Сверхновые

– Объяснитесь! – потребовал Доигни.

– Не нужно так волноваться, господин Первоголос. Вы давно знаете нас и наши привычки. Прошлое пересечение наших с вами путей закончилось для вас неприятным образом, и я хочу сгладить это, – и шире улыбнулся на усмешку Доигни, показав ровные белые зубы. – Я не буду пытаться убедить вас, что ни я, ни любой из нас не виноваты в случившемся.

– Почему же, было бы интересно услышать!

– «Услышать», не «узнать». Но послушайте: не бывает идеальных механизмов. На вашей станции был сбой.

– И я перескочил с вами через перила? – засмеялся Доигни.

– Вы увидели, что я перегрелся, подняли меня на руки, чтобы перенести в тень, и это случилось с вами. Моё тело перевесило. Если бы всё произошло без мардука поблизости, вы бы не подозревали нас. Впрочем, – он коснулся золотого диска, – вы всегда найдёте, в чём винить нас.

Доигни набрал воздуха в лёгкие.

– Почему было заявлено о моём самоубийстве?

– Разве не очевидно? Ваша новая стратегия работы не потребует излишних объяснений, репутация наших инженеров не пострадает.

– Если я не дам это в официальном обращении…

– Не дадите.

– Вы слишком молоды, Атамил, чтобы я обсуждал это с вами. И вы так и не объяснили ваш хулиганский поступок, – он поднял руку.

– Я дал вам допуск к одной из учебных линз Шеос. Я сдал с ней экзамен, когда прилетал сюда в прошлый раз. С помощью неё и золотого экрана, – Атамил поставил палец на диск, – я проверил структуру формы Анет Руджар и внёс необходимые поправки. Отныне это доступно и вам.

О, нет!

Кецальмек знал, что такое «форма» для мардуков.

– Вы сознались, что провели операцию на душе человека!

– Как будто вы не знали, что это за ритуал.

– Это запрещено! И вы… – Доигни сжал кулаки. Пальцы уже слушались.

Синие когти царапнули по выступу блока.

– Если этот камень даст трещину, трещину нужно будет сразу склеить и стянуть. Если этого не сделать, земля и корни начнут разрушать её, пойдут деформации, полезет грязь, и придётся заменять всё звено.

– Не меряйте человека по вашим меркам!

– Человек – есть содержащее, он такой же обработанный камень, как этот, и так же наполнен прахом и цветом.

С ним бесполезно спорить.

Атамил гнул своё:

– Ремонт определяющих границ – разумное решение. Другое разумное решение – замена сосуда на целостный безотлагательно. В отношении человеческого дитя мы всегда действуем в его пользу.

Он сказал: «Алуран-ги диму».

Атамил не имел в виду детей эгилу.

– А другие?

– Вы благоволите им, – сказал Атамил, поднимаясь.

Доигни тоже встал.

– Я не буду благодарить вас за этот дар.

– И не нужно. Пользуйтесь.

– Никогда!

– Никогда? В окружении таких несовершенных существ? – Атамил уходил, заложив руки за спину.

– Атамил!

Что-то садануло прямо в нос. Заколотило и закричало тонким голосом:

– Папа! Папа!

Джейк Эванс оторвал лицо от двери и, держась за стену, покачиваясь на ногах, медленно осел на крышку унитаза.

– Папа, что такое «атамил»? – вопила Хлоя в коридоре.

Она ничего не умела тихо – ни ходить, ни разговаривать, и даже во сне, брыкаясь, издавала такие звуки, будто она тюлень.

– Джейк?

Под дверь уже принесло Дженну.

– Всё в порядке! – прогремел он и подобрал с коврика держатель для туалетной бумаги, нашарил рулон под ногами. Он не заметил, как снёс их.

– Папа?

– Джейк?

– Чего вам?! – он прилаживал держатель на место.

– Джейкоб со мной не разговаривает, – жалобно сказала Хлоя.

