Платон и Дарья. Повесть

«Здравствуй, дорогая Дарья! Я получил легкое ранение, поэтому ты ни о чем не беспокойся, потому что все уже позади. Сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Но до конца лета придется провести время в госпитале. После излечения меня командируют домой для восстановления здоровья. Я извещу тебя о примерной дате отъезда и приезда…»

Едва Платон закончил перечитывать письмо к Дарье, перед его глазами всплыло ее печальное лицо. Ему вспомнился последний день перед его отъездом из Старого Хутора. Погода в тот денек стояла тихая, теплая, поэтому молодые люди несколько часов провели на реке под тенистым утесом. Чуть приподнятый и мелодичный голос девушки тогда звучал спокойно. Это придавало особый блеск ее словам.

При вспоминании любимого образа девушки Платона невольно повлекло в родной хутор. Как день без солнца прожить не может, так и Перелыгин без милой жить не мог. Стосковался казак по Дарье, о чем он и писал в своем письме к ней. И хотя между ними никогда не было произнесено ни одного слова о любви, но они и без всяких слов знали, что любят друг друга.

«Скорей бы увидеть Дарью», – с нежностью и отчаянием подумал Платон.

Вечером все процедуры и обходы закончились, больничные шумы стихли и в затененных палатах установилась тишина. Когда больные и раненые занялись своими нехитрыми делами, Перелыгин взял в руки книгу Льва Толстого в народном издании и с упоением начал читать увлекательную повесть «Казаки».

Прошло несколько недель, и казаки начали покидать стены уютного госпиталя. Платон с завистью смотрел на излечившихся товарищей. Ему страшно наскучило валяться в палате среди тяжелых раненых. Казаку нестерпимо захотелось на волю.

– Когда вы меня выпишете? – спросил он однажды лечащего врача.

– Забудьте об этом, вы нуждаетесь в длительном лечении.

В госпитале Перелыгин не один раз вспомнил своего ангела хранителя, который помог ему остаться на этой бренной земле. С каждым днем его глаза живо разгорались, а на бледных губах разыгрывалась улыбка.

Платон не терял надежду на скорую встречу с Дарьей.

***

В Старом Хуторе стояла весна, скоро на деревьях распустились листочки, а в прошлогодней траве просочилась зелень. Ночи укоротились, дни удлинились и замелькали неприметно. Было безветренно, стояла тихая утренняя синь и по небу неслись пухлые облака.

Старый Хутор утонул в лощине, и только по дыму из труб можно было догадаться о том, что здесь стоят хаты. Полосатым утром в хуторе стали готовиться к завтраку. Казаки и казачки топили печи, шли к коням на конный двор, доили коров, готовили рыбу и засыпали в чугунки картошку.

Позавтракав, Никифор Шутемов, Семен Перелыгин, Иван Чернавин и Прохор Селенин запрягли коней в широкую телегу и тихой дорогой двинулись в лес, чтобы поохотиться на диких зверей. За плечами охотников висели торбы и ружья, следом неслись охотничьи собаки. Вскоре они растянулись по всей дороге.

Неожиданно впереди темной стеной встал хвойный лес. Охотники вошли в лесное царство и в оглушительную тишину. Угрюмый лес молчал, как будто тая какую-то тайну. На первый взгляд могло показаться, что в сонном лесу не было ни зверей, ни птиц. Не пробежит волк, не проскочит лиса и не пролетит птица. Но это было обманчивое впечатление, потому что многие находили себе здесь пристанище.

В воздухе было свежо и в лесу висел серый сумрак. И небо светилось такой узкой щелью, что нельзя было угадать, в какой стороне вставало или садилось солнце. Лес становился все глуше и безмолвней. Его мертвая тишина навевала тоскливое настроение. Изредка разносился по лесу то крик охотника, то ржанье лошади, то лай собаки.

Иногда разлапистые ветви свисали так низко, что казаки задевали их своими папахами. На лесной тропе с трудом умещалась одна телега. Кое-где приходилось останавливаться, вываливаться из телеги, чтобы освободить дорогу от валежника. Кони выбились из сил, пока казаки добрались до цели.

Углубившись в лес, охотники услышали характерные звуки, которые производили кабаны. Приблизившись к поляне, казаки пустили вперед собак и, засев в засаду, стали терпеливо дожидаться животных. По настойчивому лаю, охотники поняли, что собаки обнаружили зверя. Обойдя диких свиней с наветренной стороны, они погнали лесных животных прямо на казаков. Однако кабаны, словно что-то почувствовав, остановились на самом краю поляны и, подняв кверху тупые носы, стали усиленно нюхать воздух.

