Платон и Дарья. Повесть

«Скорей бы увидеть милый лик Дарьи», – с нежностью и отчаянием подумал Платон.

Вечером все процедуры и обходы закончились, больничные шумы стихли, а в затененных палатах установилась тишина. Когда больные и раненые занялись своими нехитрыми делами, Перелыгин взял в руки книгу Льва Толстого в дешевом народном издании и с упоением начал читать увлекательную повесть «Казаки».

Прошло несколько недель. То один, то другой казак покидали стены уютного госпиталя. Платон с завистью глядел на излечившихся товарищей. Ему страшно наскучило валяться в палате среди раненых. Нестерпимо хотелось на волю.

– Когда вы меня выпишите? – спросил он однажды лечащего врача.

– Забудьте об этом, вы нуждаетесь в длительном лечении.

В госпитале Перелыгин не один раз вспомнил своего ангела хранителя, который помог ему остаться на этой бренной земле. И с каждым днем все живее разгорались его глаза, а на бледных губах часто разыгрывалась улыбка, светлая как ясный день.

***

В Старом Хуторе кончилась весна. Ночи укоротились, дни удлинились и замелькали неприметно. На деревьях распустились листочки, в прошлогодней траве просочилась зелень. Было безветренно, стояла тихая утренняя синь. Небо на востоке вспыхнуло бледной утренней зарей. По небу неслись редкие и пухлые облака.

Старый Хутор тонул в лощине, и только по дыму из труб можно было догадаться о том, что здесь стоят хаты. Полосатым утром в хуторе стали готовиться к завтраку. Казаки и казачки топили печи, шли к коням на конный двор, доили коров, готовили рыбу или мясо, засыпали в чугунки картошку и резали вермишель из раскатанного теста.

Позавтракав, Никифор Шутемов, Семен Перелыгин, Иван Чернавин и Прохор Селенин запрягли коней в широкую телегу и тихой дорогой двинулись в лес, чтобы поохотиться на кабанов. За плечами охотников висели торбы и ружья. Следом неслась стая охотничьих собак.

Дорога закончилась, впереди темной стеной встал хвойный лес. Охотники вошли в тихое, лесное царство и в оглушительную тишину. Угрюмый лес молчал, как будто хороня какую-то тайну. На первый взгляд могло показаться, что в сонном лесу не было ни зверей, ни птиц. Не пробежит волк со зверьком в острых зубах и не проскочит лиса с птицей в плотно сомкнутой пасти. Но это было обманчивое впечатление, потому что многие птицы и звери находили себе здесь пристанище и пищу.

В лесу висел серый сумрак. Небо над казаками светилось узкой щелью. Нельзя было угадать, в какой стороне вставало или садилось солнце. Лес становился все глуше и безмолвней. Мертвая тишина навевала тоскливое настроение. На лесной тропе с трудом умещалась одна телега. Колеса все время подпрыгивали на кочках.

Иногда разлапистые ветви свисали так, что казаки задевали их своими папахами и зеленые иголки валились им за шиворот. Кое-где приходилось останавливаться, вываливаться из телеги, чтобы освободить тропу от валежника. Кони быстро выбились из сил, пока казаки добрались до цели.

Углубившись в лес, охотники услышали характерные звуки, которые производили кабаны. Приблизившись к поляне, казаки пустили вперед своих собак и, засев в засаду, стали терпеливо дожидаться животных. По настойчивому лаю, охотники поняли, что собаки обнаружили зверя. Обойдя диких свиней с наветренной стороны, они погнали лесных животных прямо на казаков. Однако кабаны, что-то почувствовав, остановились на самом краю поляны. Подняв кверху тупые носы и, насторожив уши, они стали усиленно нюхать воздух. Когда по лесу разнесся разноголосый лай собак, лесные животные как по команде бросились бежать в глубь леса, чтобы покинуть опасное место. Но несколько кабанов через поляну кинулись в сторону охотников. Селенин вскинул ружье и выстрелил в голову зверя. Дикая свинья, резко мотнув головой, отскочила в сторону и свалилась с ног. Выстрел Семена тоже оказался удачным. Другие охотники оказались менее удачливыми. Многим кабанам посчастливилось уйти живыми и невредимыми.

Едва низкое солнце склонилось за стройные сосны, казаки закинули тяжелые туши на сани и направили коней к заброшенной избушке лесника. Вдруг недалеко от места предполагаемого ночлега Селенин услышал короткий рев.

– Это медведь ревет, – тихо промолвил он.

