Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

Глава 14

В первые рабочие минуты понедельника тридцатого июля, едва я расположился на своём рабочем стуле и прочитал первые строки очередной главы из трудов Константина Сергеевича, которые гласили: «Слово «драма» на древнегреческом языке означает «совершающееся действие». На латинском языке ему соответствовало слово actio, то самое слово, корень которого – act перешёл и в наши слова: «активность», «актёр», «акт». Итак, драма на сцене есть совершающееся у нас на глазах действие, а вышедший на сцену актёр становится действующим…», как я был вызван в кабинет Команданте. Около дверей приёмной председателя сидел его помощник Ильдар, одетый в потёртый пиджак поверх сиреневой водолазки и в модную небритость. Мы поздоровались. Привыкнув за последние сутки к дурным предчувствиям, я внешне спокойно предстал перед Команданте и Раисычем. Команданте заговорил, стараясь не смотреть на меня:

– Так значит, вы с Раисычем обо всём договорились, – Раисыч кивнул. – Сейчас едешь в учебный центр МВД, там встретишься с инструктором… Радик, объясни Полю подробности… Идите в коридор оба…

Раисыч оторвал задницу от кресла и сделал мне знак, чтобы я подождал его в коридоре. Я вышел в коридор и сел около Ильдара. Ильдар спросил:

– Как дела?

– Не знаю пока? – ответил я.

– Ну, лучше чем у некоторых? – Ильдар на мгновение задержал на мне взгляд.

– Да, несомненно, – подтвердил я, думая о Петрике.

Вышел Раисыч и махнул мне рукой, чтобы я следовал за ним. Мы направились прямиком в мою машину. Там, в машине, при закрытых дверях, Раисыч сообщил мне фамилию майора, который сегодня ожидает меня в учебном центре МВД, чтобы подробно проинструктировать касательно предстоящего дела. «Давай, Поль, не подведи…» – сказал Раисыч, стоя уже за порогом машины, затем с силой захлопнул дверь.

Учебный центр МВД был в ближайшем пригороде, точнее даже на окраине города, по соседству с военной частью. Дорога, с учётом утренних пробок, могла занять около часа. Было время подумать над происходящим. Я начал думать. Первая мысль была о том, что всё происходит очень быстро: вчера я ещё проходил первичную обработку, а сегодня меня уже инструктирует какой-то майор. Если и дальше всё пойдёт в таком темпе, то завтра-послезавтра портрет Петрика с чёрной лентой в уголке забаррикадирует кофейный аппарат в нашем фойе. «Однако, ты рассуждаешь, как циничный асасин!» – сказал я самому себе. «Как ни рассуждай, главное действие и результат», – ответил я самому себе. «Но, ты же не убьёшь человека, только чтобы сохранить свою свободу?» «Почему нет, главное для меня – моё благополучие». «А как же справедливость? Петрик – неповинен ни в чём. Он честный человек, принципиальный и справедливый, а ты – трусливый мелкий правонарушитель, который действует в условиях полной неприкосновенности со стороны закона! А без прикрытия ты бы не стал поступать так, как поступаешь, ибо ты трус, ты всего боишься. Так было всегда, с самого раннего детства». «Да, я всего боюсь! Да, у меня нет принципов. А всё потому, что знаю – мир прекрасен и удивителен, и, даже если я не счастлив сейчас, то вполне могу стать счастливым позже. А моменты слабости и горечь от их осознания я переживу, переживал же раньше. К тому же современный мир предоставляет возможность быть смельчаком. Всё, что под силу вашей фантазии…» «Нет, мальчик, ты не сможешь жить дальше с такой лёгкостью, с какой живёшь сейчас». «А разве я живу с лёгкостью?!» «Конечно, мальчик. Ты никогда не ведал непреодолимых препятствий, никогда не разочаровывался на сто процентов, никогда не был в полнейшем тупике». «Правильно, это потому что я очень умный, разве не так?..» «Нет, не так… Просто Вселенная даёт тебе шанс поступить правильно, а потом надеяться на счастливое избавление… А ты хочешь пойти по пути наименьшего сопротивления, но радости на этом пути не будет впредь…» «И что ты предлагаешь, пойти в полицию? Позвонить в Москву? Написать в Твиттер президенту, созвать пресс-конференцию, пойти поставить свечку за всё хорошее?!» «?..» «Я тоже не знаю, что делать».

