La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Ого! Здорово! Сергей Шнуров! Как вы здесь оказались?! – я был обрадован и удивлён.

Шнур отвернулся, снова надел очки и фуражку, продолжил говорить монотонной интонацией:

– Ты не следишь за восходом и заходом солнца. Ты всё делаешь не вовремя. Ты…

– Что всё это значит?! – закричал я и задёргал ручки автомобиля, чтобы выйти, но двери оказались заблокированными.

– Ты – враг режима! – зло прошипел Шнур, в правой руке у него оказался пистолет с длинным глушителем.

– Я?! Я – нет!.. Я не могу быть врагом режима! Это не я… – захныкал я и заскрёбся в дверь.

– Ты не только враг режима, но ты ещё и друг режима, – примирительным тоном сказал Шнур.

– Да-да! – обрадовался я такому повороту дел. – Я – лучший друг режима! Я – друг, брат и корм режима! Можно я дальше пойду пешком?

– Ты – враг и друг режима; хуже не придумаешь. Ты – продажная падаль! – вне себя от ярости заорал Шнур.

– А! Я больше так не буду! Отпустите меня, пожалуйста! Я вырос на ваших песнях! – я заколотил в окно.

За окном автомобиля стояла толпа людей, и все они с любопытством смотрели на сидящего на заднем сидении автомобиля меня, как на какую-то рептилию в аквариуме. Большинство выражений лиц было скорбное и сосредоточенное; кто-то показывал на меня пальцем, кто-то снимал видео на iPhone.

– Ты больше не будешь вырастать на моих песнях, потому что ты сейчас умрёшь, – запросто проговорил Шнуров и сел вполоборота ко мне, направив на меня дуло пистолета.

– Ой! Ой… – я не знал, как нужно приготовляться к смерти. – Ой…

– Пчик-пчик! – сказал Шнур и засмеялся, видя, как я задёргался. – Испугался?

– Да… – я попробовал похихикать над шуткой Шнура; лихорадочно думал, что сказать. – «Ведь если я сейчас умру, то зачем, позвольте спросить, я родился?! Ноу-ноу фьюче, ноу-ноу фьюче…», – пискляво пропел я.

– Попытка засчитывается. Тем не менее… – весело проговорил Шнур и нажал на спуск.

*****

– А-а-ах! – я подскочил с подушки. – Это сон…

– Мучают кошмары? – спросил Стальский, стоя около окна в моей спальне.

– О, да!.. – я снова закрыл глаза.

– Вставай, – сказал Стальский.

– Да-да… – промямлил я, снова кутаясь в одеяло.

– Вставай, что б ты жил на одну зарплату! – вскричал Глеб.

– Ой! Встаю-встаю… А что уже пора ехать? – обречённо вздохнул я.

Стальский стоял напротив запотевшего окна спиной ко мне. Я почувствовал тревогу и с подобострастным смешком спросил:

– Интересно: к чему снится Шнур? Надо бы посмотреть в сонниках. Что думает по этому поводу Ванга и Лофф, или Нострадамус? Наверняка у Фрейда по поводу Шнура что-то имеется. Ха!.. Так…

– Лучше посмотри, что значит «пистолет», – всё так же спиной ко мне, сказал Глеб.

– Что?.. Пистолет?.. Откуда ты знаешь про писто…

В этот момент Стальский повернулся. На нем не было лица… буквально. В руке он держал пистолет с длинным глушителем.

– Пчик-пчик, – весело сказал «Стальский без лица», а потом нажал на крючок.

*****

Я открыл глаза. Снова. Моя комната. За окном дождливый день.

Иногда лучшее, что можно сделать – это ничего не делать

К. Гейбл

Глава следующая. Марта. Мальта. Валлетта + 24с˚, Сент-Джулианс – так же, и немного Большого Боба

Я открыл глаза. Снова. Моя комната. За окном дождливый день.

Отвратительные ощущения во всём теле подсказывали мне, что на этот раз я действительно не сплю. Что дальше? Надо бы вставать с кровати и приводить себя в относительный порядок. И первое, что я сделаю – это выпью литр ягодного сока, а потом сразу литр холодной минеральной воды без газа.

Когда я сошёл со второго этажа на первый, в гостиной наши помятые стажёры заканчивали завтрак.

– Привет, парни. Откуда я вас знаю? – из последних сил пошутил я и устремился к холодильнику.

