Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

– Ну, всё, рванули, к Мусе, – сказал я. – Давай мне бит, чувак, мы сегодня празднуем!

Мы заглянули в алкогольные ряды и купили бутылку текилы, а также лаймы и замороженную пиццу. На парковке торгового центра Мсти заметил, что передний бампер моей новой машины разбит.

– У тебя и на старой машине точно так же было! – сказал он.

– Ага, это рок!

– Этот бампер тоже от мороза треснул? Ха-ха!

– Ага! Ох уж эти знаменитые казанские августовские морозы! – со смехом сказал я.

Мы сели и пристегнулись. Мсти был воодушевлён.

– Дай-ка своё «яблоко», – я наберу Эн, – поздороваюсь, – сказал Мсти.

Я дал трубку.

– Какой код? – спросил Мсти.

– Двенадцать ноль восемь.

Мсти сосредоточился на звуках в трубке.

– Алло! Да, это я. Ну что? Теперь ты согласна заняться сексом?

Я совершил бросок к своему телефону, но Мсти удалось увернуться.

– Какого чёрта ты делаешь, козёл, – зашипел я.

– Держи, – кинул мне в руки трубку Мсти. – Я пошутил.

– Ах ты, негодяй! – выдохнул я с облегчением. – Я ж поверил.

Мсти предложил:

– Включи что-нибудь заводное, типа: «Моя Москва – здесь решают вопросы…»

– Я знаю круче: «Моя Казань – здесь решаются споры, моя Казань – здесь чак-чака горы!.. Йоу!..» Нет! Врубаю классику! – я покрутил свой старенький I-pod и отыскал, что хотел.

Машина наполнилась чудесными звуками нашей с Мсти любимой питерской группы:

«Тема, тема – это реальная тема.

Меня поддостала вся ваша система.

Какой-то мрак всё разложено по полкам.

Бороться с этим0 бесполезно, нету толка».

Мы синхронно поводили головами в такт музыке.

«Можно выть волком, да и то не долго,

Я почти один, а паразитов вон сколько.

Всё так гладко, что становится гадко,

Правда, слова – анархия мать порядка».

– Е-ху! Чувак, давно не слушал «Кирпичей», – перекрикнул магнитофон Мсти.

«У тебя всё так мило, всё так благополучно

Иди ты на… мне с тобой скучно.

Тебе здесь не место, мне с тобой тесно,

Мы не вместе – это песня про тесто».

К куплету:

«Меня не подомнёт ваша сраная машина.

Я живу жизнью простого гражданина.

Моя жизнь проста и иногда скучна,

Во всяческих трудах протекает она»,

– мы подъехали к дому Муси.

– Сейчас познакомишься с моим другом Машей, – сказал я.

– Ага, а Маша познакомиться с твоим братом Мстиславом, – сказал Мсти.

– Ты прям экстрасенс!

*****

Обстановка с первых секунд стала замечательная. После первой плюшки я так воодушевился, что начал отличать ремесло от искусства. Мы ходили гоголями вокруг Маши, я – Николаем Васильевичем, Мсти – птицей. Орали, пели, матерились, смеялись, слушали музыку, катались по полу. Подключились новой игрушкой Мсти к Машиному Wi-Fi и смеялись над картинками со страницы в контакте Мсти. Я, будучи обкуренным до полусмерти, подавился воздухом, а Мсти, обкуренный до полужизни, едва не реинкарнировался в кофемолку. Маша с высоты своего нарко-опыта, снисходительно смотрела на нас и на себя (!) с высоты мотылька, порхая вокруг люстры. В какой-то момент я изобразил из себя строгого человека, взял из рук Мсти планшет, поковырялся в нём и изрёк: «Надеюсь, молодой человек, вы будете использовать эту электронно-вычислительную машину для самообразования. Вот смотрите: это – клитор», – с этими сломами я развернул планшет к зрителям. Мсти так смеялся, что его едва не вырвало.

Спустя какое-то время. Последние пять минут мы беседовали о птицах, в частности о моих «попках».

– Я же не Николай Дроздов, и не Дрозд Николаев; я действительно не знаю, что у них на уме, – резюмировал я.

– Ооох, надо бы завязывать с этой штукой… Дурная привычка, – рассуждала Муся о своём.

– Просто ты девушка-привычка, девушка-привычка – это ты! Трам-пам-пам-пам… – веселился Мсти.

