скачать книгу бесплатно
Старшая дочь Птолемея Береника Эпифания со своими служанками нежилась в одном из благоухающих летних садов в царском квартале, когда ей передали, что один из придворных служащих просит его принять по важному поводу.
Развалившись на мягком ложе, в окружении своих шумных служанок, в пышных париках из конского волоса и молчаливых стражников нубийцев, она была похожа на ленивую львицу, отдыхавшую вместе со своим прайдом на берегу реки после удачной охоты. Все они с удивлением разглядывали этого нескладного пузатого человечка, который приближался к ним на полусогнутых ногах, дрожа всем телом.
– Кто ты, что помешал моему покою? – пристально вглядываясь в его расплывшееся румяное лицо, недовольно произнесла дочь фараона. Её лик был грозен и прекрасен. Черные, пронзительные глаза, подчеркнутые сурьмой, сверкали на солнце ярче, чем дорогие золотые браслеты на её запястьях. Выразительные тонкие брови были похожи на стремительно летящие в небеса быстрые стрелы, а алые, пухлые губы, словно рубины, дополняли её красоту.
– Желаю здравствовать, великая госпожа! Меня зовут Потин, я ваш покорный слуга при дворе великого фараона. Зная, что вы будете на церемонии открытия храма лучезарной богини Хатхор, хотел вас порадовать и преподнести скромный подарок от ваших поданных из народа.
– Я вспомнила твое лицо, – задумчиво произнесла Береника. – Он кажется один из наших евнухов, обратилась она к своим служанкам. – Ты полный кастрат?
– Нет, ваша милость. Меня кастрировали частично здесь, при дворе, около десяти лет назад. Господин Мардиан, старший евнух выкупал меня в горячей ванне и после этого отрезал ненужную мне плоть острым ножом.
– Чем ты занимаешься при дворе? – довольно холодно спросила Береника?
– Я нахожусь на среднем уровне среди других слуг, госпожа. Помогаю распространять указы нашего великого фараона, сопровождаю чиновников и зарубежных гостей в их прогулках, слежу за поведением наложниц, иногда наказываю провинившихся.
– Довольно, – перебила его Береника. – Мне становится ужасно скучно. Покажи свой подарок, – приказала она.
Одна из служанок по имени Ламия подошла к Потину, ей он и протянул заветную черную шкатулку, по-прежнему не смея поднять головы.
Береника открыла её. Служанки столпилось возле дочери фараона, с любопытством заглядывая внутрь. На несколько секунд затихли их голоса, потом раздались восхищенные возгласы.
– Чудесно, какая прелесть, это украшение словно создано для вас! – защебетали они, как ранние птицы, наперебой.
– Ваша светлость, оно необыкновенно. Вы будете в нем словно золотая богиня, ведь это её любимые цвета! – пела златоволосая Пиерия.
– Ах! Такой красоты я прежде никогда не видела, – вторила ей изумленно самая старшая из служанок Хиона.
Даже молчаливые нубийцы, стоявшие на страже, и те искоса старались рассмотреть предмет всеобщего восхищения.
– Это ожерелье, камни любви, – несмело пискнул, как котенок, Потин. Он нарочито умиленно взглянул на Беренику, внимание которой было приковано к украшению.
– Позвольте мы вам его наденем! – стрекотали в один голос служанки.
– Не здесь и не сейчас, – оборвала их восторженные речи Береника.
Она смерила с ног до головы вмиг сжавшегося Потина своим каменным взглядом.
– Я выражаю своему, так называемому народу благодарность. Кто решил меня порадовать, таким образом, могут рассчитывать на мою милость. А ты… – дочь фараона слегка улыбнулась, – учитывая, что безвреден для моих девочек, с этого момента можешь находиться иногда в моей свите. Надеюсь, ты наделен не только талантом угождать.
Потин был вне себя от радости, его сердце рвалось наружу из груди, как птица из клетки. Он припал к ногам дочери фараона и с благодарностью, как верный пес, смотрел, не отрываясь, в её красивые глаза.
Глава III. Рука помощи Цезаря
Каждый день владыке Верхнего и Нижнего Египта прилетали тревожные вести из разных уголков страны. Они были словно большекрылые птицы – стервятники, которые обычно кружат над обессилевшей жертвой, ожидая, когда она лишится сил и падет.
