Зарево. Пекло

– Это дел рук почитателей Трех?

– "Почитателей"? Вам не кажется ваша формулировка несколько негативной?

– Вы увиливаете от ответа, потому что не знаете его, или все же решили разыграть борьбу кабинетной дипломатии?

– Прошу прощения, не удержался, – Виктор улыбнулся. – Пройдемся, Штефани? Вас ведь так зовут?

Виктор Бенар. Когда он показался мне аристократичным политическим игроком, я не слишком сильно ошиблась. Политолог, профессор с ученой степенью. Его слова о том, что большую часть своей жизни он проработал на Севере, тоже не удивили. Покинул землю обетованную он около восьми месяцев назад, когда начался активный следственный процесс против Хорста. Сама судьба вывела Бенара из западни – буквально на следующий день после того, как он пересек границу, таможенные барьеры вокруг Севера захлопнулись окончательно. Поначалу по политическим мотивам, но, вероятно, и по другим, более значимым причинам: по словам Виктора, в информационное поле тогда уже стали просачиваться сведения о вспышках смертоносной инфекции.

Мужчина рассказывал размеренно, спокойно, пока мы прогуливались мимо картин.

Виктор прибыл в °13-16-8-28 – старался особо нигде не отсвечивать: у жнецов на него дела не имелось, но в списках неблагонадежных лиц Бенар числился, – к брату Себастьяну; тому не было и тридцати лет. Виктор называл его "горячей сумасбродной кровью", которая все никак "не могла найти своего призвания". Младший Бенар, с детства наученный делать деньги из воздуха, подрабатывал всякими халтурами; его жена такого умения не оценила и покинула мужа, забрав дочь и грудного сына. Когда город оказался под властью хтони, братьев спасли связи Виктора: под свое крыло Бенаров взял Грин. В этот момент в голове моей пронесся вчерашний вопрос Виктора: "который?". Немедля задала его же. Мужчина довольно улыбнулся: "Джон. Здесь следовало бы вновь обратиться к той чудной коллекции полотен, но сначала разговор наш должен коснуться Трех. Вопрос деликатный, понимаю, и явно не тот, который следует задавать в приличном обществе, ибо ответ на него всегда предопределен. Однако, наше сердце ведь не всегда принадлежит тому, чему мы служим? Но интересоваться выборами души и сердца некультурно; хотя, если позволите, мне доподлинно известно, что самые рьяные сторонники нашего Правительства отчаянно критикуют вашу группу за самовольничество и чрезмерную свободу. Но можно ли покушаться на волю символа, ковавшего в свое время оплот идеологии?"

Мы обошли второй этаж резиденции по кругу, спустились вниз и вышли через черный выход на улицу. Я оставалась максимально вежливой и учтивой, а еще вполне сносно разыгрывала роль неосведомленной и крайне любопытной девушки. Говорила мало, задавала наводящие вопросы и конкретизировала определенные детали. Осторожно уточнила, почему Виктор с такой легкостью рассказывает обо всем. Последовал спокойный ответ, мол, тайны-то в этой информации никакой и не было, а если "Горгоне" это чем-то поможет, будет замечательно; жить сильно и "лишние угрозы стоило минимизировать". Бенар сообщил, что готов к любому сотрудничеству, чтобы обезопасить себя и ни в чем не повинных людей.

Солнце поднялось выше, начало даже припекать. На улице безветренно, погода ласковая и приветливая.

Второго таинственного Грина звали Иммануил. Родной брат Джона, состоятельный аристократ и истинный сын своих родителей, ставивший выгоду во главу угла. Роскошь резиденции, шикарная парковая зона у въезда в город, строительство ветряных электростанций в °13-16-8-28 – все его рук дело. И если Джон был слугой Трех, то Иммануил (не открыто, конечно) стал значимой фигурой анархичной борьбы, создав себе образ жесткого, грубого и аморального человека, способного добиваться своего негуманными методами. Официально – крупный бизнесмен; фактически – человек, на остатках богатого наследства родителей построивший собственное наследие, занявшись черным рынком и очень преуспев в нем.

Почему же °13-16-8-28 постарались сровнять с землей? Ни столько в этом сыграла роль апокалипсическая инфекция, сколько незаконное сосредоточение товаров и оружия, курсирующих по преступным артериям; и если бы все они вели к Трем, то проблемы не возникло, но Иммануил в свое время поддерживал и спонсировал борьбу Штиля (и, как намекнул Виктор, не только его), а потому исход и самого "преступного князя", и города был предрешен еще до восстания мертвецов.