Когда приблизился разноголосый лай собак, лесные животные как по команде бросились бежать в глубь леса, чтобы покинуть опасное место. Но несколько кабанов через поляну кинулись в сторону охотников. Селенин вскинул ружье, выстрелил и дикая свинья, резко мотнув головой, свалилась с ног. Выстрел Семена тоже оказался удачным. Другие охотники оказались менее удачливыми. Многим кабанам посчастливилось уйти невредимыми.

Едва низкое солнце склонилось за стройные сосны, казаки закинули тяжелые туши на сани и направили коней к заброшенной избушке лесника. И вдруг Селенин услышал короткий рев.

– Это медведь ревет, – тихо промолвил он.

– Тебе видней, ты же старый охотник, – ответил Чернавин.

– Смотрите – попадетесь медведю, – шутливо предупредил Перелыгин.

– Вот охотники – медведя испугались! – притворно изумился Шутемов.

– А если добудем медведя, как делить будем шкуру?

– Пока медведь не убит, нечего и шкуру делить, – лениво отмахнулся атаман. – По утру пойдем охотиться, а пока заночуем в старой избушке.

Через короткое время охотники добрались до сложенной из толстых бревен избушки, которая по самые окна утонула в земле. Кое-как раскрыв дверь, казаки сложили в углу вещи и занялись кто-чем. Одни казаки взялись разделывать тяжелую тушу дикой свиньи, другие натаскали дров из сухостоя и задали корма коням.

Вскоре между двумя соснами загорелся яркий костер. Легкий ветер, раздувая пламя, не давал затухнуть костру. Иногда он постреливал угольками и распространял пахучий смолистый дымок. Едва угли нагорели, на жаркий огонь повесили небольшие куски мяса и котел с водой. Бурно кипя, кипяток застучал металлической крышкой. Скоро приготовилось и мясо. Запеченное на огне мясо и чай на духмяных травах получились превосходными.

Ужинали в теплой избушке и при зажженной лампе с треснутым стеклом, часто мигавшей под слоем сажи от духоты и копоти. Все разговоры на время прекратились. Лишь иногда кто-нибудь произносил шутливые фразы. Когда ужин закончился, полились охотничьи истории. С кем что случилось, и кто что видел. А рассказывать было, о чем. Охота для казаков была не только забавой, но и опасным занятием.

– Однажды мы с Платоном пошли охотиться на кабанов. Засели в засаду и стали ждать, когда собаки выгонят диких свиней. Через некоторое время из кустов на поляну выскочил кабан, – повествовал Семен Перелыгин, – я выстрелил – и промазал. И следом – выскочила целая стая диких свиней, а у меня ружье не заряжено.

– Эх, горе-охотник – целое стадо упустил.

– Самому обидно было!

– Как-то осенью мы с Никитиным отправились охотиться на косуль, – подхватил охотничьи байки Селенин. – Они выскочили на нас неожиданно. Никитин встал во весь рост, выстрелил и смазал. А косуля с ходу налетела на него, сбила с ног и давай топтать копытами. Если бы я не застрелил ее, то она бы втоптала его в землю. Я его спас от верной смерти.

– Да, много опасностей на охоте случается, – раздумчиво протянул Шутемов. – Немало казаков имеет в хуторе ранения от охоты.

И хотя охотничьи байки рассказывались уже не один раз, но все слушали их как будто впервые.

– Я, наверное, продам свое ружье, – вдруг сказал Семен.

– Да ты что, Семен, Платон вернется – охотиться будет.

– У него душа не лежит к охоте.

– Без охоты не прожить, человек с древних времен охотится.

– А где у тебя сейчас находится сын, Семен?

– Лежит в госпитале, – скупо ответил Перелыгин.

– Вернется – женим на Дарье Чернавиной.

– Да-а-а, Платон жених хоть куда.

– И Дарья тоже ничего! Будут любоваться всю жизнь друг на друга.

– Только бы война закончилась, – медленно проговорил Семен.

– Закончиться, не будет же она продолжаться вечно.

Надвинулась глухая уральская ночь и в лесу установилась удивительная тишина и спокойствие. На мглистом небе одна за другой загорелись яркие звезды и от искрящегося воздуха стало немного светлее. Но на небе пространство было намного ярче, чем на земле.