То там, то здесь, как докладывали государственные советники и тайные осведомители, в «земле возлюбленной» проходили бунты, стихийные выступления горожан, которые все больше и больше проклинали незаконнорожденного правителя.
Птолемей Неос Дионис отлично помнил, как предыдущего властителя именно чернь забила насмерть в здании гимнасия, а потому он все больше мрачнел и замыкался в себе.
У царя развились приступы страха, он стал подозревать всех и вся и с опаской глядел уже даже на самых преданных своих слуг. Государь, который раньше считался любителем пиров и танцев, все больше и больше отстранялся от управления страной и все реже появлялся при своей многочисленной свите.
Больше всего его угнетало то, что Рим, которому он уже неоднократно помогал и, по сути, являлся его вассалом, никак не хотел видеть в нем полноценного правителя. Правда, «Вечный город» несколько раз намекал царю страны Та-Кемет, что такое признание он может получить, нужно только хорошо раскошелиться, но сумма, которая была озвучена через Египетского посла в Риме, доброго друга Птолемея Диоскарида, была поистине огромна. Даже если бы Птолемей Теос Филопатор Филадельф Неос Дионис выкачал бы всю государственную казну, обложил всеми мыслимыми и немыслимыми налогами живущих, а также ушедших в дуат[14 - В мифологии Древнего Египта – загробный мир.] и еще не рожденных на свет, он так и не смог бы её собрать. Римское покровительство стоило безумно дорого.
Эта ситуация не могла его не беспокоить, так как вокруг его имени, словно навозные мухи, слетались немыслимые слухи. И все они сводились к тому, что дни его были уже сочтены. Сенат Рима якобы был недоволен божественным фараоном и срочно подбирал ему замену.
«Вечный город» действительно с легкостью мог это сделать, а потому получить его дружбу сейчас было бы как нельзя лучше. Это являлось бы гарантией счастливого царствования. Но мечты фараона о дружбе и покровительстве со стороны Римского сената до поры до времени так и оставались мечтами.
Начало этого дня не обещало хороших вестей. Царь дурно спал и был мрачнее тучи. На рассвете он в очередной раз отослал несколько свитков папируса разным адресатам, и один из них отправился в Рим могущественному человеку, с которым он старался быть близок. Он предназначался для прочтения великому полководцу Гнею Помпею Магну. Птолемей Неос Дионис заверял римского государственника в своей преданности, восхищался им как политиком и снова поздравлял Помпея и его и соратников: великих Марка Люциния Красса и Гая Юлия Цезаря, с союзом, который, как он писал, принесет Риму процветание, а его верному союзнику Египту – также великие блага. Птолемей в очередной раз приглашал Помпея посетить столицу страны Александрию и обещал невиданный прием, хотя прекрасно знал, что это приглашение им снова будет проигнорировано.
После жертвоприношения в одном из храмов бога Ра царь долгое время не выходил из молитвенной комнаты, где его и застало известие о прибытии к нему с важным посланием римлян.
Птолемей с осторожностью принял это известие, однако в скором времени, облачившись при помощи своих слуг во все драгоценное великолепие уже восседал на роскошном, отделанном золотом и финифтью, царском троне. Трон находился на нескольких мраморных плитах, образующих своего рода ступени, идущие вверх; это подчеркивало, что фараон является наместником бога Хора[15 - Горус (Хор) – тот, кто высоко. Бог неба и солнца в облике сокола, человека с головой сокола или крылатого солнца.] на земле, его недосягаемость и отличие от простых смертных. У подножия трона были нанесены резные иероглифические надписи, подчеркивающие божественное происхождение царя. Над ним возвышался небесной синевы купол, который поддерживали четыре колоны, капители которых были выполнены в виде священного цветка лотоса.
Голову властителя венчала двойная корона пшент, символизируя вечное единство египетского государства, его обеих земель и вселенскую гармонию Маат.[16 - Богиня истины, справедливости, закона и миропорядка. В момент создания мира она сотворила порядок из хаоса.] Поверх короны был одет золотой обруч Урей – изображение богини-кобры Уаджит – покровительницы Нижнего Египта и изображение богини-коршуна Нехбет – покровительницы Верхнего Египта. Это были неотъемлемые символы единства египетского государства. В руках Птолемей держал трёххвостую плеть и скипетр власти. Фараона окружала придворная знать: министры, несколько слуг и тайных советников, а также неизменная вооруженная охрана, состоящая из рельефных нубийцев.