– Поговаривают, что Иммануила убили его же приближенные, когда началась эвакуация, паника и неразбериха, – тяжело закончил Виктор, закуривая сигару. – Я знал его, как брата Джона. Это был специфический и очень неоднозначный человек. Неординарный, талантливый по-своему, но слишком любивший риск. Возможно, продолжи он заниматься всем по-тихому, так бы и остался незамеченным и живым; но выступления Хорста многих подоткнули к открытому заявлению о себе, и удавка затянулась.

– Осталось понять, на чьей шее, – я остановилась, круто оборачиваясь к Виктору; он сощурился, с каким-то новым интересом всматриваясь в мое лицо. – Вы полагаете, что в резиденции остался кто-то из людей Иммануила?

– Вероятно. Однако не берусь утверждать, что именно они могут быть причастны к исчезновениям. Я, признать, пока в целом не вижу связи между пропавшими. Джон пытался выявить нечто общее, но ничего. Абсолютно. Разнобой по всем параметрам, начиная от пола, заканчивая… Политическими предпочтениями. Но, полагаю, это уже рассказали вашему командиру, а он расскажет вам. Что ж, – Виктор бросил взгляд к обжитому зданию; в дверях стоял статный мужчина лет тридцати, гладко выбритый, русый. Даже издалека сходство с Виктором поражало; нетрудно догадаться, что наблюдал за нами Себастьян, – мне пора. Позвольте, прежде чем уйду, задам прямой вопрос. Ошибся ли я, предположив, что к власти Трех лично вы настроены несколько скептически?

С пару секунд молчала, продолжая смотреть в сторону Себастьяна. Затем перевела взгляд на Виктора. Он воспринимал меня горгоновцем. Может, так было и лучше.

– Мне понравилось, как вы сказали: "Наше сердце не всегда принадлежит тому, чему мы служим". Занимательно звучит, хотя я не очень согласна с формулировкой. Сердце всегда предано истинным устремлениям. Так что просто важно понимать, чему мы подлинно служим.

– Однако устремления сердца и официальная позиция вполне могут конфликтовать. Ваши слова туманны, Штефани.

– Спасибо за беседу, Виктор, – я улыбнулась, чуть поведя головой; самостоятельно ставила точку в диалоге. – Надеюсь на вашу дружбу. И, конечно, помощь в скорейшем раскрытии исчезновений.

Бенар не сдержал короткого довольного смеха. Затем невозмутимо кивнул, пожелал доброго дня и направился к брату. Я же, тяжело выдохнув, двинулась обратно к кабинетам горгоновцев. Сердце сумасшедшее билось о ребра, воздух обжигал легкие, и сокрытое в глубине волнение на мгновение вырвалось наружу. Я дошла на трясущихся ногах, почти не ощущая земли.

Доложить Роберту. Нужно было всё рассказать. Оплот черного рынка, контрабанда. И кто-то из этих головорезов, вероятнее всего, продолжал находиться в стенах резиденции.

Прямиком до Сборта дойти не успела, Михаэль перехватил меня на полпути. Полагаю, он намеренно сделал это, чтобы я не успела расспросить ничего существенного про переговоры – командир первым делом собрал рядом с собой исключительно горгоновцев, – и отвлек на очередную лекцию по фармакологии, подробно описывая воздействие различных препаратов на организм. Я старалась внимательно слушать, делая подробные записи в блокноте, но мои мысли вновь и вновь возвращались к Сборту, переговорам, Бенару и Гринам, галерее на втором этаже. Сотни вариантов хитросплетенных схем, возможных развилок и ответов на вопросы.

Когда занятие наконец-то окончилось (никогда еще не ждала этого так сильно!), вновь бросилась к кабинету Роберта, но и тут не успела: Сэм вместе со Стэном вытаскивали остаточный хлам из наших и близстоящих кабинетов, закидывая коробки с бумагами и прочей ерундой в большую темную кладовую, где пыли скопилось больше, чем воздуха; меня попросили заменить Нормана – расчихавшегося от пыли и проклинающего все вокруг, – и помочь. Видимо, сама судьба пыталась отбить мой соблазн разведать что-то новое и сообщить что-то узнанное.