– Эту вредную привычку не стоит указывать в анкете при приёме на работу, – подмахнул я.

– Прочитай книгу Алана Кара: «Как я умер от рака», – пошутил я.

– Ха-ха-ха… А! А-а-а! – засмеялась красавица-Муся. – Кофе? Чай?

– Кофе, – хором ответили мы с братом.

Муся встала, подошла к кухонному шкафчику, достала кофемолку… да, достала кофемолку, насыпала в него кофе, включила в розетку, нажала кнопку, – кофемолка начала молоть. «Что ты мелешь кофемолка?! Я сбежал из книжной полки, я кричу из под обломков…»

– Понюхай, как пахнет, – Муся приблизила открытую кофемолку к моему носу, потом к носу Мстислава.

Я сделал осторожный вдох, боясь вдохнуть сам кофе.

– Да… Вкусно. Мне две дорожки, пожалуйста, – сострил я.

На кофемолке была надпись: «Scarlet».

– А знаешь, что я сейчас вспомнил. Мне этой ночью приснилась Скарлет Йохансон… Представляешь? – ошарашено проговорил я.

– Угу… – Муся занималась кофе.

– …с огромным членом, – закончил я мысль.

Мсти хлопнул себя по колену, собираясь снова выпасть в осадок, но мой серьёзный вид заставил всех нахмуриться.

Спустя какое-то время.

– Ты так похож на мексиканца… Маленький… эта твоя рубашка, кожаная сумка с… наркотиками, – серьёзно проговорила Муся.

– Пор фавор, Мариа! Не при ребёнке! – умоляюще ответил я, показывая рукой на, опрокидывающего очередную стопку текилы, Мстислава. – Марка моей сумки звучит, как имя одной из жён Хэма, кстати…

– Ты говорил.

– Разве?..

Маша, смеясь, спросила:

– Мсти, скажи что-нибудь по-петербургски!..

Мсти призадумался, а потом сказал:

– Поднесите мне, пожалуйста… шаверму… Я тут: лежу около бордюра.

*****

На обратном пути мы с Мсти продолжили слушать песни, на которых выросли, я до ста с небольшим сантиметров, а Мсти до ста с большим.

«Трэш и угар, я люблю развлекаться,

Предъявите документы, давайте братцы,

Ты же был зайчиком до недавних пор

Что ж тебя стабильно так тянет в хардкор?

Бабосов нема, воровать неохота,

Может быть просто найти себе работу?

Нет уж спасибо, бац! ты уже бежишь,

Они за тобой – "Куда ты малыш?".

Бац, нифига не видно, ощущаешь движение?

В багажнике машины, напрягай воображение,

Кругом одна измена, враги и там и сям,

Ой ты блин комик Евгений Петросян.

Бац, ты на дороге, надо делать ноги

Опять чуть не влип, хвала вам о Боги.

И так каждый день.

С утра я просыпаюсь думаю – "Не фига себе! вот я развлекаюсь".

Сигареты дым и огонь – вода

Вот так я развлекаюсь…

Красные глаза – это ерунда

Вот так я развлекаюсь…

Утро наступает это не беда

Вот так я развлекаюсь…

Больше никогда не занесет сюда

Вот так я развлекаюсь…»

Мама, как я и думал, заранее разложила мой диван, чтобы мы с Мсти могли сразу с порога упасть и уснуть. Засыпая, Мсти пробормотал: «Мстислав-стакан передаёт всем привет… Поль, не говори моей маме, что я лёг спать, не почистив зубы». До рабочего дня оставалось шесть часов. Вот так мы развлеклись, спасибо моему другу Маше.

Три

«Никогда не теряйте себя самого на сцене»

К. С. Станиславский

Как ни странно, но я пришёл вовремя на работу. Прошёл в зал заседаний и сел на свой раскладной стул. Первое заседание было назначено на послеобеденное время. Я придвинул стул к стене, чтобы был упор для головы и закрыл глаза. Потом я решил немного почитать. На «Яблоке» открыл файл и начал читать главу о сверхзадаче писателя. Первые же абзацы несли глубочайший смысл: «Достоевский всю жизнь искал в людях Бога и Чёрта. Это толкнуло его к созданию «Братьев Карамазовых». Вот почему богоискание является сверхзадачей этого произведения.

Лев Николаевич Толстой всю жизнь стремился к самоусовершенствованию, и многие из его произведений выросли из этого зерна, которое является их сверхзадачей.

