Захребетник – Меж двух эпох

Она откинула тюль с таким жестом, будто открывала драгоценную картину, и Паша увидел старенький телевизор, на котором действительно шли сплошные помехи, напоминающие метель во время особо суровой зимы.

– Ну вот, Первый канал не поймаешь теперь! – вздохнула Агафья Петровна, как будто это была самая большая трагедия на свете. – А он-то, родимый, раньше так хорошо показывал!

Паша с едва скрываемой тоской оглядел комнату, обставленную старой мебелью ещё с советских времён, музейными экспонатами, которые каким-то чудом всё ещё выполняли свою непосредственную функцию. Похоже, отдых в деревне будет не просто долгим и скучным, а прямо-таки археологической экспедицией в прошлое страны.

Затем бабушка подвела Пашу к старой скрипучей кровати, застеленной вязаным одеялом таких ярких цветов, что оно, казалось, могло светиться в темноте без всякого электричества.

Паша провёл рукой по одеялу и аж вздрогнул – оно было жёсткое и колючее, совсем не похожее на мягкие одеяла с пуховыми подушками, к которым он привык в своей городской квартире.

– Вот твоя постель, располагайся! Подушечки повзбивала, чтобы мягче спалось, – с материнской заботой и плохо скрываемой гордостью сказала Агафья Петровна.

Действительно, на кровати лежало целых три пыльные подушки с выцветшими наволочками, покрытыми узором, который, должно быть, был модным во времена молодости бабушки. Паша мысленно отметил паутину по углам комнаты и снова поморщился – похоже, комфортом тут и не пахло. Максимум на что можно было рассчитывать – это аутентичный деревенский колорит.

– Ну и для сна вот тебе робу смастерила из мешковины! Сама шила! – и протянула Паше мешковатую серую робу грубой вязки, которая выглядела скорее как одежда для огородного пугала, чем для человека.

После того как бабушка показала ему комнату и «пижаму», Паша решил пройтись по дому и осмотреться получше, готовясь к худшему.

Он заглянул на кухню, которая выглядела так, будто здесь остановилось время где-то в 50-х годах прошлого века. На старомодной плите стояли чугунные горшки, а посуда была бережно задрапирована вязаными салфетками, видимо, для защиты от несуществующей пыли.

В углу обнаружился рукомойник, из которого шёл тоненький кран с ржавой водой, похожей на слабый чай. «Душ, наверное, на улице, во дворе,» – с ужасом сообразил Паша, вспоминая летние лагеря своего детства.

Заглянув в туалет, он чуть не онемел от шока – там стояло деревянное корыто и пачка старых газет рядом в качестве туалетной бумаги. Никаких следов привычного городского санузла.

Паша тяжко вздохнул, понимая, что ему предстояло выживать в суровых условиях этой деревни, словно участнику реалити-шоу «Последний герой». И, судя по всему, настоящие испытания только начинались.

В тот момент он и представить не мог, насколько пророческими окажутся эти мысли, и какие странные, необычные приключения ждут его впереди…

Потому что Сосновка хранила свои тайны, а древняя магия, дремавшая в этих местах веками, уже почувствовала приближение чужака и начала пробуждаться от долгого сна.

И всё бы ничего, но древняя тайна Сосновки имела привычку прятаться под маской обыденности. В этой глуши исподволь творились вещи, которые ни один здравомыслящий житель мегаполиса не принял бы за чистую монету. Здесь каша в печи внезапно могла начать давать жизненные советы, причем весьма дельные, а местный кот Васька – требовать дань в виде селфи, угрожая в противном случае наложить проклятие на селфи-палку.

«Чёрт,» – подумал Паша, когда впервые увидел, как рассвет здесь не просто наступает, а буквально взрывает небо акварелью таких оттенков, которые до сих пор встречались ему только на фильтрах Инстаграма. – «А что, если эта дыра симпатичнее, чем мой инстаграм?»

Так началась история о том, как мажор, мечтавший о сложности уровня «Dark Souls», получил квест от самой вселенной, где главным боссом оказалась… деревенская рутина. С магией, конечно. И коровой, которая внезапно заговорила гекзаметром, словно всю жизнь зачитывалась Гомером между дойками.

