Поговорим о детях. Причём начистоту

В седьмой день на лице Джона гримаса постоянных страданий. На восьмой он становится апатичен и ходит по комнате, плохо понимая, где и с кем находится. Он не обращает внимания на входящих в комнату людей; проголодался и при этом слишком дезориентирован, чтобы нормально поесть. Сосание пальца – ненадежный способ вернуть себя в равновесие. Воспитательницы замечают, что с Джоном творится неладное, и, как могут, занимаются им. Но двух воспитательниц на шестерых малышей не хватает, и волей-неволей им приходится покидать Джона.

Насколько драматичны для мальчика эти дни, покажет его первая реакция на приход мамы. В девятый день, когда Джон видит маму, он громко плачет и мечется. Он отворачивается, а затем вырывается из ее объятий. Воспитательнице приходится вступить в общение и заговорить с Джоном, чтобы сгладить возникшее неудобство и облегчить контакт. Мать хочет утешить сына, как она делала это раньше, но он не позволяет ей приблизиться к себе. Очевидно, он опасается, что она снова уйдет, и старается не поддаваться на уговоры. Таким способом ребенок надеется избежать нового стресса.

Наконец после нескольких неудачных попыток сближения Джон прижимается к матери. Но когда в комнату входит отец, проведывавший сына в предыдущие дни, Джон предпочитает отцовские ласки и с недоверием косится в ее сторону. Этот взгляд молодой женщине никогда раньше не доводилось видеть у сына. Раньше Джон безоговорочно доверял маме, теперь потребуется время и особые старания, чтобы туман недоверия рассеялся. «Что будет означать этот опыт для Джона и его семьи?» – этим вопросом авторы оканчивают свой фильм.

Ситуация, которую мы наблюдаем через объектив кинокамеры Робертсонов, – модельная для поведения детей в чужой обстановке в состоянии разлуки.

Во время просмотра мне вспомнилась картина из детства: вечерние часы в детсадовской группе. Моя мама здесь, неподалеку, она работает воспитателем, и я чувствую себя уверенно и спокойно. Иногда в продолжение дня меня отпускают из моей группы, и по длинному затемненному коридору я иду в другое крыло здания, чтобы увидеться с ней. Вечером, после того как мама освободится, мы вдвоем направимся домой.

Моим однокашникам сложнее, у многих в душе сомнение: «Заберут или не заберут?» Заберут, а всё одно беспокойно. Оставлены игры, дети приникли к окнам. Хлопок входной двери – гурьба ребятишек спешит узнать, чей родитель пришел. Негласное соревнование: отправился домой первым, вторым, пятым… Со входа кричат: «Федоров», и сосед уходит с видом счастливчика, победно оглядывая остальных. У кого-то родитель задерживается, и ребенок едва способен сдержать слезы. Последние неудачники мысленно примеряют на себя роль потеряшек. Тревоги добавляет воспитательница: «Я, что, с тобой до ночи сидеть должна? Где твоя мама? Не будет приходить вовремя, в милицию сдам!»

Малыши психологически не готовы к разлуке с мамой. Они думают, что мама их бросила, и с трудом восстанавливаются после пережитого стресса. Это может изменить личность ребенка навсегда, сделав его тревожным, подавленным, истеричным. Признаки разрыва привязанности можно не заметить тотчас, но таковые с большой вероятностью проявятся в будущем.

Меня заинтересовал следующий спор. Женщина была сторонницей детсада, но, столкнувшись с действительностью, засомневалась. Ей отвечает не сомневающийся сторонник детсадов.

Как вы считаете, нужен ли ребенку детский сад? Я всегда выступала только "за", ведь ребенок учится там самостоятельности, учится взаимодействовать с другими детьми, развивается там, участвуя в различных детских мероприятиях. Ждала, когда наконец-то мой сын пойдет в садик. И вот это время пришло… но я совсем не рада. Мне его очень жалко, видно, что он ходит туда без желания, из-под-палки, не кушает там, отказывается ходить в туалет. Вожу его часа на 2-3, но сердце обливается кровью. К тому же детей в группе очень мало, наверное, родители не захотели отдавать детей в зиму. И во мне борются два мотива: с одной стороны нужно, а с другой стороны думаю зачем мучить дитя. С ним может посидеть бабушка (мне через неделю выходить из декрета). Что посоветуете?