Потому что проклятый лис говорит с британским акцентом!

– А ты скоро?

– Хлоя, отстань от отца. Ты хотела искать Монокля.

– А-а-а-а! Монокль потерялся! Папа, слышишь?!

Если бы только Монокль.

Джейк повздыхал, пошуршал, и нажал кнопку на бачке. Долго шипел освежителем и вышел в мир, как яблочный пирог из духовки.

Дженна, обняв Хлою, гладила её по голове.

– Наконец-то, – она сильнее поджала губы, и от носа пролегли морщины. – Ты просидел там весь завтрак. Всё остыло.

– Разогрею. Как…?

– Кажется, лучше, – Дженна потрогала лоб дочери, потом свой. – Пойдём-ка за градусником. Что за напасть… Надеюсь, больше с нами сегодня ничего не случится… – бормоча себе под нос, она вела Хлою с собой.

Для неё этот день тоже плохо начался. Джейкоб попал в аварию и сломал руку, девочки проснулись с сильной температурой. Хотя бы муж устроил себе выходной, перенеся встречи, только Дженну это не утешало.

– Джейк…

– Что? – он посмотрел на жену, выглядывающую из-за угла.

– В ванной, в шкафчике, на верхней полке жёлтая баночка…

Он не понял.

– Там… чтобы было легче… – Дженна показала одними губами.

– А… Спасибо.

Джейк сунул руки в карманы, на мгновение потерявшись. Ещё когда они познакомились, Дженна – с головы до ног мягкая, как персик, – захватила его в непомерную широту своего сердца, и Джейку осталось дать завернуть себя в плед и напоить горячим молоком с мёдом. Она никогда не замечала своих побед – и тем сокрушительнее было Джейку стоять на коленях. Вот и сейчас она поднималась с громко топающей Хлоей по лестнице, что-то говоря ей про шампунь, а он думал о ней.

«Чёрт возьми!».

В его доме бальсаг, который носит маскировочную оболочку Хека. В его доме ребёнок, которого он оздоровил через линзу Шеос Атамила. Он давно на кривом пути, и ничто, кроме эгоизма, страха и непривычки, не мешает ему порадовать эту потрясающую женщину.

Он не заплатит одной за разочарование многих, но…

Он не искупит преступления против Маргарет, но…

Но он не сволочь.

Каменный призрак проступил на фоне светлых стен, облепленных портретами кроликов. С иронией на холодных синих губах.

«Ты убил Тапрайю, – обвинил его Джейк. – А ты… – и он вызвал с того света чёрную тень Андрея Беляевского, – вы, твари, влезли в мою систему! Ты как-то узнал, как это сделать! У кого ты получил доступ?! Что за глупый вопрос… – сказал Джейк себе. – Всё от неё!».

«В Аменти ждут прихода госпожи Сопдет через эту девушку».

Какие он препятствия мог создать?

Разве мог?!

Обещающий холод

Кимико приехала в дом, выбранный ею для Вивиан Смоуэл, прилегла на удобную плоскую кровать в выбранной для себя комнате, сунула служанке ноги, чтобы красила ногти, и зачерпнула ложкой фисташковое мороженое из ведёрка – и в этот самый момент, когда на экране раскладушки стало 12:40, он позеленел в изумрудный жад. Встроенная в него золотая пластина приняла из ручного ансени запрос от модуля «Инергалат» и превратила телефон в замаскированный под телефон передатчик.

Да!

Этот разговор будет, потому что Джейкоб Эванс похищен.

Она ждала этот разговор с тех пор, как не осталось сомнений, что существует посмертный проект Беляевского «Вивиан Смоуэл». Его прощальный подарок Сопдет или подношение ей – всё равно. Девушка из числа отмеченных Андреем родилась максимально пригодной для проявления Сопдет и также стала первым в своём роде защищённым носителем. Вивиан младенцем перенесла привязку к скрытому устройству в третьем слое Менра, куда Беляевский мог лазить, – которое отменяло для неё преграды и позволяло действовать дистанционно.