Римлян было трое. Через огромный колонный зал они входили в тронный, держась вместе. И если двое из них являвшиеся эквитами[17 - Второе после сенаторов сословие.] шли, уверенно чеканя шаг, то третий был, похоже, несколько растерян. Он часто оглядывался по сторонам и был излишне суетлив, что выдавало в нем человека не столь благородного происхождения.
На двоих из них были воинские доспехи, короткие красные плащи, в руках они держали шлемы с красными гребнями. Их владыка Египта хорошо знал; первый был человек Помпея Луций Септимий, он жил одно время в Египте и выполнял личные поручения римского государственного деятеля. Второй римлянин был новым послом республики, имя ему было Публий Тулий Туск, а вот их спутника он прежде никогда не видел.
Римляне преклонили колена перед фараоном и низко опустили головы. Затем к царю обратился худощавый Луций Септимий. Лицо его рассекал глубокий косой шрам, тянущийся от переносицы и до подбородка. Этот шрам придавал ему суровость, которую дополняли безжизненные злые глаза и грубый командный голос.
– Divinum rex! Божественный царь, владыка Верхнего и нижнего Египта Птолемей Теос Филопатор Филадельф! Желаю здравствовать тебе и твоему роду! Я спешу вручить тебе послание от человека, оказывающего решающее влияние на римскую политику, великого Гнея Помпея Магна. Послание особой важности, поэтому я передаю его лично. Посланник передал свиток одному из приближенных фараона.
– Хочу представить нашего друга Квинтуса Марция Аттиана, он представляет интересы Гая Рабирия Постума, о котором тебе сообщает в письме великий Помпей. У Квинтуса есть отдельный разговор к царю, – легат еще раз поклонился.
Птолемей Неос Дионис внимательно посмотрел на него. Внешне в этом человеке не было ничего примечательного. Он был маленького роста, черные курчавые волосы, темные глаза, толстый сплюснутый нос, дурацкая улыбка. Абсолютно не запоминающаяся внешность. Наверняка, торговец решил про себя государь. Как этот ничтожный человечишка может представлять интересы сильных мира сего?
Квинтус Марций Аттиан, словно почувствовав, что царь думает о нем, еще больше задергался и несмело молвил:
– Gratia Tua Divina! Ваша божественная светлость, мне много рассказывали об Александрии, о её красоте. Но эти слова ничто по сравнению с явью, что узрели мои глаза. Не скрою своего восхищения, это сказочный город. У меня еще не было времени его хорошо изучить, но то, что я уже увидел, превосходит всякое ожидание. Такого изящества я не встречал ни в одной из стран мира.
– О чем ты хотел поговорить со мной, Квинтус Марций Аттиан? – строго спросил царь, продолжая изучать этого человека словно папирусный свиток.
– Dominus de terra Aegypti! Владыка земли Египетской! Мне бы хотелось, чтобы наш разговор состоялся немного позже, и, если вы позволите, в другом месте, – торговец несколько смущенно огляделся по сторонам, давая понять, что беседа не для лишних ушей.
Солнцеликий Птолемей Неос Дионис одобрительно качнул головой в знак согласия:
– Да будет так. Мы рады добрым друзьям из Рима. Сейчас вам покажут ваши покои, отдохните, а вечером мы найдем место, чтобы продолжить этот разговор.
Гости, раскланявшись, ушли вместе с сопровождающими их слугами.
Фараон, приняв все любезности от своей свиты, также удалился вместе со своим джати,[18 - Великий управитель, высшая должность в Древнем Египте.] по имени Мардиан, в одну из опочивален. Там он познакомился с текстом послания, после прочтения, которого у него резко улучшилось настроение, и божественный лик Птолемея засиял подобно драгоценному камню.
– Ваше величество, так порадовали новости, привезенные римлянами? – поинтересовался Мардиан, высокий евнух с морщинистым лбом и длинными, словно мотыга руками.
– Это самое приятное, что могло произойти за последнее время, клянусь Зевсом! Гней Помпей, через нашего посла Диоскарида шлет мне добрые вести и человека, который, возможно, спасет наше царствование. Передай исполнителю празднеств, чтобы устроили пышный прием в честь наших гостей, – повелел царь.