– Тебе видней, ты же старый охотник, – ответил Чернавин.

– Смотрите – попадетесь медведю, – шутливо предупредил Перелыгин.

– Вот охотники – медведя испугались! – притворно изумился Шутемов.

– А если добудем медведя, как делить будем шкуру?

– Пока медведь не убит, нечего и шкуру делить, – отмахнулся атаман. – По утру пойдем охотиться, а пока заночуем в старой избушке.

Уже в серых сумерках охотники добрались до места назначения. Сложенная из толстых бревен избушка, по самые окна утонула в земле. Кое-как раскрыв дверь, казаки сложили свои вещи и занялись кто-чем. Одни казаки взялись разделывать тяжелую тушу дикой свиньи, другие натаскали дров из сухостоя и задали корма коням.

Вскоре между двумя соснами загорел яркий костер. Легкий ветер, раздувая пламя, не давал затухнуть костру. Иногда он постреливал угольками и распространял пахучий смолистый дымок. Горячий воздух исказил очертания деревьев. Они шевелились как живые. Едва угли нагорели, на жаркий огонь повесили небольшие куски мяса и котел с водой. Бурно кипя, кипяток застучал металлической крышкой. Скоро приготовилось и мясо. Запеченное на огне мясо и чай на духмяных травах получились превосходными.

Ужинали в теплой избушке, срубленной на века из добротных толстых бревен и при зажженной лампе, которая часто мигала от духоты и копоти. Треснутое стекло покрылось тонким слоем сажи. Все разговоры на время прекратились. Лишь иногда кто-нибудь произносил шутливые фразы. Когда ужин закончился, полились охотничьи истории. С кем что случилось, и кто что видел. А рассказывать было, о чем. Охота для казаков была не только забавой, но и опасным занятием.

– Однажды мы с Платоном пошли охотиться на кабанов. Засели в засаду и стали ждать, когда собаки выгонят диких свиней. Через некоторое время из кустов на поляну выскочил кабан, – повествовал Перелыгин, – я выстрелил да промазал. И следом за ним выскочила целая стая диких свиней, а у меня ружье не заряжено.

– Эх, горе-охотник – целое стадо упустил.

– Самому обидно было!

– Как-то осенью мы с Никитиным отправились охотиться на косуль, – подхватил охотничьи байки Селенин. – Они выскочили на нас неожиданно. Никитин вскочил, встал во весь рост, выстрелил и смазал. Косуля с ходу налетела на него, сбила с ног и начала топтать копытами. Если бы я не застрелил ее, то она втоптала бы его в землю. Я его спас от верной смерти.

– Да всяких опасностей на охоте случается, – раздумчиво проговорил Шутемов. – Почти каждый казак в хуторе имеет ранения от охоты.

И хотя рассказывались охотничьи байки уже не один раз, но все равно все слушали их как будто впервые.

– Я, наверное, продам свое ружье, – вдруг сказал Семен.

– Да ты что, Семен, Платон вернется – охотиться будет.

– У него душа не лежит к охоте.

– Без охоты не прожить. Человек с древних времен охотится.

– А где у тебя сейчас находится сын, Семен?

– Лежит в госпитале, – скупо ответил Перелыгин.

– Вернется – женим на Дарье Чернавиной.

– Да Платон жених хоть куда.

– Да и Дарья тоже ничего! Будут любоваться всю жизнь друг на друга.

– Только бы война закончилась, – раздумчиво проговорил Семен.

– Закончиться, не будет же она продолжаться вечно.

Надвинулась глухая уральская ночь и лесу установилась удивительная тишина и спокойствие. На мглистом небе одна за другой загорелись яркие звезды и взошла луна. От луны и от искрящегося воздуха стало немного светло. Но все же на небе было намного светлее, чем на земле.

Подложив дров в печку, казаки, не раздеваясь, разлеглись на широком топчане. Голоса стали стихать и реплики звучали все реже и реже. Вскоре разговоры и вовсе прекратились. Кто-то из казаков попробовал завести новый разговор, но ему уже никто не ответил. Дружный храп известил, что охотники уснули.

Ясная ночь прошла скоротечно. Перед рассветом на небе появилась светлая полоска утренней зари. После этого звезды померкли, и темнота ушла на запад. Затем на востоке взошло негреющее солнце, и по всему горизонту распространился свет. Ворвавшийся в маленькое оконце любопытный, солнечный лучик, известил охотников о том, что уже наступило утро.