Старые документы, скоросшиватели, потрепанные дела, отчеты, доклады, обозрения, рапорты, депеши, информационные сводки… Всего так много, что дурно. Счета, документы по переводам с баснословными суммами. Еще больше специфических бумаг находилось в кладовой. Многие из них попадали в сшитые папки случайно – по невнимательности или ошибке, – некоторые, возможно, были забыты или утеряны при вывозе или уничтожении. Можно зарыться в этих бумажках и найти столько интересного, неоднозначного. Можно обнаружить компромат и подтверждения десятка скользких дел. Публикация подобного – фурор, подрыв авторитета местных властей, а там уже, как домино… Но сейчас это уже не имело смысла. Что толку копаться в том, что отныне утеряло значения? Что толку переживать о клептократии, когда мы даже не уверены в существовании будущего?

Но рациональность оставляла, когда глаза натыкались на очередную кругленькую сумму, наименования, аббревиатуру, обозначения и формулировки, от которых мороз пробегал по коже. Я твердо решила вернуться сюда позже за материалом.

Сэм укладывал бумаги в крупные коробки, что стояли в коридоре. Стэн переносил те в кладовую. Я аккуратно взгромоздила очередную кипу бумаг на полку стеллажа. Чихнула пару раз от пыли. Неудачно повернулась. Задела большой свернутый пергамент, кем-то втиснутый между плотно набитыми папками. Грохот. Бумаги повалились на пол, другие взметнулись в воздух, а мои громогласные ругательства акустика помещения сделала еще оглушительнее и яростнее. Стэн с Сэмом в легком испуге влетели в кладовую, загоготали, помогая мне выбраться из горы макулатуры… А мне в тот момент на глаза попалась скрепленная папка.

Ромбический символ. Лишенное век око, окруженное переплетными солнечными лучами.

– Штефани? – Стэн невесомо дотронулся до моей руки. – Ты в порядке? Белая вся…

Глянула на горгоновца, кивнула. Подхватила папку, сразу раскрывая и смотря в документы.

Даты достаточно свежие. Перечисления на непонятные обезличенные счета. Фотографии без смысла и цели. И белые листы. Один за другим. Пустышка. Решила посмотреть на сшитое дело, следовавшие сразу за папкой: договоры покупки, чеки, каталоги товаров… Оружие. Много оружия.

– Вы справитесь без меня? – спросила хрипло.

Сэм кивнул молча, Стэн же даже подогнал меня поскорее пойти подышать свежим воздухом. Я поспешила прочь, забрав последние две папки с собой.

К Роберту! В пекло всё! Нутро тянуло меня к командиру "Горгоны".

***

– Роберт! Тут документы, и Виктор сказа… – я оборвалась на полуслове, почти влетая в кабинет Сборта.

Немая сцена. Со вздохом поднявший на меня глаза Роберт.

И Льюис, который обернулся в немом вопросе, картинно вскинув брови и сжав губы.

Если существовала возможность исчезнуть по щелчку пальца, я предпочла бы раствориться. В глазах Криса буквально читалось: "С хера ли я вообще не удивлен?! Ну какого черта, Шайер, не прошло и половины этого гребанного дня!"

– Я, пожалуй, чуть позже зайду. Видно, не вовремя…

– Нет, нет, проходи, Штефани, – Роберт кивнул на второй стул напротив своего стола. – Мне даже интересно, чем ты меня удивишь, – под тяжелым взглядом Льюиса покорно вошла в кабинет и села на стул. – А ты так не смотри на нее, будто сам не при делах.

– При всем уважении, Роберт, этот долбак сам до меня домахался. Если уж человек говорит, зачем затыкать ему рот? В этом случае, по крайней мере.

– Вот именно, – я скептически глянула на Криса, – если говорит, зачем затыкать рот? Можно слушать, а это приносит плоды…

– А теперь замолкните оба, – тон Роберта мягкий, но волевой. – И давайте по порядку.

Переговоры с Грином и представителями "местного совета" возымели успех: консенсусу удалось достичь, и для начала Роберт убедил бывшего градоначальника в необходимости ужесточить дисциплину и установить дежурства: с горгоновцем теперь всегда должен был выходить человек из резидентов. Как оказалось, после долгой беседы Кристофер решил обойти прилегающую территорию; хотел немного осмотреться, когда его перехватил Анри Кремер ("тот самый близнец Виктории," – заметил Льюис), и попытался завести беседу, разговорить военного и "наладить дружественные связи" на почве "единоверной службы", ведь Анри, как и горгоновцы, "служит всеобщему благу в лице Трех".