****
Царский квартал Брухейон представлял собой уникальное место, занимавшее около трети всей городской территории. Он состоял из различных больших и малых дворцов, других зданий, которые выполняли различные административные функции: царского суда, царского флота, домов вечности. К ним примыкали усадьбы чиновников, дома для прислуги, театры, бани, зверинцы.
Но выделялся среди них один исполин, так называемый большой дворец фараона. Это была официальная резиденция царя. Со всех сторон его окружал большой и пышный сад, с белыми изящными ротондами и безмолвными статуями египетских и греческих богов, олицетворяющими картину мироздания.
В небольших водоемах сада, с кристально прозрачной водой плескались золотые рыбки. В оранжереях росли экзотические растения, деревья карликовых пород, собранные со всего мира, а воздух переливался неповторимым пением разноцветных маленьких певчих птиц. Несколько десятков больших и малых фонтанчиков брызгами воды аккомпанировали этим изумительно приятным для слуха трелям. Картина была настоящим воплощением земного блаженства. По саду свободно разгуливали, нисколько не пугаясь людей, почти ручные животные и шуршали, распушив свои хвосты, как веера, символы красоты, любви и богатства, павлины.
Пройдя сад, можно было войти в холлы дворца фараона. В западной ее части располагались жилые, а в восточной стороне приемные залы, используемые для официальных церемоний.
В сопровождении нескольких слуг римляне, не спеша, шли по дворцу фараона к месту, где доносились прекрасные звуки музыки. Они негромко перебрасывались между собой впечатлениями.
– Hic vivunt sicut dii! Они живут здесь, как боги, на Капитолийском холме, – с нескрываемой завистью говорил Квинтус Марций Аттиан. – Честно говоря, я был бы не против задержаться в Александрии. Египтянки весьма недурны, надеюсь, царский гарем раскроет сегодня нам свои двери.
– Nec solum harem. И не только гарем, Рим скоро приберет эти земли себе. Помяните мое слово. Этот царь просто напыщенный индюк, которого здесь все презирают, от простого крестьянина до вельможи, – с пренебрежением процедил Луций Септимий. – Он ведь из черни, незаконнорожденный. Говорят, мать его была простой шлюхой. Болван, который только пьет и жрет, ни о чем не думая своей бараньей головой. Даже удивляюсь, зачем с ним столько возится Помпей? – злобно добавил он.
– Мой друг должен знать, что бараны здесь особо почитаемы. Сказать так вслух, значит наслать на себя гнев богов. У Помпея далеко идущие планы, – ответил ему Публий Тулий Туск.
– Обратите внимание на эти нелепые фрески, изображающие людей с головами зверей, – кивнул на стены дворца пораженный Квинтус Марций Аттиан.
– Это их боги. Страна фанатиков. Они даже после смерти не оставляют в покое тела не только людей, но и зверей, издеваясь над трупами, бальзамируя их, – ответил ему Луций Септимий.
– De gustibus non est disputandum![19 - О вкусах не спорят! (пер. с латинского).] – парировал ему Атиан.
– Друзья, не забывайте про нашу миссию, – обратился к ним Публий Тулий Туск.
Римляне замолчали. Они прошли центральным зал, блистающий великолепием – тронный, и очутились в украшенном колоннами и пилястрами Зале празднеств.
При фараоне Птолемее Неос Дионисе в нем регулярно ставились театральные представления и выступали хоры. И сегодня хору аккомпанировал на флейте сам божественный царь, возлюбленный Птахом и Исидой.
Римляне замешкались и переглянулись. В их взглядах читалось недоумение, граничащее с презрением.
– Царь играет на флейте вместе со своими слугами, как это мерзко, – прошептал пораженный Квинтус Марций Аттиан.
– Презренный Авлет,[20 - Прозвище царя означающее дудочник, флейтист.] так его любовно называют в народе, – оскалил десна Луций Септимий.
– И вот, это существо, хотят признать в Риме? – неодобрительно покачал головой Квинтус. Цезарь и Помпей решили его узаконить?!
– Тише друзья, – одернул своих спутников Публий Тулий Туск. Тише. Помните мы лишь выполняем работу, которую нам поручили.
Гостей встретили необыкновенно красивые, одетые в легкие, полупрозрачные одежды, которые подчеркивали их прелести, женщины. Они вручили посланникам по цветку лотоса, и одели каждому на шею гирлянду – из изумительных полевых цветов.