Глава 2. Нелегкие будни Павлика

Первый вечер в деревне выдался для Паши насыщенным, если, конечно, считать насыщенностью ужин из квашеной капусты с хлебом. После трапезы, которая больше напоминала испытание на прочность желудка, он устроился в своей комнатушке и уткнулся в телефон – последний оплот цивилизации в этой глуши. Порывшись в приложениях, он с радостью обнаружил старую игру, в которую когда-то увлечённо играл. Это была игра про выживание в дикой природе.

Его глаза заблестели от предвкушения. Наконец-то хоть какое-то развлечение! Паша тут же устроился поудобнее, подложив под спину одну из пыльных подушек, и углубился в захватывающий виртуальный мир, где ему предстояло строить укрытия, добывать еду и сражаться с дикими зверями.

«Ну хоть тут я смогу почувствовать себя героем, а не заложником этой деревенской рутины», – подумал он, с азартом нажимая на кнопки.

Но его виртуальное приключение длилось недолго. Вдруг бабушка Агафья щёлкнула рубильником, и комната погрузилась в темноту.

– Пашуня, хватит сидеть в своей светящейся игрушке! Завтра дел невпроворот, пора спать! – объявила она, словно это был приговор.

Паша возмущённо фыркнул, но спорить не стал. Отвернувшись к стенке, он забрался под жёсткое одеяло, которое, казалось, было соткано из колючей проволоки. Робу из мешковины он с сердцем повесил на спинку кровати – ну уж нет, в этом ужасном тряпье он спать не будет!

Лежа в темноте, Паша сердито подумал: «Ну, батя, я тебе ещё устрою за эту ссылку в средневековье! Прикурить мне тебе придётся по возвращении!»

Раннее утро

Раннее утро в деревне началось с громкого мычания коровы, кудахтанья кур и лая соседских собак. Казалось, весь мир вокруг решил устроить концерт специально для Паши.

Он поёжился, пытаясь удержаться в объятиях сна. Ему снилось нечто прекрасное: он танцевал в клубе на хромированном шесте, в одних трусах в горошек. В одной руке он держал огромную сигару, из которой валил едкий дым, а в другой – пачку денег, которые с упоением швырял в визжащую от восторга толпу девиц внизу.

Герой сна выделывал на шесте невероятные пируэты: то обвивал его ногой, то откидывался назад, держась одной рукой. Его пузо ходило ходуном в такт музыке, а весь клуб скандировал: «Пашаааа! Паааашаааа!»

Он с удовольствием жевал сигару и посылал мыльные поцелуи поклонницам. Денежный дождь усиливался, а толпа визжала всё громче.

Но тут бабуля Агафья резко распахнула плотные занавески, впуская яркий солнечный свет прямо на лицо спящего Паши. Замечательный сон лопнул, как мыльный пузырь.

– Пашенька, через пять минут подъём, пора вставать! – бодро объявила она и вышла из комнаты, оставив Пашу в полной растерянности.

Он приподнял одно веко, и его глаз начал бегать по комнате, словно пытаясь самостоятельно найти телефон без участия хозяина. Зрачок забавно расширялся и сужался, фокусируясь на разных предметах. Казалось, этот глаз жил отдельной жизнью, в то время как второй глаз оставался плотно закрытым, отказываясь просыпаться.

Моргнув и потерев рукой свой одноглазый «перископ», Паша попытался привести себя в чувство. Голова после сна была тяжелая, мысли путались. Он ещё не мог сообразить, где находится – вроде бы минуту назад танцевал в ночном клубе, а теперь…

Паша громко зевнул и потянулся, стряхивая остатки сна. Постепенно до него начало доходить, что он в деревенском доме у бабушки, а никакого клуба и толпы поклонников рядом нет.

Наконец нашарив на тумбочке свой телефон, он нажал на кнопку, чтобы посмотреть время. Изумлённо раскрыв оба глаза, он увидел на экране: «5:47». Брови Паши непроизвольно поползли вверх.

«Пять сорок семь?» – мысленно переспросил он себя, с трудом вспоминая, когда в последний раз вставал в такое время. Скорее всего, это было лет двадцать назад, когда он ходил в школу. А то и вообще никогда в жизни!

Паша снова уронил голову на подушку и простонал, не в силах смириться с таким зверским подъёмом. Но в деревне приходилось привыкать к новому распорядку…

Он понимал, что отношение бабули к нему – это не просто прихоть, а важное условие его дальнейшей судьбы. Ведь отцу она должна была дать характеристику на Пашу после этой «трудовой практики». И если отзыв бабули будет плохим, Паше можно не рассчитывать на возвращение в родной дом и прежнюю жизнь.