Потом он пойдет в школу, позже – в институт, и потом – на работу. Сможете ли Вы опекать его до конца жизни? Сможете ли Вы сказать ему: «Не иди туда, останься дома, будем вместе сидеть и пряники печь!»? Нет, ему придется идти в жизнь самостоятельно.

И точно так же, как и в 3-х летнем возрасте, высока вероятность того, что группа, в которую он придет, будет настроена к нему… ну скажем так, не очень дружелюбно. Да, жизнь жестока – мы сталкиваемся с разными людьми и очень многие из них замышляют против нас недоброе. Например, в школе кто-то приносит наркотики и внушает, что их надо купить и попробовать. В институте – предлагают прогуливать пары, а потом все выучить за одну ночь перед экзаменом. А на работе… карьерная лестница вообще зачастую может развести людей по разные стороны баррикад, приводя к скандалам и другим негативным последствиям. И это мы еще не говорим о более жестких ситуациях жизни, таких как, армия, попадание в милицию, даже незаслуженное (особенно, незаслуженное), встреча с группой неприятных товарищей темной ночью в подворотне и т. д. Взрослому человеку надо жить в обществе, быстро принимать решение, адекватно реагировать на все ситуации, стандартные и нестандартные. И вот закладываются эти способности именно в детском саду, в общении детей между собой.

Дело в том, что в 3-х летнем возрасте, попадая в группу таких же трехлеток, мы фактически играем во взрослую жизнь. В возне маленьких детей мы не видим, что они разыгрывают взрослые сценарии. Они общаются с теми, кто им приятен и полностью игнорируют неприятных. Они могут сказать «да», если им нравится, и четкое «нет», если они совершенно против. Да, может дойти и до драки, но трехлетние дети, как правило, не способны друг другу нанести каких-либо серьезных увечий. Ну, подерутся, ну, будет много слез и даже ссадины. Но проиграв эту ситуацию, они будут знать, как вести себя в будущем. Они забудут драку, но будут помнить ее последствия. Дети научаются договариваться, общаться, взаимодействовать с другими детьми. Если ребенок слабый, он почувствует, что сам не выживет в маленьком сообществе и постарается сдружиться с более сильным, который будет его защищать. Если ребенок сильный, он быстро отберет игрушки у других, но сразу заметит, что коллектив его не любит и хулиганить нехорошо. Все будущие жизненные ситуации, все обиды, вся злость и несправедливость, все будет «прожито», проиграно еще в детстве.

Ребенок, отучившийся в детском садике, приходит в школу в 6-летнем возрасте уже полностью состоявшимся человечком. Его навыков общения с детьми, которые он получил с 3-х до 6-ти лет достаточно для существования в любой группе. В дальнейшем он будет полностью адекватным. Он будет на подсознательном уровне выбирать себе в друзья добрых и хороших людей и сторониться – плохих и злых. Кем бы он ни стал, где бы он ни был – вы, его родители, сможете быть полностью уверены, что он социально адаптирован.

Что же происходит с детьми, которых пожалели и не отдали в детский сад? До 6-ти лет они остаются один на один с родителями, бабушками и дедушками, нанятыми нянями или гувернантками. Может быть, у них есть братья или сестры, но они другого возраста, а между трехлетним и пятилетним ребенком, такая же пропасть, как и между 20-ти и 50-ти летним человеком. Интересно им вдвоем? Нет, конечно. Взрослые могут по-разному общаться с таким домашним ребенком – могут дисциплинировать, а могут и с восторгом заглядывать в рот. Но значения это не имеет. Ребенок быстро научается манипулировать взрослыми, это он будет уметь делать всю оставшуюся жизнь, а вот адекватно общаться в обществе – нет. Вот и получается, что хороший мальчик 15-ти лет, который на скрипочке играет с 3-х лет, с мамой научился читать, считать и писать уже в 5 лет, вдруг становится наркоманом. Он исчезает из дому, он общается с плохими людьми, он не может найти себя в обществе.