Музыка в зале замолкла. Царь, увидев прибывших гостей, поднялся им навстречу с золотым кубком.
– Да прибудет в твоем сердце милость Амона![21 - Древнеегипетский бог чёрного небесного пространства, воздуха, бог солнца.] Божественный владыка, – приветствовал его Публий Тулий Туск. Римляне низко поклонились фараону.
– Хлеб и вино моим друзьям из Рима, – приветствовал их Птолемей.
– Пусть возрадуется бог Дионис![22 - Бог растительности, виноделия, вдохновения, а также театра.] – настроение у государя было прекрасным.
Красивые служанки, порхая, как бабочки, усадили римлян за праздничные столы, на отдельные, предназначенные для важных гостей, места.
А серебряные подносы на пиру ломились от угощений! Все, что в этом мире росло, летало, ходило, прыгало и ползало, все, что представляло пищевую ценность и считалось необыкновенно вкусным, все было на столах. Там же стояли кувшины с различными напитками и вином, на которых был указан возраст хмельного. Молодые рабы и рабыни услужливо подавали гостям деликатесы, которые те ели руками, пользуясь ножами, только разрезая огромные куски мяса.
Между тем в зале празднеств были притушены основные лампы и зажжены те, которые источали возбуждающий цвет огня. В одинаковых белых одеяниях, с украшениями на груди, в центр зала проследовали музыканты. В руках они держали арфы, лиры, флейты и небольшие барабаны. Снова зазвучали приятные звуки музыки, и в воздухе стали витать ноты соблазнительного аромата.
Откуда ни возьмись, появились невероятной красоты полуобнаженные молодые девушки и юноши, которые стали ласкать друг друга под эти чарующие звуки. Это были страстные танцы любви. Откровенные и несколько шокирующие, но, тем не менее, не переходящие ту самую грань дозволенного. Это зрелище соблазняло уже изрядно охмелевших гостей, некоторые из которых и сами решили принять участие в этой пьянящей телесной кутерьме. У многих выходило это неуклюже и настолько комично, что сильно веселило публику.
Рядом с фараоном, который восседал во главе стола на красивейшем золотом кресле, украшенным камнями бирюзы, находилась черноволосая девочка, которая внимательно смотрела за пиром и иногда что-то спрашивала у царя. Тот, улыбаясь, отвечал ей.
– Eius filia? Насколько я понимаю, это дочь фараона? – изумленно спросил Луция Септимия Квинтус Марций Аттиан, вернувшийся за стол после объятий с египетскими красавицами, заморгав при этом своими сухими глазами.
– Да у этого жирного борова и такая недурная кроха дочь, – ответил тот. – Она, несмотря на свой юный возраст, всегда и везде с ним и знает все его секреты. Говорят, эта девочка заткнет за пояс любого знатного вельможу. Она хорошо образована, знает несколько языков. Он души в ней не чает. А вот другая его дочь, старшая Береника, враждует с ним. Поговаривают, что она не против сбросить папашу с трона, но пока это невозможно. У Птолемея есть и другие дети, но они не играют никакой роли.
– Я слышал об этом в Риме. Мой господин всегда просчитывает риски, – ответил ему Квинтус Марций Аттиан. – Он не будет ввязываться в дела, которые не сулят ему выгоды.
– Roma non fallet! Рим свое не упустит, – согласился Луций Септимий.
– У Береники, говорят, появился новый фаворит, один из местных евнухов, – заметил Публий Тулий Туск. – Он нашептывает в одно ухо ей, а в другое – Птолемею.
– Я не слышал об этом, но удивлен вашей осведомленностью, – Луций Септимий от удивления вскинул вверх брови. – Впрочем, неудивительно, ваша должность обязывает знать все секреты этого болота. Скажите уважаемый Публий, правая рука царя – Мардиан, он ведь тоже неполноценный?
– О, да! Евнухи правят этой страной. Такие нравы!
– Интересно, где сейчас его супруга – Клеопатра Трифена? Сколько я здесь нахожусь, видел её только мельком, казалось, царицу достали из какого-то ящика и тут же спрятали, как ненужную вещь, – продолжал допытываться Луций Септимий.