Для госпожи Сакаи важным было не столько это, сколько перспектива, что Сопдет впервые за 2 тысячи лет захочет дать полное проявление. Им есть, о чём поговорить.

Кимико подтвердила запрос и воскликнула:

– Это вы, господин Мардук-Хет! Как я счастлива! – и она хихикнула в кулачок. Ей нравилось поддразнивать его. – Господин Мардук-Хет, я так обрадовалась, что вы позвонили, и совсем забыла сказать вам, что благословенны пути в небо! Простите, я сегодня не выспалась, и я так растерялась… Вы не будете сердиться на преданную вам Кимико?

– Все и во все времена, – гулко донёсся голос Тиамата, давшего понять, что он счёл нужным услышать только три слова.

Такой неизменно серьёзный.

Для неё он всегда был Тиамат Мушррас Мардук-Хет. Очередные человеческие имя и фамилия Гельмут Леген принадлежали не ему, а марионетке, здорово преобразившейся с появлением Вивиан.

– Смеётесь?

– От радости, – она накрутила на палец чёрную спираль своих волос.

– А вы слышите, какой ветер дует?

Ветер был только из носа усердной лисы, но Кимико понимала.

– Какой ветер, господин Мардук-Хет?

– Хватит, – резанул тот.

Никогда не расслабится с ней. Но действительно – хватит.

– Вы про тот ветер перемен, который дважды просыпался в месяце декабре, и в третий раз поднимается на севере?

– Про него.

– Я молилась богам ветров, и они услышали мои молитвы!

– Это были все ваши молитвы?

– Я день и ночь молилась о добром здравии господина Мардука и о вашем благополучии, господин Мардук-Хет, и о ниспослании мне шанса наладить отношения с моей сестрой по небесам Круга. Я хочу, чтобы Сопдет проявилась на моей территории, чтобы я вместе с вами могла позаботиться о её пробуждении, – и отправила ложку в рот.

Он звонит, потому что тоже заинтересован в этом.

Теперь, когда у ану Мардука остановленное проявление, и неясен масштаб его повреждений, Мардук-Хет больше, чем когда-либо, одержим идеей, что Сопдет – мардук. Настало его время. Он вывезет подготовленный носитель с территории Эванса, пока тот не спохватился, что в его настройках покопались. Где он сможет спокойно оберегать проявление Сопдет? Привезёт её в Европу – себы поддержат скандал, который закатит Эванс, передаст Инпу Себе – и тот захлопнет перед ним двери. Только госпожа Амитерет является вариантом, который все потерпят.

– Плохо хотите, – насмешливо сказал господин Мардук-Хет. – Вы должны были заранее доказать, что не устроите мне нежелательных сюрпризов, а вы до сих пор таите кота в мешке.

– О чём вы говорите?

– Об Уриэци, о чём ещё?

Кимико с усилием проглотила мороженое.

– Земля, не готовая принять зёрна, напрасно погубит их…

– Оставьте это идиотам, которые не знали так хорошо, как вы и я, вашего покойного муженька. Наместник Беляевский был не дурак, и грязно играл, как дышал. Он знал, что вы задумаете, когда вскроется, что растёт носитель для Сопдет. Он же оставил вам 19 предметов неопределённого предназначения. И вы хотите, чтобы я доверил вам главенство в новой жизни Эйенешентар на пару десятков лет?

Ей пришлось ответить:

– Я сожалею, господин Мардук-Хет.

Надежда, что он обойдёт тему Уриэци, пошла прахом. Дальше останется соглашаться на риск проверять их. Довольно подло с его стороны припирать её к стенке в последний момент, но она бы сделала так же. Было время вызреть окончательному решению.

Слишком многое на кону. Её решение – уступка, несмотря на вероятность потерять несколько Уриэци или пострадать.