Не жалко Вам теперь его? Подумайте над этим в момент, когда жалеете ребенка отдавать в детский садик.

Ну, звучит как будто убедительно. (Ключевое слово здесь—как будто). Вот только полная уверенность в своей правоте при отсутствии знаний—не самое лучшее сочетание. Построена добротная схема, у которой один серьёзный недостаток—она не имеет ничего общего с реальностью. К примеру, в эту схему никак не укладывается маленький Джон из фильма. Я уже молчу о миллионах других детей, не важно, старше они или младше Джона. Вместо того, чтобы развиваться так, как это расписано автором схемы, они деградируют.

Запомним эту схему. Она нам ещё пригодится.

Перед тем, как отдать ребенка в детский сад, пообщайтесь с воспитательницей. Совсем не стоит рассчитывать, что поскольку она работает в этом учреждении, она обязательно хорошая. Как показывают реалии современного мира, это совсем не так.

Обратите внимание на такие детали:

• воспитательница ни в коем случае не должна кричать на детей, ни под каким предлогом, чтобы они не сделали. Если же она кричит – это показатель ее неуравновешенности, а значит она будет только вредить детям;

• темперамент воспитательницы должен хотя бы немного совпадать с темпераментом Вашего ребенка. Если ребенок быстрый и активный, воспитательница тоже должна с радостью заниматься с детьми без устали. Если ребенок больше любит посидеть, поделать что-то руками, стоит найти группу, где воспитатель не гонит деток в шею и торопит их, а может оценить старательность Вашего ребенка;

• в обязанности воспитателя в том числе входит и ввести Вашего ребенка в коллектив, найти для него подходящее занятие. Если воспитатель говорит, что Ваш ребенок сидит и ничего не делает, или, например, орет без умолку, это вина воспитателя, но никак не причина отменять детский сад.

Ещё вопрос, чья это вина. Может быть, это вина родителей, у которых не хватает ума, знаний, интуиции, чтобы понять, что они натворили?

Поколение современных мам и пап в основной своей массе – это бывшие детсадовцы. Действительно, в былые времена вопрос о том, пойдет ли чадо в садик, в большинстве семей даже не поднимался. Родители работали, отпуск по уходу за малышом был коротким, государство предоставляло места в детских яслях и садах всем детям. Сейчас ситуация изменилась. Женщины-матери не всегда стремятся «активно участвовать в производительном труде и общественной жизни», как это было в СССР. К тому же, благодаря развитию психологии в массовом сознании укрепляется убежденность в важности сохранения привязанности малыша к маме. Конечно, во многих семьях выход женщины на работу, когда ребенку исполняется 3 года, продиктован суровыми жизненными реалиями, а нынешние бабушки совершенно не стремятся проводить всё свое время с внуками, тем более что они не «сидели» и с собственными детьми – работали. Тем не менее, некоторые родители задумываются, стоит ли отдавать своего ребенка в садик, ведь всем известно, что дети там плачут по утрам, особенно поначалу, начинают болеть, да и вообще – противников детсадов вокруг всё больше, и наверняка неспроста.

Точно подмечено. Противников детсадов становится всё больше. Многие люди осознали—не всё так замечательно, как казалось раньше.

Я ходила в детсад с трех лет и отчетливо помню, как окружающие меня дружно жалели, в один голос заявляя, что это слишком рано и зачем мучить ребенка. Впрочем, даже не с трех, а с пяти лет дошкольные учреждения тогда посещали немногие. В нашем классе таких бедолаг были единицы. Все остальные сидели до школы дома с бабушками.