Мне надоел этот аутодиалог и я попробовал остановить мысленный поток, но ничего не вышло. Если подумать о лишении человека жизни не ради защиты своей, то по этому вопросу у меня есть одна турбо-теория. Я думаю, что человек вправе убить человека, остальные виды жизни – не смеет. Получается, что я оправдываю каннибализм, но не оправдываю обычное мясоедство. Круто я мыслю?! Как сказал философ: «Я круто мыслю, значит круто существую». Не слишком эта дурацкая теория подходит к этому случаю. По сути, я до сих пор не приблизился к оправданию для самого себя того, что я собираюсь совершить. Надо подойти к этому вопросу с другой стороны. Например: Петрик – ублюдочный ботаник, который доигрался до того, что теперь мне – умному, красивому и скромному человеку – приходится его убивать. Этому Петрику за то, что он такой урод, тёти не дают, и он сублимирует это тем, что строит из себя неподкупного судью. Были бы ему свойственны многочисленные романтические связи, тогда его расходы были бы значительно больше, тогда бы он призадумался, что ему дороже: жить свою единственную жизнь как нравится или продолжать дрочить! Чёрт! Сука очкастая, этот Петрик! Может, его собьёт автобус в ближайшие двое суток! «Да, ты прав, – снова появился внутренний собеседник, – на автобус надежды мало. Если верить Вакс, то автобус даже вовремя прибыть на остановку не может, а уж доверять ему такое важное дело, как ликвидацию судьи районного суда, – вообще абсурд». «Абсурд, абсурд…» – вслух повторил я. А я ведь мог бы стать писателем или актёром. «Что теперь об этот говорить…» – ответил внутренний собеседник. Я даже не собирался размышлять насчёт того, какие мерзавцы эти двое – Команданте и Раисыч, и Ильдар иже с ними! Гораздо проще ненавидеть очкастого Петрика. И, продолжая линию ненависти Петрика: убью его я или птичий грипп, – без разницы, Петрику так или иначе не жить. Я – всего лишь инструмент, не более… Поэтому особых моральных терзаний я не должен испытывать. Что меня действительно должно волновать, так это чувство неотвратимости наказания, но это такое глубоко субъективное ощущение, которое, одним своим наличием в подсознании, сделает так, что меня накажут; к справедливости всё это не имеет никакого отношения. Неплохо… Что ещё? Ещё: предположим я знаю, что меня не накажут, если, конечно, я не приду с повинной… А я не приду с повинной. Может чувство вины заставит меня самоуничтожаться посредством алкоголя и наркотиков, но это, всё же, лучше, чем тюрьма. Через пять минут нахождения в тюрьме я буду думать, что в отношении меня совершена несправедливость. Ну, ещё бы: Петрик причислен к лику святых, а его коварный убийца получил по заслугам. Ага-ага, а Команданте и его прихвостни катаются и дальше по кинофестивалям и курортам, хотя ни в том, ни в другом ничего не понимают, вонючие колхозники! По-русски с акцентом говорят!.. Тоже, суки!..

Я приехал. Показал на контрольно-пропускном пункте свою корочку и шлагбаум открылся. «Кого вам?» – спросил то ли солдат, то ли курсант. Я назвал фамилию майора. «Это туда», – указал мне парень. «Спаси…» – вяло поблагодарил я. Я припарковался под зарешёченными окнами одного из корпусов, вышел и нажал звонок. «Да…» – откликнулся чей-то наглый голос. «Мне майора Евсюка», – тоже нагло ответил я. «Кто спрашивает?» «Поль Гончаров», – ответил я. Противный звук известил о том, что можно открывать дверь. Зашёл внутрь. После солнечной улицы в помещении казалось совсем темно. Я подумал о том, что в тюрьме примерно так же; в животе случилась судорога. Я прошёл через вертушку.

– К кому? – снова спросил голос, но на этот раз я увидел мента в окошке напротив вертушки.

Я не различаю погоны и соответствующие им звания и даже не собираюсь учить, поэтому не испытываю особого пиетета перед этими мордоворотами в формах.

– Я же уже сказал к кому! – огрызнулся я.

– Так скажи ещё раз! Не переломишься!.. – ответил мент в окошке.

– К майору Евсюку, Павел Гончаров, – спокойно повторил я.

Мужик в форме снял трубку и набрал короткий номер.

– Майор, к вам… – мент посмотрел на меня вопросительно.

– Гончаров, – повторил я.

– Гончаров, – сказал мужик в трубку, послушал ответ и положил трубку. – Жди здесь. Сейчас за тобой придут.

