Было это в Русской Америке

Когда казак повернул к городу, прокатился глухой звон. Это нарядчик ударил в колокол, призывая работный люд к трудам праведным. И вот уже, гуськом подались к лесу за духмяным деревом лесорубы, кто-то спешил на склады, кто-то на свечной заводик, кто-то на причал. Божий день вступил в свою пору…

Сдача ночного дежурства много времени не заняла. В городе всё ладно.

– Посник! —обратился Буза к одному из подчинённых.– Дай взаймы бутыль браги, гость ко мне пожаловал.

– Индеянин Иель, что ли?

– Он самый.

– Смотри, десятник. Такой приятель перережет те глотку и глазом не моргнёт. Колошь, он и есть – колошь.

– Ха-а-х… Энтому мериканцу я доверяю… В крайнем случАе, он с искренним уважением мне нож в сердце всадит, -сибирский дворянин беспечно подмигнул дородному Постнику.– Брагу давай.

_____________________________________

*Уточнение – между городом и «посёлком» туземцев была поставлена стена, что бы защитить россиян на случай «бунта» тлинкитов (такие бунты в Ново-Архангельске случались и разделяющая стена помогала).

**рожно (рожон) – заостренный шест, кол; острый торчок, тычок, рог, установленный не в отвесном или стоячем, а в наклонном положении.

– — —

Обогнув покосившиеся изгороди крайнего огорода, русский и тлинкит пошли к ближайшему лесу, ещё мокрому и чёрному, но уже высветленному весенним солнышком. По дороге Иель сбил стрелой большого гуся.

– От, добытчик! —одобрительно усмехнулся казак.

Разложив костерок, друзья умостились на еловых лапах. Земля была холодна и сыра. Глаза Дмитрия смеялись. Он озорно встряхнул свой мешок, в нем звякнули, стукнувшись друг о друга, штоф и глиняные кружки.

Зажарили гуся. Как говориться, причастились. Хорошо приятелям. Разговоры, шутки.

Лес поскрипывал стволами. Пахло талым снегом, прелым прошлогодним листом и хвоей, дымом костра и той невыразительной свежестью, которую приносит в самом начале весны летящие с полудня тёплые ветра. Благодать.

Буза немного вздремнул, а на закате тлинкит растолкал его:

– Митрий, вставай на службу.

Десятник молниеносно проснулся, вылил остатки браги в свою чарку. Выпил, крякнул.

– Иель, медвежий табак у тебя есть?

– Да, брат.

От туземного зелья в голове русского прояснилось, но абсолютно расхотелось идти куда-либо.

– Э-эх! Жизня наша служилая! —превозмогая приступ апатии сибирский дворянин поднялся на ноги.– Ладно, друже. Ночную стражу нужно нести… До завтра.

– Митрий, я с тобой пойду?..

– Не можно, братка… Завтра свидимся.

Чуть покачиваясь, казак заспешил к казармам городской охраны. Навстречу слегка подгулявшему десятнику попалось несколько моряков и военных – люди облачённые в мундиры. Да пара замужних туземок, старавшихся выглядеть как русские бабы.

– — —

В кабинет правителя Русской Америки, предварительно подобострастно поскребя в дверь ногтём, вошёл секретарь-порученец мичман Милованов. Пётр Егорович недовольно поднял брови:

– Что ещё?

– Скандал вчера произошёл, ваше высоко благородие.

– Докладывай.

– Сибирский дворянин десятник Дмитрий Буза учинил пьяную драку с флотским офицером лейтенантом Комаровским. Лейтенанту нанесены серьёзные увечья: сломаны рёбра, перебита переносица… В госпиталь положили Комаровского.

Правитель Чистяков стал нервно крутить!!?!! свой модный тонкий ус: «Вот охальник этот Буза. Под стать фамилии. Проступок серьёзный – нельзя позволять пьяные дебоши в колонии. Дисциплину нужно блюсти. Э-эх! А с другой стороны; сей грамотный казак нужен компании – вояка, бесстрашный авторитетный человек. Как он тогда у колошей пленного браконьера забрал. Есть у десятника заслуги перед колонией… Но дисциплину и порядок надо в строгости блюсти, а то, не ровён час сбунтуются подчиненные. Им только дай волю…» Пётр Егорович смерил хмурым взглядом секретаря:

(Н.-А.*)

– Наказать следует десятника Бузу… Но так, чтобы дела наши от этого не пострадали. Колымский казак потомственный воин, а у Компании служилых людей мало…

Порученец, под строгим взглядом правителя, приняв стойку смирно, услужливо кивал головой. Флотский мундир на нём сидит ладно. Чистяков вновь задумался, собрав возле переносицы глубокие морщины. Трудно думалось. Наконец чело Петра Егоровича прояснело, он даже повеселел.

