Рассказы для друзей

Покушали, я помылся, и тут зазвонил телефон: «Товарищ лейтенант, на заставе «Кара-Бас» получен пакет. Машина за вами вышла». Это значит, задержали китайца при переходе границы, надо ехать опросить, перевести, что расскажет. Вернулся домой через неделю.

Праздник продолжился. Мы дома, мы вместе – и это праздник.

2015 г.

Юность имени Дзержинского

Они все были стройные, спортивные, весёлые, взрослые, с умными лицами.

Они выходили из этого учебного заведения возле Белорусского вокзала, а я, девятиклассник, смотрел на них с завистью.

Прошло три года, и вот я, рядовой погранвойск, еду в Балашиху, как мне объяснили, «двадцать пятый километр, остановка ДОРНИИ». Там будет подготовка и сдача экзаменов. А потом учёба на иностранном факультете Высшей Краснознаменной школы КГБ при Совете Министров СССР имени Ф. Э. Дзержинского. Такая именитая школа, что Дзержинского пришлось вставить в конец названия, и уже весь СССР получался имени Феликса. Но школа действительно того стоила!

Начальник курса – Александр Афанасьевич Говоров. Со временем начинаешь понимать, что он не только легендарный контрразведчик, участник Сталинградской битвы и один из организаторов контрразведки в партизанских отрядах, но и отличный воспитатель. Со своеобразным тонким юмором.

– Я не спрашиваю, почему Вы опоздали, товарищ слушатель, я спрашиваю, почему вы ОПОЗДАЛИ? Остановилось метро, так летайте самолётом, но опаздывать вы не должны!

– Вы преступно нестрижены! Но Вы же серьёзный человек!

До сих пор ношу документы только в кармане с клапаном и застёжкой. Не терял. И ни разу не опоздал.

Взаимное уважение учащихся и преподавателей. Обращение к преподавателям по имени и отчеству, а не по званию.

Вот полковник Пономарев. Работал в разведке в разных странах, подходит к группе слушателей, стоящих перед дверью, где идёт сдача экзамена.

– Что вы волнуетесь, не бережёте свои нервы? Они вам ещё в будущей жизни очень пригодятся.

Думаем, сейчас расскажет про тяжёлую нервную работу. А он продолжает:

– Для жены, для детей ваших…

Гражданское право, Герой Советского Союза Ларкин. С одной рукой и одной ногой. Для нас, молодых и здоровых, тогда казалось естественным, что Герой – значит не сдаётся, не спивается, а продолжает работать. Даже глупые загадки придумывали: что такое: семь рук, семь ног, одна звезда и одна женщина – это кафедра гражданского права. А Ларкин –один из лучших снайперов Великой Отечественной.

Криминалистика, полковник Ландышев. Рассказывал, как в конце сороковых ему, молодому следователю, объявляли выговоры «За либеральное отношение к подследственным». Когда только пришёл на службу, следователь сказал ему: «Я пойду пообедаю, а ты его коли». На столе лежало шило, Ландышев смотрел на него и решал, как будет увольняться. Когда вернулся следователь, он ему заявил, что живого человека шилом никогда не сможет колоть.

– «Коли» – это вопросы задавай. А не шилом.

Его наука – криминалистика– не пропала даром. Недавно встречался с бойцами, которые служили со мной в Афгане. Они стали вспоминать.

– А помните, как Вы душманский ДШК, что не давал нам жизни, обнаружили?

А я уже и не помню.

– Да как же, нашли в глубоком снегу след от пули, воткнули туда длинную палочку и сказали, куда смотреть через бинокль. Мы сразу и обнаружили грот под арчой.

Так и учил Ландышев.

А преподаватели по иностранным языкам? Они стали для нас просто родными. Мне достался китайский язык. Ещё в Балашихе при поступлении в высшую школу приехали преподаватели отбирать на какой-то козырный иностранный язык. Проверяли слух. Я так старательно спел им песню «Берёзовый сок», что меня объявили годным к изучению китайского. За мной на комиссию шёл мой друг Слава Пугачёв, я его успел предупредить, что проверяют слух для учебы китайского. Слава вышел расстроенный, говорит, что у них могло сложиться впечатление о его неадекватности.

– Спойте песню, любую.

– Извините, мне медведь на ухо наступил, слуха нет. (А учился в музыкальной школе, и со слухом всё в порядке.)

– Ну спойте как сможете.

– Давайте я вам лучше станцую.

