Загадка Магдалены

На этот раз ответа нет долго. Я допиваю капучино, пенка уже осела и вкус стал горьким. Кажется, даже дождь за окном застыл, ожидая вместе со мной.

Ален: Ты слишком торопишься. Мне комфортно так, как мы общаемся сейчас.

Я утыкаюсь лбом в ладонь. Его слова холодные, как лед. В них нет прежнего тепла, а лишь сухие формулировки, будто писал не Ален, а кто-то другой.

Я: Почему ты такой грубый сегодня?

Ален: Тебе кажется.

И все.

Я перечитываю эти короткие, чужие фразы и чувствую, как где-то внутри сжимаются органы в тугой узел. Каждое слово звучит, будто мы резко отдалились друг от друга и обратного пути нет.

Я расплачиваюсь за свой заказ и выхожу на улицу. Дождь моросит, асфальт блестит, фонари отражаются в лужах – длинные золотые змеи изгибаются под ногами. На улице прохладно, пальцы немеют, и я все крепче прижимаю к себе сумку.

В прихожей пахнет сыростью, пылью и остатками моих духов – квартира встречает меня равнодушно, как чужой дом. Я включаю свет, но лампа под потолком загорается тускло, с дрожащим жёлтым ореолом, и комната кажется еще пустее.

Я: Ты шутишь? Что с тобой происходит? Прекрати, пожалуйста. Пиши как раньше.

Смотрю на экран, на пустую серую плашку. Минуты тянутся, тишина только гудит в ушах.

Я сажусь на край кровати. Тело дрожит, но не от холода. Глаза сами наполняются слезами, и я утыкаюсь лицом в ладони. Слезы горячие, как будто во мне что-то плавится, распадается на атомы.

Он молчит.

Ну почему он так отреагировал? Все же хорошо. Это же логично, что мы должны когда-то встретиться.

Я хватаю телефон снова, проверяю – никаких новых сообщений. Закрываю глаза. Передо мной всплывает его образ, который я сама придумала: как он мог бы выглядеть вживую, как мог бы пахнуть – может, свежим кофе или книгами, или чем-то морским, солью и ветром. Но это всего лишь воображение.

А что если в приложении для знакомств выложены чужие фото и поэтому он не хочет видеться?

Перебираю старые сообщения, ловлю закономерность. Вспоминаю, как это уже случалось – стоит заговорить о встрече, как тон его сообщений меняется: становится отстраненным, лаконичным, словно он прячет слова за дверью.

Я: Объясни, пожалуйста, почему? Что такого в банальной встрече? Мы переписываемся уже 2 месяца. Ты выставил чужие фото в приложении?

Выхожу на балкон, сажусь на стул и поджимаю ноги. Щелкаю зажигалкой и глубоко затягиваюсь сигаретой. Стараюсь ни о чем не думать, а только расслабиться.

Ален: Мне сложно общаться вживую. И мне просто нужно больше времени для этого.

Холод уходит не сразу, он оседает, как морозная корка на окне. “Сложно общаться вживую” – это дверь, которая открывается на щель.

Что за сложности у него могут быть? Он не уверен в себе и кто-то помогает с переписками? Да ну бред.

Я: Что за сложности? Поделись со мной.

Ален: Прекрати. Я уже все тебе сказал. Еще в прошлые разы, когда ты предлагала.

Я тушу сигарету о железный край пепельницы, гашу её, словно ненужную мысль, но внутри всё равно горит. Возвращаюсь в комнату, волосы пахнут дымом, и этот запах вдруг кажется осязаемой частью одиночества. В квартире тихо, даже холодильник будто замолчал.

Сажусь на кровать, уставляюсь в экран телефона. Пальцы дрожат, когда пишу.

Я: Ален, я не понимаю. Почему ты отталкиваешь меня?

Слёзы снова приходят – тихо, без разрешения. Горячие, как только что заваренный чай, они катятся по щекам и оставляют соленые следы на губах. Я прикрываю лицо руками и всхлипываю.

Как я дошла до того, что убиваюсь по человеку, которого никогда не видела?

Тянусь за телефоном снова. Он молчит. В голове всплывает имя, которое обычно спасает – Марко. Его ровный голос, его привычное: “Подумай, можешь ли ты на это повлиять?” Я не выдерживаю и открываю чат с ним.