Восполнив запасы глюкозы, я приступил к поглощению минералки. Обе ванные были заняты, и я решил вернуться в свою комнату, чтобы в горизонтальном положении дождаться своей очереди на помывку. Едва я успел подняться на спальный этаж, как дверь «мужской» ванной комнаты открылась, и оттуда, обмотанный полотенцем, вышел Стальский.

– Отличный день, – сказал он, перегораживая мне вход в ванную.

– Для чего? – пытаясь протиснуться между ним и дверным косяком, угрюмо спросил я.

– Да для чего угодно: для любви, для самосовершенствования, для кровавого государственного переворота, – всё так же, не пуская меня вовнутрь, шутил Стальский. – Для съёмок нового эпизода «Пьяного Дивана»

– Ох, блин! Я и забыл!.. – почему-то испугался я, а потом понял, что Глеб не дал бы мне проспать. – Ладно, отвали с дороги, дай принять душ.

– Подожди, там Джессика, – сказал Глеб, прикрывая за своей спиной дверь ванной.

– Вы что вместе моетесь?! – удивился я.

– Да-а… – протянул Глеб, скрываясь за дверями спальни Джессики. – Чтобы время не терять.

– Ладно, – растерянно проговорил я и зашёл в свою комнату.

Через двадцать минут мы все вшестером сидели за столом. Кто-то ел десерт и пил кофе. Кто-то просто пил кофе.

– Вчера в круговороте веселья я не успел вас по-человечески поздравить с вашим днём… с вашими днями рождения, – я мямлил и заикался. – Короче, Стальские, поздравляю вас с вашим… вашими… обнимаю, целую, ваш Аронов Вадим!.. – закончил я на высокой писклявой ноте, а потом прибавил: – Ведь вы для меня, как семья… В хорошем, конечно, смысле этого слова.

– Спасибо, – одновременно лениво ответили Стальские.

Меня всего трясло с перепоя. Необходимо срочно поправляться. Идеальный вариант «поправки» под названием «Диаморфин» остался лежать у меня на городской квартире на полке двери холодильника.

– Глеб, а Шуба уехал? – с великой надеждой в голосе спросил я.

– Да, ха-ха!.. – посмеялся надо мной Стальский. – Он в десять утра уехал. А что, хотел подлечиться его запасами?

– А Марсельчик с Ренатом тоже уехали? – цеплялся я за соломинку.

Стальский решил убить двух зайцев сразу: и ответить на мои вопросы, и развлечь аудиторию.

– Да, Вадим, Марсельчик с Ренатом уехали ещё раньше Егорки. Сицилия и Дарья уехали, когда Вы, сударь, почивали. Все, кроме сотрудников нашей славной газеты, покинули наш уютный дом. И вообще: надо свой кокаин иметь, – утрированно нравоучительным тоном закончил Глеб, вызвав улыбки присутствующих.

– А ты чего ещё здесь? – обратился я к Стальской, чтобы хоть как-то отвлечься от своего недомогания.

– А у меня выходной, – склонив голову набок, весело проговорила Марта и показала мне язык.

– Бля, я сейчас умру, – положив голову на руки, сказал я.

Все захихикали.

*****

Несмотря на «у меня сегодня выходной», на запись «Пьяного Дивана» Стальская поехала тоже. Выходной был только у «Завтрака с Мартой», а у всех остальных ипостасей Марты – обыкновенный рабочий день. В пятнадцать тридцать мы – Стальские, я и стажёры – выехали в сторону города.

– Меня тошнит, – сообщил я, как только Танк, повернув на шоссе ведущее в город, встал в затор.

«Ц!..» – одновременно Стальские издали такой звук.

– Меня… – собирался повторить я, но Марта перебила.

– Ты раньше не мог стошнить?! До того, как мы очутились в среднем ряду этой пробки?!

– Изви… Чёрт! Меня тошнит, как от канадского кинематографа, – прогундел я и стал осторожно открывать дверь Танка, чтобы выйти наружу.

Сзади засигналили, сбоку тоже. Я просочился из едва приоткрытой задней правой двери и, обходя автомобили, затрусил в сторону обочины, а точнее остановки автобуса на которой стояли люди. Марта тем временем включила правый поворотник и начала прижиматься к обочине. Едва я успел зайти за остановку, как меня вырвало. Я постоял в ожидании второй волны. Она не заставила себя долго ждать.

Танк стоял около обочины метрах в тридцати от остановки, я направился к нему.