Как и другие ану, госпожа Амитерет очень не любила умирать в проявлениях. Обновление носителя обязательно запускает перезагрузку вспомогательной системы. Память становится недоступной на время, и восстанавливается для сознания по отдельным фрагментам. Несколько лет блуждания по лабиринту снов, пока все дела в чужих руках, и этим все пользуются – вот что будет, если эти Уриэци – оружие против неё.

Кимико хорошо представляла, какое.

Уриэци базировались на той же кольцевой основе, что и ансени, и любые другие виды «колец» мардуков Хет. Все они, по сути, – или горлышко сосуда, или конец трубы. В случае, если Андрей подделал Уриэци, и вывел в них каналы передачи энергии, например, от «Сап-Расетау», ану Имэйни Аро-эо Амитерет получит разряд. Он будет недостаточно мощный, чтобы станция распознала атаку, и начались последствия для Инпу, но достаточный по силе и продолжительности, чтобы вызвать помехи в канале связи с проявлением. А помехи – серьёзная проблема.

Давным-давно, исследуя свои слабые места, госпожа Амитерет определила, что, если переключить сознание в истинное тело, на 39 секунде отсутствия контроля над телом-носителем вспомогательная система начинает воспринимать его отсутствующим и сворачивает его жизнеобеспечение.

Зная об этом, Амитерет не считала чем-то невероятным неполные проявления Сопдет. Та делала их, научившись годами удерживать вспомогательную систему в 39 секундах. И всего лишь.

– Сожалеете? – нажал Мардук-Хет. – Если я привезу к вам Смоуэл, и ваше проявление погибнет, ваши себы станут сами знаете чьими. Я не получу прав доверенного лица опекуна. Вам это понятно?

– Да, господин Мардук-Хет. Этого нельзя допустить.

– Вы сейчас же начнёте проверять все Уриэци.

Кимико прикинула. В Чикаго, где сейчас находится Вивиан Смоуэл и господин Мардук-Хет, заканчивается 1 декабря. Получается, здесь – в Киото, живущем на 15 часов вперёд, – проявление Сопдет начнётся в остаток дня 2 декабря или в ночь на 3 декабря. Счёт пошёл на часы.

– Одно условие, господин Мардук-Хет.

Его смех прозвучал дробью дождя.

– Мы не можем исключать того, что Уриэци подлинные. Поэтому, если первый попавшийся окажется настоящим, я отложу проверку остальных. Они слишком важны, чтобы я растрачивала их попусту. Вы согласны, что условие разумно? – заискивающе спросила Кимико.

– Начните с этого.

– При благоприятном исходе…

– Мы всё обсудим при благоприятном исходе, – перебил он.

Экран телефона погас, и тут же засветился белым, показывая новое донесение. Господин Мардук-Хет распорядился подготовить к приёму гостевой особняк Сопдет в Чикаго. Он будет держать Вивиан в поле зрения, пока не дождётся начала.

Шанс велик как никогда.

Этим летом Тиамат спровоцировал Вивиан, и она использовала свою лазейку. Она сделала это неосознанно, но однозначно, что устройство перехода работает, и что она подошла к тому, чтобы вспомнить, как им управлять. И время приходит, поскольку группа, работающая по проекту наместника Беляевского, сделала упреждающий ход.

Кимико откинула телефон, отставила ведёрко с мороженым. Посмотрела на десяток аккуратных пятнышек мятного цвета у себя на ногах, и на лису в скромном кимоно, которая изображала, что её нет.

– Ты, – сказала Кимико. – Как тебя?

– Бун-си Кас, досточтимая госпожа, – прошептала лиса, повернувшись к ней на коленях и сложившись.

Кимико кинула себе в руку веер из ансени и прикрыла губы.

Из 19 Уриэци 16 принадлежат мужчинам.

– Бун и вы двое – идите на улицу. Как можно скорее найдите молодого человека возрастом от 20 до 25 лет, не уродливого, не имеющего высоких целей в жизни, не влюблённого, не единственного сына у живых родителей. Ведите его сюда.