– Она вне игры. Царь её ни во что не ставит, каждую ночь, засыпая в объятиях новой женщины. Эти Птолемеи гулящие, как коты, они и в жены не брезгуют брать своих родственников: дочерей, сестер, – насмешливо ответил ему Публий Тулий Туск.
– Дорогие наши гости! – по-домашнему обратился к римлянам царь, поднимая кубок с вином. – Я хочу, чтобы вы передали великому Помпею мое приглашение посетить, наконец, Александрию. Откровенно говоря, мы заждались этого великого человека. Расскажите ему о том, как вас встретил Египет. Он должен знать, что его здесь любят и ждут.
Римляне и все гости также подняли свои чаши.
Тем временем обстановка за столом становилась все более непринужденной. Советники царя, его родственники громко разговаривали, смеялись, кого-то из них, изрядно перебравших с хмельными напитками, уже выводили слуги, отдыхать. Артисты сменяли друг друга, и одним из следующих номеров было великолепное театральное представление, посвященное богу Осирису. Используя бутафорские предметы, артисты, несколько девушек и юношей, красочно изобразили жизнь, смерть, погребение, и под всеобщее ликование присутствующих воскрешение и расправу над своими врагами великого бога. Представление называлось «Страсти Осириса». Особенно трогательной была сцена, в которой любящая супруга Осириса, богиня Исида собирала куски его расчленённого тела, разбросанного по всему Египту. Некоторые из пьяных гостей даже прослезились, размазывая по своим осоловевшим от выпитого лицам слезы.
И снова загремели танцы, но на этот раз они, не успев начаться, также быстро и закончились, так как поддавшиеся искушению гости стали хватать танцовщиц, а некоторые – и юношей и уединяться с ними в разных уголках дворца.
Римлян от этого безумия спас один из советников царя.
– Почтенные господа, – обратился он к ним. – Вы желали поговорить с нашим божественным правителем. Он предлагает вам следовать за мной.
Посланники поднялись со своих мест. Слуга провел их сквозь запутанный лабиринт больших и малых залов, и чем дальше они шли по нему, тем тише и тише становились звуки музыки и веселья; затем он вывел римлян к тайным покоям государя, где их уже ждал фараон, его дочь и тайный советник евнух Мардиан.
Помещение было небольшим и тесным, единственная масляная лампа, тускло освещавшая его замазывала лица присутствующих, делая их безликими, что создавало некую пугающую атмосферу. Как только захлопнулась массивная дверь, воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил громогласный голос фараона.
– Великий Гней Помпей сообщает, что ты на словах расскажешь, как можно решить мою проблему с сенатом «Вечного города», – устремил свой взор царь на Квинтуса Марция Аттиана.
– Divina Pharao! Божественный фараон. В мире сейчас только три могущественных человека, которые могут решить любые проблемы. Это Помпей, Лукулл и Цезарь. Союз этих людей прочен и неразрывен. Цезарь и Помпей к тому же успели, и породниться между собой. Дочь Цезаря Юлия в счастливом браке с Помпеем, – обратился к царю Публий Тулий Туск. Господин, Гай Юлий Цезарь решил протянуть вам руку дружбы и предложить подписать договор о союзе. Неопределенность мешает и вам, и Риму. Рим должен быть уверен, что его царь и сам Египет является настоящим его верным последователем во всех делах. Но дружба с Римом, как вы понимаете, стоит больших денег…
– Я знаю это, можешь не продолжать, – недовольно отозвался фараон, поморщившись, словно надкусив кислый фрукт.
– Я представляю интересы моего господина Гая Рабирия Постума, – подхватил речь посла Квинтус Марций Аттиан. Он является большим сторонником Цезаря. Цезарю нужны деньги. Помпею также нужны деньги. Вам нужно признание Рима и союз с ним. Но это тоже стоит денег. Но, увы, их всегда не хватает. Что же делать? Сумма большая. Собрать ее полностью невероятно сложно. Но есть друзья, которые всегда могут помочь! Большую часть денег, а именно шесть тысяч талантов вам может одолжить мой добрый господин, имя которому Гай Рабирий Постум, – торжественно заключил Квинтус. – Гай Рабирий Постум – известная личность и крупнейший мировой кредитор. Нужно лишь оформить долговую расписку. Господин Рабирий, выплатит за вас часть наличных не только Помпею, но и Цезарю, точнее, его агенту в Риме, а также некоторым нашим друзьям в сенате.