*****

Как всегда, когда я или мы оба пребывали в жутком абстинентном аду, «Пьяный Диван» получился очень колоритный. Было много упадничества и сарказма. Гостей к нам сегодня не захаживало. Персонаж Марты получил больше реплик, чем обычно. Через три с половиной часа мы закончили съёмку. Я переоделся из подштанников и пиджака с накладными карманами, которые являлись моим сценическим прикидом, в свою одежду и вышел из здания. Танк с Глебом за рулём уже тарахтел на парковке. Марты внутри не было.

– А где Марта? – спросил я, усаживаясь на переднее сиденье.

– А Марта улетела в отпуск, – наивно округлив глаза, ответил Стальский.

Я молча вышел из машины и вернулся в здание. Поднялся в кабинет Даши, прошёл мимо секретаря. Даша говорила по телефону и сделала мне знак подождать. Когда я остался дожидаться в кабинете, Даша быстро закруглила разговор, пообещав перезвонить, и сердито уставилась на меня.

– Когда следующие съёмки «Завтрака с Мартой»? – без предисловий начал я.

Даша усмехнулась и не спешила отвечать. Я форсировал:

– Даша, я не услышал, что ты мне ответила?

– Это тебя как-то касается? – спокойным тоном ответила Даша.

– Если спрашиваю, то очевидно касается, – сдерживая гнев, проговорил я сквозь зубы.

– А по-моему – нет, – ответила Даша.

Я весь загорелся изнутри от злости. Мне хотелось придушить долбанную Дашу её же телефонным шнуром.

– Даша, ты часто смотришь сюжеты по телевизору про то, как очередной сраный клерк отправил к прабабушкам всех своих коллег. А может какая-нибудь телезвезда-однодневка, одурев от алкоголя и наркотиков, возомнит себя Богом. Почему ты думаешь, что в твоей жизни такого не произойдёт?

Через пятнадцать минут мы с Глебом уже ехали по городу.

– Мог бы и у меня спросить, – сказал Стальский, имея в виду подробности внезапного отъезда Марты.

Я сидел насупившись. Глеб с доброй улыбкой посмотрел на меня. Я знал, что он хочет мне сказать. «Не надо было кочевряжиться, Аронов. Сейчас бы имел то, что хочешь».

А дело было так: адвокатская гнида Бимерзкий заранее купил билеты на Мальту, чтобы сделать Марте подарок на день рождения. И после вчерашнего моего бурления говн, у неё не осталось причин не принять этот подарок. Вечером они уже будут трахаться в пятизвёздочном номере отеля с видом на Средиземное море. А Даша пошла Марте навстречу, дав ей недельный отпуск.

Я заметил, что Глеб пропустил поворот на трассу, ведущую из города, и теперь мы направлялись в центр.

– Куда мы едем? – поинтересовался я.

– Я останусь у Шубы, он меня пригласил кое-куда. Заберёшь Танк и поедешь домой, а я сам потом доберусь, – зевая, проговорил Глеб.

– О, здорово. Я с вами, – повеселел я от перспективы уйти в очередной отрыв, но Стальский меня круто обломил.

– Извини, Вадим, тебя не приглашали.

Я помрачнел. Мне хотелось плакать.

– Ты что, плачешь? – с усмешкой спросил Глеб.

– Пошёл ты!.. – с чувством проговорил я. – Кидаешь меня!.. Идите вы все!

Стальский в голос засмеялся, чтобы дать мне понять, что не обижается. Я тоже усмехнулся (над самим собой), но всё равно отвернулся к окну и до конца дороги до работы Шубы не смотрел и не разговаривал с Глебом.

За две сотни метров до поворота в егоровский автокомплекс образовалась плотная пробка. Я решил занять руки и воображение, поэтому достал из кармана телефон и нашёл расписание авиарейсов на Москву, – ведь именно с пересадкой в Москве осуществляются все более-менее экзотические вояжи из нашего города. Согласно расписанию, вечерний рейс на Москву отправляется через час сорок минут. Если я за двадцать пять минут долечу до аэропорта, то успею попытаться отвоевать свою Марту у этого мудацкого Бимерзкого адвоката. А стоит ли? Выставлю себя в очередной раз на посмешище. Или нет? Может это как раз то, чего ждёт Крошка-Марта. «Ага! Именно этого она и ждёт», – зашептал мне на ухо картавый голос. «Конечно, думает о твоей вечно кислой хар-ре, вместо того, чтобы пгедвкушать великолепный отдых на Сгедиземном моге с пговегенным вгеменем человеком! Езжай – испогти настгоение».

– Отвали… – прошептал я, дотронувшись ухом до правого плеча.

