Большая вода

«Нет, не может быть, чтобы всё так закончилось в этом подземелье… Мне ещё никогда не было так холодно, как сейчас, и эта дрожь, которая меня охватила с ног до головы, этот бесконечный озноб, который парализовал меня. Сейчас откроется дверь, и сюда обязательно кто-нибудь войдет, спустится ко мне и увидит всё это… Может быть, так и будет?! Я знаю, что так и будет, знаю, знаю! Не может быть по-другому! Возможно, это будет она? Она зайдёт, и весь мрак рассеется, всё это разом отступит от меня, станет не моим. Эта печать Бога на её лице, эти черты, которые мог создать только он. Как было бы сладко прикоснуться к ним взглядом ещё раз, насытить красотой и ликованием своё сердце».

Гул воды в помещении заглушал всё, что происходило снаружи. Однако, через этот шум пробивалось что-то робкое, еле уловимое, какое-то порхание, взмахи маленьких крыльев и стремительный полёт. И всё чётче для его слуха становился звук милого щебетания: быстрой и напористой тонкоголосой рулады. В это подземелье проникла птица. Что она здесь делает? Что ей здесь нужно?!

Птица показалась перед Балтазаром. Летая из угла в угол, она привлекала к себе внимание. Это была ласточка.

По его позвоночнику проходил леденящий озноб. От чувства мокрой одежды на себе, ему было невыносимо холодно. Опершись о стену, он делал усилия для того, чтобы не сползти и не оказаться полностью в воде, сейчас он был погружён в неё по грудь.

Он пробовал двигаться и силился сверхчеловеческими попытками превозмочь ступор, в котором оказался, но его руки были связаны, и в воде, в которой теперь можно было только плыть, сделать шаг получалось с трудом.

Наконец, когда вода подступила к горлу он вновь улыбнулся и пришёл в себя. Он стал спокоен и уверен. Он всё знал наперёд.

Вытянувшись по струнке у стены, Бальтазар более не делал попыток сойти с места. Ласточка села ему на голову и, словно разговаривая с ним, продолжала свой тонкоголосый монолог, и вдруг упорхнула навсегда.

Он почувствовал вкус речной воды, она просочилась через кляп, которым заткнули его рот. Юноша привстал на мыски своих ботинок, но через половину минуты вода стала заливаться в его уши, а потом и в нос. В сознании, словно лампочка, зажглась мысль о том, что сейчас он умрёт, и это и есть его конец!

Голова ушла под воду, он закрыл глаза. Через ноздри она подступила к лёгким и быстро заполнила их, разлившись словно река весной. Он задыхался, и вскоре перестал дышать.

***

В дороге, под мерные гребки вёсел, тревога Дарьи медленно сошла на нет, больше не было этого давящего, щемящего чувства, жизнь была всё той же доброй, милой, порой чуть грустной, но, в целом, благополучной и обещающей только счастье и интерес.

Когда лодка подплыла к воротам усадьбы, показалось, что воды за время её отъезда стало больше, но ненамного. Её родители ещё не вернулись и, должно быть, были в пути. Она чувствовала, что скоро они вернутся. Она вышла из лодки, держа зажженную в церкви свечу, и решила, что и сейчас не станет её тушить, а поставит у себя в комнате.

«Как много ласточек сегодня, Матвей, ты только посмотри, – с детской непосредственностью и сладким умилением произнесла она, – какие они красивые, какая весна всё-таки замечательная, как оживает всё кругом, как я всё это люблю, как я люблю красоту, эти запахи, эти цветы, этих птиц».

«А ты что любишь?» – сделав детскую гримасу, игриво, спросила она у севшей ей на плечо маленькой ласточки.