Казаки нехотя поднялись, раздули огонь и, закусив вчерашним мясом, отправились в лес. Злой ветер как бешеный кидался на деревья, трепал охотников, коней, но через час он успокоился, и в лесу наступила такая тишина, что охотники даже услышали, как под копытом осторожного лося хрустнула ветка. Но кони, тревожно всхрапывая, заводили ушами и боязливо прижались друг к другу.

Собаки быстро нашли осторожного медведя. Зверь вскочил из-под огромного корня поваленного дерева внезапно. Собаки сорвались с места и, подняв злобный лай, завертелись вокруг озверевшего животного. Рев медведя и лай собак слились в один шум. Зверь, стоя на задних лапах, отбивался от собак. Одна из собак попав под удар, дико завизжав, отлетела в сторону. Медведь, яростно рыча, подмял под себя другую собаку и мгновенно раздавил ее. Но вдруг медведь оставил собак в покое и кинулся в сторону охотников. Чернавин навскидку выстрелил. Пуля, пролетев сквозь зеленую хвою, воткнулась в медведя. Грянул второй выстрел Селенина. Всколыхнув воздух, пуля смела на своем пути зеленые иголки. Собаки дружно накинулись на раненого зверя. Возле деревца испуганно заплясали привязанные кони.

– Не стреляйте собак зацепите!

Смертельно раненый медведь, яростно взревев, собрал последние силы и уже мертвым обрушился на Семена. Казаки мгновенно подскочили к Перелыгину и с большим трудом стащили с него тяжелого зверя. Не успокоившись, собаки бросились терзать огромную тушу медведя. Клочья бурой шерсти разлетелись в разные стороны.

Селенин отогнал собак, и Семен тяжело встал на ноги.

– Он же мог меня задрать.

– А ты не задирайся на тех, кто сильнее тебя.

Казаки рассмеялись над шуткой, но Перелыгину было совсем не до смеха.

– Никогда не теряй головы, охотясь на медведя, – обмолвился Никифор.

Солнце скрылось из виду, воздух сгустился и из низин потянуло холодом. Охотники сняли шкуру с убитого медведя, потом все сложили, все собрали, и кони зашагали из леса. Казаки остались в восторге от охоты.

К вечеру они вернулись в хутор.

***

Летом на Урале все живое пробудилось к жизни. Свежие листья и трава наполнили воздух потрясающим запахом. Дарья вышла из школы, чтобы попрощаться с учениками. Она радовалась, что смогла справиться со школьной работой, и что у нее все получилось. Следом за ней на улицу шумно высыпали дети.

– До свидания, Дарья Ивановна!

– До свидания, дети!

Учеба закончилась, начались летние каникулы. Оставшись одна, девушка чуть-чуть улыбнулась и присела на скамью под липой. Медовые запахи цветущих черемух и яблонь наполнили хутор. Все казачьи дворы утонули в белом цвете.

По синему небу тихо плыли дымчатые облака. На земле отразились их серые тени. Вдруг одна огромная клубящаяся туча властно накрыла солнце и сквозь разрывы яркие солнечные лучи ударили по хутору. Все стихло под утренними лучами яркого солнца. Переливным огнем загорелись стекла хат.

Летние перья солнечных лучей пригрели колени девушки, а вместе с ними раскрытую книгу со стихами Пушкина. Закрыв глаза, Дарья подставила ласковому солнцу смуглое лицо, и оно коснулось к нему горячими губами. Легкий ветерок обвеял лицо, шею и плечи. Благодарно улыбнувшись солнцу и ветру, Дарья по-девичьи помахала им рукой:

– Здравствуйте!

Вдруг на ветке синичка завела веселую песенку. Дарья встала, протянула к ней руки, но птичка, испуганно вспорхнув с ветки, улетела. Скоро солнце разгорелось так хорошо, что девушке стало приятно сидеть и слушать неуловимые звуки природы. Когда девичья душа запросилась в синеву неба, Дарья опустила руку и шумно вздохнула.

Неожиданно нахлынули непрошенные воспоминания. Прошлым летом хутор остался без учителя. И в один из первых осенних дней казаки собрали круг и приняли решение, что детей должна учить Дарья Чернавина. Но девушка наотрез отказалась от предложения. Вечером того же дня хуторской атаман пришел к Чернавиным.

– Иван, нам надо учить своих детей и лучше, чем Дарья нам не найти, – сказал Никифор и под его широкими седыми усами проскользнула чуть приметная улыбка. – Поговори с дочкой, может, она согласится учительствовать.

Иван коротко позвал дочь:

– Дарья!