– Чего? – переспросил Глеб. – Глюки?

– Стальский выметайся, пешком скорее дойдёшь, – начал выдавливать Глеба из машины я.

– Идиот, что задумал? Уж не прицепляться к самолёту? – с тревожным смехом спросил Глеб.

Он этого умника ничего не утаишь.

– Ну же, Стальский, иди пешком, тут тридцать секунд ходьбы! – заныл я, начав ещё напористее давить Глебу в правый бок.

Он досадливо покачал головой, отстегнул ремень и осторожно приоткрыл водительскую дверь.

– Мудила гороховый! – на прощание сказал Глеб и покинул авто.

Я проворно перелез с пассажирского сиденья на водительское, пододвинул кресла и настроил зеркала, включил левый поворотник и через двойную полосу развернулся.

Через пятнадцать минут я уже мчался по проспекту, ведущему из города в аэропорт. «Ещё час до вылета. Ещё целый час», – подбадривал я себя. С помощью кнопки на руле покрутил мартовский список песен на жёстком диске. Что-нибудь вдохновляющее бы… Что тут в наличии?

«Шама-мама-маны все знают

Мне бы разыскать, где зимует моя птица

Автомобибильно туда не доехать

И мобибибильно не дозвониться»

– Мумий Тролль всегда в тему, – сказал я себе и прибавил.

«Вылупились яйца на небо

Девушка любит другого

Я бы догадался может быть пораньше

Если спал бы дома.

Фонариком засветит и фиги покажет

Нашей мечте в кармане лета – а – а – а

Девушка ушла

Девушки нету…»

– Нет, что-то не то. Дальше.

«Арфа бесится вновь, как штурвал цеппелина,

Оплавляется контур в усталых руках;

Выдувает сирокко за гривою львиной

Тонкий пепел песка на горбатых боках…»

– Вот! Вдохновляющая композиция.

«Только я не успеваю к тебе,

Я не успеваю к тебе,

Но не просыпаюсь и не понимаю,

Что я не попадаю к тебе…»

– Нет, снова не то. Плэйлист что-ли сговорился, – выдаёт расхолаживающие мой порыв композиции?!

«В чёрном цилиндре, в наряде старинном

Путник на праздник в город очень спешил,

По горам пробирался и улыбался,

Но камень сорвался в пропасть с горных вершин…»

– Да. Да. Так-то, – разговаривал я сам с собой вслух. – Я – лирический герой, который мчится за своей любимой. Да! Я тот, кто не может не победить.

Через десять минут я уже проехал пост ГИБДД и выжал из этого дома на колёсах всю дурь.

«Был грязный плащ на нём надет,

Цилиндр чёрный смят в гармошку,

Себе под ноги он глядел,

А в кулаке сжимал он маску.

Но кто-то крикнул вдруг: "Привет!

Повеселился б ты немножко.

В такой весёлый светлый день

Как можно быть таким несчастным?.."

По всем подсчётам я успевал. И вот, проезжая мимо последнего поворота на КАД, я взял да и свернул в сторону дома. Нет, я не побоялся выглядеть дураком или показаться непоследовательным, или огрести «ощутимых» от Бимерзкого, просто… просто какая-то меланхолия вкупе со вселенским смирением охватила вдруг меня. Я решил отступить, чтобы получить время на обдумывание тактики. Наверное. А может ответить на главный вопрос: «А нужно ли мне это?» Чтобы впоследствии всё получилось, пусть даже и не с Крошкой-Мартой, я должен был измениться, ведь сегодняшний Аронов не в состоянии удержать удачу.

Я неторопливо катил по КАДу в сторону нашего посёлка. Справа от меня пролетали легковушки и фуры. Я же уже никуда не опаздывал. Настрой относительно Марты изменился, но глубокое чувство одиночества ощущалось в груди неким вакуумом. Казалось, ещё секунда, и грудная клетка провалится вовнутрь, а может и весь я сожмусь в ничто и исчезну с лица Планеты. Сильный человек бы переборол или перетерпел эту трудную минуту, но я не был сильным. Я прибавил газу и через тридцать пять минут въехал в ворота нашего жилища.