– Спасибо, танцевать не надо.

Слава получил английский язык, что и хотел.

Мы использовали жизнь в Москве для культурного развития. Ходили в театры. Один раз Слава умудрился купить билеты в театр Сатиры на все спектакли сразу, мы ходили туда целый месяц, получали удовольствие от игры Андрея Миронова, Анатолия Папанова и других талантливых актеров.

Слава проходил срочную службу в Чехословакии, говорит, на старинной инженерной машине. На руле было нацарапано «На Берлин». Он умел подшутить над товарищами. Едем в метро. Он делает страшное лицо.

– Контролёр идёт, где наши билеты?!

Все лихорадочно начали искать билеты в карманах, потом сообразили, что в метро нет билетов. Или вышел после занятий в фойе школы и подпёр плечом закрытую половинку стеклянной двери. Образовавшаяся толпа начала кричать и толкать эту закрытую дверь, пока он, улыбаясь, не отошёл в сторону.

Военная подготовка – в Балашихе, в лесном лагере. Асфальтированные дорожки, соснами пахнет, а в глубине леса – покореженная взрывами железная дорога. Там во время войны тренировались специальные группы перед заброской в тыл врага. Это нам казалось, что прошло очень много времени с тех пор. 38 лет. А вот для Александра Афанасьевича, начальника курса, это было буквально вчера.

Ночное ориентирование в лесу. Нас разбили по группам, азимуты, пары шагов. Мы попали в одну группу со Славой. Взяли с собой фонарик, карандаши, лист чистой бумаги, транспортир и даже фанерку, чтобы подложить. Добежали до первого ориентира, а дальше стали прокладывать маршрут на бумаге. Нашли конечную точку, определили направление на неё и пошли к намеченной цели. Военная хитрость. По пути пришлось обойти озеро, но конечная точка оказалась на дороге, где уже ждал группы полковник. Мы же не бессовестные, поэтому решили выйти на конечную точку третьими или четвёртыми. А пока замаскировались и стали долго ждать. Вот идёт треск по лесу, выходит первая группа. В лесу вечером был дождь, выходившие из леса были мокрые насквозь. Пришлось нам углубиться в лес и потрясти друг на друга деревья. Потом и мы вышли на ориентир. И долго ждали заблудившуюся группу, пускали сигнальные ракеты.

Или после «штурма штаба противника» и изъятия «секретных документов» бежим за старым полковником, участником Отечественной войны, к «вертолёту», в роли которого автомобиль ГАЗ-66. За спиной тяжёлая рация, полная боевая выкладка. Поворачиваюсь к Саше Филимонову:

– Давай увеличим темп, загоним «старого лося» и дальше все пойдем пешком!

Взвинтили темп, полковник тоже. Мы выдохлись, пошли трусцой. А полковник говорит: «Как хорошо бежать по лесу! Каждый день пять километров бегаю». Мы переглянулись.

Нас приучали самостоятельно мыслить, делать выводы, много читать. Вот преподаватель Попов, «история государства и права СССР»:

– Кто из вас читал «Бесы» Достоевского?

Поднялась парочка рук.

– Как я вам могу рассказывать об истории государства в 19 веке, если вы не читали «Бесов»? Это разговор со стеной!

Прочитали.

Курс был очень дружный. Были ребята с Кавказа, из Прибалтики и Средней Азии. Со всей страны. Однажды на лекции по теме «Торжество советской национальной политики» преподаватель привёл пример:

– Вот посмотрите на наш зал, здесь есть представители всех национальностей нашей страны.

– А евреи? – раздался вкрадчивый голос из зала.

Преподаватель сразу не нашёлся, что ответить.

– Ну кто виноват, что среди нас нет евреев?

Весь зал хором:

– Евреи! – и стали хихикать, как над цитатой из анекдота.

В нашей группе все были очень светлые, приветливые ребята. Вот Андрей Якушев, спортсмен, занимался плаванием, носил короткую прическу и делал по утрам массаж головы щёткой.

– Зачем? – спрашиваю.

– Чтобы не полысеть к 40 годам, как отец.

Не полысел. В свои четверть века получил пулю в голову на центральной лестнице при штурме дворца Амина в Афганистане. Вечером перед штурмом он меньше думал о себе, чем о других. Такой вот был у них диалог с нашим однокурсником Алексеем Гуменным:

– Алексей, там же есть женщины и дети, как мы будем стрелять, чтобы их не зацепить? Я лично постараюсь их оставить живыми.