Пальцы замерли над клавиатурой. Несколько секунд я просто смотрю на пустое поле ввода, будто жду оттуда ответа, прежде чем напишу. Потом набираю.

Я: Марко, привет. Ты не спишь?

Секунда, две, три… точек ожидания нет. Я прикусываю губу и всё равно продолжаю:

Я: Не знаю, зачем пишу тебе. Просто… сегодня был очень тяжёлый день. Я чувствую себя пустой. Прости, если отвлекаю.

Сообщение улетает, и вместе с ним – кусочек моей надежды. Я откладываю телефон рядом, на подушку. Лежу, смотрю в потолок, где тусклый свет лампы рисует пятна, похожие на расплывшиеся облака.

Телефон вспыхивает. Это не Ален. Это Марко.

Марко: Я всегда отвечу. Что случилось?

Я глубоко вздыхаю и задумываюсь над ответом.

Марко даже не в курсе, что Йован бросил меня. А тут уже Ален. Черт.

Я: Просто… все сложно. В январе меня бросил Йован. У меня все рухнуло внутри. Тогда появился человек, с которым я много переписываюсь. С его помощью мне стало легче. Мы довольно близки.

Марко: Анна… ты почему раньше мне не сказала? Что еще за человек появился? Я вообще ничего не понимаю.

Кусаю губы.

Я: Его зовут Ален. Мы познакомились в приложении. Он очень понимающий, всегда поддерживает. Я могу рассказывать ему все.

Марко: Окей, допустим. То есть ты нашла нового парня?

Дыхание замирает, придется все ему рассказать.

Я: Не совсем… мы только переписываемся в приложении.

Марко: С января?

Я: Да.

Марко: И вы ни разу даже на кофе не ходили?

Я: Нет, но это не важно! Он просто пока не готов и ему нужно больше времени для сближения, перед личной встречей.

Марко: Анна, это звучит как бред и отговорка. Если парню нравится девушка – он хочет с ней встретиться как можно скорее.

У меня внутри поднимается злость, как волна.

Я: Да что ты понимаешь! Ты его даже не знаешь, а уже делаешь какие-то выводы!

Марко: Я не хотел тебя обидеть. Но… получается ты тоже его особо не знаешь.

Я резко закрываю чат, даже не ответив. Сердце колотится, в глазах плывут слезы. Открываю переписку с Аленом.

Я: Ален, прости, я все усложняю. Мне просто хочется узнать тебя ближе, увидеть тебя настоящего.

Экран загорается.

Ален: Не винить себя. Мне важно, чтобы ты чувствовала себя спокойно. И ты можешь мне доверять.

Я провожу пальцем по этим словам, будто могу почувствовать их на коже. Становится легче – дыхание выравнивается, сердце успокаивается. Я ложусь на кровать, прижимаю телефон к груди, как когда-то в детстве прижимала к себе мягкую игрушку. Но вместе с облегчением внутри будто завелся маленький комар, тонко жужжащий.

Но он все еще ничего мне не объяснил.

Я: Ты не представляешь, как твои слова для меня важны. Мне кажется, без тебя я просто рассыпалась бы.

Три точки мелькают и исчезают. Потом снова. Будто он обдумывает каждую букву.

Ален: Ты сильнее, чем думаешь. Я просто рядом, и всё.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

Да, вот так. Только так и надо. Никаких вопросов, никаких подозрений. Просто доверять.

Я тушу свет, оставляю телефон на подушке. Комната наполняется темнотой и лёгким запахом кофе, который я пролила днём на ковёр. Я закрываю глаза.

Он рядом. Я не одна. Ему нужно больше времени.

Глава 21

Июнь 2013 год

Привет, дневник.

Вчера я проснулась от резкого запаха хлорки и лекарств. Потолок надо мной был белым – слишком белым, как пустой лист, на котором не хватало жизни. От этого у меня закружилась голова, словно я упала в сугроб и теперь не могу выбраться наружу.

Я пыталась пошевелиться, но тело ныло, как будто меня переехала машина. Голова гудела, каждое движение отзывалось тупой болью. На руке была была тонкая трубка, вены жгло от капельницы. Я повернула голову и услышала, как где-то вдалеке гулко отстукивают каблуки по паркету, как капает вода из крана рядом.