Со временем ситуация менялась. И бабушки уже не торопились на пенсию, и детских садов становилось все больше, однако до недавнего времени необходимость отдать ребенка в садик воспринималась как вынужденная мера. Что называется, не от хорошей жизни. Если мама имела возможность не работать, вопрос о саде даже не поднимался. Само собой разумелось, что до школы она будет заниматься детьми сама? Ни родные, ни знакомые просто не поняли бы ее, если бы она, не ходя на службу, «запихнула» ребенка в сад. Теперь и в этом плане произошли заметные подвижки. Все чаще на моем профессиональном горизонте появляются семьи, у которых есть все возможности не водить ребенка в садик. Или жена совершенно не рвется работать даже «для души», а муж вполне в состоянии обеспечить семью. Или бабушка готова посвятить себя внуку, или у родителей есть деньги на няню. Но… ребенка с трех-четырех лет все равно отдают в детский сад. И ладно бы он там наслаждался общением и коллективными играми! Так нет же! Малыш садик не любит, по утрам хнычет, жалуется, что его обижают, просится хоть немножко побыть дома. А другой идет без возражений, но часто болеет. А третий стал нервным, раздражительным, агрессивным. Я уж не говорю про гиперактивных детей, которых сейчас, к сожалению, все больше и больше. Для них детский сад – совершенно непосильная психологическая нагрузка.

Но когда заводишь об этом разговор, нередко наталкиваешься на непробиваемую стену. Впервые я задумалась над природой такого сопротивления несколько лет назад, когда ко мне на консультацию пришла молодая пара с мальчиком четырех с половиной лет. Степа жался к маме, прятал лицо в ее колени, наотрез отказался пройти без родителей в соседнюю комнату посмотреть игрушки.

– Он всегда так себя ведет? – спросила я.

– С чужими – да. Когда освоится, будет, конечно, пораскованней, но вообще-то он у нас зажатый. Ходить никуда не любит, даже на прогулку не вытащишь. Детей боится до дрожи в коленках. Взрослых меньше, да тоже побаивается.

Я была абсолютно уверена, что уж этого-то ребенка родителям и в голову не пришло определить в детский садик. Но ошиблась! В сад Степа пошел с трех лет. Полгода, правда, беспрестанно болел, когда выходил «в свет», то целыми днями сидел на стуле, не реагируя на призывы поиграть с детьми. Теперь на стуле уже не сидит, но детей по-прежнему дичится.– Они для него слишком шумные, кричат, дерутся, а он этого не понимает, – сказала мама. – Но хотя бы истерик, как прежде, не закатывает при расставании – и то хорошо.

Привели Степу с жалобами на утомляемость, рассеянное внимание, плаксивость, капризы и ночное недержание мочи (энурез). Причем в два с половиной года, до садика, никакого энуреза у ребенка не наблюдалось. С ним тогда вообще не было проблем: тихий, спокойный, покладистый мальчик. Чужих опасался, но совсем не так, как сейчас. Он даже с детьми пробовал играть, теперь же и слышать ни о ком не желает.

Картина очень напоминала психотравму, нанесенную ребенку ранним отрывом от семьи. О чем, говоря по правде, вполне можно было догадаться самим, без консультации специалиста. Но мама с папой не хотели видеть очевидного.

– Забрать из сада?! – ужаснулась мама. – Но… Где же ему тогда учиться общению? Нет, что вы! Об этом не может быть и речи! Дома он у нас совсем одичает.

Хотя именно в садике, а не дома Степа растерял даже те небольшие навыки общения, которые ему удалось приобрести до трех лет.

– А подготовка к школе? – подхватил папа. – Нет, мы не в состоянии научить ребенка всему тому, чему сейчас учат в детском саду.

Хотя внимание у Степы рассеивалось как раз в саду, при нервном перенапряжении. И до школы оставалось еще два с половиной года – для дошкольника огромный срок. Да и чему уж такому особенному учат детсадовские воспитательницы? Почему людям с высшим образованием (техническим и гуманитарным) не под силу освоить эту премудрость? И как еще недавно бабушки безо всякого высшего образования вполне успешно учили своих внучат-дошкольников читать и считать? А некоторые учат и до сих пор…

Этот Стёпа тоже не укладывается в приведённую ранее схему. А ведь он старше, чем Джон.

На эти и другие вопросы ответа у родителей не нашлось, но было понятно, что они даже не собираются их искать. Главный вопрос был решен давно, окончательно и бесповоротно. Степа в сад ходить будет при любых обстоятельствах, потому что БЕЗ САДА ПРОСТО НЕЛЬЗЯ.

