Тайна философии Гегеля. Язык и стиль мышления в «Феноменологии духа». Краткий комментарий

Правда, и у самого Гегеля о субстанции говорится далеко не в схоластическом смысле, потому что в его время это понятие относилось уже к числу устаревших. Хотя даже еще у Канта можно уловить отголоски представлений о субстанции как лежащей в основе всего среде или как универсальной сущности всех вещей, которая, таким образом, не может быть предикатом высказываний, а только субъектом (потому что она объясняет другое, однако сама не объясняется), но к Гегелю такое понимание относить уже нельзя даже в зачаточной форме. Термин «субстанция» тем не менее используется им, причем широко и не без пользы. Его содержание близко к тому, что говорит о субстанции Фома Аквинский в работе «О смешении элементов». Субстанциальными у этого средневекового схоласта называются такие свойства элементов, скрытых в глубине природного мира, которые остаются неизменными при смешении их между собой.

Гегель тоже говорит о субстанциях и субстанциальных свойствах и семьи, и корпораций, и государства, и еще многого другого, подразумевая такие свойства этих институтов, которые, будучи устойчивыми, не позволяют им растворяться в общественном целом. Немаловажно, что свойства, называемые субстанциальными, открываются только после достаточно углубленного анализа, стало быть, пользуясь гегелевским языком, даются не непосредственно, а опосредствованно, или являются каждый раз положенными (выведенными) и ни в коем случае не внеположенными (всего лишь провозглашенными).

Начинается этот пункт с того, что отвергается учение Спинозы, согласно которому мировая субстанция есть бог, ибо это можно понимать и как растворение природы в боге, и как растворение бога в природе. Ни то, ни другое неприемлемо для идеалиста Гегеля и потому он предпочитает наделить субстанцию признаками субъекта.

В общем-то это обычное религиозноье понимание, согласно которому бог есть прежде всего некоторая личность. Но только здесь такое понимание соединяется с представлением о боге как универсальной среде, в которую погружено все существующее. В отношении божества синтез субстанции и субъекта подобного рода выглядит очень искусственным, ибо просто-напросто провозглашает духовное и материальное чем-то одним. Однако такое понимание единства субъекта и субстанции переноситься и на другие в первую очередь общественные явления, будь то государство или какой-либо институт в нем вроде купеческой гильдии, цеха ремесленников или ещу чего. Они и в самом деле могут рассматриваться, с одной стороны, как простое скопление людей, наделенных только собственными, стихийными, хаотическими влечениями, и в то же время, с другой стороны, в лице своего руководящего слоя (который тоже всегда имеется) то же скопление людей ведет себя как некоторый индивидуум, наделенный сознательными намерениями, применительно ко всем другим помимо божества явлениям указанное понимание субстанции в единстве с субъектом намечает подход, которым изображение общественных и природных явлений довольно органично вписывается в созданное Гегелем философское учение.

Следующее далее его краткое разъяснение насчет толкования субстанции и абсолюта не должно у нас теперь уже вызвать затруднений для понимания, потому что там нетрудно увидеть только что отмеченные мотивы. «Живая субстанция, далее, есть бытие, которое поистине есть субъект или, что то же самое, которое поистине есть действительное бытие лишь постольку, поскольку она есть движение самоутверждения, или поскольку она есть опосредствование становления для себя иною {в качестве субъекта субстанция сама планирует собственные преобразования}. Субстанция как субъект есть чистая простая негативность, и именно поэтому она есть раздвоение простого, или противополагающее удвоение {сначала анализ выявляет в субстанции противоположности}, которое опять-таки есть негация этого равнодушного различия и его противоположности {затем приходит понимание того, что обособление противоположностей искажает их действительную роль}; только это восстанавливающееся равенство или рефлексия в себя самое в инобытии, а не некоторое первоначальное единство как таковое или непосредственное единство как таковое, – есть то, что истинно» {в результате возникает представление, точнее, понятие субстанции, в котором противоположности гармонично дополняют друг друга в составе сложного органического целого}.

Понимание субстанции, а также и абсолюта как образующих некоторые единства с субъектом прямо и непосредственно означает, что в последующем анализе различных общественных институтов любой из них после выявления его субстанциальных свойств представляется непременно таким, в котором имеются интеллектуальные силы, занимающиеся осмыслением деятельности такого института. Кто-то, придерживаясь тех или иных обычаев и обрядов, одновременно также и осмысливает их, кто-то точно так же составляет учение о гражданском обществе, не устраняясь, однако, от участия в его жизни, и так далее. И если при этом вырабатываются какие-то рекомендации насчет разумного поведения, Гегель в соответствии со своей манерой изложения скажет, что их вырабатывает субстанция (в одном случае нравственная среда, в другом – общество), а это и означает, что она ведет себя как наделенный сознанием субъект. Каждый предмет после его достаточно полного раскрытия оказывается самостью и множество предметов после обнаружения у них сколько-нибудь тесного сплочения оказывается субъектом. В основном под субстанцией имеется в виду состав (семьи, общины и так далее). Развитая субстанция в состоянии отчуждать от себя субъект как самостоятельнрый институт. У страны субстанцией выступает население, субъектом правительство, у религиозной общины это миряне и клир, у семьи – домочадцы и их глава.