– Хорошо! Примерно накажем смутьяна. Объявишь десятнику, что отправляется он в ссылку на алеутский остров Уналашка. Будет теперь нести островную сторожевую службу. Тамошнее туземное поселение ширится. Отец Иннокентий* для инородцев и храм отстроил и школу; а управитель Уналашки совсем состарился… Есть там пара-тройка креольских семейств, которые приобщают местных туземцев к цивилизации, но они не вояки (так, мужичьё) … А Буза у нас боец, служилого сословия… Крепить следует завоевания российские… Ступай, объявишь мою волю штрафнику.

Мичман щёлкнул каблуками.

Оставшись один, правитель подошёл к дальнему шкафу; там у него хранился хороший бренди – поощрение правильному решению. Пётр Егорович действительно мудро разрешил щекотливую ситуацию: Нарушитель наказан, а дальний остров Уналашка получает деятельного поселенца. На колымского казака можно положиться – этот вояка сумеет отстоять от посягательств пиратов и браконьеров тамошние земли. Организует вокруг себя Буза алеутов (оный народец не из трусливых) – сомневаться не стоит. «Молодец ты сегодня, правитель Чистяков! Твоё здоровье!»

___________________

(Н.-А.*) – Ново-Архангельск в 1850-тые годы. С рисунка очевидца..

Часть вторая

АЛЕУТСКИЙ ОСТРОВ*

…………………………………………………………………………….

*ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ СПРАВКА: Алеутские острова тянутся на 1740 км. Состоят из 110 островов и множества островков, скал, рифов, вулканов. Страна туманов, бурь и дождей. Именно с них начиналась Русская Америка.

……………………………………………………………………………

– I —

К острову Уналашка десятник Дмитрий Буза добирался на паруснике «Орёл». Российское судно доставляло в торговые посты меновые товары (мука, чай, табак, недорогие ткани, бисер, стальные ножи и топоры, прочие).

Море было спокойно. Слепило солнце. Лёгкий ветерок игриво ласкал серебристую поверхность солёно-морской стихии. На верхней палубе, свободные от вахты, мореходы, похожим на луковицу мыловым корнем, стирали бельё в морской воде.

Слева по борту открылась береговая полоса. Уналашка —второй по величине остров Алеутской гряды. Он показался сибирскому дворянину оранжево-фиолетово-зелёным. На севере той скалистой земли беспрерывно, как заядлый курильщик, пускал в небо клубы дыма вулкан. Его окружали более низкие куполообразные сопки. Снизу, почти до середины они будто одеты в чёрно-зелёный бархат (мшаник). На вершинах тех сопок лежал снег.

Безлесая земля не испугала казака: «Живут и здесь люди русские.»

Буза покосился на приятеля тлинкита, Невозмутимое лицо Иеля; медно-золотистого цвета, оно словно вытесано из куска прибрежных красных гранитов, в которые веками бьют коварные волны, но не могут оставить на них и малой трещинки. Хорошо очерченные волевые губы колоша были плотно сжаты.

Узнав, что Дмитрия отправляют в ссылку на дальние острова, Иель (спустя некоторое время) вдруг твёрдо заявил, дескать поплывёт туда вместе с другом и будет защищать его жизнь. Отговорить племянника тлинкитского вождя не удалось, молодой индеец категорически твердил, мол, то воля Богов и он её обязан выполнить. Буза уступил, взяв с собой колоша; рассудив: « Вдвоём веселее. Опять же будет кому спину прикрыть в бою – Иель не подведёт.»

«Орёл» вошёл в удобную бухту. Воды у берега прозрачны, на дне светятся кросно-белые коралловые рифы. Флотилия алеутов, в своих юрких байдарках, высыпала встречать парусник. А пушечный выстрел приветствия, произведённый с корабля, поднял с прибрежных скал столько птиц, что они на какое-то время закрыли небесное светило.