Джессика привела дом в порядок и приготовила ужин. В прихожей я повесил куртку на вешалку, снял ботинки и сел на пол около двери. Джессика подошла ко мне с немым вопросом на устах. Я смотрел на неё снизу вверх и ненавидел себя за своё всегдашнее саможаление, за своё вечное слюнтяйство и трусость. Джессика – вот кому действительно одиноко. Должно быть. Я поднялся по стеночке и сказал: «Иди сюда, дорогая». Мы прижались друг к другу. Моя голова лежала у неё на ключице, а руки – на её талии. Её ладони легко касались моих лопаток. Кажется, я плакал. Мне было стыдно перед всем миром за свою глупость.

«Православие, самодержавие, рефинансирование!»

предвыборный лозунг Г. Стальского

Глава о том, что правила придумывают, чтобы с нарушителей брать штрафы

Среда. Тринадцать часов. Мы сидели с Глебом и Джессикой в гостиной и совмещали приятное с вредным, – курили «Кориандр» и пили сладкий чай. «Он когда-нибудь закончится?» – думал я о гашише. «Дома у меня остались две ампулы диаморфина», – думал я о диаморфине. «Я его использую, когда мне станет совсем плохо, или когда у меня будет повод поехать в город». Трёхголосой полифонией запиликал наш служебный телефон, который Марта оставила на попечение брата. Глеб снял трубку и сказал:

– La Critica слушает.

В этом не было ничего смешного, но я всё равно выпал в осадок. Стальский, чтобы не подхватить от меня приступ хохота, вышел в прихожую.

Когда он вернулся, я всё ещё катался со смеху.

– Эй, Аронов, звонила Елена Дмитриевна.

– А?! Елена Дмитриевна! Какое смешное имя! – не унимался я.

– Нам надо ехать в город прямо сейчас, – улыбаясь до ушей, проговорил Стальский.

– Еле… Дмит… Ха-ха-ха!.. А кто?… Кто это? А-ха-ха… – мне было хорошо и легко на душе, впервые за несколько недель, а то и месяцев.

– Это тётка из Роспотребнадзора. Говорит: до неё дошёл последний номер La Critic’и и в нём рекламы больше, чем разрешённые двадцать пять процентов. Говорит, что не будет нас штрафовать, если мы прям сейчас примчимся и напишем заявление об изменении формы… типа… короче, заплатим пошлину десять тысяч и напишем заявление, что газета отныне становится рекламной, а не информационно-аналитической.

– Так чего же мы ждём?! – состряпав серьёзную гримасу, проговорил я. – Немедленно едем писать заявление. Джессика, поехали с нами. А вечерком заглянем к нашей русской красавице Дарье, – заберём зимнюю резину.

Тут пришёл черед Стальского умирать со смеху.

Спустя час. В центре города на одном из светофоров.

– Что-то жрать захотелось, – сказал Стальский, разглядывая переливающиеся по обе стороны от дороги заведения общественного питания. – Норма, есть хочешь.

– Эс, – с заднего сиденья откликнулась Джессика.

– На меня тоже «свин» напал, – сказал я. – Тут вот китайская кухня открылась. «Оки-Токи». Может зайдём?

Стальский посмотрел на двухэтажное стеклянное здание на другой стороне дороги и включил левый поворотник.

– Скорее псевдокитайская. Трахи-Чпоки, – сказал Глеб. – Парковка там есть что-ли?..

– Зайдём – отведаем, чтобы потом к этому вопросу не возвращаться. Чики-Пуки.

– Давай. Время лёгкого перекуса настало уже пару часов назад… Каки-Сраки. Ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха! – развеселился я.

*****

– У вас есть этот комплексный обед? – спросил я у кассирши, показывая на картинку в меню-буклете.

– Только для тех, кто зарегистрировался на нашем Интернет-портале. Вы зарегистрированы на нашем Интернет-портале?

– Нет.

– Это не долго. Заполните анкету: имя, фамилия, телефон, адрес электронной почты…

– О, нет! Извините, это не для меня!.. – замахал руками я.

Стальский тем временем что-то выбрал из меню и подошёл к стойке.

– Тааак. Мне, значит, вот эту штуку, пожалуйста. Клюквенный морс…

– Может ваш друг захочет зарегистрироваться? – предложила девушка.

– Где? – спросил Глеб.

– На нашем Интернет-портале. Вы сможете заказать комплексный обед по специальной цене, и в дальнейшем на ваш виртуальный счёт будут поступать баллы, которыми вы сможете оплачивать новые заказы.

Я со смешанными чувствами посмотрел на Глеба. Он немного закручинился, а потом согласился заполнить анкету, чтобы мы имели возможность купить именно этот набор. Я вернулся к Джессике и тоже принялся смотреть на несущиеся по проспекту автомобили. Через пять минут подошёл Глеб; в руках у него было три стаканчика с морсом, палочки и салфетки.