Очень характерно в этом смысле выглядит изображение в финальной части всей книги перехода от язычества, греческая разновидность которого в «Феноменологии» называется художественной религией, к монотеизму. «Через художественную религию дух из формы субстанции перешел в форму субъекта», говорится в том отделе, который называется «Религия откровения». Имеется в виду, что в язычестве божественность растворена во множестве персонажей и в этом смысле представляет собой их субстанцию, так как каждое в отдельности божество несет в себе лишь частицу или сторону всей ее абсолютной природы. С переходом к христианству бог очеловечивается и все божественные атрибуты, рассеянные до этого в указанной субстанции, теперь собираются в один единственный персонаж и становятся, таким образом, субъектом – как в том смысле, что они теперь сведены в одну личность и превратились в ее индивидуальным характер, так и в том, что они теперь сознательно управляются.

Здесь в предисловии бог или Абсолют, рассматриваемый в качестве субъекта, наделяется заботой о любви и мировом моральном порядке, стало быть, обращенным опять-таки к сфере нравственной субстанции, которая через его надзор становится хотя бы частично сформированной сознательным вмешательством. С более широкой теоретической точки зрения слияние субстанции с субъектом представляет собой не что иное, как самореализацию понятия в его гегелевском толковании.

Поскольку в неорганической природе субстанция тоже выступает в сопряжении с субъектом, то тут можно говорить о хорошо замаскированном гилозоизме, ибо допустимыеп в таких субстанциях начатки целесообразности и самодостаточности есть ни что иное, как признаки живой материи.

Следствием такого понимания предстает противоречивое изображение Абсолюта. Правда, сам Гегель объявляет такое противоречие всего лишь кажущимся, что вообще-то выглядит непоследовательной уступкой тем взглядам, которые его диалектическая методология отвергает. «Об абсолютном нужно сказать, что оно по существу есть результат, говорится у него здесь, – что оно лишь в конце есть то, что есть оно поистине. Как бы ни казалось противоречивым [положение], что абсолютное нужно понимать по существу как результат, но достаточно небольшого размышления, чтобы эта видимость противоречия рассеялась».

И действительно, не требуется больших пояснений, чтобы уразуметь несовместимость только что приведенных указаний с обычным учением о боге. Скажем, Кант иногда называет бога абсолютно необходимой сущностью, потому что его необходимость ничем не обусловлена и никак не обосновывается; являясь первопричиной всего или «безосновной основой» существующего, он представляет собой совершенную простоту и полную непосредственность. И для Канта, также как и для Шеллинга, выражать понятие бога через другие равнозначно отступлению от принятого ими взгляда, равнозначно, следовательно, противоречию и абсурду, ибо получится, что понадобится обоснование тому, что провозглашено не нуждающимся в обосновании. Такая точка зрения выглядит обычной и привычной и вроде бы не может вызвать возражений.

Но и Гегель, со своей стороны, тоже прав, когда говорит, что «выдавать свое абсолютное за ночь, в которой, как говорится, все кошки серы, есть наивность пустоты». Каким бы истовым ни было религиозное сознание, оно и в самом деле не удовлетворится пустопорожним представлением о таком боге, ибо «это слово само по себе есть бессмысленный звук, одно лишь имя». И чтобы прояснить его понимание, надо что-то приписать ему («Только предикат говорит, что есть он…»). И каждый раз, когда называют божество вседержителем, всеблагостью, всесвятостью и тому подобное, подкрепляют свои утверждения доводами, указывая тем самым на причины и основания таких утверждений, то явочным порядком отступают от своего собственного первоначального мнения насчет непостижимости абсолюта.

Если представить вносимые Гегелем поправки в обобщенной форме, то получится, что диалектический подход строится на том непреложном обстоятельстве, что и абсолют, и простота и непосредственность – только познавательные идеалы, которым ничто не соответствует во внешнем мире. В реальной действительности или, пользуясь языком Гегеля, в наличном бытии они встречаются лишь в некотором единстве, в сплетении как между собой, так и еще со многим другим. Абсолютное мы знаем только через относительное, простота есть результат аналитического разложения сложного, непосредственность – сторона или часть опосредствования. На них, получается, следует смотреть как на некоторые конструктивные элементы для выстраивания сложных по содержанию и форме логических конструкций и вне таковых они вообще не имеют никакого содержания.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.