Взорам прибывших открылся туземный посёлок Иллюлук. Под защитой фиолетово-сине-жёлто-зелёной сопки укрылось несколько десятков алеутских полу землянок, среди которых высилось пять или шесть рубленных изб с двухскатными крышами. Но самое главное; чуть в стороне, на небольшом возвышении, стоял храм Божий, а на площадке возле него на высокой мачте развевался родной бело-сине-красный флаг. «Ха-а! Энти алеуты, воистину, подданные России-матушки!»

Пёстрая толпа низкорослых женщин, детей и стариков радостно махали руками. Не высокие кривоногие* мужчины, те кто не выходил встречать на байдарках, а остался на берегу, вели себя сдержанно. Казалось, песчаный пляж острова заполонила огромадное скопище народа, хотя инородцев собралось не больше четырёх сотен.

Шлюпка с хода, с хрустом, ткнулась в прибойную полосу, и капитан «Орла» первым соскочил на гальку. За ним спрыгнул Буза, поскользнулся, но взмахнув руками удержался на ногах. Резко развернувшись, казак ловко подтянул лодку дальше на песок. Ссыльный десятник скривил губы: «Примета поганая – осклизнулся!» Однако, сразу и забыл русич о тревожной мысли. Матросы, подхватив шлюпку, вытащили её на берег.

От толпы встречающих отделился статный священник. Он смотрелся среди алеутов Гулливером (самые высоки из туземцев доходили человеку до мочки уха).

– Отец Иннокентий**! —произнёс кто-то из мореходов.

Батюшка благословил прибывших и сразу вперёд юркнул, улыбающийся во весь беззубый рот, одетый в заношенные русские одежды седой старичок.

– Приветствую людей россЕйских! —то был подряхлевший управитель Уналашки.

Пёстрая толпа алеутов, в подавляющем большинстве азиатской внешности, смотрелась очень живописно в своих колоритно-красочных парках. Правда, и здесь уже чувствовалось русское влияние – несколько мужчин украсили головы фуражками с лакированными козырьками, десятка два туземок подвязались цветастыми ситцевыми платками.

Мореходы бойко и споро стали выгружать из шлюпки меновые товары: порох, тюки ситца, бухты канатов, парусину, гвозди… Была здесь даже пушка (в недавнем прошлом её сняли с потерпевшего крушение безымянного иностранного брига). Креолы и несколько особо доверенных инородцев без понукания понесли привезённые товары на склады фактории. Буза помогал матросам. Особенно суетился опальный десятник когда выгружали пушку – арсенал для дальнейшего несения службы.

Иель стоял чуть в стороне, опираясь на тяжелое боевое копьё. За спиной краснокожего висел, в замшевом чехле, изукрашенном бисерными узорами и бахромой, длинноствольный бостонский карабин. Лицо тлинкита было непроницаемым.

Вдруг Дмитрий обернулся. Сибирский дворянин почувствовал этот пристальный взгляд просто физически. Глаза казака забегали по яркой толпе туземцев: «ГДЕ?» Он нашёл её почти сразу. Светловолосая, кареглазая красавица в темно-красной парке с белыми узорами на груди. «Креолка!» -решил про себя Буза отворачиваясь. Но образ необычной туземки не покидал русича. Спустя немного времени он снова обернулся. Сколько ни искал глазами десятник светловолосую – напрасно. «Исчезла креолка… Словно ангел небесный…»

______________________________

Комментарии:

*мужчины алеуты очень много времени проводят в море в своих байдарках в сидячем положение (часто скрестив под собой ноги), по этому у них развилась кривоногость.

** Отец Иннокентий (Вениаминов) 1797—1879г.г. – легендарная личность, просвятитель туземцев Русской Америки; первый епископ Камчатской православной епархии в которую входила и Северная Америка. Канонезирован (причислен к лику святых) Русской Православной Церковью.