Подложив дров в печку, казаки, не раздеваясь, разлеглись на широком топчане. Голоса стихли и реплики зазвучали все реже и реже. Вскоре разговоры и вовсе прекратились. Кто-то из казаков попробовал завести новый разговор, но ему уже никто не ответил. Дружный храп известил, что охотники уснули.

Ясная ночь прошла скоротечно. Перед рассветом на небе появилась светлая полоска утренней зари. После этого звезды померкли, и темнота ушла на запад. Затем на востоке взошло негреющее солнце, и по всему горизонту распространился свет. Ворвавшийся в маленькое оконце солнечный лучик, известил охотников о том, что уже наступило утро.

Казаки нехотя поднялись, раздули огонь и, закусив вчерашним мясом, отправились в лес. Злой ветер, как бешеный кидался на деревья, трепал охотников, коней, но через час он успокоился, и в лесу наступила такая тишина, что охотники даже услышали, как под копытом осторожного лося хрустнула ветка. И вдруг кони, тревожно всхрапывая, заводили ушами и боязливо прижались друг к другу.

Собаки быстро нашли опасного медведя. Зверь вскочил из-под огромного корня поваленного дерева. Собаки сорвались с места и, подняв злобный лай, завертелись вокруг озверевшего животного. Рев медведя и лай собак слились в один шум. Стоя на задних лапах, зверь отбивался от собак. Одна из собак попала под удар и, дико завизжав, отлетела в сторону. Яростно рыча, медведь подмял ее под себя и мгновенно раздавил. Затем зверь оставил собак в покое и кинулся в сторону охотников. Чернавин навскидку выстрелил и пуля, пролетев сквозь зеленую хвою, воткнулась в медведя.

Собаки дружно накинулись на тяжело раненого зверя.

– Не стреляйте собак зацепите! – крикнул Селенин.

Смертельно раненый медведь яростно взревел и, собрав последние силы, уже мертвым обрушился на Семена. Казаки подскочили к Перелыгину и с большим трудом стащили с него тяжелого зверя. Собаки бросились терзать огромную тушу медведя.

Селенин отогнал собак, Семен тяжело встал на ноги, а Шутемов закурил трубку.

– Он же мог меня задрать, – растерянно сказал Перелыгин.

– А ты не задирайся на тех, кто сильнее тебя, – ответил атаман и казаки рассмеялись над шуткой, но Семену было совсем не до смеха.

Нахмурившись, Перелыгин немного сморщил губы.

– Никогда не теряй головы, когда охотишься на медведя, – обмолвился Никифор и, выпустив изо рта длинную струю дыма, выколотил трубку об дерево.

Солнце скрылось из виду, а из низин потянуло холодом. После полудня охотники сняли шкуру с убитого медведя, все собрали, сложили и кони зашагали из леса.

Казаки остались в восторге от охоты и к вечеру вернулись в хутор.

***

В конце весны на Урале все живое пробудилось к жизни. Свежие листья и трава наполнили воздух потрясающим запахом. В солнечный день Дарья вышла из школы, чтобы попрощаться с учениками. Она радовалась, что смогла справиться со школьной работой, и что у нее все получилось. Следом за ней на улицу шумно высыпали дети.

– До свидания, Дарья Ивановна!

– До свидания, дети!

Учеба закончилась, начались летние каникулы. Оставшись одна, девушка чуть-чуть улыбнулась и присела на скамью под липой. Медовые запахи цветущих черемух и яблонь наполнили хутор. Все казачьи дворы утонули в белом цвете.

По синему небу тихо плыли дымчатые облака и на земле отразились их серые тени. Вдруг одна огромная клубящаяся туча властно накрыла солнце и сквозь разрывы яркие солнечные лучи ударили по хутору. Все стихло под утренними лучами яркого солнца, переливным огнем загорелись стекла деревянных изб.

Солнечные лучи пригрели колени девушки, а вместе с ними раскрытую книгу со стихами Пушкина. Закрыв глаза, Дарья подставила ласковому солнцу смуглое лицо, и оно прикоснулось к нему горячими губами. Легкий ветерок обвеял лицо, шею и плечи девушки. Благодарно улыбнувшись солнцу и ветру, Дарья по-девичьи помахала им рукой:

– Здравствуйте!

Вдруг на ветке синичка завела веселую песню. Дарья встала, протянула к ней руки, но птичка, испуганно вспорхнув с ветки, улетела. Скоро солнце разгорелось так сильно, что девушке стало приятно сидеть и слушать неуловимые звуки природы. Когда девичья душа запросилась в синеву неба, Дарья шумно вздохнула.