По сути, старушка являлась для него начальником и проверяющим на этом испытательном сроке. Паше придётся потрудиться, чтобы заслужить её одобрение. Иначе батя его больше не пустит на порог!

Откуда-то с кухни послышался треск растапливаемой печки. Паша тяжко вздохнул и простонал:

– О боже, где я…

Неохотно вылезая из постели, он натянул джинсы и футболку, перебирая ногами в сторону умывальника. Ржавая вода в рукомойнике на кухне была ледяной, от неё аж зубы заломило.

На столе молодца ждала деревенская еда – творог, миска пареной репы и кружка молока.

– Ну что, Пашунь, будем завтракать? Сейчас молочко Зорькино совсем свежее, – объявила бабуля.

Он с сомнением посмотрел на завтрак и отпил молоко. Оно оказалось теплым и неожиданно вкусным.

– Ну что, готов к трудовым будням? Сейчас я тебе задачку придумаю по дому! – весело сказала бабушка.

Паша тяжело вздохнул, представляя эти «задачки». Видно, что хорошего мало предвещалось в ближайшие дни.

История Агафьи Петровны

После завтрака бабушка Агафья усадила внучка рядом и начала рассказывать ему о том, как тяжело приходилось выживать в деревне в её молодости. Как зимой приходилось топить печь сырыми дровами, высушивая их, чтобы лучше разгорались. Как ходили с мужиками на охоту и рыбалку, чтобы добыть пропитание.

– Эх, нынче молодежь пошла не та! – причитала бабуля Агафья. – В наше время в твои годы уже и коров пасти могли, и в поле работать как мужики! А ты, гляжу, и костёр-то развести толком не сумеешь.

Паша слушал её краем уха, погружённый в телефон.

– Вот в наши годы засветло вставали, делом занимались, а не в эти игрушки светящиеся пялились! – продолжала бабка. – Дед твой уже в твоём возрасте избу соорудил своими руками!

– Ага, классно, – буркнул Паша, не отрывая взгляда от экрана телефона и даже не слушая особо её ностальгические воспоминания.

Бабушка дала Паше старую закоптевшую лучину и велела разжечь костёр, чтобы сжечь старые доски и сухостой во дворе.

Паша вышел со старой лучиной в руках и уставился на неё с глупым недоумённым лицом. Он явно не имел ни малейшего понятия, как этим древним приспособлением разжечь огонь.

Паша на пробу подёргал бечёвку, прикреплённую к лучине, и та затрещала и обсыпалась трухой.

«Чуднóе устройство! Куда тут воткнуть зарядку-то?» – подумал Паша, озадаченно разглядывая лучину со всех сторон.

Он попробовал поднести её к уху и потрясти, будто это сломанный телефон.

«Нет, батарейки явно сели», – вздохнул Паша и принялся неловко орудовать лучиной около кучи хвороста, чиркая и постукивая ею в разные стороны в надежде на чудо…

Первые трудности

Агафья Петровна много лет уже жила в своей деревенской хате одна, после того как не стало её мужа – дедушки Пети. Они прожили вместе долгую счастливую жизнь и вырастили двух сыновей – один из них отец Паши.

В юные годы Агафье приходилось нелегко – ей с десяти лет приходилось помогать матери по хозяйству, а когда та устроилась на работу, маленькая Агафья целыми днями в одиночку управлялась по дому.

Вечерами мать еле находила силы прийти с работы и заняться ужином и стиркой. Эта ранняя взрослая жизнь наложила отпечаток на характер Агафьи Петровны – она выросла сильной и независимой женщиной, привыкшей полагаться только на себя.

Когда у Агафьи Петровны родился первый внук, её сын в знак благодарности и уважения к матери решил назвать мальчика Пашей – в честь отца Агафьи, которого звали Павел.

Бабушка была очень тронута таким решением сына. И когда она держала на руках маленького внука Пашку, в её глазах стояли слёзы умиления и счастья.

Теперь, глядя на подросшего внука, Агафья Петровна часто вспоминала своего отца – мудрого и строгого, но справедливого человека, который научил её всему в жизни.

В глубине души она оставалась очень любящей и заботливой – особенно по отношению к своим внукам, в ком видела продолжение рода.

Она понимала – только строгость и приучение к тяжёлой работе смогут из её избалованного внука Паши сделать настоящего мужчину.

Ведь она сама в детстве закалилась трудом и сумела преодолеть немало тягот благодаря строгому, но справедливому воспитанию родителей.