– Слушаюсь, досточтимая госпожа Кимико, – и Бун опустила желтоватые глаза. Она поднималась. Поднявшись, ещё поклонившись, лиса попятилась и ловко скользнула за ширму.

Часто протопали три пары ног. Бун убежала с двумя другими служанками, сидевшими за ширмой.

Пора и госпоже Амитерет заняться делом. Она встала. Сегодня она в топе шафранного оттенка, в длинном белом джемпере в сетку, и в коротких джинсовых шортах. На церемонии с облачением нет времени. Ну и пусть. Имеет смысл одно.

Она сошла с подиума, обойдя расписанную деревянную ширму.

Та имела прорези вверху и доставала почти до потолка, затеняя место отдыха. В остальной части комнаты, одна стена которой была сплошь стеклом за панельными шторами, казалось в разы светлее. Кимико обвела её взглядом. Комната практически пустая, с сияющим, словно политым маслом, деревянным полом, с незажжёнными светильниками по углам, с несколькими комодами, стоящими лестницей.

Нижней ступенью притулился низкий шкафчик из багровой древесины вишни. Кимико знала его огромным деревом, поднимавшим к солнцу благоуханные сугробы, которое как будто знало и её. Однажды оно попрощалось. Явилось к ней в сон с Прейамагаашем на своей огромной ветви. Ветер тронул его одежды и волосы, и они осыпались белым цветом. На той же неделе молния ударила в старую вишню. Она сгорела, а отвалившая ветвь осталась на память этим шкафчиком.

Кимико присела, выдвинула верхний ящик и достала из него круглое зеркало и гребень. Поставив зеркало, быстро расчесав волосы, она сложила ладони и развела их, пропуская из обоих ансени длинный – от её кончиков пальцев до локтя – золотой тубус в резных узорах. Держа его за торцы, она сняла свои печати, и слева выехал зелёный лоток.

Зелёное на золотом фоне и с золотом.

Золотом, слепо глядящим синим глазком.

Она вынула заколку в виде двух золотых крепко свившихся рогатых змеек, смотрящих в разные стороны, и на неё сверкнула одна, затем другая пара синих шпинелей.

Бегло оглядев их, Кимико левой рукой смотала свою роскошную гриву в жгут, и привычными движениями прокрутила змеек через витки. Тяжело. Почти 800 грамм. Из зеркала поглядела, задирая нос, юная красавица с овальным лицом, хрупкой шеей и торчащими ушами.

В зелёных сужающихся глазах она любила себя ещё больше.

Это тело служило ей больше 1300 лет. При благоприятном исходе она потребует у Тиамата извинений. При неблагоприятном – тем более!

Она повернула голову, и самоцветы нехотя поиграли на свету. Заколка сидела на затылке немного сбоку и наискось, смотрелась болтом, пробившим голову. Бесценная вещь. Лишь реплика украшения, подаренного ей, ану Имэйни, Прейамагаашем Синтерци Мардуком в эпоху Дайэтци, но реплика, созданная его ранийским продолжением, Кейенарненом Атамилом Мардуком, на заре первой эры новой эпохи Нен.

Оригинальная заколка, некогда украшавшая белоснежные волосы Прейамагааша, хранила изысканный порядок на голове Имэйни в сосуде Апофеоза Дайэтци, не видная ни ей, ни кому-либо. Она вместе с ним лежала на дне памяти Имэйни. Прейамагааш жил давно. Слишком многие жили после него. Уже стали вечностью 65 тысяч лет, прошедшие под кулаком Кейенарнена Мардука.

Его подарок имел то же значение, что корона, которую вручил бы человеку его бог, скупой на благоволение.