– Я тоже не собираюсь в них стрелять, спи уже, завтра на месте разберёмся.

Так он и не разобрался.

Андрей Семёнов, он же Сэм, умел рисовать карикатуры, оформлял стенгазеты, которые были произведениями искусства. Левон Абрамян – культурный, приветливый, судьба ему приготовила 10 лет тюрьмы в Армении как результат борьбы кланов за власть; улыбчивый казах Марат Жалмагамбетов– без вести пропал в бандитские 90-е в Алма-Ате. Лучший китаист Коля Амуров, который легко переводит стихи древнекитайских поэтов. Командир нашей группы Саша Филимонов, дослужившийся до больших звезд на Северном флоте, трудолюбивый Володя Жуков. Да все ребята на нашем курсе были талантливые и неповторимые.

Часто нас спрашивают: «Как же вы не сохранили государство? Конечно, общественный строй мог меняться, но государство в его границах, за которое стояли наши предки?»

Мы не были бандитами или нелегальными деятелями. Всё подчинялось командам сверху. Так и должно быть – иначе хаос.

Володя Жуков служил в Москве, я ему адресую этот же вопрос через много лет на вечере встреч выпускников. Что я мог видеть с Камчатки, где служил в это время?

– Да, в Москве состоялось совещание руководства. Там доложили аналитическую справку, что для спасения СССР необходимо арестовать около 1200 активных деятелей, выступающих за развал государства. Тут председатель КГБ Бакатин покраснел и начал кричать:

– Вы что, крови хотите? Не будет этого!

И этого не было. Только кровь ещё и сейчас льётся. Человеческий фактор? Свинский.

Вспомнил, что был у Володи на свадьбе. Его отец вместе с другими бывшими партизанами брянских лесов рассказывал про их боевые дни.

А в средней школе, в центре Москвы, в Бауманском районе, был организован музей партизанской славы, куда партизаны отдали свои письма и реликвии. Спросил у Володи, прошло ведь много лет, работает ли этот музей в школе.

– Ты знаешь, в 90-е годы школа преобразовалась в козырную гимназию. Им нужен был кабинет для чего-то, они закрыли музей.

– А экспонаты раздали родственникам партизан?

– Нет, собрали в мешок и выбросили на помойку. Вот теперь и получили козырное поколение из таких гимназий. «Индиго».

– Ты хоть шум поднял по этому поводу?

– Нет, узнал поздно, и школа своя, где учился, как-то неудобно.

На выпускном вечере наш первый начальник курса Говоров пожелал нам, чтобы у нас были начальники не «добренькие», а строгие, но добрые. Такая и высшая школа была. Добрая. А с начальниками – кому как повезло. Кому –«добрые», а кому – «добренькие».

2016 г.

Зимой на границе

Мы бежали по дороге вдоль контрольно-следовой полосы. Ночь, а светло как днём. Так бывает зимой в степи, в Семипалатинской области.

Там впереди, где заканчивается степь и начинаются горы, на заставе Май-Булак, офицеры даже сани приобрели, чтобы лошадей запрягать и кататься со своими молодыми жёнами именно в такие снежные ночи, когда снег отражает луну, а тишина звенит в ушах. А сейчас он скрипит у нас под ногами, нам ещё скрипеть снегом осталось 15 километров. Мы – это я, молодой лейтенант, и водитель, рядовой пограничник Саша. Если бы не было ветра, то мороз в30 градусов был бы даже приятен. Но ветер, собака. Поддувает под куртку и холодит колени.

Поздно мы выехали. Начальник соседней заставы Решетников предложил дождаться ужина: в этот день забили заставскую свинью и намечались блюда из свеженины. Дождались, пока совсем похолодало. Вода была слита из радиатора ГАЗ-69 и стояла в ведре у повара на плите. Залили перед отъездом, но было слишком холодно, в автомобильной печке сразу подмёрзло.

– Сейчас поедем – оттает, – сказал розовощёкий водитель Саша. Поехали.

Не оттаяло. Он вёл машину, прижавшись лбом к переднему стеклу, где мы процарапывали в изморози маленькую щёлочку, которая сразу замерзала.

Была надежда, что доедем. Но машина начала чихать и заглохла. В баке замерз конденсат.