Антон Павлович Чехов боролся с пошлостью, с мещанством и мечтал о лучшей жизни. Эта борьба за нее и стремление к ней стали сверхзадачей многих его произведений».

Я свернул текст и задумался над вероятной сверхзадачей моих произведений, если я стану писателем. Какая-нибудь эгоистическая сверхидея подойдёт. Или сверхэгоистическая идея?.. Или что-нибудь связанное с непротивлением счетам оплатой… Зазвонивший телефон прервал мои размышления. Это был мой адвокат. «Здорово, – у меня есть свой адвокат!» – подумал я.

– Поль, это Тимур. Я заключил договор страхования жизни от твоего имени. Бенефициар – твоя мать. Сумма, как и предполагали… Всё в порядке. Пока.

Я снова закрыл глаза. Снова зазвонил телефон. Это уполномоченный по подделкам.

– Поль, всё готово. Как договаривались, в десять вечера на том же месте, где встречались с твоим братом? У вашей девочки довольно странная фамилия…

Я снова облокотился на стену. Всё это чёткое движение стоило изрядных денег. К вопросу о дополнительных заёмных средствах: сейчас самое время посетить отделения тех банков, которые мне одобрили кредиты. Если читатели помнят, то в первый день мне одобрили один кредит на девяносто тысяч, и я сразу получил деньги. В течение последних рабочих дней позвонили ещё из двух банков: в одном дают сто пятьдесят, в другом – сто восемьдесят. Самое время «самовольно покинуть рабочее место» и заняться своими личными делами.

*****

Первым делом я заехал в страховую компанию и купил полную страховку для своей Феи. Выйдя из страховой конторы, я набрал номер Мсти, чтобы убедиться, что он не проспит поезд. К моему удивлению, Мсти был не только на ногах, но бодр и весел. Я в очередной раз подивился его (анти) алкогольной устойчивости.

Тут же в центре были отделения одобривших кредиты банков. Один из них выдал кредитную карточку, которую я тут же выпотрошил.

К двум часам дня я был на своём рабочем месте. Хотя, кого это волновало…

В двадцать два часа десять минут я сидел перед своим Vaio в своём кресле. Кеша и Саша сидели на клавиатуре и выпученными глазками смотрели на кадр из фильма Элегия. Я засунул палец в рот и издал чпокающий звук, – птички синхронно вздрогнули и обернулись на меня. Кеша снова отвернулся к экрану, а Александра продолжала следить за мной.

– Эй, Сашка – мелкая какашка, эй, Кешка – мелкая ка… кешка! – позвал я своих друзей.

Я открыл паспорт. У «моей девочки» действительно была странная фамилия: «Булавка». Украинская, наверное. Место регистрации: Владивосток. Улица Лагутенко, дом сто девять, квартира тридцать один. «Лучше и пожелать нельзя! Это почти как на Луне», – подумал я. Включил ещё один светильник и внимательно рассмотрел страницу с фотографией. Права категории «А», «В» и «С», – госпожа Булавка, при желании может водить маршрутное такси, как мило. «Как настоящая», – подумал я о человеке на фотографии. «Как настоящие», – подумал я о документах. Полностью удовлетворённый качеством своего нового паспорта, я прилёг на диван. В душе, помимо ставших обыкновенными волнений, появилось чувство, что я о чём-то забыл. О чём-то принципиально важном. «Хм… хм…»

Два

«Мы не можем вырвать из книги нашей жизни

ни одной страницы, но мы можем

бросить всю книгу в огонь»

О. Уайльд

Пятница. Рабочий день прошёл в каком-то тупом оцепенении. Не исключено, что таким образом мой мозг боролся с неимоверным страхом. Последние дни, несомненно, сделали из меня другого человека; точнее, от старого меня не осталось ничего, а новый ещё в процессе формирования. Почему я там пессимистично смотрю на своё будущее, ведь я ни разу ещё не погибал?.. Когда я возвращался с обеда (война войной…), позвонил папик, но, едва я нажал кнопку «Принять», как зазвонил телефон для связи с «мамочками». Я сказал папику, что перезвоню и схватил «мамочкофон», но это был Николя. Я мигом вспомнил о том, что мне не давало покоя (если это слово вообще употребимо в связи с событиями последних дней), то, что я забыл, то, чёрт возьми, принципиально важное!..

– Поль?..

– Да, Коля!