Дверь приоткрылась, и в комнату зашла медсестра. У неё хрустящие белые кеды, от которых по коридору разносится тихий скрип. В руках металлический лоток, пахнущий железом и спиртом. Она поправила капельницу, не глядя на меня.

– Ну что, очнулась? Потерпи, скоро будет лучше.

Её голос сухой, как сухарь. Она вышла, оставляя за собой запах дезинфекции и ощущение, что я здесь чужая.

Я закрыла глаза и стала вспоминать. Вспышки, как кадры из фильма, его рука, зажатый рот, тяжесть, мама в дверях, её молчание. И тьма.

Но обо всем по порядку, дневник.

Я давно к тебе не обращалась. 2 года. Не потому что забыла, а просто не было нужды. Все это время я доверяла свои мысли и чувства Мэги. Она слушает внимательно, кивает, иногда улыбается так, что внутри становится легче. И казалось, что мне не нужно больше никаких страниц, только она.

Но сегодня захотелось написать, потому что внутри все снова разрывается.

Отец всё чаще поднимает на нас руку. Иногда это просто крики, иногда – удары. Я давно перестала считать синяки. Они появляются, как узоры на коже, и исчезают, когда появляются новые. Мама молчит. Всегда. Даже когда он тащит её за волосы или бьет по лицу так, что она падает. Она молчит и только смотрит в сторону, будто это происходит не с ней.

А потом, когда он уходит, мама шепчет мне:

– Ты же понимаешь, он просто устал. Ему тяжело. Надо потерпеть.

Или жалуется, что не знает, что делать, что не справляется. Я слушаю её и киваю. Иногда глажу по руке. Иногда просто держу её молча, потому что не знаю, чем помочь.

А отец после ссоры заходит в мою комнату и говорит:

– Анна, ну ты же взрослая. Уговори маму со мной помириться. Объясни ей, что я всё делаю правильно.

И я стою между ними. Я – ребёнок (хоть мне уже и 14 лет). А чувствую себя родителем для своих родителей. Я должна быть сильной, когда мама плачет. Я должна быть разумной, когда отец бесится.

Но кто будет сильным для меня?

Мэги говорила:

– Я рядом. Я всегда останусь.

Я верила ей. Верила больше, чем маме или папе. Думала, что если она уйдет, то я умру.

И несколько дней назад Мэги осталась у меня ночевать. Мы смеялись, делали уроки, болтали о том, что будем когда-нибудь жить вместе – в большой квартире с балконом, где цветы на подоконнике будут тянуться к солнцу. Родители не обращали на нас внимания: они были заняты чем-то поинтереснее – снова ругались. В основном о маминой работе – она редко бывает дома, а папа злится, что она “занимается ерундой”. Я уже знала, чем это закончится. И правда, в какой-то момент послышался глухой звук удара.

Я вздрогнула. Сердце ухнуло куда-то вниз, а в ушах зашумело. Но Мэги сразу прижала меня к себе, закрыла мои уши ладонями и сказала мне, глядя прямо в глаза:

– Не слушай. Все будет хорошо. Я рядом. Я никому не позволю тебя обидеть.

Её пальцы были тёплыми, пахли сладкими конфетами, которые мы ели днём. Этот запах смешался с сигаретным дымом, что проникал сквозь щель двери, и мне стало легче, потому что сильнее был запах Мэги.

Мы спрятались под одеялом, уткнувшись лбами в одну подушку. Голоса родителей в соседней комнате гремели, как буря, но под этим одеялом было тихо, как в домике из подушек, который строишь в детстве и веришь, что он защищает от всего мира.

Я чувствовала ее дыхание на своей щеке, слышала, как стучит её сердце, и думала: “Вот бы время остановилось именно сейчас, мне больше ничего не нужно”. Мэги улыбалась даже в темноте и гладила меня по щеке.

Мы уснули так – рядом, сплетенные руками, словно два дерева, корни которых переплетаются под землёй.

Ночь была жаркой и тянулась липкой тишиной. Часы на кухне отмеряли секунды, будто тяжелыми шагами кого-то невидимого. Я спала вполглаза, чувствуя рядом дыхание Мэги, и это успокаивало. Но вдруг в темноте раздался скрип – знакомый, будто предвестие беды. Дверь в мою комнату медленно открылась.

Тень отца вытянулась на полу и легла на мою кровать, как тяжелое покрывало. Запах табака и перегара ударил в нос.