Анри оказался офицером таможенного блокпоста, рьяным сторонником монаршей власти, да и очень, по словам Криса, "дотошным мудаком, считающим, что фамильярность и надуманное побратимство способны тут же сделать его близким другом горгоновцев". Но Льюис остался на удивление сдержан и снисходительно продолжил беседу. С корыстных побуждений, конечно; Анри являлся одним из постоянных участников вылазок, хорошо знал прилежащий город, окружающую местность, да и имел достаточно неплохую осведомленность о людях, живущих в резиденции. Все это могло сделать его "полезным" хотя бы на первых порах. Ко всему прочему, Крис как бы невзначай разузнал о том, где в резиденции хранятся припасы, насколько много вооруженных людей, насколько много владеющих оружием – ведь иметь за пазухой пистолет и уметь из него стрелять абсолютно разные вещи, – чуть расспросил о Джоне, о жизни в городе до начала конца.

В частности, Льюис разнюхал интересный факт: когда Джон с выжившими вернулся в резиденцию, здесь уже пряталось человек десять. Жена Грина вспышки вируса не пережила. Здесь же в повествовании Криса всплыло имя Иммануила, и настал мой черед пересказать слова Виктора, обрисовать галерею второго этажа и запыленную кладовую с сомнительной документацией.

Роберт слушал внимательно. Не перебивал. Иногда уточнял и делал пометки на большом разложенном на столе листе бумаги. Командир привычно был сдержан в проявлении эмоциональных реакций на информацию, которую мы с Крисом вываливали на него – дело, на первый взгляд, принимало интересный оборот, но судить в общем и целом о всей ситуации не представлялось возможным; никто не мог ответить наверняка, каков в информации процент преувеличений, фантазий, гипотез и предположений; да и связано ли прошлое °13-16-8-28 и разносторонняя семья Гринов с нынешними исчезновениями тоже оставалось под сомнением. Роберт попросил нас с Крисом не дергаться раньше времени. Что-то случайно узнали – "молодцы, хорошо, ушки держим востро, глазками смотрим зорко, но, упаси Богиня Матерь, продолжать вам самим что-то выискивать без согласования".

Мы покинули кабинет Роберта молча. Прошли по душным коридорам, вышли на улицу.

Воздух свежий, но пропитан еще летним теплом; пронизан ароматами хвои и земли, легкий запахом мха и плотным терпко-пряным – бархатцев. Небо над нами раскинулось светлое, прозрачное, слегка затянутое тонкими белесыми облаками. Из жилого корпуса показалась молодая женщина, на плечи которой была небрежно наброшена шаль песочного цвета; в руках ее – глиняная плошка, наполненная травами. Мы с Льюисом проследили за тем, как незнакомка прошла в удаленное место двора и опустилась у кованого забора на колени, устремляя лицо к солнцу и понимая левую руку с сомкнутыми указательным и средним пальцами. Губы ее безмолвно зашевелились. О чем она взывала в ту минуту к Матери? Чтобы вернулись пропавшие? Чтобы мертвые улеглись в могилы и вновь уснули вечным сном? О быстром конце или о маяке надежды?

Мы с Крисом переглянулись и повернули в другую сторону, чтобы не тревожить чужой молитвы, но успели увидеть, как женщина зажгла собранные в плошке травы, и как покатился колечками на землю густой дым.

Я уже решила, что Крис не будет ворчать о том, что я куда-то влезла и что-то пыталась узнать – просто потому, что сам сделал ровно то же самое: оказался в нужном месте в нужное время и подыграл, начав "выискивать без согласования", – он, в общем-то, и не ворчал, но и промолчать не смог:

– Просто не могу понять, чем ты думала? Пошла с Виктором одна, никого не предупредила. Мы только вчера приехали в резиденцию, не знаем людей, чего от них ожидать, кого опасаться. А опасаться следует всех, – хмыкнул Льюис, закуривая. – Тот же Виктор; кто дает гарантию, что не он стоит за исчезновениями? Не пытается любезными беседами спутать карты? Если бы ты была готова постоять за себя в критической ситуации, я бы мог отчасти понять такую халатность, но… У тебя что, взаправду инстинкт самосохранения отсутствует?