Немного повозились, пытаясь завести мотор, позвонили на заставу от ближайшего столба с телефонным разъёмом. На заставе один автомобиль оказался на выезде, другой неисправен, предложили пригнать для нас коней. Но мы отказались: лучше сами побежим, как кони, чтобы не замёрзнуть. И вот скачем рысью к заставе «Первомайка».

Там Юра Морданов.

Спокойный, хозяйственный начальник заставы. Только очень невезучий. Говорят, жить будет долго. А может, везучий. На охоте продирался сквозь кусты, а его зам стрельнул из дробовика, подумал, что заяц. И попал. Обоим – выговоры. Потом устроили гонку, кто быстрей по камням: конь с Юрой или УАЗик. Конь споткнулся, Морданова после падения еле откачали. Опять выговор. Потом идёт по селу. Пьяный казах подошёл и закричал: «Это ты был с моей женой!» – и палкой по носу. Вылечили, без выговора. Потом пьяный тракторист на тракторе К-700 въехал в автомобиль ГАЗ-66, там, конечно, Юре прижало ногу, еле вытащили. Я ему сапог разрезал и штанину. Оказалось сильное растяжение и ушиб. Ему потом сапог было жалко. Но это потом, а тогда его невозможно было снять.

Ещё молнией ударило на постоянном посту в горах: стоял возле решётки на окне, смотрел на летний снег. Молния попала в решётку, он потерял сознание. Выжил. Ещё отравился икрой рыбы маринки.

А последнее: пошли мы рыбу бить острогой на речку, куда она заходила на нерест. Огромные рыбины из озера Ала-коль. Рыбу надо было осветить фонарём, потом быстро отвести луч фонаря, чтобы она не проснулась и не убежала, и бить острогой. С нами был подполковник, начальник штаба погранотряда. Вода была не очень прозрачная, и когда мелькнула нога начальника штаба в резиновом сапоге, Юра, конечно, поспешил ударить, пока не сбежала. Посадили мы подполковника на коня вместе с острогой в ноге и поскакали в санчасть вытаскивать. Всё обошлось.

Встретились два начальника соседних застав на рекогносцировке. Молодые, по 25-27 лет, но уже очень взрослые люди. Они ежедневно самостоятельно принимали решения. Надо было организовать всю службу на участке границы и жизнь пятидесяти человек. И питание, и учебу, и быт, и спорт, и развлечения, и праздники. «Сработки» сигнализации, тревоги, задержания нарушителей, красные от вечного недосыпания глаза. Сколько их было, таких молодых офицеров, отдававших все свои силы границе? Тысячи.

А с ними настоящих солдат-пограничников десятки тысяч.

Китайская граница. Тогда было очередное напряжение в отношениях с Китаем, начался китайско-вьетнамский конфликт. И Решетников предлагает Морданову:

– Юра, хочешь, про нас напишут во всех учебниках истории?

– Это ещё как?

– А вот принесём по гранатомету и обстреляем китайский пост. Обстановка сейчас сам знаешь какая. И в учебниках будет написано: «Третью мировую войну начали Морданов с Решетниковым»! Такой пограничный юмор.

Или вот, возвращается с границы тревожная группа, и старший докладывает Решетникову:

– «Сработка» произошла из-за замыкания верхних нитей козырька рыбой!

– Рыбой? Да там и реки нет, вы что, с коня упали?

– Рыбу принёс большой орёл, положил на провода и стал расклёвывать!

Пока вспоминал и смотрел на сверкающий снег и лунный свет, прибежали на заставу. Водитель побежал греться в баню – суббота, баня с парной натоплена. Оказалось, подморозил пятку. А меня совсем от холода развезло: вырвало, заболела голова. Померили температуру – 35 градусов. Позвонили в погранотряд доктору. Дали мне трубку.

–За тобой присылать вертолёт, или ещё выдержишь?

–Да должен выдержать.

–Пусть тебе дадут грамм 150 коньяка и укроют тулупами.

–Коньяка нет, есть спирт.

–Ну разведите водой спирт.

От спирта температура выросла до 36 градусов, и стало совсем хорошо.

А приятно было, что за тобой стоит огромная страна, много хороших людей, готовых полететь тебя спасать. Бесконечная граница с заставами, где собрались добрые, мужественные парни, которые очень рано взрослели.

2015 г.

На Памире

Его фамилия Соколов. Он лейтенант из старшин, закончивших офицерские курсы. Мы встретились с ним на заставе «Маил Толгазы», что в переводе с казахского означает «мыльная земля». Да, весной и во время дождя она становилась мыльной. Но был конец лета, и в окно канцелярии видна была белая поверхность солончака с выступившей на поверхность солью. Ни намылить, ни смыть. Деревья на заставе пытались сажать даже в больших полиэтиленовых мешках, но соль проникала, и деревья засыхали.