«Сейчас за тобой придут», – повторил я мысленно. Я сел на откидное кресло. Через пять минут явились два высоких мужчины, один в форме, другой в штатском. Обоим примерно по сорок лет.

– Ты что-ли Гончаров? – спросил тот, что в форме.

– Я. Вы что-ли Евсюк? – спросил я, но высокий в форме не удостоил меня ответом и продолжил:

– Иди за нами.

Мы прошли насквозь корпус и вышли на внутренний двор. Затем немного прошлись по тропинке вглубь заросшего кустами двора. Следуя за двумя мужчинами, я чувствовал запах дорогого парфюма. Логично было предположить, что пахло от того, кто в штатском. От майора пахло майором. Перед нами предстало какое-то длинное строение, похожее на закопанный наполовину коровник. Обойдя «коровник» справа, мы зашли с торца в узкую дверь. Около этой двери стоял солдат. Мужик в форме что-то сказал солдату и тот ушёл. Внутри «коровник» был разделён на секции, и то помещение, которое было первым на нашем пути, представляло собой подобие раздевалки размеров двадцать квадратных метров. Вертикальные железные ящики вдоль стен, как у американских школьников. Освещение было ярким.

– Ладно, покажи удостоверение, – приказал человек в форме.

Я достал из кармана корочку и отдал ему в руки.

– Так не показывают удостоверение, – сказал он, похлопал корочкой об руку и задумчиво посмотрел на своего молчаливого спутника, потом открыл и сверил фото в документе с моим лицом. – Ладно, держи.

– Может, вы тоже покажете удостоверение? – предложил я. – Я должен встретиться с майоров Евсюком, а кто вы такие я не знаю; заодно продемонстрируете, как правильно показывают удостоверение.

Мужик в штатском заулыбался и засунул руки в карманы. Я никак не мог определить, кто в их тандеме главный, хотя я обычно легко это делаю. «Форма» тоже засунул руки в карманы и проговорил:

– Что, Гончаров, погоны читать не умеешь? – он сделал движение плечом. – Не видишь, что перед тобой майор?

– Погоны не читаю. Для меня что майор, что подпоручик – всё едино… Как вьетнамцы – на одно лицо, – чётко и уверенно проговорил я.

«Штатский» засмеялся, глядя на майора, и для меня стало очевидным, что он тут босс. Майор потупился и достал из нагрудного кармана ксиву. «Виктор Андреевич Евсюк», – успел прочитать я.

– Доволен, – спросил он.

– Да, – я вопросительно уставился на штатского.

– Меня можешь звать Ринат, – впервые заговорил он.

«Ринат!» – мысленно встрепенулся я. «А не тот ли это Ринат?..»

– Тот самый, – прочитал мою мысль штатский.

– Хорошо, – ответил я.

Мы прошли в следующее помещение. Когда лампы дневного света сообразили, что пора освещать, стало понятно, что здесь тир. Стойки с перегородками. Вдалеке цели.

– Это тир, – сказал мистер Очевидность в форме. – С какими видами оружия имел дело?

Задав этот вопрос, майор достал из кармана связку ключей на начал открывать висячий замок на одном из таких же ящиков, как в первом помещении.

– Ни с каким, – ответил я. – Однажды, ещё в школе, стрелял вместе с одноклассниками на полигоне из Калашникова.

– Понятно. В армии не служил… Я так и думал, – бурчал себе под нос майор, ковыряясь в замке.

Наконец он совладал с замком, открыл ящик и достал оттуда пистолет в целлофановом пакете. «Странно, – пистолет в целлофане», – подумал я.

– Вот смотри сюда: это пистолет ТТ, – майор вынул за дуло железяку и положил её на одну из стоек.

Я испугался при виде оружия. Ринат, сказал, что хочет покурить и вышел. Как только «штатский» скрылся за дверью, майор сменил официальный тон на претенциозный.

– Что в тебе особенного?!.. А?! Ты такой же, как все. Хочешь быть убийцей и войти в историю? Тебе не хватит мужества, сынок…

Я терпеть не мог, когда всякие обсосы называли меня «сынок», поэтому я с неподдельным презрением сказал:

– Просто делайте свою работу, – а потом добавил. – Оправданий для вас я не готовил.

– Слушай ты… – его палец почти касался моего лба, но тут вернулся Ринат и тон майора принял прежний официально-насмешливый тон.