Случай был настолько яркий, а родительское сопротивление так откровенно иррационально, что мысль о подсознательных механизмах этого сопротивления напрашивалась сама собой. На уровне сознания возразить было нечего. Но подсознание нашептывало Степиным родителям прямо противоположное, и его шепот оказывался сильнее. Почему?

Лет 30 назад в Америке поставили опыт: у обезьян отняли детенышей, выкормили их и принялись наблюдать, как они будут воспитывать своих малышей.

Оказалось, что «безмамные мамы» (так ученые прозвали обезьян, выросших на людском попечении) не умеют ухаживать за детенышами и не испытывают к ним родственных чувств, поскольку в своем детстве не имели перед глазами образца материнской заботы. У них в памяти запечатлены совсем другие ранние образы (импринтинги). По тем же причинам и многие детдомовцы, вырастая, испытывают серьезные трудности в построении семьи. Нынешние молодые родители, конечно, не детдомовцы и уж тем более не обезьяны, но это, пожалуй, первое поколение, которое массово посещало детские сады.

– Мы же «ходили в сад – и ничего, выросли!»– рассуждают они, позабыв, как частенько бывает, о своих детских огорчениях и обидах.

И им трудно себе представить, как можно обойтись без садика, потому что коллективное воспитание для них – импринтинг. А ранние впечатления очень прочно укореняются в подсознании. Мы их вроде бы не помним, не осознаем, но они никуда не делись и, как серые кардиналы, незримо управляют нашими представлениями и чувствами.

А между тем опытные врачи и педагоги говорят о том, что ребенку-дошкольнику нужнее всего материнская ласка и теплый (прежде всего – психологически), уютный дом, спокойная, доброжелательная атмосфера в семье. В такой обстановке он расцветает и нормально развивается.

Вообще-то умные люди предупреждали об этом больше ста лет назад, когда детские сады только-только начали появляться. «Как бы ни были рациональны в них занятия и игры детей, – писал известнейший русский педагог К. Д. Ушинский, они могут вредно подействовать на ребенка, если он проводит в них большую часть дня. Как ни умно то занятие или та игра, которым научатся в детском саду, но они уже потому дурны, что дитя не само выучилось, и чем навязчивей детский сад в этом отношении, тем они вреднее».

Ушинский предупреждал что «даже шумное общество детей, если ребенок находится в нем с утра до вечера, должно действовать вредно». «Для ребенка, – продолжал он, – необходимы совершенно уединенные и самостоятельные попытки детской деятельности, не вызываемые подражанием детям или взрослым».

Тогда еще не оперировали терминами «психологическая нагрузка» или «стресс», но саму опасность уловили правильно. Теперь те же самые выводы делаются уже на научной основе. Пару лет назад мне довелось услышать на одной конференции выступление нашего крупнейшего врача-педиатра, академика В. А. Таболина. Он говорил о вреде многих экспериментов, которые ставились в XX веке над маленькими детьми, и в том числе… о детских садах. Да-да, то, с чем мы настолько свыклись, что уже не мыслим себе без этого жизни, на самом деле – эксперимент, имеющий сравнительно небольшую историю. Суть его заключалась в том, чтобы изъять детей из семьи и передать их на воспитание государству. Ведь семья, по мнению идеологов построения нового общества, должна была вскорости отмереть. Но практика показала, что никто ничто не может заменить ребенку матери. Хотя последствия раннего отрыва ребенка от семьи могут аукнуться гораздо позже. Например, в подростковом возрасте. Вот очень характерный рассказ:

«До школы Маша была ко мне очень привязана. Даже чересчур. Сейчас у меня сжимается сердце, когда я вспоминаю, как она просила: «Мамочка, давай я сегодня не пойду в садик. Давай немножко побудем дома, я не буду тебе мешать». Но мне тогда было не до нее. Нет, я, конечно, очень любила дочку, старалась красиво ее одевать, покупала игрушки и сладости. Но работа увлекала меня гораздо больше. Да и в личной жизни были разные переживания. Теперь Маше шестнадцать. Мы живем с ней в одной комнате, но между нами как будто невидимая перегородка. И дело уже не во мне. Я хочу наладить с ней контакт, но она меня в свой мир не пускает. Она привыкла обходиться без меня, и, хотя я чувствую, что дочь одинока и страдает из-за этого, мы не можем восстановить утраченную связь. Наверное, потому что эта связь была утеряна так рано, еще не успев как следует сформироваться».