Дочь вышла к отцу, сдвинув недовольно строгие брови к переносице.

– Атаман просит тебя стать учителем в хуторе. Я уверен, что ты справишься дочка, – ласково произнес Иван.

Внутренне он был рад, что жители хутора доверили своих детей его дочери.

– Попробуй, Дарья. Если не получится – не получится. Тогда другой разговор. Мы будем помогать тебе всем, чем сможем, – умоляюще попросил Никифор.

– Хорошо завтра я приду в школу, – отчеканивая каждое слово, ответила Дарья.

Обрадовавшись, Никифор протянул девушке ключи от школы. Дарья, тяжело вздохнув, с неохотой взяла их. Пока она не передумала, Никифор быстро попрощался и ушел.

Ранним утром Дарья отправилась в школу и сразу же окунулась в работу. Целую неделю она днем пропадала в школе, а вечером допоздна готовилась к урокам на следующий день. Дети полюбили Дарью всем сердцем и говорили своим родителям, что она лучше прежнего учителя. Хотя в первый же день довели ее до слез. Дарья задала ученикам задание, но они вместо того, чтобы готовиться, шумели и разговаривали на уроке. Не выдержав, Дарья расплакалась, ушла в комнату учителя и дети обескуражено замолкли.

Катя Перелыгина хмуро попросила Данилу:

– Попроси Дарью Ивановну вернуться в класс. Скажи, что мы больше не будем, так себя вести.

Когда младший брат вошел в комнату, сестра сидела за столом, прикрыв заплаканное лицо ладонями. Данила, смутившись, суетливо пробормотал:

– Тебя просят вернуться в класс. Сказали, что больше не будут шуметь.

– Иди, Данила. Я сейчас приду.

Нахлынувшие воспоминания перебил звонкий цокот копыт. Дарья сидела на скамье тихая и грустная. Ветер шумно перелистал страницы потрепанной книги. Дарья подняла голову и увидела Никифора верхом на коне.

– Здорово дневали, Дарья! – поздоровался атаман и поинтересовался. – Как у тебя идут дела?

Нестерпимо синие глаза Дарьи широко распахнулись:

– Слава Богу, Никифор Евсеевич. Все хорошо идет.

– Спасибо, казачка, за твою работу. Завтра в школу казаки придут делать ремонт.

Дарья улыбнулась, показав белые ровные зубы.

– И вам спасибо, Никифор Евсеевич, за вашу заботу о хуторе.

– Держи письмо от Платона, только что привез.

Мигом вскочив с места, девушка схватила тонкими пальцами долгожданное письмо и по ее губам снова расползлась приятная улыбка.

– Спасибо!

Атаман ответно улыбнулся. Дарью в хуторе любили. Всегда веселая она всюду вносила тихую радость. Ее красивые глаза действовали на казаков успокаивающе. Никто не мог отвести глаз от ее прямого чистого взгляда. Каждый норовил сказать ей что-нибудь приятное и хорошее. Не было казака раз увидевшего и не полюбившего девушку. Завидя ее, молодые казаки невольно заламывали папахи, а старики, глядевшие на мир грустными глазами, вдруг становились радостными.

Никифор, сдерживая нетерпеливого коня, проехал к церкви, а Чернавина, чуть не запрыгав от радости, ухватилась за исписанный листок обеими руками. Раскрыв конверт, Дарья чуть вздрагивающими губами начала читать письмо. Счастливая девушка читала и перечитывала его бесконечно. Письмо Платона было тоскливым и теплым. Простые бесхитростные слова взволновали ее сердце. Дарье даже почудился ласковый убаюкивающий голос казака. Она просто не могла оторваться от письма! Девушка долго сидела, глядя в синее небо, и бережно гладила листок рукой.

– Бог даст – увидимся! – беззвучно прошептала Дарья.

Ветер принес от церкви приглушенный голос Прохора Селенина:

– Никифор, сходим к Чернавиным, хочу сосватать Дарью за своего сына.

– Да ты что с ума сошел! – раздраженно бросил Никифор – Поздно ты спохватился. Ее сердце занято другим. Она уже Платона полюбила. Это весь хутор знает.

– Но Дарье сватов никто не присылал, – вкрадчиво обмолвился Прохор.

– Не пойду и тебе не советую, – донес ветер ответ Шутемова.

Улыбнувшись, Дарья сложила письмо, пахнущее лекарствами, и убрала его в карман. Платон был стройным, широкоплечим, с русыми волосами и с серыми глазами. Он девушке действительно нравился. Дарья любила его сильные руки, его честный, чистый взгляд и широкую улыбку. Ее радовали задор и живость казака. Впрочем, Дарья тоже уже вся заневестилась. Она ему ни в чем не уступала.