– Слушай внимательно. Посылочка для тебя готова, можно сказать ещё тёплая. Сегодня в одиннадцать часов вечера встречаемся около главного здания университета.

– Спасибо, Николя. Я всё запомнил.

Моё сердце забилось в два раза быстрее. О, Николя, mon ami, что бы я без тебя делал!.. Посылочку от Николя надо было где-то хранить и, я был бы ни я, если бы не позаботился обо всём заранее (хоть и забыл о посылочке). На внушительной по размеру связке ключей, которую я всегда таскал с собой, имелись два ключа, которые открывали дверь в пока что пустующую квартиру усопшей тёти Вали. Там я и буду хранить «посылку от Николя», пока не придёт время её задействовать в моём хитроумном плане.

*****

Знаете сколько стоит бывшая в употреблении морозильная камера? Ответ: семь тысяч рублей. И пять сотен, чтобы затащить её на третий этаж. Ещё полторы недели назад, от такой деловой нагрузки, какую я испытываю сейчас, я бы откинул коньки, а сейчас, в половину второго ночи, сидя за своим компьютером и записывая эти строки, я чувствую, что способен на вечернюю пробежку… Гипотетически, конечно… Всем известен факт, что в чрезвычайной ситуации (война, стихийное бедствие, Универсиада), люди не болеют. Скажу больше: даже мелкие проблемы со здоровьем отступают.

В половине одиннадцатого вечера, когда я уже ехал на встречу с Николя, мне позвонил Раисыч и сказал, что даёт мне выходной на завтрашний день. Тут бы мне и задуматься… Я тут же набрал номер Шамиля и попросил его перенести нашу обыкновенную субботнюю встречу на другое время, а лучше на другой день. «Я буду в другом месте, по заданию начальства», – пояснил я. Шамиль призадумался и пообещал перезвонить. Я молился, чтобы он не заподозрил, что тучи надо мной сгустились донельзя (если, конечно, он не был осведомлён о готовящихся в отношении меня действиях). Мне нужен был этот пакет! К счастью, спустя десять минут Шамиль перезвонил и велел мне приехать в воскресенье в полдень.

Один

«Ни олень на склоне, ни человек на поле боя

никогда не слышат тот выстрел,

которым его убивают»

Цитата из фильма

Суббота. Это был тот самый день, на который я назначил спецоперацию по спасению собственной шкуры. Но факт того, что субботний день не заладился с самого утра, внёс существенные коррективы в мои планы. Поздним вечером, когда я, обедневший на сто пятьдесят тысяч рублей и запуганный до полусмерти, выйду из отделения полиции Центрального района, у меня останутся только сутки для принятия окончательного решения, точнее даже не для решения, а для претворения неделю назад задуманного решения. По порядку.

В семь утра в домофон позвонили. И так как у нас квартира с номером один, и к нам звонят все, кто только может – почтальоны, гости соседей, коммунальщики, бригады скорой помощи, интеренетчики, лифтёры и так далее – мы не собирались открывать. Я к тому моменту спал уже вполмозга. Я понял, что опоздал, когда, проникнувшие в подъезд посетители, начали настойчиво трезвонить в нашу входную дверь. Если кто-то не знает: полиция и скорая помощь особым манером звонит в дверь. При известном опыте даже можно научиться отличать звонок врачей и звонок полицейских, но в обоих случаях, находящийся внутри квартиры человек сразу понимает, что к нему пришло само государство, само правосудие…

Меня забрали, что называется, тёплого. Я просил разрешить мне почистить зубы, но это было признано блажью. На моих запястьях сомкнулись наручники, но крутым я себя не почувствовал. Когда меня уводили, мама стояла в прихожей и задавала глупые вопросы. Я, ненавидя её всем сердцем, велел найти в моём «яблочном» телефоне некоего «Красавчика» и рассказать, что меня забрали. «Код блокировки экрана: двенадцать ноль восемь!.. Двенадцать ноль восемь!.. Красавчик!..» – орал я из подъезда, понукаемый двумя обезьянами.

Меня усадили в комнате без окон и, явно издеваясь, попросили никуда не уходить.

*****

– Трудно в повседневной жизни целиком и полностью уйти от стереотипов. Как стереотипов, проявляющих себя внешне (видных для других людей), так и внутренних стереотипов, которые бродят внутри тебя самого. Даже наши сложноинтерпретируемые мысли несут на себе неизгладимое клеймо стереотипа… Вы меня понимаете, Павел Павлович? – обратился ко мне следователь, снова надев очки.