– Да есть он у меня, – я скривилась, – просто так совпало. Я же не сказала бы, "ой, Виктор, прервитесь на минутку, я сбегаю к горгоновцам, скажу, чтобы наготове были". Мне, к тому же, нужно образу соответствовать. А и информация лишней не бывает.

– Ты к любой ситуации оправдание находишь.

– Не завидуй.

Мужчина усмехнулся:

– Просто постарайся в следующий раз таких ситуаций не допускать.

– Что за "местный совет"? – спросила, переводя тему.

– Пустышка. Состоит из нескольких человек, номинально принимает основные решения.

Горгоновец рассказал и о небольших группках, занимающихся вылазками в городок и близлежащие территории; а спустя паузу покачал головой, состроив гримасу. Количество оружия, заявленное Джоном как имеющееся в резиденции, не особо походило на реальное, и тут либо кто-то не договаривал о запрятанном инвентаре, либо Грин увиливал. Хотя и "совет резиденции" тоже не особо ассоциировался с честными людьми. И ведь речь шла не о доверии незнакомцам, а о недоверии своим собратьям по несчастью, с которыми здешние обитатели оказались вынуждены делить крышу. Все разрозненны, разобщены – какие вообще могут быть разговоры о безопасности?

– Нам даже осторожненько намекнули, чтобы мы здесь занимались своими делами и особенно не лезли в жизнь резиденции, – Льюис выдохнул дым в сторону от меня. – Условно, "помогите с безопасностью от зараженных и сидите смирно".

– А Сборт что?

– Ничего. Там загладил углы формулировок и сменил акцент внимания на насущные тяготы, а нам сказал, что не стоит искать себе врагов.

– Он осторожен.

– Очень, – согласно кивнул Крис, останавливаясь на месте. Напряженно думал о чем-то с секунду, сосредоточенно затягиваясь сигаретой. Затем отвернулся, окидывая взглядом внутренний двор.

– А кто намекнул сидеть смирно? – горгоновец не ответил; тяжело вздохнула, разводя руками и качая головой. – Да брось, Льюис, какие сейчас могут быть тайны? О, Небеса, послушай, – дотронулась до плеча мужчины, вынуждая обернуться ко мне, – я нашла бумаги в кладовке, и даже если сотая доля из них действительна, то ситуация может быть куда серьезнее, чем кажется, – решила сразу говорить прямо. Кристофер серьезно и внимательно смотрел в мое лицо. – Это были реквизиты закупок оружия. Да в таком количестве и объеме, что в голове не укладывается. Там были ПП, штурмовые и автоматические винтовки, пистолеты любого вида и калибра, огневая мощь покрепче, а про количество разношерстных боеприпасов я вообще молчу. Зачем это нужно закупать? Тем более в таком городке? Тем более через резиденцию? – Крис все еще молчал. – Значит дела Иммануил вел прямо здесь, прямо отсюда. Ядро всей его системы находилось здесь, в резиденции, которая, похоже, вместо административного центра стала частным представительством брата Джона; и он сам наверняка знал обо всем, просто не мог не знать. А значит, сейчас действительно он может темнить и недоговаривать. Но дальше интереснее: ты упомянул, что во время приезда Джона с выжившими в резиденцию, здесь уже располагались люди. И Иммануил погиб до возвращения Джона, но после начала свирепствования эпидемии в городе. Значит, кто-то из тех, кого в резиденции обнаружили, мог быть причастен и к смерти Иммануила, и к его работе, – мысль сменяла одна другую; в процессе их озвучивания, я выводила новые причинно-следственные связи, о которых сначала даже не думала. – Да и контрабанды было много. Я видела документы на поставку товаров. Начиная от алкоголя и табака, заканчивая психотропами. Никто ведь не знал о том, что Северная зараза так разрушительна. Все случилось слишком быстро. Никто не думал, что город решат бомбить. Поэтому пытались вывезти бумаги и документы. Подчищали следы, чтобы спокойно затем вернуться… Но зачем убили Иммануила? Были ли исчезнувшие как-то связаны с ним? Может, мы чего-то не знаем? Может, не договаривает Джон? – я замерла, глянув Льюису прямо в глаза. Он был хмур, а я… Мое сердце колотилось в горле. – Крис, кто уже был в резиденции, когда Джон прибыл? Они входят в совет? Они предложили горгоновцам заниматься своим делом?