– — —

Первые дни жизни на Уналашке для служилого человека Дмитрия Бузы тянулись очень долго – нудная, непривычная жизнь на безлесой земле, затерявшейся посреди Великого Океана. Ну и пусть остров внушительных размеров – почитай полтораста вёрст в длину и более сорока в ширину (в самой просторной его части) – всё равно остров. Плевать, что тут несколько селений приземистых туземцев… Не нравится тут…

От полного отчаяния опального десятника спасала дружба молодого тлинкита и работа, которую он сам для себя выдумывал. Однако дни складывались в недели, а недели в месяцы и уже казалось, что Дмитрий живёт на этой земле долгие годы… «Да, и не вовсе здесь так уж мрачно, как чудилось по пЁрвому взгляду…»

Сибирский дворянин довольно быстро втянулся в новый ритм жизни, и даже стал отмечать его прелести. Самое важное – Буза был здесь сам себе начальник и господин. Оно конечно, есть старик управляющий – многоопытный Макар Иванович Чардынцев. Однако, он просто мудрый товарищ, преклонного возраста, не более того. Есть здесь и священник-миссионер отец Иннокентий, но у энтого своих забот полон рот: церковная служба, школа, внушение инородцам истинной веры, о своей семье нужно заботится (которая здесь, при нём) и, потом, он постоянно, что-то пишет либо мастерит. Одно слово – настоящий служитель божий, не нам постигать глубину его деяний…

Больше русских на острове не было. Имелось на Уналашке до двух десятков креолов-метисов – потомков Чардынцева и заезжих российских промысловиков ватажников и купцов. Правда, некоторые метисы полностью обрусели: вели хозяйство на российский манер, жили в деревянных избах – эти первые помощники. Остальные алеуты всегда с великим уважением относились к вновь прибывшему бледнолицему начальнику; не оспаривали его поручений – в общем, народец дисциплинированный.

И вот уже Дмитрий с интересом приспосабливается к новому сосуществованию. Да, лето тут прохладно с каждодневными дождями и туманами. Зато зимы стоят мягкие. Земля безлеса, но обилие трав. Травы так высоки (яркие, зелёные и весьма сочные), что в их зарослях можно заблудиться как в лесу. Впрочем, встречаются на Уналашке и деревья – низкорослы, стелящиеся по земле карликовые берёзы и тальник, кусты малины и голубики.

Буза даже осознал почему обосновались на этих островах самые первые предки алеутов – очень просто, сии с виду негостеприимные места богаты морским зверем, рыбой, крабами и птицей. Отмели вокруг островов изобилуют съедобными моллюсками, морскими ежами, питательными водорослями.

Особенно поражало обилие птиц – воистину, птичий край. Оно и понятно, почему крылатые также играют большую роль в жизни островных инородцев. Туземцы не токмо кормятся мясом и яйцами кайр, топориков, ипаток, но и шьют из шкурок тёплые одежды. «От, черти!»

Первое время колымский казак старался разыскать светловолосую креолку в тёмно-красной парке. Но молодая женщина словно сквозь землю провалилась: «Наваждение какое-то?!. Неужели померещилось с устатку?!? Я в тот день ещё крепко обкурился медвежьей ягодой…»

Те поиски светловолосой позволили Дмитрию внимательней присмотреться к быту алеутов. Он тогда, как бы между прочим, заглядывал во все своеобразные полуземлянки островитян. Интересны были жилища инородцев: крыши, покрытые дёрном, едва возвышаются над поверхностью земли. Всё селение напоминает европейское кладбище с большими могильными холмами. Чтобы попасть внутрь такого жилья, спускаешься в отверстие, которые одновременно служит дымоходом, по бревну с зарубками. Макар Иванович сказывал, что прежде алеуты окон в своих землянках не делали, теперь в некоторых кажимах красовались, затянутые тюленьими пузырями, осветительные оконца. Кстати, землянки аборигенов встречаются разных размеров: в оных живёт сразу несколько семей, в других одна, две. Внутри такие жилища выстланы шкурами и красивыми циновками, сплетенными из морских трав. По периметру землянки устроены широкие навесы, на которых хранятся всевозможные припасы и вязанки трав (ими отапливают жильё). Те навесы делят кажим на множество комнат-пеналов; хочешь уединиться – занавесься циновкой и ты изолирован от «центральной залы»… «Чего только не на придумывают человеки, чтобы обустроить и украсить свой дом.»

Вызывали восхищение у колымского казака и сами алеуты. Среди них оказалось множество искусных мастеров: плотники, каменьщики, резчики и даже механики (самоучки, конечно). В этом Буза убедился когда с помощью инородцев возводил укрепление и пороховой склад для пушки (защита бухты селения Иллюлук); а потом рубленную избу для себя и Иеля. Русским ремёслам обучил островитян священник Иннокентий, так пояснил управляющий Чардынцев. Опять же немало мужчин некоторое время служило на Кадьяке, в Ново-Архангельске и других поселках русских колоний. Кстати, в брёвнах для строительства недостатка не было – лес сам приплывал к Уналашке от берегов Аляски и даже Калифорнии.