Я просидел четыре часа в этой комнате, прежде чем пришёл мой собеседник. Он был не такой, как те два идиота – герои мультфильмов, – которые допрашивали всех сотрудников суда в уютном залитым солнцем зале заседаний. Этот работник отдела убийств являлся лучшим работником всех месяцев. Просидев несколько часов в комнатке без окон, с тусклой лампочкой под потолком, а потом, увидев в дверях этого человека, сразу хотелось говорить, говорить много, долго, честно (предельно), образно, но по делу, говорить вдохновенно!

– Да-да, мне близка ваша точка зрения, – я немного поёрзал на стуле.

– Хорошо, – произнёс человек. – Хорошо. Тогда вы не будете сильно удивлены, когда через полчаса придёте в сознание и почувствуете озноб, сильную тошноту, головокружение и гул в ушах, словом, типичные симптомы сотрясения мозга.

В моих глазах вспыхнул страх, и следователь, конечно, увидел его. Он много раз видел страх в глазах сидящих напротив него людей. Можно даже сказать, что вызывать страх – это его работа. Прежде чем я снова открою рот, я должен запрятать свой страх как можно глубже. Я забыл сказать, что через пять минут после начала нашей беседы (допроса) между мной и следователем появился, запакованный в целлофан, пистолет, очень похожий на тот – со звездами на боках рукоятки, – который я имел глупость держать в руках.

– Я верю в разум, Павел Павлович. Да, я верю, что вы разумный человек и подпишите признательные показания.

Да где же красавчик Тимур. Неужели мама не позвонила ему?! Я посмотрел на следователя полными противоречивых чувств глазами. Он, в очередной раз проявив глубочайший ум и богатейший опыт, сказал:

– Поймите, – нам совершенно не важно: совершили вы или нет инкриминируемое вам преступление, потому что имеющаяся против вас улика диктует вам только одну модель поведения… А именно: вы признаётесь в содеянном без каких-либо оговорок, а потом ваш адвокат ищет способы смягчения приговора, ну там: психическое заболевание, ревность, личная неприязнь, роковое стечение обстоятельств, страсть и так далее, в общем на сколько работает фантазия.

– Я согласен на явку с повинной, – сказал я.

Эти слова произвели на следователя глубокое впечатление. Мне показалось, что я попал в яблочко. Но я ошибся.

– Нет, уважаемый, Павел Павлович, не выйдет. Во-первых, у нас есть против вас улика. Во-вторых… А впрочем, всё на этом, – он снова снял очки. – Я уважаю Фёдора Михайловича, но здесь совсем другой набор исходных данных, чтобы я мог тебе сказать: «Покайся, Родион. Перекрестись…»

Наступила тишина. Впрочем, тишина была относительной, ибо кровь шумела у меня в ушах. Я медленно втянул в себя воздух и промямлил:

– Мне просто необходимо поговорить с моим адвокатом… Только я не знаю его номер, мне нужен мой сотовый телефон…

– Этот телефон, – сказал следователь, достав из кармана мой старый телефон.

Я с облегчением вздохнул, потому что понял: «мамочкофон» и «яблокофон» по-прежнему лежат дома.

– Да… – проговорил я и потянулся к своей трубке.

– Это не обязательно, – проговорил следователь, убирая мой телефон обратно к себе в карман. – Ваш адвокат давно здесь. Я сейчас разрешу ему войти.

Я вздохнул с облегчением. Значит, мама дозвонилась до Тимура.

– Постойте, – сказал я уже привставшему со стула следаку. – У меня предложение…

*****

Итак, я купил себе времени до утра понедельника за сто пятьдесят тысяч. Красавчик отдал за меня деньги в руки допрашивавшему меня следователю. Я подписал внизу чистого листа, и был отпущен на свободу до семи утра понедельника тринадцатого августа двенадцатого года, когда должен буду вернуться навсегда… Будь у меня при себе вышеозначенная сумма денег, я бы остался без неё и без временной свободы. А так… Коррупция меня сюда упекла, коррупция же меня выручила. «Или я с этой минуты под стражей и вы без денег. Или я через тридцать шесть часов под стражей, а вы при ста кусках! Говорю вам: завтра у меня день рождения», – дрожа как лист, проговорил я. «Сто пятьдесят», – ответил следователь. Потом добавил: «Если сбежишь, мы всё равно тебя найдём».