На памяти госпожи Амитерет, высший мардук-мужчина всегда был или «Анепре-аш», или «Анепре-шу» – «возгорание» или «угасание» на уровне величия, «обещающий тепло» или «обещающий холод». Первые появлялись на свет чаще, их негласно считали правильными в среде мардуков, и их любили люди, принимая характерные черты анепреаша за доброту и ласковость. Последним примером был Атамил, предшественник Кейенарнена, и анепрешу Кейенарнен стал его образцовой противоположностью. Склонный к уединению и хандре, злопамятный, вспыльчивый и жёсткий. Если он оказывал знаки доброго внимания, то словно отрывая от себя куски – так непросто ему было, и так искренен он был.

Кимико ещё проверила, как держится причёска, и прислушалась.

В отдалении, внизу, перелились колокольчики голосов, и брякнул, как палка в барабан, мужской баритон.

Молодцы.

Кимико прижала ладони к дверцам шкафчика, приставив ансени к кольцам ручек, и дерево позеленело и растаяло, открывая тайную нишу. Чёрная чешуя живо заблестела, отражая огни в руках Кимико, и она подхватила ящик из литого обсидиана. По блестящим стенкам и по обвившему их дракону всполохами заплясали зелёные линии печатей. Поставив ящик на пол, подождав, когда последняя линия, самая толстая и яркая, прошьёт стенки горизонтально на высоте двух третей и погаснет, Кимико приподняла крышку и спустила её держаться за край.

Внутри были Уриэци из Шкатулки Белет, подаренные господином Беляевским: тёмно-зелёные диски шириной в пару сантиметров, уложенные на рёбра в отдельные ячейки. Два ряда по десять ячеек, и одна пустая.

Всего 19 лет жизни в союзе с ним, всего 19 Уриэци из многих.

«Эци» – жизнь, «ри» – герой, выдающийся человек. В эпоху Дайэтци мардуки доверили Имэйни сохранять для будущего великие умы, великие сердца. Та же технология, которая позволяла копить память ану и пользоваться ею в проявлениях, позволяла записать жизнь человека и воспроизвести её в другом. Следовало тщательно выбирать вместилище, чтобы наложение произошло наилучшим образом, и скомпонованная личность продолжила Уриэци. Надо было выбирать времена.

Если бы не подозрение, что Беляевский обманул её, Кимико всё равно не использовала бы Уриэци – пока не видела необходимости.

– Госпожа, к вам гость, – прошептала Бун за дверью.

– Пусть войдёт.

Дверь чуть слышно шаркнула по пазам.

Парень шлёпнул тапочками – раз и два. Кимико почувствовала его опаску, недоумение, интерес и лёгкое возбуждение. Ещё бы – три хорошенькие девушки в традиционной одежде пристали с расспросами и затащили в особняк за высоченным забором, про который ходили слухи, что он заброшен и облюбован демонами.

– Хорошего дня, госпожа Сакаи, – сказал парень, стоя в отдалении. Богатство дома и три служанки приуменьшили его в росте. Он представился: – Я – Кэзуки Мацуда.

Кимико напряглась.

Стоит ли надеяться, что так совпало? Или пора принять к пониманию, что гниющие руки Андрея потому до сих пор не тронули холодом её шею, потому что было не время? Он хотел, чтобы она подумала сейчас, что это время наступает? Он хотел сейчас запугать её! Смутить, как себ Дуата, и заставить отказаться от участия в этом деле.

Кимико краем глаза поймала Мацуду за фирменную зелёную куртку. Почтовый курьер, значит. Он стоял в почтительной позе. Если он согласился потратить рабочее время на левое приключение, наверняка он уже доставил посылки, и лисы пообещали ему хорошие деньги.

– Мацуда-кун, проходите.

Он остановился в двух метрах и спросил:

– Что мне нужно сделать?

– Назовите число от 1 до 19.

– 15, – с замешательством ответил Мацуда.

– Почему 15?

– Я родился 15 марта.

Кимико отсчитала пятнадцатый Уриэци, достала его – он потянул её ладонь вниз. Из левого ансени она вытащила средним пальцем стандартное кольцо встройки и поднялась.