Люди, мало знакомые с детской психологией, сильно преувеличивают потребность дошкольников в детском коллективе. Дети трех-четырех лет обычно играют, так сказать, рядом, но не вместе. Да и лет в 5-6 у них еще нет друзей в том смысле, который вкладываем в это понятие мы, взрослые. Дружба малышей нестойка, ситуативна. Сегодня один друг на детской площадке, завтра – другой. Часто даже именем «друга» не удосуживаются поинтересоваться и «Как зовут мальчика, который сегодня приходил к нам в гости?» – неоднократно спрашивала я своего старшего сына (которому, между прочим, было тогда не пять, а семь или восемь лет!).

– Не помню… Друг, – пожимал плечами Филипп.

И назавтра приводил домой другого мальчика, а предыдущего даже не вспоминал.

Потребность в настоящей дружбе появляется ближе к подростковому возрасту, а дошкольнику достаточно периодически поиграть с кем-то из сверстников, даже не обязательно ежедневно. Он пока еще не вышел из круга семьи. Для него пока в семейном кругу самые главные отношения и самое главное общение.

Но сейчас нередко получается наоборот. Дошкольника вырывают из семьи и на целый день погружают в детский коллектив. Хотя и взрослому-то человеку тяжело с утра до вечера находиться в чужом обществе. Что же говорить о малыше, который быстрее переутомляется, легче перевозбуждается?! Чем труднее ему общаться с детьми и взрослыми, тем осторожнее следует дозировать это общение. Иначе поведение ребенка усугубится, и трудности будут расти, как снежный ком.

А в школе как будет?

Это вопрос задают всегда. Но ведь в школе, по сравнению с детским садом, гораздо более щадящие условия. Вы удивлены? – Судите сами. Нормально общаться, обходясь без конфликтов, ссор и драк, очень многие дошкольники и младшие школьники еще не умеют. Но в детском саду малыши проводят практически целый день, а в начальной школе – всего несколько часов. При этом в школе они постоянно заняты и находятся «в свободном полете» только на переменах. В детском саду же, наоборот, целенаправленные занятия длятся недолго. Большая часть времени отводится на игры и прогулки. А воспитательница физически не в состоянии уследить за всеми, ведь дети в группе человек 20-25. Кого-то непременно начинают обижать, дразнить. Другие тоже не прочь «поддержать компанию». Поэтому чувствительному, обидчивому ребенку в саду приходится очень туго. И требовать от него, чтобы он себя переделал, просто глупо. Гораздо умнее будет не ставить ребенка в такую тяжелую психологическую ситуацию. Получить навыки общения, которые пригодятся ему в школе, он сможет, играя время от времени с детьми ваших приятелей или посещая пару раз в неделю какую-нибудь студию, благо их сейчас для малышей полно в каждом городе.

Кому сад не противопоказан?

Конечно, дети бывают разные. Некоторым сад даже необходим. Активным, инициативным ребятам к 5-6-ти годам часто становится дома скучно. Особенно если это единственный сын или дочь, а в квартире, кроме родителей, проживают еще и бабушка с дедушкой. Ребенку хочется большей самостоятельности, старые рамки становятся для него тесны, а родные не спешат их расширить. Да и как реализовать в таких условиях потребность ребенка в лидерстве? Кем он будет верховодить? Один мой маленький знакомый, психологически вполне дозревший до детского коллектива, но томившийся дома, потому что мама боялась отдать его в садик, тиранил ее и деда, как самый натуральный восточный деспот. А заодно еще и «гонял» попугая (так мама метко охарактеризовала его метод дрессировки, поскольку когда Саша не знал, чем заняться, он тыкал в птаху карандашом, заставляя ее метаться по его приказанию из одного угла клетки в другой.) Такое «лидерство», естественно, не радовало ни маму, ни дедушку, ни попугая, ни самого Сашу. Когда мальчика отдали в детский сад, его поведение нормализовалось.