Вдруг девушка услышала чьи-то приближающиеся шаги. Она обернулась на шум шагов и увидела подходящего сына местного купца Банникова. Федор остановился вблизи.

– Мы сегодня покидаем хутор. Отец просит, чтобы вы забрали в школу книги из нашего дома.

– Передай, что я сейчас приду с ребятами, – с живостью откликнулась Дарья.

Девушка собрала детей и вместе с ними пришла к двухэтажному дому купца с колоннами и с парадным крыльцом на церковную площадь. Во дворе стояли три груженые разным скарбом подводы, две пролетки и немногочисленные жители хутора.

Анисим, встретив Дарью на крыльце, шутливо поклонился:

– Проходите в дом.

На первом этаже стояли два больших шкафа для книг. На позлащенных переплетах играло солнце, пахло книжной затхлостью.

Купец густо пробасил:

– Забирай, Дарья, книги. Для них не нашлось места на телеге. Пусть их дети читают.

Дарья взглянула и обомлела – она таких книг в глаза не видела. Даже ничего не понимающий в этом человек сразу бы понял, что это достаточно дорогие книги, потому что они были в добротном переплете. Каких только книг тут не было. В одном шкафу стояли: Пушкин, Толстой, Лермонтов, Ломоносов, Тургенев, Давыдов. В другом шкафу расположились: Жуковский, Баратынский, Соллогуб, Гончаров, Полежаев. И многие другие русские поэты, и писатели, которых Дарья не успела отметить.

– Спасибо вам, Анисим Гаврилович, за книги. Дети очень будут рады, потому что школа не имеет своей библиотеки. Будем рады снова увидеть вас в хуторе. – сказала Дарья. – Счастливого вам пути!

В голосе купца прозвучала робкая надежда.

– Спасибо, Дарья! Бог даст – увидимся.

Дети с радостью понесли книги в школу. Семья купца, уселась на гужевой транспорт, и Анисим начал выводить подводы со двора.

Жители разноголосо закричали:

– Прощай, Анисим.

– Скатертью дорога! Пускай убирается ко всем чертям!

– Куда бежит если вся Россия в огне.

Короткий обоз вышел за хутор и за телегами потянулся шлейф пыли. И вскоре они пропали из виду. Толпа с шумом и говором хлынула со двора. Люди разошлись по хатам, и хутор затих, как перед бурей.

Едва Дарья пришла домой, то сразу увидела, что кошка Лиска с черно-белой шерстью держит в своей пасти серого воробья. Девушка мгновенно подскочила к ней, освободила маленькую птичку из ее острых зубов и выпустила воробья в раскрытое окно, откуда врывался в ее комнату свежий и чистый воздух. Счастливый воробей сделал круг перед окном, что-то радостно прочирикал и улетел в растревоженный мир.

– Передай Платону, что я его очень жду! – прошептала вслед спасенной птичке Дарья и, вытащив благословенное письмо, поцеловала и прижала к груди.

Внутри нее все ликовало: скоро они снова будут вместе.

Ни разу не целованные губы девушки страстно прошептали:

– Приезжай скорей, казак! Я очень жду тебя!

Вечером она пришла на утес и долго смотрела в речную воду и на покрытые лесом берега. Ей так хотелось увидеть своего казака, что она неожиданно заплакала.

– Хоть бы разочек его увидеть! – заломила в тоске руки девушка.

Глубокое чувство день ото дня все сильнее и сильнее охватывало душу девушки. Хотя еще недавно она была совершенно спокойна. С этого дня девушка уже не могла обходиться без Платона ни одного часа. Теперь она отчетливо понимала, что любила только одного казака. Отныне Дарья каждый день засыпала, а утром просыпалась с одним и тем же именем на губах. И это имя было Платон.

***

Перелыгины и Чернавины уже давно приготовились к венчанию Платона и Дарьи. Они хотели справить такую пышную свадьбу, чтобы о ней в хуторе потом долго толковали. В свадебных хлопотах родители Платона и Дарьи даже крепко подружились. Но от Платона долго не поступало никаких известей, поэтому неотступная тревога терзала сердце Дарьи.