– Прежде чем перейти к подробностям предстоящего дела, необходимо выяснить один принципиальный момент, а именно: способен ли ты уничтожить человека. Для выяснения этого… момента, проводится такой простой тест. Возьми пистолет, – скомандовал майор.

Я задрожал, потом зачем-то вытер руку о рубашку, подошёл к стойке и взял пистолет двумя пальцами – большим и указательным. Я подумал, что сейчас майор начнёт надо мной смеяться, но он сказал: «Отлично, я сейчас приду», и вышел.

Мы остались в тире вдвоём с Ринатом, точнее втроём: Ринат, пистолет и я. Мне не хотелось разговаривать с Ринатом, я не чувствовал, что мы с ним в чём-то похожи, поэтому я молчал. Ринат молчал тоже. Потом Ринат закурил, и я понял, что его выход на улицу под предлогом покурить, был игрой. Ринат жестом предложил мне сигарету. Я отрицательно покачал головой. За дверью послышались шаги. Мне показалось, что к нам направляются несколько человек и, в который раз за сегодняшний день, перепугавшись, с грохотом кинул пистолет обратно на стойку. Ринат оставался невозмутимым. В помещение вошёл один человек – майор Евсюк, а на поводке рядом с ним шла огромная овчарка. Вот почему мне показалось, что идёт несколько человек. Собака гавкнула, и я отступил на шаг.

– Давай, бери пистолет, – приказал мне майор.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я в недоумении.

– Я – ничего, а ты сейчас застрелишь эту «лошадь», всё рано от неё пользы никакой, только жрёт за четверых, – весело проговорил майор.

Я заметил, что на майоре появилась форменная фуражка, которой раньше не наблюдалось.

– Давай, сынок, я держу тварь. Бери пистолет и стреляй в голову. Собака, как и управдом – друг человека, но управдома не нашлось, поэтому убей собаку, – балагурил майор, усаживая пса. – Бери в руки пистолет. Давай-давай, он заряжен. Смелее.

– Нет, – сказал я. – Я не буду убивать животное, у меня, видите ли, свои принципы.

Ринат, отстранённо стоящий всё это время, заинтересовался разговором и сделал два шага в нашу сторону.

– Это тест, сынок, – урезонивающе проговорил майор.

– Не называй меня «тес…» «сынок»! – завопил я. – Может, теста ради, я кого-нибудь из вас завалю?! А?! – я схватил пистолет, но не решился наводить на людей.

– Ладно, не хочешь по-хорошему… – грозно заговорил майор. – Мы облегчим тебе задачу. Взять, Матильда!

Собака сорвалась с места, но поводок не позволил ей откусить моё лицо.

– За дверь! – шутливо и заискивающе скомандовал майор, и Ринат вышел.

Я отступил в дальний угол, к одному из закрытых шкафчиков.

– Матильда, фу! – сказал майор, и собака сразу успокоилась.

Я вздохнул с облегчением, но в следующую секунду снова напрягся, потому что майор отстегнул поводок собаки. Матильда сидела неподвижно.

– Что… что вы делаете? – пропищал я.

– Значит, смотри, – начал майор. – Найди у пистолета предохранитель.

Я лихорадочно завертел в руках железяку.

– Где?! – заорал я, прижавшись к железному ящику спиной.

– Что, нет? – засмеялся майор. – Всё верно, это же ТТ! У него нет предохранителя. Взведи курок. Знаешь, что такое курок?

Звезда с рукоятки пистолета впилась мне в сознание дьявольским символом. За секунду я взмок. Майор уже почти вышел за дверь и мотал мне нервы из дверного проёма. Матильда послушно сидела на том месте, где майор её оставил.

– Взведи курок, – посоветовал майор из дверного проёма. – Взводи.

Я взвёл курок и направил дуло в сторону несчастного животного. Надежда не оставляла меня, я продолжал кричать.

– Майор, я не хочу убивать животное! Это ничего не значит! Я готов пристрелить человека! Отмените этот бред!

– Взять, Матильда! – скомандовал Евсюк.

Собака с секунду подумала, глядя в сторону майора, затем повернулась в мою сторону и побежала, побежала почти не издавая звуков… От собаки до меня было изначально не больше пятнадцати метров. Когда между нами оставалось семь, я прицелился и нажал спуск. Раздался щелчок и, прежде чем я понял, что пистолет не заряжен, майор крикнул: «Фу, Матильда».