– Остановись, – медленно и с расстановкой проговорил мужчина, – Шайер, остановись.

– Но…

– Нет. Стоп. Хватит. Не лезь в это. Не смей в это лезть.

– Да какого хрена, Льюис?! – сжала губы, упрямо встречая взгляд горгоновца. – Я прекрасно знаю, что такое контрабанда, кто обычно за подобным стоит, и как они решают свои дела. Особенно в Государстве. Особенно, если их покрывают властные структуры. А если опустить все нюансы, то ты вообще не имеешь никакого права говорить, что мне следует и не следует делать.

– Я и не пытаюсь. Но настоятельно прошу не совершать глупостей. Сначала обсудим с Робертом. И "Горгона" со всем разберется.

– А если я ошибаюсь в своих предположениях? – мотнула головой; Крис фыркнул. – Рано говорить Роберту, нельзя распускать слухи и напрягать его пустыми догадками, нужны весомые доказательства. Я могу узнать что-то еще, дай мне время, – горгоновец вздернул бровь, от гнева не в силах что-либо сказать. – Не смотри на меня так! Роберт не должен воспринимать меня как источник необоснованных подозрений.

– Шайер, да какого… – процедил Льюис. – Это не просто пустые предположения и очередное "журналистское расследование", – он глухо прорычал, стискивая зубы. – Послушай. Да, Роберт высказал нам очень похожие гипотезы. Но мы только приехали. Нужно осмотреться. Нужно понаблюдать. Нужно, черт возьми, решить хотя бы одну из насущных проблем! Не торопи. Всё идет своим чередом, – выдохнул медленно и шумно. – Не смей ввязываться, Шайер!

Но не успела я возмущенно ответить, как вдруг за нашими спинами раздался тихий детский голос:

– Простите, можно спросить?

Мы с Льюисом синхронно обернулись. Перед нами стояла смущенная девочка лет шести. Две косички, украшенные перламутровыми бантиками, лежали на ее плечиках. Большой единорог из пайеток поблескивал на цветастой кофте.

– Привет, – произнесла я дрогнувшим голосом.

– Хей, здравствуй, – тембр Льюиса стал внезапно мягок, похож на урчание кота; мы с горгоновцем почти одновременно присели, чтобы оказаться с девочкой на одном уровне.

– Я слышала, что вы приехали из другого города, да? Мой папа уехал в другой город. Я его жду, а он всё еще не вернулся, – кроха смотрела на нас доверчиво, а я переглянулась с Крисом, абсолютно не зная, как себя вести; стало погано и страшно, вся история с контрабандой, Имманулом и безымянными исчезновениями сместилась назад, а реальность Северной заразы накрыла с головой, точно сильная волна. – Мой папа тоже был военным, – девочка мягко улыбнулась, указывая пальчиком на форму, в которую и я была одета. – Я подумала, может вы работали вместе?

– Слушай… А как давно твой папа уехал? – осторожно спросил Крис. – Как его… Зовут? – и мужчина вновь обменялся со мной взволнованным взглядом.

– Он уехал, когда мы с мамой приехали сюда, – худощавая девочка кивнула на резиденцию. Внезапно из-за угла выскочила испуганная женщина; сразу ясно: мама крохи, больно уж похожи. – Его зовут Карстен Фогт. Он очень высокий, с голубыми глазами. Еще у него на запястье шрам есть.

Женщина, утирая слезы, быстро направлялась к нам.

– Хмм, – протянул многозначительно Льюис, переглянувшись со мной. – Знаешь, кажется да, мы его видели… Помнишь, Штеф?

– Да, точно, – подтвердила, глянув на девочку, – он очень помог нам. Мы встретили его по пути сюда; он направлялся по секретному делу и личному поручению командира. Я ведь правильно помню, Крис?

– Верно, – Льюис улыбнулся ребенку, – а еще он просил передать его дочери, если мы ее когда-нибудь встретим, чтобы она не грустила и не переживала. Тебя ведь зовут?..

– Иви!

– Да, конечно же, Иви! Как удачно, что ты нас нашла! Мы так переживали, что не сможем доставить послание!.. – Кристофер тяжело сглотнул, видя, как девочка просияла.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.