Неожиданно нахлынули непрошенные воспоминания. Прошлым летом хутор остался без учителя и в один из первых осенних дней казаки собрали круг и приняли решение, что детей должна учить Дарья Чернавина, но девушка наотрез отказалась от предложения. Вечером того же дня хуторской атаман пришел к Чернавиным.

– Иван, надо учить своих детей и лучше, чем Дарья нам не найти, – сказал Никифор и под его широкими усами проскользнула чуть приметная улыбка. – Поговори с дочерью, может, она согласится учительствовать.

Иван коротко позвал дочь:

– Дарья!

Дочь вышла к отцу, сдвинув к переносице строгие брови.

– Атаман просит тебя стать учителем в хуторе. Я уверен, что ты справишься дочь, – ласково произнес Иван.

Внутренне он был рад, что жители хутора доверили своих детей его дочери.

– Попробуй, Дарья. Если не получится – не получится, тогда другой разговор. Но мы будем помогать тебе всем, чем сможем, – умоляюще попросил Никифор и его пунцовые щеки запрыгали на грубом лице.

– Хорошо, завтра я приду в школу, – отчеканивая каждое слово, ответила Дарья.

Обрадовавшись, Никифор протянул девушке ключи от школы и, Дарья, тяжело вздохнув, с неохотой взяла их. Пока она не передумала, Никифор быстро попрощался и с радостным видом ушел от Чернавиных.

Ранним утром Дарья отправилась в школу и сразу же окунулась в работу. Целую неделю она днем пропадала в школе, а вечером допоздна готовилась к урокам на следующий день. Дети полюбили Дарью всем сердцем и говорили своим родителям, что она лучше прежнего учителя, хотя в первый же день они довели ее до слез. Дарья задала ученикам задание, но дети вместо того, чтобы решать его, стали шуметь и разговаривать на уроке. Не выдержав, Дарья расплакалась и ушла в комнату учителя.

Обескураженная Катя Перелыгина хмуро попросила Данилу:

– Поговори с Дарьей Ивановной, пускай вернется в класс. Скажи, что мы больше не будем, так себя вести.

Когда младший брат вошел в комнату, сестра сидела за столом, прикрыв заплаканное лицо ладонями.

Смутившись, Данила суетливо пробормотал:

– Тебя просят вернуться в класс. Сказали, что больше не будут шуметь.

– Иди, Данила, я сейчас приду.

Нахлынувшие воспоминания перебил звонкий цокот копыт. Дарья сидела на скамье тихая и грустная. Теплый ветер шумно перелистал страницы потрепанной книги. Дарья подняла голову и увидела Никифора верхом на коне.

– Здорово дневали, Дарья! – поздоровался атаман и поинтересовался. – Как у тебя идут дела?

Нестерпимо синие глаза Дарьи широко распахнулись:

– Слава Богу, Никифор Евсеевич. Все хорошо идет.

– Спасибо за твою работу. Завтра в школу казаки придут делать ремонт.

Почтительно поклонившись, Дарья коротко улыбнулась.

– И вам спасибо, Никифор Евсеевич, за вашу заботу о хуторе.

Шутемов достал из-за пазухи потрепанную бумагу.

– Держи письмо от Платона, только что привез.

Мигом вскочив с места, девушка схватила тонкими пальцами долгожданное письмо и по ее губам снова расползлась приятная улыбка.

– Спасибо, Никифор Евсеевич!

Атаман ответно улыбнулся: Дарью в хуторе любили. Всегда веселая она всюду вносила тихую радость. Никто не мог отвести глаз от ее чистого взгляда. Каждый норовил сказать ей что-нибудь приятное и хорошее. Не было ни одного казака, который увидел девушку и не полюбил ее.

Особый склад ума привлекал к ней людей. Завидя ее, молодые казаки невольно заламывали папахи, а старики, глядевшие на мир грустными глазами, вдруг становились радостными. Удивительно, что до сих пор никто не сделал ей предложение.

Сдерживая нетерпеливого коня, Никифор проехал к церкви, а Чернавина, чуть не запрыгав от радости, ухватилась за исписанный листок обеими руками. Раскрыв конверт, Дарья чуть вздрагивающими губами начала читать письмо. Счастливая девушка читала и перечитывала его бесконечно. Письмо Платона было тоскливым и теплым. Простые бесхитростные слова взволновали ее сердце. Дарье даже почудился убаюкивающий голос казака. Она просто не могла оторваться от письма! Поглядев в синее небо, девушка бережно погладила листок рукой.