А как преображались алеуты, когда плыли по Великому Океану на своих байдарках – это уже совсем другие люди, обитатели водной стихии. «Не зря прозвали мериканских островитян „морскими казаками“. Не зря!»

Нравились ссыльному десятнику и местные женщины: довольно миловидные, аккуратные, трудолюбивые и чистоплотные (вообще, все алеуты ежедневно купались в море, в любую погоду). «Ласковые здесь жёнки*!.. Однако, как же с той светловолосой креолкой?.. Неужели наваждение?..»

_____________________________________________

* жёнки – здесь употреблено в смысле «женщина»..

– II —

Китобойные шхуны «Морская дева» и «Акула», загруженные под завязку, возвращались с богатой добычей из страны китов. Это был уже третий рейс шведских капитанов. Потомки викингов ликовали – они нашли свою золотую жилу; в студёных водах русских владений морские гиганты просто кишили.

Кит – живая гора съедобного мяса, жир и ворвань, целебный спермацент и драгоценная ароматическая амбра, плюс ко всему Ус – незаменимый в изготовлении дамских корсажей и прочих безделушек. «Оль-ля-ля! Реальная золотая жила! Можно даже повысить жалование простаку Коре Коту – заслужил!»

Шхуны держали курс в Мексику, там у шведских шкиперов был надёжный перекупщик, который брал весь товар оптом и за хорошую цену. От береговой линии далеко не отдалялись – так спокойнее. Бескрайний Новый Свет по левому борту. Мимо проплывали роскошные дикие пляжи с обширными дюнами, девственные леса и высокие утёсы, цепи зубчатых гор и пологие равнины. «Хороша нынче погода!» Благополучно-умеренный свежий норд-вест способствовал скорому ходу судов. Только жизнерадостные быстрые дельфины обгоняли парусники.

Однако не обошлось без ложки дёгтя: прямо по курсу возникло скопище бурых водорослей, простирающихся на десятки морских миль в округе и цепляющиеся за проходящие корабли. Сие сущее проклятье для моряков.

Пришлось «Морской деве» и «Акуле» поворотить в открытый океан, чтобы обогнуть досадное препятствие.

На капитанском мостике невозмутимый Коре Кот и рыжебородый Хеминг Горн, владелец парусника. Помощник капитана сам стоял у штурвала прокладывая курс.

– Коре! —голос Горна скрипуч.– Всегда хотел тебя спросить, из какой части Швеции ты родом?

– Я американец, сер. Родился в Нью-Йорке. Отец мой тоже был американским шкипером…

– А-а… -протянул капитан.– Кстати, фамилия у вас не морская. Кот – сухопутное создание.

– Почему? Есть и морские коты. И потом – эти создания имеют по девять жизней… Неплохо.

– Тут ты прав, Коре.

– — —

В полдень ртуть в барометре упала настолько, что её не стало видно. Ниже двадцати семи с половиной дюймов делений уже не было. Кот хмурился: «Дело пахнет серьёзным штормом.»

Ветер, постепенно усиливаясь, превращался в ураганный. Внезапно стало темно, как в замурованном склепе. Налетевший шквал ударил по «Морской деве» с такой бешенной яростью, что штормовые стакселя*, под которыми шла шхуна, лопнули, буквально разорвались в клочья.

Поставить бизань** не удалось, и корабль остался без единого паруса во власти ревущего океана. Каждое мгновение могли полететь мачты, причинив тем самым много бед. Коре отдал приказ держать наготове топоры.

«Морскую деву» швыряло словно щепку. Качка носовая и боровая. Полные рты солёной горечи. Небо перемешалось с океаном. Огромные водяные валы и адский хохот урагана.

Только в полночь шторм начал стихать, в барометре показалась ртуть. Несмотря на то, что шхуна была недавно заново тщательно проконопачено, в трюме открылась течь; и помпы работали непрерывно. Парусник всё ещё сильно болтало.

Но следующий день случился погожим. Матросы чинили изувеченный такелаж и радовались солнцу. «Акулы» нигде не было видно.

– Ладно, встретимся с братом в Мексике. —проскрипел Хеминг Горн.– Надеюсь – его посудина тоже уцелела…

_________________________________

Комментарии:

* стаксель – треугольные паруса между мачтами.