– Такое ощущение, что не еду пришли заказывать, а кредит в банке получать!.. – весело и с досадой прокомментировал Стальский.

– Не говори-ка!.. Извини… – я отпил морс.

«Глеб!» – позвала девушка-кассир, – салаты были готовы.

– Я схожу, – вызвался я, спрыгнув с барного стула.

Принеся салаты, я отправился помыть руки. Вернувшись, я поделился впечатлениями от местного санузла.

– Видишь эту зеркальную вставку на стене туалета? – я указал на полоску зеркального стекла, напротив одного из столиков.

– Ну…

– Прикинь: изнутри туалета она прозрачная!

– Да ну?!

– Ага. И находится почти напротив унитаза! Прикинь! То есть можно кряхтеть на унитазе и смотреть на жующих посетителей.

– Авангард! – похвалил Глеб.

Кухня и вправду была псевдокитайская; это когда вроде бы китайское блюдо приготовлено исключительно из местный продуктов; я бы даже сказал из продуктов, которые продаются в соседнем дисконт-супермаркете.

*****

Без двадцати четыре мы добрались до Роспотребнадзора.

– У меня от этой псевдокитайской псевдоеды происходит напряг в области «блэкджека», – сморщившись, сказал Глеб. – Документы все взял?

– Свидетельство о регистрации СМИ и паспорта, – ответил я, прислушиваясь к бурлению в своём животе.

– Надо бы Елене-прекрасной-Дмитриевне презентовать бутылочку вискаря, – предложил Стальский.

– И то верно, – согласился я.

Оставив Ягуар на парковке Роспотребнадзора, мы втроём пешим ходом направились в ближайший супермаркет.

На проходной Роспотребнадзора нужно было оставить какой-нибудь документ. Джессика пошла с нами, поэтому Глеб ей сказал:

– Я тебя просил на всякий случай взять свой паспорт. Вот он и пригодился. Давай его.

Джессика замялась. Документа у неё с собой не было. Может забыла. Стальский начал выяснять подробности, а я поспешил пройти внутрь, благо моё водительское удостоверение (паспорта-то нам нужны были для Елены Дмитриевны) было уже в руках у усатого строгого мужика по ту сторону плексигласа.

– Ребятки, кажется, я обсераюсь, ой-ё-ёй! Увидимся около кабинета Дмитриевны, – кинул я напоследок Глебу и Джессике и побежал по зданию в поисках ближайшего санузла.

*****

Даша, когда Глеб ей позвонил, сказала, что будет дома только в десять вечера. Часы показывали без десяти пять. Надо было чем-то занять это время.

– В голову больше ничего не приходит, – только «Peace», – сказал Глеб.

Мы поехали в центр, в «Peace».

В восемь вечера в Твиттере Стальского была соответствующая нашему контракту с кинотеатром запись.

В девять вечера мы заехали поужинать в одно местечко.

– Я был почти уверен, что виза Джессики давно истекла, – сказал мне Стальский, когда Джессика ушла в дамскую комнату. – Но всё оказалось ещё веселее: её паспорт остался у её «рабовладельца». У того полупокера, – владельца массажного салона.

– И что делать? Давай съездим к нему, – заберём документ, – предложил я.

– Естественно съездим, но вот заберём ли, – покачал головой Стальский. – У меня такое предчувствие, что с этим делом будут проблемы.

– Подключим Бимерзкого – со стороны закона, Шубу – со стороны знакомств, а, если понадобится, то Сицилию – со стороны надзакония, – макая хлеб в оливковое масло, сказал я.

– Да, сделаем всё возможное, – вполголоса сказал Глеб.

Вернулась Джессика. Нам принесли еду.

В десять минут одиннадцатого мы подъехали к городской квартире Даши. Она спустилась нас встречать вниз, так как зимняя резина хранилась в подсобном помещении на подземной парковке. Даша не смотрела и не разговаривала со мной из-за той нашей стычки, когда она не желала мне говорить про отпуск Стальской. Меня терзали двоякие чувства: с одной стороны мне было, конечно, стыдно за своё хамское поведение, а с другой стороны меня злил тот факт, что Даша имеет собственное мнение по поводу наших с Мартой отношений.

Больше никаких дел на сегодня не оставалось. Погрузив все четыре резины в багажник Ягуара, мы отчалили домой.

«Вечерина будет жаркой, соседи будут в шоке…»

К. Толмацкий

а также