Поэтому бабушка не жалела для Паши никаких заданий по хозяйству, заставляла вставать спозаранку, мыть полы и доить корову.

Она надеялась, что эта школа жизни, пусть и суровая, пойдёт её избалованному внуку на пользу. И со временем он сам поймёт и оценит всю мудрость воспитательных методов любящей бабушки.

Устроить пожар? Легко!

После долгих мучений Паше каким-то чудом удалось разжечь небольшую кучку слабо тлеющих веток, которые он еле собрал. В процессе он умудрился несколько раз уколоть пальцы об острые сучья и занозы.

– Ай! – вскрикнул он, когда очередная заноза впилась в палец.

Паша тут же сунул палец в рот и принялся энергично посасывать уколотое место, надеясь, что это поможет унять боль.

– Фпфыыы, ненавижфу фпфэту дефевфню, – пробормотал он с набитым ртом.

Усталый парень присел возле еле тлеющего костерка и задумался о своей прежней жизни в городе. Он блаженно улыбнулся, вспоминая, как катался на крутых тачках, тусовался с друзьями в клубах и пил шампанское до утра.

Павел был настолько поглощён воспоминаниями, что не заметил, как от разгорающегося костра занялся угол его замечательной новой рабочей рубахи, которую ему выдала бабушка и после долгих препирательств он всё-таки надел. Рубаха эта была просто огромной, касаясь земли при каждом его наклоне.

Когда Паша почувствовал жар и запах горелой ткани, он ойкнул и начал метаться в панике, пытаясь понять, что горит. Заметив, что рубаха уже весело пылает сбоку, он принялся хлопать по ней руками, отчаянно пытаясь затушить огонь. При этом он суматошно пританцовывал на месте, размахивая полами одеяния, как крыльями разъярённая жар-птица.

Герой танца так увлёкся своей импровизацией с горящей рубахой, что не заметил, как в окошко выглянула бабушка Агафья.

– Ой, мама родная! Пожар-то, пожар! Внучек мой сгорит! – завопила она своим протяжным голосом, заставив Пашу подпрыгнуть от неожиданности.

Бабка выбежала во двор с огромным ведром воды в руках и, не раздумывая, выплеснула всю его содержимое прямо на внучка.

Тот ойкнул от неожиданного холодного душа и поскользнулся в грязи, растянувшись прямо в луже.

– Ну вот, потушила, родной! Цел остался? – заботливо спросила Агафья Петровна, протягивая мокрому и перепуганному Паше руку, чтобы помочь подняться.

С него ручьями стекала вода, а по щекам катились слёзы – то ли от обиды, то ли просто от холода после неожиданного душа.

Он сидел, понурившись и шмыгая носом, глядя на жалкие тлеющие угольки – всё, что осталось от его стараний развести костёр.

– Ох, Пашенька, ты совсем ещё рассеянный какой-то! Ничего сам не можешь сделать без бабки! – причитала Агафья Петровна. – Чуть было хату не спалил! Ну ничего, я тебя быстро всему научу, не тужи!

Внук только тяжко вздохнул в ответ. Кажется, этот урок пожарной безопасности он запомнит надолго.

Спасительная баня

После того как он едва не устроил пожар, перепуганная бабушка Агафья решительно загнала его в дом.

– Быстро раздевайся да бегом в душ! – строго сказала она. – Весь извозюкался тут, посмотри на себя!

И стянула с него закопчённую мокрую рубаху, накинув на плечи внука старое полотенце.

Паша поплёлся в сторону душа, по дороге разбрасывая грязные следы от тапочек.

– И полы вымоешь после! – крикнула ему вслед бабуля. – Чтобы блестели!

«Вот те на, загоняет как раба!» – подумал про себя Паша, включая в душе тоненькую струйку ледяной воды и ежась от холода.

После душа парень переоделся в свою одежду и вышел к бабушке, усталый и понурый.

Агафья Петровна решила дать внуку новое задание – принести воды из колодца.

Паша тяжело вздохнул, взвалил на плечи коромысло с двумя ведрами и поплёлся к колодцу. Там он долго возился, наполняя ведра – то перекосится коромысло, то верёвка сорвётся.

Целых полчаса он мучился у колодца, пытаясь начерпать воды старым обшарпанным ведром с отвалившейся ручкой. Когда ему наконец удалось набрать по полведра, он радостно потащил это богатство к дому.