Глава 15

Следующие дни прошли в нервном ожидании. Я усиленно предавался лёгконаркотическому забытью. Уже к среде я отупел так, что только слюни не текли у меня изо рта. Приходилось перечитывать каждую строчку по десять раз. Наконец, в четверг второго августа, я снова очутился на ковре в кабинете шефа. Самого Команданте не было, Раисыч сидел в кресле посетителя.

– Улым, всё отменяется, можешь забыть обо всём, – сказал Раисыч и сделал неопределённый жест рукой.

– А? – спросил я.

– Я говорю, что твоё задание отменяется, теперь это не твоя забота. Работай как прежде, всё иди.

Я ушёл и, пока поднимался на свой этаж, мысленно прокручивал слова Раисыча. «Задание отменяется… Теперь это не твоя забота… Забудь обо всём… как прежде… не твоя забота…» Я развернулся и пошёл вниз. Вышел из здания суда и направился на парковку. Сел в свою машину, закрыл дверь и беззвучно заплакал. Я почувствовал себя изнасилованным. Эти ублюдки просто надругались надо мной. Я рыдал от жалости к себе. От мысли о беззащитности простого человека от таких акул как наш Команданте и прочих майоров Евсюков, от осознания того, что человек не хозяин самому себе. Я плакал от чего-то ещё, что даже не мог сформулировать. Какой-то неведомый доселе страх поселился в моей душе… Потом я уснул. Во сне дьявол жарил меня на медленном огне, и я с ужасом понял, что душа, как и тело, способна чувствовать боль и задыхаться. Проснулся, когда мотор рядом припаркованной машины завёлся. Дышать в салоне было нечем. Я открыл дверь и с жадностью начал вдыхать знойный августовский воздух. Времени было ровно шесть вечера. Я проспал целый час. Мой организм стал ужасно обезвоженным. Благо ещё оставался гранатовый сок в стеклянной бутылке, не покупной, а выжатый мной утром перед работой. Я нажимал на красные соки, чтобы повысить гемоглобин. Выпил пол-литра залпом. В здание суда возвращаться не было смысла, – сумку я теперь оставлял в багажнике, потому что никому не придёт в голову угнать тачку с парковки суда в дневное время. Я завёл машину и поехал домой. Пора было увольняться. Увольняться к чёртовой матери!..

Глава 16

Пятница далась мне тяжелее всего. Я принёс в общий отдел заявление об увольнении, потом добился аудиенции Команданте и лично сказал ему (он сидел один):

– Я увольняюсь!

– А зачем ты мне это сообщаешь, – холодно спросил он. – Это в общий отдел… Не ко мне.

– Знаю, я только что оттуда. Оставил заявление, – ответил я.

– Прекрасно, я подпишу, – не глядя в мою сторону, сказал он.

Я уже выходил из кабинета, когда Команданте сказал: «Не забудь про обязательную отработку…»

Я почувствовал себя свободным, а через две недели буду свободен, как птица. Может, через пару лет этот кошмар поблекнет в моей памяти. А через пять сотрется вовсе…

*****

– Привет, Муся, увидимся?

*****

В девять часов вечера пятницы мы сидели у Маши на кухне и курили гашиш. Но веселье не приходило. В половину десятого я уехал домой.

Приехав домой и помывшись, я решил поесть. На кухне возилась мама.

– Что-то ты очень долго тут крутишься! – раздражённо обратился я к маме.

– Посуду мою, не видишь?!

– Чёрт подери, а что холодной водой-то моешь?! – меня бесило каждое её движение.

– Подсолнечное масло надо смывать холодной водой. Не знал?

– Неет…

Я поспешил убраться с кухни, пока мама меня ещё чему-нибудь не научила. Чёрт, а ведь не знал. А она знает… Я лёг на диван и постарался сосредоточиться на пресловутом позитиве. В предполночном затишье я услышал, как этажом выше кто-то обвинял кого-то во всех неудачах своей жизни. «Всегда есть что-то такое, чего не должно быть», – пришла в голову цитата какого-то писателя. Я начал мысленно повторять её на разные лады, как мантру. Что-то не давало мне покоя. Я не верил, что всё позади. Моё заявление подписано, а я скоро буду свободен. Можно, конечно, просто перестать ходить на работу, – мне плевать на трудовую книжку, но это как-то неправильно, всё равно что зажмуриться или спрятать голову в песок. Знаете, как ситуация с собаками или уличными хулиганами: если в страхе побежишь, они за тобой погоняться, а если спокойно уйдёт, то они не обратят на тебя внимания. Завтра суббота. Интересно, нужно мне ещё работать по субботам или мне дали отставку с этой должности. Раисыч сказал: «Работай как прежде». Значит ли это, что мне надо работать по субботам? Поставлю будильник как обычно, а утром позвоню Раисычу, – уточню. Вспомнилась фраза: «Нельзя одновременно бояться и ненавидеть». Похоже, что это правда. Я боюсь.