Соколова перевели на эту забытую богом заставу с высокогорья по состоянию здоровья.

Он простудил почки. (Такой вот курорт подобрали для выздоровления.)

Я попросил подробно рассказать, как это произошло, для моей коллекции пограничных рассказов. И вот что я услышал.

–Больше я не надеваю синтетических носков. Это из-за них я простудился. Четверо бойцов не простудились, они были в теплой обуви, а я в офицерских сапожках и синтетических носках. Так ведь и выехал с заставы только поменять постоянный пост в горах.

Ехали на автомобиле ГАЗ-69. Был такой легковой автомобильчик с тентом, если кто не знает. Горы красивые, все в снегу. Дорога была вырублена в скале, на склоне глубокого ущелья.

Ехали молча, я думал о чём-то хорошем, о семье. Вдруг впереди упала белая пелена, как туман. Я давно в горах, сразу понял, что сейчас пойдёт снежная лавина. Крикнул шофёру: «Назад!» Но было поздно, лавина была огромная, сзади уже полетел снег. Нашу машину подхватило с дороги, как щепку, и понесло вниз.

Запомнилось, что летели мотором вперёд, кто-то при ударе лавины лбом включил щётки дворников (они включались тумблером над передним стеклом), а водитель отчаянно вращал руль то в одну, то в другую сторону. Наконец автомобиль упёрся в какую-то скалу и развернулся боком к лавине. Снег стал вытеснять нас из машины. Я увидел, как мелькнули мимо моего лица сапоги водителя, потом и меня выбросило неизвестно куда. Через секунду с удивлением заметил, что темно, но руки и голова в свободном пространстве. Пощупал вокруг и понял, что лежу под машиной. Рядом чьи-то ноги. Я начал раскапывать, оказался сержант, командир отделения. Вместе мы стали копать вокруг, нашли двоих бойцов. Четвёртого не могли найти. Достали из автомобиля две лопаты, продукты, которые везли на пост, паяльную лампу. Пытались топить снег этой лампой, но кислород сразу выжигался, и нечем было дышать, так что работали только лопатами. Долго решали, в каком направлении копать, чтобы не упереться в скалу. И начали прокладывать тоннель под небольшим углом вверх. С направлением работ нам очень повезло: через несколько минут наткнулись на четвёртого солдата, который был жив и здоров, только замерз и сильно упал духом, ждал смерти. И запах от него шёл не самый лучший. Привели его в чувство и поставили в общий график работ: каждый копает два часа, потом отдыхает. Знали, что нас ищут, стреляли, но понимали, что слой снега сверху очень большой, нас не слышат. Сначала отдыхающая смена возвращалась к машине, но на вторые сутки начались обвалы в нашей норе, и мы приняли решение держаться всем вместе. Очень понравилось, что бойцы в трудную минуту сплотились, никто не сачковал, поддерживали друг друга. Руки у всех были стерты до крови, но никто не жаловался. На третьи сутки уже работали по мере сил, непрерывно копать не могли. Я сел и пытался пробивать ногами снег. И вдруг увидел свет! Все сразу оживились и быстро выкопались на поверхность. Метрах в двухстах от нас большая группа солдат во главе с подполковником, начальником тыла погранотряда, пыталась нас найти. Увидели, обрадовались, подошли к нам. Подполковник осмотрел нас и спросил, где ещё два автомата. Я ему ответил: «Там» – и показал вниз. Он дал команду двум солдатам спуститься по ходу и искать оружие. Я ему сказал: «Не советую, там всё обваливается». Но он поступил по-своему. Хорошо, что ход обвалился в самом начале, и полезших туда солдат откопали всего за час.

Соколов закончил рассказ и посмотрел через окно на белеющий солончак, про который здесь говорили: «Зимой и летом одним цветом».

– Тебя хотя бы наградили за мужество и спасение своих солдат?

– Нет, сказали, что за утрату двух автоматов не будут наказывать, раз уж все спаслись.

За окном начался ветер, который погнал по соленой степи ажурные шары сухого растения – перекати-поле.

– Завтра опять систему на границе надо будет чистить от «перекатиполиков», – вздохнул Соколов.

2015 г.