Но тут началось самое интересное. Коромысло постоянно норовило съехать то в одну, то в другую сторону – приходилось изо всех сил его прижимать к плечу. От этого Паша периодически спотыкался о камни и кочки, проливая драгоценную воду.

К тому моменту, как запыхавшийся и измученный Паша доковылял до дома, его футболка была мокрой насквозь, а в вёдрах оставалось от силы по паре глотков.

– Ну вот, всю дорогу расплескал! Это всё коромысло дурацкое! – с досадой сказал Паша, ставя вёдра у дома и отряхивая мокрые руки.

– А давай я попрошу отца провести сюда водопровод! А то этот колодец достал уже, – пожаловался запыхавшийся Паша.

– Ох, Пашуня, не сетуй! – улыбнулась Агафья. – С колодезной водицей полезнее и вкуснее. Ты ещё окрепнешь тут у меня!

Загадочные явления

К вечеру, вымотанный до предела непривычной физической работой, Паша с наслаждением рухнул на свою кровать. Каждая мышца его тела ныла от напряжения. Руки были покрыты мозолями и царапинами, а спина гудела так, будто по ней прошлось стадо слонов.

«Это первый день, а уже так плохо», – подумал он, прикрывая тяжелые веки. – «Ещё три месяца такой жизни… Да я не выдержу и недели!»

За окном сгущались сумерки, принося с собой прохладу и отдалённые звуки ночной деревенской жизни – кваканье лягушек на ближайшем пруду, стрекот кузнечиков в высокой траве, редкое уханье совы из леса. В городе он никогда не слышал таких звуков – там всегда был шум машин, гул кондиционеров, музыка из баров и кафе.

Паша уже почти провалился в сон, когда вдруг услышал странный звук. Это был не то шорох, не то шёпот, доносившийся, казалось, из самих стен. Он резко открыл глаза и приподнялся на локте, вглядываясь в темноту комнаты.

«Мыши, что ли?» – подумал он с отвращением. Но звук был слишком необычным для мышиной возни. Словно кто-то перелистывал страницы книги и тихо-тихо бормотал непонятные слова.

Паша сел на кровати, стараясь не скрипеть старыми пружинами. Шёпот стал чуть громче, и на мгновение ему показалось, что он различает слова на каком-то странном, непонятном языке.

Внезапно у стены мелькнула тень – не большая, размером с кошку, но двигалась она совсем не по-кошачьи. Тень словно перетекала с места на место, замирая и снова оживая.

Сердце Паши заколотилось как бешеное. Он сглотнул комок в горле и хрипло спросил:

– Кто здесь?

Шорох мгновенно прекратился. Тень замерла, а потом одним плавным движением скользнула к двери и исчезла под ней.

Паша вскочил с кровати и бросился к двери, распахнул её – но в тёмном коридоре никого не было. Только половицы едва заметно поскрипывали, словно под чьими-то лёгкими шагами.

– Бабуль, у тебя тут… кошки есть? – нервно крикнул он.

Из своей комнаты отозвалась сонная Агафья Петровна:

– Нету у нас кошек, Пашуня. Спи давай, мерещится тебе.

Паша медленно вернулся в постель, но заснуть уже не мог. Он лежал, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к каждому звуку. Странный шёпот больше не возвращался, но теперь ему казалось, что сама избушка тихонько дышит, словно живое существо.

«Это просто усталость», – убеждал он себя. – «Переутомился, вот и мерещится всякое».

Но где-то в глубине души зародилось странное чувство, что в этой деревне, в этом доме происходит что-то необъяснимое. Что-то, чего не может быть в рациональном городском мире небоскребов и смартфонов.

И прежде чем сон наконец сморил его, последней мыслью Паши было: «А что, если рассказы и бабкины сказки про домовых и леших – не такая уж и выдумка?»

Странные сны

Спал Паша беспокойно. Ему снились странные, запутанные сны, в которых он бродил по бескрайнему лесу, где деревья тянули к нему свои ветви-руки, а из-под корней выглядывали маленькие бородатые человечки с блестящими глазами-бусинами.