– Бог даст – увидимся! – беззвучно прошептала она.

Ветер принес от церкви приглушенный голос Прохора Селенина:

– Никифор, сходим к Чернавиным, хочу сосватать Дарью за своего сына.

– Да ты что с ума сошел! – отрезал Никифор. – Поздно ты спохватился.

– Но Дарье сватов никто не присылал, – вкрадчиво обронил Прохор.

Чувствовалось, что атамана очень удивило, как казаку могла в голову прийти нелепая мысль, которая никогда бы не пришла другому. Потому что все знали, что эта девушка любила только одного Платона.

– Не пойду и тебе не советую, – донес ветер ответ Шутемова.

Улыбнувшись, Дарья сложила письмо, пахнущее лекарствами, и убрала его в карман. Платон действительно нравился девушке. Он был стройным, широкоплечим, с русыми волосами и с серыми глазами. Дарья любила его сильные руки, его чистый взгляд и широкую улыбку. Ее радовали задор и живость казака. Впрочем, Дарья тоже уже вся заневестилась. Она ему ни в чем не уступала.

Вдруг девушка услышала, что приближаются чьи-то шаги. Она обернулась на шум шагов и увидела сына местного купца Банникова. Не доходя до нее, Федор остановился.

– Мы сегодня покидаем хутор, поэтому отец просит, чтобы вы забрали в школу книги из нашего дома.

– Передай, что я сейчас приду с ребятами, – с живостью откликнулась Дарья.

Девушка собрала детей и вместе с ними пришла к двухэтажному дому купца с парадным крыльцом на церковную площадь. Во дворе стояли три груженые разным скарбом подводы, две пролетки и немногочисленные жители хутора.

Анисим встретил Дарью с детьми на крыльце и шутливо поклонился:

– Проходите в дом.

На первом этаже стояли два больших шкафа для книг. На позлащенных переплетах играло солнце и пахло книжной затхлостью.

Купец густо пробасил:

– Забирай книги, Дарья. Не нашлось для них места на телеге. Пусть дети читают.

Дарья взглянула и обомлела – она таких книг в глаза не видела. Даже ничего не понимающий в этом человек сразу бы понял, что это достаточно дорогие книги, потому что они были в добротном переплете. Каких только книг тут не было. В одном шкафу стояли книги: Пушкина, Толстого, Лермонтова, Ломоносова, Тургенева, Давыдова, а в другом: Жуковского, Баратынского, Соллогуба, Гончарова, Полежаева. И многие другие русские поэты и писатели, которых Дарья не успела отметить.

– Спасибо вам, Анисим Гаврилович, за книги. Дети очень будут рады, потому что школа не имеет своей библиотеки. Будем рады снова увидеть вас в хуторе. – сказала Дарья. – Счастливого вам пути!

В голосе купца прозвучала робкая надежда:

– Спасибо, Дарья! Бог даст – свидимся.

Мягко ступая по земле, дети с радостью понесли книги в школу, а семья купца взгромоздилась на гужевой транспорт.

Едва Анисим вывел подводы со двора, жители разноголосо закричали вслед:

– Прощай, Анисим.

– Скатертью дорога!

– Пускай убирается ко всем чертям!

– Куда бежишь, если вся Россия в огне, – догнав подводу, спросил старый казак, но купец, ничего не ответив, поморщился.

Короткий обоз вышел за хутор и за конями потянулся шлейф пыли. Как только замирающие скрипы повозок пропали, толпа с шумом хлынула со двора. Люди разошлись по хатам, и хутор затих, как перед бурей.

Когда Дарья пришла домой, то сразу же увидела, что кошка Лиска с черно-белой шерстью держит в зубастой пасти серого воробья. Девушка мгновенно подскочила к ней, освободила маленькую птичку из ее острых зубов и выпустила воробья в раскрытое окно, откуда врывался в комнату свежий и чистый воздух. Счастливый воробей сделал круг перед окном, что-то радостно прочирикал и улетел в потревоженный мир.

– Передай Платону, что я его очень жду! – прошептала вслед спасенной птичке Дарья и, вытащив благословенное письмо, прижала к груди.

Ни разу не целованные губы девушки страстно прошептали:

– Приезжай скорей, казак! Я очень жду тебя!

Вечером она пришла на утес и долго смотрела в речную воду и на покрытые лесом берега. Ей так захотелось увидеть своего казака, что она неожиданно расплакалась.