Для Андрея Семенова, то, что рассказывал ему 35 лет назад

Чтобы увидеть самую красивую звезду, надо поехать в казахскую степь зимой. Там, со стороны Китая, она взойдет над горизонтом. Переливается розовым и зелёным светом, а называется – Сириус.

– Давай поедем поохотимся на лису,– предложил начальник заставы.

– Не езди с ним, – посоветовал зам по боевой подготовке.

– Почему?

– А ты представь, мороз 20 градусов, ветер, на шее автомат, в одной руке у тебя включённая фара, другой цепляешься за борт подпрыгивающего по полю ГАЗ-66, будут течь, извини, сопли, а вытереть их не сможешь даже рукавом, так как руки заняты. Испытаешь истинное наслаждение от охоты.

Всё так и было. А лисы оказались грамотные, убегали в тонаправление, куда стрелять нельзя – или в сторону Китая, или в район нашего тыла. Зато какой красивый был Сириус! И тишина, когда машина застряла в глубоком снегу и мотор заглушили. И днём красиво.

Вот едем по степи на УАЗике одного такого вредного подполковника. Начальник разведки Шумаков и я, молодой лейтенант, с командировочными вещами, с пистолетом на боку и со знанием китайского языка. Китайцы по старым договоренностям перегоняли по нашей территории свой скот в обход гор. Вон там впереди китайские пастухи сидят вокруг костра, что-то варят. На привале.

– Как поздороваться по-китайски? – спрашивает подполковник у начальника разведки.

Тот подмигивает мне.

– Цюй гэ ципа.

– Цюй гэ ципа, цюй гэ ципа, – повторяет подполковник, чтобы не забыть. (На самом деле, это китайское ругательство, эквивалентное нашему «пошёл ты на хрен».)

–Водитель, остановись возле них, – командует подполковник. Открывает дверь, маленький, толстенький, с красным лицом, как синьор Помидор из сказки, приветливо, как ему казалось, улыбается.

– Цюй гэ ципа!

Пастухи схватили свои палки и начали ими угрожать.Улыбка слетела с лица подполковника. Колобком метнулся в машину.

– Поехали!

Повернулся к Шумакову.

– Вы мне что-то не то сказали!

Спрашивает у меня, что значит «цюй гэ ципа».

– Это вежливая форма приветствия, с пожеланием легкого пути.

– А почему они так отреагировали?– спрашивает у Шумакова.

– Я предполагаю, что это выходцы из недружественных племен Синцзян– Уйгурского автономного округа Китая (тоном ведущего из передачи «Вокруг света»).

А вот мы с офицером разведывательного отдела приглашены в семью знатных казахских животноводов. Нам приготовят традиционное казахское блюдо – бешбармак. Пришли, разулись, сели на ковёр к большому круглому столу с очень короткими ножками. Хозяева принесли огромное блюдо с мясом и лапшой и устроились вокруг стола. Есть надо без вилок и ложек, руками. Казахи, конечно, мусульмане, но водку употребляют. Им лично на этот счёт пророк ничего не говорил. Понять его можно – разве докричишься в степи до каждого?

Разлили по стаканам. Самый старый аксакал произнёс тост за пограничников, которые глаза и уши народа. И в знак уважения мне дали круглый глаз, по-видимому, коровий, а товарищу досталось ухо. Я ему позавидовал: грызть вареное ухо вполне можно, если чуть напрячь свою волю, ну и настроиться философски. Не противно же нам куснуть за ухо любимую женщину. А глаз – нет. Глаз, казалось, смотрел на меня и знал, что я его не съем, потому что я боялся даже на него смотреть. Мы так и не встретились взглядами. Варианты поведения в голове не возникали. Скинуть незаметно под стол? Так скатерть свисает со стола до самого пола. Что же разведчик будет делать с ухом? Вот он, как ребёнок в игре, поднес ко рту и понарошку покушал это ухо. А во время очередного тоста потянулся рукой за бешбармаком. Я следил за руками «фокусника». Он быстрым движением выкопал в лапше ямку, похоронил нежеланное ухо. Ловко подменил его на кусок мяса. В следующий тост такой же фокус проделал и я с глазом. Но тут мне дали очередной деликатес: какую-то голубоватую жилу. Я её добросовестно пытался укусить, но она оказалась упругой, как резина.

– Её не кусать, а сосать надо за щекой,–улыбнулся хозяин.

– Я такого не встречал, какая это часть туши коровы?