Мацуда смотрел на её руки.

Она сжала кольцо двумя пальцами, и оно чуть щёлкнуло, расправляясь, пока она подходила. Подняв кольцо перед собой, Кимико вставила в него Уриэци – тот ожил белым инеем по краю, – и резким движением вбила в грудь курьеру, и отшагнула, давая ему рухнуть.

Кимико Сакаи жива.

Убитый ребёнок

– Рон, идёшь?

Карандаш полетел у Рональда из пальцев. Он глянул поверх коробок с бумагами и увидел Джо, растёкшегося по косяку. Джо Манн, новый помощник Дайаны – парень с безумными глазами, рыжий, тонкий и хваткий, как хорёк, – скалил острые зубы.

Часы над дверью показывали скорый полдень.

– Куда? – напрягся Рональд, который до ланча собирался разгребать документы по новому делу.

Джо закрутил себя в талии, заглядывая на часы у себя над головой.

– Да они же стоят, – сказал он, подняв мизинец.

Безобразие.

Рональд двинул мышкой, и проснувшийся ноутбук подтвердил, что близится два. Надо бы поторопиться в кафе, если он не хочет пропустить ланч. Вот только он не понял, с чего вдруг Джо позвал его, к тому же с таким видом, будто это обычно. Они работали вместе в адвокатской фирме «Раскингс и Трэвор» не больше месяца, и самый долгий их разговор произошёл в лифте на тему дрянного кофе.

За спиной Манна прошли трое в чёрных костюмах, и Рональд проводил их взглядом по стеклянной стенке кабинета. Он их не знал.

– Спасибо, Джо, не дал умереть голодной смертью, – пошутил он и вцепился в край стола, осматривая бумаги. Было немного жаль оставлять всё сейчас, когда мозг работает на полную.

Кстати…

– Идёшь?

– Да-да, сейчас, – Рональд выловил карандаш и зацарапал им по краю исписанного листа. – Секунду…

– А ты работяга, Рон.

Джо просочился в кабинет, судя по тому, что зазвучал громче:

– Говорят, шпаришь, как проклятый, второй месяц подряд. Не ешь, не спишь. Э? – Что-то скрипнуло, и он засмеялся с присвистом: – С-с-с…

Рональд поднял глаза и почувствовал, что закипает.

Джо Манн торчал перед столом раскисшим телом в синем костюме и небрежно наброшенном бело-сером плаще, словно пьяный, но его рука твёрдо держала за верх рамку с фотографией Вивиан. Рону было неприятно и это, и поскрипывание ногтей Джо по стеклу.

Ещё тогда, в лифте, Рон обратил внимание, что они у Джо довольно длинные и ухоженные.

– Поставь, – Рон завертел карандаш в пальцах.

– Ага, – Манн чесанул себя за ухом. – Это ради неё?

– Что?

– То, как ты рвёшь задницу?

– Я познакомился с целеустремлённостью гораздо раньше, чем с ней, – ответил Рональд шутливым тоном. Имени Джо никогда не появится в списке его гостей.

– Я повидал много дерьма, и некоторое дерьмо неизменно: баба старается для себя, мужик старается ради бабы. Не, – Джо прочистил горло, – не так выразился. Мужик старается ради того, что связано с конкретной бабой или вообще с бабами.

Рональд был не согласен. Он подвигал бумажки на столе и молча покатил под собой кресло на колёсиках.

– Я бы, – Джо театрально развернулся, и подхватил фоторамку другой рукой, как Гамлет – череп, – познакомившись с такой девушкой, захотел бы ей сказать: «Эй, малыш, я успешный юрист, и через пару лет я стану партнёром в фирме, так что скорее выходи за меня замуж, пока не нашла кого получше». У меня было бы уже куплено какое-нибудь пошлое кольцо с синей, как её глаза, бирюлькой, – и подмигнул.