Сказки про Выхухоль. Основано на реальных событиях

– Так глубокая же заморозка. Почти овощ. Но сознание частично сохранялось. Лежал в вашем доме, уважаемый преждерожденный господин Борис, кое-что слышал, кое-что видел… Кто на мне топтался, кто на мне кое с кем барахтался, – Мотылек подмигнул Борису круглым глазом.

– Это что такое ты видел? – забеспокоился Борис. – Кто барахтался? Никто не барахтался вообще-то.

– А Клава из Насадкино? А Настя, продавщица? А туристка заблудившаяся? Как ее… Варвара, искусствовед?..

– Чего ты несешь такое!? – возмутился Борис, покосившись на Выхухоль, заваривавшую новую порцию чая. – Какие туристки?

– Да ладно, дело житейское, чего там, замнем для ясности, – усмехнулся Шелкопряд и взмахнул примятыми крыльями, охлаждаясь. – «Девицы, красавицы, душеньки, подруженьки…» «На пароходе музыка играла…»

– В самом деле, Борис… не приставай! – Выхухоль налила в чашку зеленый чай и поставила поближе к Мотыльку. – Ты лучше подумай, как его назад в Китай вернуть. На родину.

– Вообще-то мне и здесь неплохо, – сказал Сяо-цань. – У вас же этих… экспатов уважают. Карьера, возможности. Мы здесь растем быстро.

– Ну, это верно, – сказала Выхухоль. – Рыбка у нас японская уже есть, Змейка Гремучая неизвестно откуда, щербатая наша красавица… Мальчик… Одним меньше, одним больше… Тем более такой симпатичный. Ух! Малюська такая ма-а-люсенькая!

– А вот сюсюкать не надо, – сказал Шелкопряд.

– Да ты не волнуйся, вырастешь быстро, вес наберешь, у нас местность такая, все как на дрожжах растут.

– А я и не волнуюсь, у меня нервы стальные, не то что у некоторых, – Мотылек посмотрел на Бориса.

– Да ну вас, – сказал Борис. – Делайте что хотите! Хотя… Давайте я Васелине позвоню. Она стюардесса, в Китай летает. Попрошу ее, в баночку тебя положим, в сумку засунем – и вперед. То есть назад, в Китай.

– Не хочу я в баночку! Я тебе что – анализ, что ли? И вообще, это… Не надо суетиться! – Мотылек нервно отпил из чашки, подергивая крылышками. – Это… Не гони коней, ладно! Кстати, мед у вас есть?

– Меда ему… – сказал Борис. – Может, тебе еще коньяка армянского принести?

– Борис! – строго сказала Выхухоль.

– А что, армянский есть? – спросил Шелкопряд. – Только мне крепкого ничего пока нельзя. Вот сил наберусь…

– Это я так. Мед ему подавай… Ладно, сейчас принесу. – Борис вышел из скворечника и пошел к себе в сарай, там в тазике лежали соты со свежим медом, подарок Пасечника. Пасечник любил свежую рыбу, и Борис его регулярно снабжал из очередного улова.

«Ишь ты, наблюдатель нашелся… И чего такого он мог у меня слышать? – думал Борис. – Все-таки надо его от греха подальше домой вернуть. В лоно родины, так сказать. Китай уже Гонконг вернул, с Макао вместе, пусть и мотыля своего забирает. У нас своих мотылей хоть отбавляй!»

Из скворечника донеслась китайская песня «Жасмин». Голос у Шелкопряда был тоненький, пронзительный.

«Коньяк надо бы подальше убрать», – подумал Борис.

Выхухоль и душистые грибы сян-гу

Выхухоль, Борис и Шелкопряд Сяо-цань, он же Мотылек, пошли в лес прогуляться.

Сяо-цань сидел на плече у Бориса, свесив ножки, и озирался по сторонам. Ему все было интересно.

– Надо бы нам бизнес замутить, – сказал он.