Каждый день девушка выезжала на дорогу и, бросив поводья на холку лошади, из-под ладони всматривалась вдаль. Вот и сегодня Дарья Чернавина отправилась на дорогу и, выехав на самый длинный участок дороги, спрыгнула с лошади. Девушка пустила лошадь пастись, присела на придорожный камень и, заслонив ладонью глаза от солнца и сильного ветра, стала безотрывно смотреть в конец дороги. Прошло полдня, но на дороге не появилось ни одного человека.

– «Где же ты, Платон? Я жду не дождусь тебя», – тихий вздох тронул губы Дарьи.

По телу девушки пробежала мелкая дрожь, а на переносице и возле глаз, обведенными густыми тенями, собрались тоненькие морщинки. На красивом лице Дарьи возникла неизбывная печаль. Казачка тосковала и днем, и ночью и лила горькие слезы. Целыми днями Дарья предавалась думам о Платоне, и редкую ночь казак не являлся к ней во сне. Она берегла свои мысли о любимом казаке как святыню. Какая-то неизвестная тоска поселилась в ее душе. С этих пор она стала сдержанной и молчаливой. Скука и печаль полностью овладели девушкой.

Не приносили успокоения ни посещение церкви, ни приходившие скоротать время подруги. Дарья не охотно поддерживала их веселые разговоры. Горькие мысли совсем утомили девушку. Ими она не хотела делиться даже со своими верными подругами. Дарье недоставало ее любимого казака. Без него ей было скучно и невесело. Как рыба без воды, так и Дарья не могла жить без своего любимого казака. Она просто изнывала в одиночестве и не находила себе места.

Девушка бралась за любую работу, чтобы отойти от печали и невеселых мыслей. Дарья всеми силами пыталась исцелиться от тревоги, но они так рвали ее душу, что даже домашняя работа не отвлекала от тоскливых дум. От них в голове девушки туманилось, а сердце будто кипятком обливалось. Исстрадались и мать с отцом, видя, как тает их дочь.

«Что поделалось с ее любимым казаком?? Почему его до сих пор нет? Быть или не быть его невестой? Неужели разлюбил свою казачку? Иль завел себе другую зазнобу?» – спрашивала сама себя девушка и не находила ответа.

Наступил вечер и на землю опустился сумрак. Расползшийся туман, запутался в зеленой траве. Дарья опять возвращалась в хутор ни с чем. Она скакала, не управляя лошадью. Совсем неожиданно Марта свернула к утесу.

– Ты куда, Марта? Впрочем, давай заедем.

Едва лошадь пришла на берег, Дарья соскочила на землю, подошла к краю обрыва и девушке стало страшно. Высота была такой, что можно разбиться насмерть.

«Если ты не вернешься, то мне не жить без тебя» – вдруг мелькнула у нее мысль.

Дарья присела на камень, и долгое время сидела без движения. Устав ждать, лошадь стала нетерпеливо теребить ее плечо мягкими губами и девушка, очнувшись, сказала животному как человеку:

– Счастье, Марта, что вольная птица. Сядет туда, куда ей хочется. Поехали домой, Платон сегодня не вернется.

Лошадь согласно закивала головой и Дарья, легко запрыгнув в седло, поскакала в хутор. Во дворе девушка соскочила с лошади, запустила ее на конный двор и ушла в хату, где ее уже ждал горячий ужин.

Наскоро поужинав, Дарья помогла матери прополоскать и развесить на веревках белье. И едва Дарья легла спать, в комнату тихо вошла Анастасия Васильевна.

– Что ты убиваешься зря? Жив Платон, скоро вернется. Я это чувствую.

– Спасибо, мама. Ты меня успокоила.

После слов матери Дарья засияла радостной надеждой. Грустная и безучастная ко всему дочь немного оживилась.

– Не езди больше на дорогу. Просто жди. Он сам приедет.

– Я бы рада мама быть спокойной, да только меня тревога обуяла.

– Все будет хорошо. Приедет Платон – свадьбу сыграем. Мы вам уже припасли приданое. В сундуке лежит: столовая посуда, постельное и нижнее белье, да и серебро мы скопили для вас. Отец даже револьвер припас Платону. Негоже казаку быть без оружия. Все готово дочка к вашей свадьбе.

– Давай платье померяем?

– Сейчас принесу.

Мать вышла из комнаты и вернулась со свадебным платьем. Девушку охватило сильное волнение, ее щеки раскраснелись. Дарья при помощи Анастасии Васильевны надела красивое платье, подбежала к длинному зеркалу и стала разглядывать себя со всех сторон.

– Ну, как?

– Это платье на тебе хорошо глядится, дочка. Светлый цвет тебе к лицу.