*****

Я пришёл домой и сразу отправился в ванную. Когда я вышел, мама, встретившаяся мне в прихожей, с гордостью заявила:

– А дозвонилась до Красавчика!

– И что?! Тебе медаль за это выдать?! Животные в цирке и не такое проделывают, – потом поколебавшись, прибавил: – Спасибо.

«Спасибо маме, спасибо Красавчику, всем спасибо…»

Сел за компьютер. Из соседней комнаты был слышан звук телевизора: «Он повесился или его повесили?», – тревожным тоном вопрошал ведущий. Открыл почту. В Яндекс-почте всегда есть новое слово, в этот раз было слово «прострация». Итак, прострация – это истощенность, упадок сил, сопровождающийся безразличием к окружающей действительности. «У меня такой нет», – решил я.

Последний день

«Надо творить навеки, однажды и навсегда»

К. Д. Бальмонт

Воскресенье. Я обнаружил себя лежащим на диване и смотрящим в потолок. В голове вертелось смутное воспоминание из раннего-раннего детства: будто мы сидим с мамой в нашей коммунальной квартире (той, что была раньше в центре Казани, в доме, который давно снесли). Мама лепит для меня из пластилина всяких зверушек, а я радуюсь. Я же ничего не леплю, просто беру пластилин и втираю его в свою фланелевую пижаму. А мама меня не ругает, а наоборот: помогает мне втирать пластилин в пижаму; смеётся вместе со мной. Было это или нет?.. Не сумев понять: спал я или нет, – встал, открыл клетку с «два дурачка – пара» и пошёл чистить зубы. Выдавив пасту на щётку, я услышал звук сработавшего будильника:

«White brothers and sisters. Come with me

I'll fill you with desire

Take my hand and walk this land

Together…»

Значит, сейчас ровно шесть утра и ровно пятьдесят одна минута. Кешка и Сашка весело подпевали звонку будильника. Я умилился. Насыпал полные кормушки зерна, поменял воду в поилках и в ванночке для купания, потом, помешкав, посыпал весь пол клетки зерном, – неизвестно, когда о вас вспомнят в следующий раз; все десять упаковок, накануне купленного мной корма, поставил на видное место на две внешних полки шкафа. Я прощался с моими близкими существами. «Всё живое дышит. Это первое, что делает живое существо, вступая в мир. Но не это о нём знают окружающие. Им он заявляет о своём существовании не дыханием, а криком». Или… чириканьем! У тебя, Сашуленька, будет шанс стать мамой и, я не буду беспокоиться о том, что вы с Кешкой плодите беспризорников, потому что как они устроятся в жизни – это их забота, твоя забота – дать им шанс. Кеша смотрел на меня и не знал что сказать.

Через пятнадцать минут я вышел из дома и, если всё пойдёт по намеченному плану, то – вышел в последний раз. Заехав в ближайший Макавто за кофе и бутербродом, я устремился на дачу, где до завтрашнего дня отдыхали мама с Ратмиром.

Через тридцать минут быстрой езды, – видеофиксация моих превышений скорости была мне на руку, – я подъехал к домику. Время: восемь часов восемь минут; удача при мне. Естественно, все ещё спали. Придётся разбудить, это ещё больше разозлит мать.

*****

Спустя десять минут наш с матерью разговор принял нужное мне направление. Мы стояли около моей машины на аллее и одинаково жестикулировали при разговоре, что выдавало в нас довольно близкую родственную связь.

– Зачем ты вообще приехал сюда? Да ещё в такую рань?! – раздражённо спросила мать.

– Тебе о чём-нибудь говорит словосочетание: «пластилиновая пижама»? Или пижама в пластилине? Мы с тобой никогда не мазали пижаму пластилином, а?

– Нет, не говорит… Как ты тут оказался в такую рань?

– Говорю же тебе, я ночевал в соседнем садоводстве. Мы тут с сотрудниками… Шашлыки тут делали… Меня интересует вопрос: мне какая-нибудь жилплощадь достанется? Вот смотри – у тебя есть квартира в собственности, так? У бабули есть квартира в собственности, так? Бабуля унаследовала квартиру тёти Вали, которую тут же подарила тебе! А мне?!.. Мне, мне, мне-то что-нибудь достанется?! – я играл безупречно, как будто меня действительно крайне интересовал этот вопрос.