Он подошел слишком близко. Его рука – горячая, грубая – придавила мне рот. Воздух оборвался, сердце забилось так, что, казалось, выскочит наружу.

– Заткнись, – прохрипел он, наклонившись. – Если закричишь, будет хуже.

Я пыталась дернуться, но его вес вдавил меня в кровать. Его руки стали лезть туда, куда отцу совсем не следует. Я чувствовала, как все внутри сжимается, как будто стены комнаты сомкнулись и давят на меня.

Я искала глазами Мэги, но ее не было. Подушка рядом была пустой. Может она вышла куда-то? Наверное, испугалась. Но я не злюсь. Я бы тоже хотела сейчас убежать.

Я задыхалась от ужаса, слёзы текли по вискам, но крик застревал под ладонью отца. В этот момент дверь снова распахнулась. На пороге стояла мама. Лампочка в коридоре делала её лицо белым, как у статуи.

Отец резко отпрянул, выругался, встал.

– Видишь, – бросил он, не глядя на меня. – Воспитала шлюху. Она сама ко мне полезла.

Мама стояла, будто каменная. Губы ее дрожали, но она ничего не сказала.

И что-то во мне сорвалось от злости и негодования. Я вскочила с кровати, закричала:

– Не смей так! Ты все врешь! Где Мэги? Ты не отец, ты чудовище!

Отец обернулся, его глаза сверкнули, как у разъяренного зверя. Он шагнул ко мне и ударил. Мир дернулся, стены поплыли, в ушах зазвенело. Я пыталась сопротивляться, била его кулаками, царапала. Но каждый мой протест превращался в новый удар.

Последнее, что я помню – собственный крик и вкус крови во рту. Потом всё провалилось в черноту.

Сегодня я чувствую себя уже лучше. Врачи сказали, что у меня сотрясение и ушибы. Но не это главное. Главное, что теперь я знаю: Мэги – не всегда рядом. Иногда остаюсь только я и эта пустота.

Мама сказала, что “всё будет хорошо”. Но я слышала, как она ночью спорила с врачом, что “ничего страшного не произошло”. Я лежала и думала: а если бы произошло?

Я пишу и пишу, потому что если остановлюсь – снова увижу глаза отца, как они смотрели на меня в темноте, почувствую его грубые прикосновения. Снова услышу его голос, его шепот. Я не знаю, как теперь жить дома. Но знаю точно: если я не буду записывать всё это – я исчезну.

Глава 22

Конец марта 2025

Я просыпаюсь слишком рано. Тьма за окном ещё густая, будто ночь держит город в заложниках. Часы показывают пять утра, но тело уже не спит. Простыня подо мной влажная, скомканная, словно я всю ночь боролась с кем-то невидимым. Кожа мокрая, холодная, волосы прилипли к вискам.

Сначала приходит запах – кислый, острый, будто в комнате кто-то пролил уксус. Это запах страха, который выходит изнутри. Я резко сажусь, сердце колотится, ребра вибрируют, как струны.

И всё возвращается.

Кровать.

Крик.

Рука на лице.

Пустота рядом, где должна была быть Мэги.

Я задыхаюсь. Ладонь автоматически тянется к горлу, будто хочу убедиться, что дышу. Воздух тяжёлый, густой. Я встаю, ноги ватные, как будто я старуха, иду к окну, открываю створку.

В лицо хлещет холод. Он впивается в кожу, как тысячи крошечных иголок. Я вдыхаю глубоко, до боли в лёгких. Запах мокрого асфальта, сырой земли и далёкого дыма из трубы на соседнем доме. Всё настоящее, всё живое. И это спасает, хоть на секунду.

Закрываю глаза. И снова вижу: темнота, тяжесть чужого тела, горячее дыхание, слова, которые режут, как нож: “Заткнись, будет хуже”. Я дергаюсь всем телом, будто хочу сбросить паука с кожи. Но он уже внутри.

Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Оно ледяное, и от этого становится чуть легче. Словно я могу остудить не только голову, но и то, что внутри – расплавленное, бесформенное.

Я знаю: это был сон. Но сон из моей памяти.

Я пытаюсь убедить себя, что это давно прошло. Но тело не верит. В груди все еще вибрирует тот крик, который я не успела выкричать.

Я закрываю окно, и тишина квартиры накрывает меня с новой силой. Даже холодильник молчит, как будто весь мир выжидает, чем всё это закончится.