– Какой бизнес? – спросила Выхухоль.

– Ну, я тут прикинул, какой здесь может быть бизнес. Кругом же лес. Как там в песне: «Много в ней лесов, полей и рек…»

– И что?

– Надо грибами заняться. Продавать. Но грибы нужны ценные.

– У нас тут белые есть, – сказал Борис. – Я места знаю, от опушки отойдешь метров на сто, в прогалах, в августе или в сентябре, если повезет, можно много набрать…

– Не, – сказал Мотылек. – Не! На белых много не заработаешь.

– А на каких заработаешь?

– Лучше всего, конечно, на подземных грибах. Их со свиньями еще ищут. На аукционе за доллары продают, за евро.

– Трюфели, – сказал Борис.

– Вот-вот, они самые. А еще лучше – душистые грибы сян-гу. Это вообще будет писк! Рестораны в очередь встанут.

– Первый раз слышу, – сказал Борис.

– Еще бы. Сян-гу – это сапроторфный микромицет.

– А по-русски?

– По-русски? Значит – на гнилых деревьях растут. И страшно целебные. Всё лечат. Фактически. Все болезни, от макушки до пяток. – Мотылек нагнулся и почесал пятку. – Японцы от них тащатся.

– А как мы их продавать будем? Мы же не японцы. У нас эти твои сян-гу никто не знает.

– Будем рекламировать. Оздоровительные грибы высшей категории. Укрепление живительной энергии «ци», освобождение от вредоносных частиц «ша». У вас же на это клюют? На всякую хрень?

– Клюют. У нас на всё клюют, – грустно сказал Борис, вспоминая свой опыт по приобретению чудодейственного целебного браслета из китайского «метеорита». Браслет был дорогой, а вот помог он или нет, Борис до сих пор не понял и старался про него не вспоминать лишний раз.

– А реклама будет простая и доходчивая, – продолжал увлеченно Мотылек. – В русском стиле, конечно. Ролик будем крутить примерно такой: я как бы заболею, лежу, весь такой бледный, весь укутанный, вы мне лекарства суете под нос, малиновое варьенье, мед…

– С коньяком? – спросил Борис.

– Это потом обсудим… С коньяком можно, с водкой, с маотаем. Ну так вот. Я в рекламе лежу, значит, а вы мне питье теплое подносите, горло закутали, и то мне, и сё, а я весь такой слабенький, «кха-кха-кха». А не берет! Болезнь не отступает. Тут крупным планом коробка с грибами. Борис их варит.

– Почему я варю? – спросил Борис.

– У тебя вид внушительный, усы. Хорошо бы еще очки добавить, в толстой оправе. Будешь в белом халате, со стетоскопом. Все поверят. И вот мне дают этот грибной отвар, я пью – и на глазах щеки розовеют, кашель проходит, я вскакиваю на коня…

– А почему на коня? – спросила Выхухоль.

– Красиво чтобы было. Все ждут принца на белом коне. Но это не принципиально, можно и на мотоцикле, понавороченнее. Подкатываю, снимаю шлем, а камеры ко мне телевизионные: чем лечились? Я говорю – вот душистым грибом сян-гу. Ну и крупным планом наши микромицеты. Добавим что-нибудь из фэншуя, легенду сочиним, мол, императоры лечились. Клиенты валом повалят.

– Н-да. А что, может быть, – Борис снова вспомнил про свой браслет.

Тем временем они углубились в лес. Солнечные лучи наискосок просвечивали сосны, елки и ореховые кусты. По заросшей мелкой березой и орешником просеке они вышли на Солнечную поляну – любимое место Выхухоли. Поляна была круглая, с бузиной и малиновыми кустами по краям, и хотя скрывалась в чаще леса, всегда солнечная, светлая. Солнце обходило ее по кругу с утра и до вечера. Поляна лежала с легким наклоном – дальше вниз шагали через буераки темные ели, спускаясь в глубокий овраг, извилистый, потаенный, непродуваемый, где в разгар летнего дня становилось душно от цветов. Где-то за оврагом жил Мальчик…

– Это все, конечно, интересно, деньги лишними не бывают. Крышу надо чинить, колодец почистить, а лучше скважину сделать, плащ Мотыльку купить, валеночки на зиму… – сказала Выхухоль. – Смотри, сколько малины!.. Вот только один вопрос: у нас есть этот твой душистый гриб? Он у нас водится?