– Хоть бы разочек его увидеть! – заломила в тоске руки девушка.

Глубокое чувство все сильнее и сильнее охватывало душу девушки. Хотя еще недавно она была совершенно спокойна. Девушка уже не могла обходиться без Платона ни одного часа. Теперь она отчетливо понимала, что любила только одного казака. Отныне Дарья каждое утро просыпалась с одним и тем же именем на губах и это имя было Платон.

***

И Перелыгины, и Чернавины уже давно приготовились к венчанию Платона с Дарьей. Они хотели справить такую пышную свадьбу, чтобы о ней в хуторе потом долго толковали. В свадебных хлопотах родители Платона и Дарьи даже крепко подружились. Но от Платона уже долго не поступало никаких известей, поэтому неотступная тревога терзала сердце Дарьи.

Каждый день девушка выезжала на дорогу и, бросив поводья на холку лошади, из-под ладони всматривалась вдаль. Вот и сегодня Дарья отправилась на дорогу и, выехав на самый длинный участок дороги, спрыгнула с лошади. Девушка присела на придорожный камень, заслонила ладонью глаза от солнца и стала безотрывно смотреть в конец дороги. Прошло полдня, но на дороге не появилось ни одного человека. От переживаний тихий вздох тронул губы Дарьи, а возле грустных глаз, обведенными густыми тенями, собрались тонкие морщины.

На красивом лице Дарьи выросла неизбывная печаль. Казачка и днем, и ночью переживала за Платона. Иногда ей приходила в голову мысль, что казак просто не хочет к ней возвращаться. Какая-то неизвестная тоска поселилась в ее душе. Целыми днями Дарья предавалась думам о Платоне, и редкую ночь казак не являлся к ней во сне. Она берегла мысли о любимом казаке, как святыню. С этих пор она стала сдержанной и молчаливой. Скука и печаль полностью овладели девушкой.

Не приносили успокоения ни посещение церкви, ни веселые дети. Дарья не охотно поддерживала их разговоры. Горькие мысли совсем утомили девушку. Дарье недоставало ее любимого казака, без него ей было скучно. Как рыба без воды, так и Дарья не могла жить без своего Платона. Девушка так сильно влюбилась в него, что в ее сердце не оставалось свободного места.

Дарья бралась за любую работу, чтобы отойти невеселых мыслей и всеми силами стремилась отрешиться от тревоги, но они так рвали ее душу, что даже домашняя работа не отвлекала от тоскливых дум. От них в голове Дарьи туманилось, а сердце будто кипятком обливалось. Не находили себе места и мать с отцом, видя страдания свой дочери.

«Что поделалось с ее любимым казаком?? Почему его до сих пор нет? Неужели разлюбил свою казачку?» – спрашивала сама себя девушка и не находила ответа.

Наступил вечер и, расползшийся туман запутался в зеленой траве. Дарья снова возвращалась в хутор ни с чем. Она скакала, не управляя лошадью. Неожиданно Марта свернула к утесу.

– Ты куда, Марта? Впрочем, давай заедем.

Как только лошадь пришла на берег, Дарья соскочила на землю, подошла к краю утеса и ей стало страшно. Высота была такой, что можно разбиться насмерть.

«Если ты не вернешься, то мне не жить без тебя» – вдруг промелькнула в ее голове страшная мысль.

Дарья присела на камень, и долгое время сидела без движения. Устав ждать, лошадь стала нетерпеливо теребить ее за плечо мягкими губами и девушка, очнувшись, сказала животному, как человеку:

– Счастье, Марта, что вольная птица. Сядет туда, куда захочется. Поехали домой, Платон сегодня не вернется.

Лошадь согласно закивала головой и Дарья, легко запрыгнув в седло, поскакала в хутор. Во дворе девушка соскочила с лошади, запустила ее на конный двор и ушла в хату, где ее уже ждал горячий ужин.

Наскоро поужинав, Дарья помогла матери прополоскать и развесить на веревках белье. Когда она легла спать, в комнату тихо вошла Анастасия Васильевна и с тревогой посмотрела на печальную дочь. Бессильно опустив глаза, Дарья лежала молча.

– Что ты убиваешься зря? Жив Платон, скоро вернется. Я это чувствую.

– Спасибо, мама, ты меня успокоила.

После слов матери Дарья засияла радостной надеждой. Грустная и безучастная ко всему дочь, заметно оживилась.