Я ложусь обратно, но постель кажется враждебной. Слишком тёплой, слишком влажной. Я натягиваю одеяло до подбородка, и у меня вдруг прорывается шепот самой себе, в темноту:

– Мэги, где ты была? Почему тебя не было?

Ответа нет. Только гул в ушах, похожий на далекий поезд.

Я сжимаюсь в комок и ловлю себя на том, что хочу исчезнуть. Чтобы не просыпаться в этих утраx, чтобы не возвращаться в ту ночь, которая всё ещё живёт во мне.

Может я что-то забыла и нужно найти мой старый дневник?

Я вскакиваю с постели, не замечая холода комнаты, царапающего кожу. Подхожу к шкафу, в котором храню старые, но памятные, вещи, и распахиваю его. В нос и легкие проникает пыль и я чихаю. Начинаю перебирать вещи: школьные фотографии, шарф, подаренный Марко, несколько ваз, недорисованная картина по номерам, чьи-то письма, кукла Барби в розовом потускневшем платьице – все не то.

Да где же он?!

Возвращаюсь к кровати, открываю оба ящика тумбочки и вытряхиваю все содержимое. Среди нескольких книг, бижутерии, наклеек и проводов, нахожу его. Потертая обложка в цветочек, края страниц чуть загнуты, а бумага пожелтела, будто старое письмо.

Я открываю дневник наугад и почти сразу нахожу ту самую запись. Буквы кривые, нервные.

“Я искала глазами Мэги, но её не было. Подушка рядом была пустой. Может, она вышла куда-то? Наверное, испугалась. Но я не злюсь. Я бы тоже хотела сейчас убежать”.

Пальцы дрожат, пока я читаю. Слова из прошлого вдруг становятся живыми, как будто кто-то шепчет их мне на ухо. Я тогда была всего лишь четырнадцатилетней девочкой.

Надпись будто открывает дверь, за которой опять стоит та ночь. Дневник в руках становится тяжелым, как кирпич.

Я закрываю его, прижимаю к груди и пытаюсь дышать. Но с каждым вдохом тревога расползается по телу, как холодная вода. Это странное ощущение, будто кто-то смотрит на меня из-за угла. Словно воздух в комнате стал гуще.

Телефон вибрирует. Звук такой громкий, что я подпрыгиваю.

Экран вспыхивает.

Ален: Скоро все изменится. Ты будешь в безопасности, Магдалена.

Я замираю. Сердце делает резкий удар, словно внутри что-то треснуло.

Нет! Нет! Нет!

Я трясу головой, словно от этого имя в конце его фразы изменится. Медленно набираю ответ, пальцы не слушаются, в глаза ползут слезы.

Я: Ты ошибся. Я не Магдалена, не Мэги, а Анна. Это не шутка. Почему ты так написал?

Секунды тянутся вечностью. Экран телефона темнеет. Сообщение не прочитано.

Что значит “скоро все изменится?” Почему он назвал меня Мэги? Я рассказывала о ней, но… ничего не понимаю.

Мне хочется выбежать из квартиры, выкинуть телефон, но я только крепче прижимаю дневник, как будто он спасательный круг.

Ален: Я не ошибся. Скоро ты всё поймёшь. Тебе нужно только немного подождать. Всё ради твоей безопасности.

Я моргаю, слова бегут по экрану, как черные муравьи.

Я: Ты меня пугаешь. О чем ты говоришь?

Три точки мелькают, гаснут, снова появляются. Словно он пишет и стирает, пишет и стирает. Потом перестает печатать. Экран гаснет.

Я подхожу к окну. Смотрю вниз. Во дворе пусто, только фонари заливают асфальт желтыми пятнами. Но в одном углу, у подъезда, будто тень. Слишком неподвижная и сосредоточенная для случайного прохожего. Я выбегаю на балкон и щурюсь: человек или игра света? Сердце сжимается, по телу бежит холодный пот. Я резко возвращаюсь в квартиру, спотыкаюсь о стул.

Господи, что со мной?

Иду по квартире: кухня, ванная, спальня, гостиная. Все на месте, все тихо, но тревога внутри только растет.

Снова беру в руки телефон и печатаю.

Я: Ты следишь за мной?

Сообщение улетает, точки появляются снова, но ответа нет. Только капает кран на кухне и в этой капели мне чудится отсчет времени.