет. Чтобы принять живого Бога нужно двигаться дальше и очистить свое сердце от примесей, как поле очищают от камней, чтобы оно смогло рождать. Послушай меня. Некий господин пришел отдать распоряжения своему рабу и увидел, что тот поклоняется каменным изваяниям.

– Зачем ты делаешь это? – Спросил он.

– Хочу быть сытым и одетым.

– Не я ли даю тебе пищу и одежду? И ты, вместо того, чтобы служить мне, почитаешь холодные камни?

– Да, все так, они холодны и ничего не дают, лишь безмолвно принимают возлияния, но я прошу их, чтобы меня не наказывали за провинность.

– Не делай плохих дел и не придется просить о том. А если что и сотворил, то не я ли твой повелитель, прощаю и наказываю? Не камням решать о том.

– И тут ты прав, господин, но я прошу их о свободе.

– Кто дает свободу? Повсюду ты раб, каждый вынужден трудиться, кто-то служит богатству, кто-то утоляет свои похоти, но все они служат. Ведь под небом нет свободы, потому сменив господина, поступишь ли мудро? Ведь неизвестно, каким будет твой новый хозяин, так не лучше ли быть рабом тому, кто уже дает кров и питание!

– Какая сила в твоих словах! Но я люблю моих идолов и всегда советуюсь с ними.

– Да, навязать любовь никто не вправе, и я не хочу этого. Вот только совет всегда спрашивают у мудрых. Подумай, о чем говорили. – И ушел господин в печали, а раб долго размышлял о разговоре, а затем взял камень и разбил изваяние. И, как ты думаешь, почему он так поступил?

– Наверное, понял, что лучше жить по правилам живого господина, в место того, чтобы просить совет у мертвых изваяний, – сделал вывод Айрон.

– Истинно так. Вот и тебя спрошу: если хочешь принять Бога Сущего и Живого, нужно ли оставлять в сердце камни? В камнях нет пользы? Друг, разбей все сомнения в сердце, очисти его для нового урожая. Пусть там будет только один Бог.

– Ты, словно двери, открываешь истину! – Восхищенно подняв руку, процедил Айрон. – Живу я один, с некоторых пор, – затем, чуть помолчав, с раздавленным видом, продолжил:

– Те, двое, выпившие отравленной воды, – мои родители.

– Мне жаль, мой добрый друг, прими мои соболезнования. Но, знаешь, – Вартимей пристально посмотрел в глаза хозяина дома, копаясь в мыслях, чем бы подбодрить его. – Что потеряно для человека, не потеряно для Бога.