Глава 17

Суббота. Четвёртое августа. В девять утра я позвонил Раисычу, но не дозвонился. Выехал из дома. В половине десятого он мне перезвонил и уверил, что для меня всё остаётся в силе. Высказал сожаление по поводу моего решения об уходе. Так что… Еду на чеки и на массаж. Радуюсь, что инцидент исчерпан. Меня даже не уволили с подработки! Е-ху! Неужели всё позади?! Да, определённо, всё позади. Я сначала подумал, что следует отказаться от работы с Шамилем, но когда, выходя с «ближних» чеков, столкнулся с Шамилем в коридоре подвала, не смог открыть рта и принял товар и оплату. Жизнь показалась предсказуемой и пригожей. Раисыч, когда я привёз ему конверты, был подчёркнуто дружелюбный. Наверно, он сам не рад, что решил взгромоздить на меня такую ответственность, и сейчас тоже счастлив, что всё позади. Без всяких треволнений я сделал утреннюю субботнюю работу и вернулся домой. «Всё-таки нужно увольняться. Когда я продам обе машины, то, с учётом моих накоплений, мне хватит на то, чтобы купить не самую плохую комнату в Петербурге, с приличными соседями…» – размышлял я. Потом решил почитать. «Если девяносто девять из ста человек заботятся об общей, а значит и моей свободе, то мне, сотому, будет очень хорошо жить на свете. Но зато, если все девяносто девять человек будут думать лишь о своей личной свободе и ради нее угнетать других, а вместе с ними и меня, то, чтоб отстоять свою свободу, мне бы пришлось одному бороться со всеми девяноста девятью эгоистами. Заботясь только о своей свободе, они тем самым, против воли, насиловали бы мою независимость», – просвещал меня сквозь века Станиславский.

«Girl… юл би э вуман, сунн…» – зазвонил сотовый телефон. Этого номера нет в моих контактах.

– Павел? – спросил женский голос.

– Да, это я. Слушаю…

– Это Регина, выйдешь поболтать?

– А!? Регина Петровна?! – я сообразил, что она знает, что я дома, поэтому выглянул в окно, – около моей машины стоял её С–класс. – Да, сейчас выйду.

Я посмотрел в зеркало, примял немного волосы. Мне было страшно (потому что я трус) и любопытно (потому что я распутник). Когда я выпорхнул из подъезда, её машина уже переместилась из-под окон к подъезду.

– Залезай, – скомандовала она.

Я прыгнул в салон.

– Где тут можно припарковаться и побеседовать? – спросила Регина.

– Там, – ткнул я пальцем в сторону двух детских садов.

Через две минуты.

– Привет-привет, Полюшка, – она так склонила голову и так посмотрела, что я испытал ментальный (не путать с моментальным) оргазм.

Регина была одета в чёрный в тёмную полоску пиджак и такие же брюки, белоснежная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, на шее массивное нечто на цепочке; для полноты образа не хватало шляпы и автомата Томпсона. В машине было не больше семнадцати градусов выше нуля, – почти в два раза прохладнее, чем на улице. Я мгновенно замёрз. Регина Петровна покрутила климат с моей стороны и сняла пиджак, повесив его на плечики за подголовником кресла переднего пассажира.

– Так… Что?.. – я глупо улыбался. – Жарко сего…

– Мне очень жаль, что так вышло. Тебе просто не повезло, – внезапно заговорила Регина; теперь она уже смотрела вперёд и держалась за руль обеими руками, как будто ехала.

– Вы о чём, Регина Петровна? В чём мне не повезло?.. – стало очевидно, что она явилась не по поводу спонтанной интимной связи со мной.

Регина Петровна снова заговорила, продолжая смотреть куда-то за горизонт.

– Посылочки, которые ты возишь, в том числе в рабочее время, – это максимум семь лет, но плюс «сто пятая» – это уже гораздо больше. Не обижайся, дружок, но в твоём случае даже пять лет – смертный приговор, – она нажала на прикуриватель и начала распаковывать новую пачку сигарет изящными и немного нетерпеливыми движениями пальцев; в фоновом режиме я не переставал любоваться её сущностью. Что это за металл на пальцах, – серебро или, всё-таки, платина?