В одном из снов он вдруг увидел старый дуб на опушке, а под ним – что-то блестящее. Паша наклонился, чтобы разглядеть предмет, и заметил странную каменную плитку с выбитыми на ней символами. Когда он прикоснулся к ней, символы вдруг засветились ярко-синим светом, и Паша услышал странный голос, произносящий слова, которые он почему-то понимал, хотя никогда раньше их не слышал:

«Пришедший из иного мира, наделённый силой, но не знающий её. Ищи знаки, открой врата между мирами, найди свою судьбу…»

Паша резко проснулся от пронзительного петушиного крика за окном. Сердце его бешено колотилось, а простыня была мокрой от пота. Он сел на кровати, протирая глаза и пытаясь вспомнить детали своего странного сна, но они уже рассеивались, как туман под лучами утреннего солнца.

За окном занимался рассвет – не тот городской рассвет, сероватый и незаметный за высотками и смогом, а настоящий, деревенский, с разлитым по небу жидким золотом и пурпуром, с птичьими трелями и запахом свежескошенной травы.

Паша посмотрел на телефон – было всего пять утра, но сон уже не шёл. Что-то тревожное осталось от ночных видений, какое-то предчувствие чего-то необычного, что должно случиться.

Он встал и подошёл к окну. Деревня просыпалась – где-то уже скрипели колодезные журавли, щёлкали калитки, мычали коровы, выгоняемые на пастбище. Жизнь в Сосновке начиналась с рассветом, а не в девять-десять утра, как привык Паша.

«Странное место эта Сосновка», – подумал Паша, глядя на румяное восходящее солнце. – «Странное, и блин… непонятное».

Глава 3. Роковое падение

К вечеру Паша совсем заскучал. День выдался тяжёлым: с утра он пытался выполнять бесконечные бабулины поручения, в перерывах между которыми молил небеса о том, чтобы где-нибудь здесь был хоть намёк на сотовую связь.

Трижды Паша вылезал на крышу сарая, держа телефон над головой на манер жреца, призывающего высшие силы, но смартфон упорно показывал отсутствие сигнала. Один раз ему даже показалось, что устройство поймало одну полоску связи, но когда он остервенело нажал на иконку мессенджера, телефон выдал ехидную надпись: «Проверьте подключение к интернету». И сколько бы Паша ни тряс его, ни стучал по экрану, ни угрожал страшными карами, телефон оставался равнодушен к его мольбам.

Поужинав щами, от которых во рту остался странный привкус, подозрительно напоминавший сено, и выслушав очередной рассказ бабули о том, как трудно было в её молодости, Паша решил немного развеяться. Он осторожно приоткрыл скрипучее деревянное окно в своей небольшой комнатушке и высунул любопытную голову наружу.

Вечерний воздух был напоен запахами – травы, недавнего дождя, дыма из печных труб и чего-то ещё, неуловимого, что можно почувствовать только в деревне. Паша вытянул шею длинной носатой гусеницей и напряжённо выставил вперёд ухо, жадно прислушиваясь к доносящимся с улицы деревенским сплетням и новостям. Его строгая бабуля Агафья Петровна в это время гремела посудой на крохотной старой кухоньке, и, к счастью, пока ничего не замечала.

Он то и дело озирался, не идёт ли ворчливая бабуля, и напряжённо прислушивался, как настоящий сельский шпион на важном задании, высунувшись по пояс из окна и подставив ухо под струю сочных деревенских новостей.

На скрипучей деревянной лавочке возле соседнего покосившегося забора сидели две местные сплетницы-старушонки и о чём-то оживлённо беседовали, перемывая косточки всей деревне.

– Варвара, ты знаешь, кто вчера опять все помядоры с моей грядки нагло спёр?! Это же наш забулдыга Васька-алкаш, я точно собственными глазами видела! – возмущённо пищала одна сморщенная старушка в цветастом платке.

– Да ну его, Пелагеюшка, этого бездельника-пьяницу! Совсем от рук отбился, ни стыда ни совести! – отвечала ей сокрушённо подруга.

Паша разочарованно вздохнул. И это все новости? Украденные помидоры? Он-то надеялся услышать что-нибудь поинтереснее – например, сплетни о молодёжи, информацию о каких-нибудь местных дискотеках или хотя бы о предстоящей ярмарке, где можно будет развеяться.

Но тут разговор старушек принял неожиданный оборот.

– А вот скажи мне, Варварушка, – понизила голос Пелагея, оглядываясь по сторонам. – Ты заметила, что у старого дуба на поляне опять свечение было нынче ночью?

Варвара поджала губы и перекрестилась.

– Заметила, Пелагеюшка, как не заметить. И Степаныч говорит, что ходил туда утром, следы какие-то чудны́е видел вокруг дуба. Не человечьи и не звериные. Будто кто-то на одной ноге скакал кругами.