** бизань – парус на задней мачте корабля.

.

– III —

Два года как колымский казак Буза на Уналашке. «Ей-бо! Жизнь лучше не придумаешь!» Притёрся сибирский дворянин к островной службе. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Сам себе господин. Почитай полусотня подчинённых (самых сообразительных и храбрых мужей отобрал он в свою потрульно-сторожевую в команду). Верный друг Иель рядом (считай младший брат, а иногда, даже, сын) … Как говорится: сыт, пьян и нос в табаке. Что ещё желать?.. Оно, конечно, климат здесь не подарок; однако человек привыкает ко всему.

Ну, да, малость изменился облик бравого десятника и его закадычного дружка. Теперь они носят алеутские парки – одежда в сих местах незаменимая. По первоначалу, зимой здорово мёрзли приятели, так как быстро промокала их амуниция. Парка – другое дело. Сшитая из птичьих шкурок она предохраняет от влаги и стужи*. Правда, друзья носят несколько укороченные туземные одежды, да ещё, не редко, подпоясываются ремнями, только это не столь важно. Дмитрий не расстаётся со своими вечными: драгоценной саблей и медвежьей папахой. А так, вылитый островной абориген очень высокого роста. Тлинкит же, хоть и не снимает с пояса массивного ножа (якутской ковки) в изукрашенных ножнах, с виду совсем алеут. Ведь среди островитян тоже есть мужи которые ходят в кожаных гамашах и сапогах из нерпичьих шкур.

Завели неразлучные друзья постоянных женщин. Супруги не супруги, а как без хозяек в хате. При встрече, порой, кривится отец Иннокентий: «ВО грехе живёшь, Дмитрий. Взял жёнку в дом, обвенчайся законным браком.»

Только не спешит Буза с энтим… А, случается, всплывает в памяти образ светловолосой креолки; хмурится тогда казак…

Много за два года воды утекло. Не без подсказки священника определил для себя ссыльный десятник круг обязанностей. Периодически объезжает он, со своим «низкорослым войском» окрестные острова. Конечно, пошаливают китобои-браконьеры, ан, всё же… На промыслы морского зверя с островитянами ходит, а как же. Приучает туземцев к ратному делу – тяжело в ученье, легко в бою. Ну, и за пушкой глядит: раз в неделю чистит; палит из неё, приветствуя заходящие в бухту суда РАК (иногда и чужие, что бы знали – российский остров серьёзно вооружён); на Рождество салют устроил… «Хотя, жизнь мирная… Оно и слава Богу!»

Тлинкит Иель разумеется был постоянным спутником Дмитрия во всех походах, однако и у него появилось своё увлечение. Индеец придумал охотиться на местных диких гусей казарок. Частенько пропадал колош, выслеживая этих довольно редких на острове птиц.

В то солнечное утро приятели отправились на охоту вдвоем. Друзья не спеша ступали по утоптанной дорожке, петляющей меж туземных землянок. Пригрело; дети вовсю резвились, заливаясь радостным смехом: перегонки, поднятия тяжёлого камня, поскакушки в мешках. Надо сказать, что чада островитян очень подвижны – они затевали свои шумные соревновательные игры в любую погоду. В своё время, вождь алеутов Тунунгасон так пояснил Дмитрию эти забавы: «Те кто слишком долго спят или ничего не делают, в конце концов замёрзнут до смерти, либо беда с ними приключится. Мы постоянно говорим детям – Не сидите без дела, займитесь чем-нибудь. Игры их укрепляют!..» Улица туземного посёлка: зелёные холмики крыш, перекладины с вялейщейся рыбой, снующие туда сюда мелкие тощие собаки.

Навстречу попались две аборигенки. Женщины ходили по воду, как и в далёкой России, неся вёдра на коромыслах. «Вёдра полные – добрая примета!» Добавилось позитива на душе десятника.

Иель вёл друга к небольшому озеру, что находилось у подножия действующего вулкана. Сначала тропа пролегала сквозь невысокие заросли тальника и карликовые берёзы, потом спустилось в разлужье с густыми, чуть ли не в метр вышиной, травами и снова поднялась на косогор, сплошь усыпанный голубикой, брусникой и клюквой. «Красотища!»

______________________________________

*алеутская парка – длинная рубаха сшитая из шкурок птиц. Носят на обе стороны: в дождь перьями наружу; в мороз перьями внутрь, как шубу.