– Ну, так это… – Шелкопряд заерзал на плече Бориса, сдвинул красную бейсболку, которую ему нацепила от солнца Выхухоль, пригладил вихрастую макушку. – Так поискать надо. Или разводить будем, они под соснами растут. Нет проблем!

– Съешь-ка лучше малинки, бизнесмен. – Выхухоль сорвала с низкого кустика на припеке две самые спелые, светло-розовые, просвечивающиеся на солнце ягодки и сунула ему в рот.

– Вкусно?

– Очень! А может, нам малину продавать? Сначала свежую, потом заводик поставим, глубокая переработка, варенья всякие, джемы, муссы, настойки, с торговыми сетями завяжемся…

– Настойки – это правильно. Это верно… Идея вполне здравая. Вот только с малиной этой конкуренция большая, – сказал Борис.

Прошлым летом на железнодорожной станции, куда он в сложный финансовый период носил продавать малину, конкуренты подбили ему глаз и порвали любимую спортивную куртку с надписью «РОССИЯ» на груди. Россия разошлась ровно наполам, между двумя буквами «С».

Борис, правда, тоже ушел не с пустыми руками: уже дома обнаружил в кармане с корнем вырванный в схватке круглый значок с заснеженной вершиной, перекрещенной альпенштоком, с голубым небом и медными буквами «Альпинист СССР». Знающие люди сказали Борису, что ему повезло, что значок редкий и ценный, и теперь он берег его в фарфоровой дедовской шкатулке вместе с другими драгоценностями: агатовыми запонками, серебряной галстучной заколкой, нефритовой цикадой и ножиком немецкой фирмы «Золинген». Его он нашел в лесу, кстати, собирая грибы. Нож был старый и ржавый, но когда его Борис отмочил в керосине, оказался острым – хоть куда.

– Казино, может, тогда откроем? – спросил Шелкопряд.

– Запретили у нас казино.

– Да что ж у вас все запрещают! Ну, тогда давай лес продавать, кругляк необработанный, самовывоз! Смотри, сосны какие. Под срубы. Индивидуальное строительство, молодая семья, материнский капитал…

– Я тебе дам наш лес продавать! – сказала Выхухоль. – И так весь лес в Сибири китайцам вашим продали!

– А кто мешает не продавать? – удивился Мотылек. – Кавалер без согласия барышни танец с ней не станцует.

– Тоже мне, кавалер нашелся. Ладно, давай к дому поворачивать, солнце уже садится. И вообще, Борис, не морочил бы ты Мотыльку голову всяким бизнесом! Ему еще окрепнуть надо.

– Это кто кому морочит, – огрызнулся Борис.

– Ах ты, худышка моя, – сказала Выхухоль и погладила Сяо-цаня по бейсболке. – Бизнесмен… Вот, лучше еще малинки съешь. Кушай, кушай! Ишь, как извозюкался, малюська моя, ух-ти…

– Ну вот, опять начинается! – сказал Мотылек. Но малину съел с удовольствием

Выхухоль, Мотылек

и книги о природе

Жарким полднем Мотылек Сяо-цань лежал на веранде в кресле-качалке и читал «Жизнь насекомых», толстенный том с цветными иллюстрациями.

– Интересно пишут? – спросил Борис. Так спросил, для разговора. Он сидел на широкой и толстой деревянной скамье, лицом к саду, разложив на круглом столе лески, крючки, поплавки, грузила, и готовил удочки к вечерней рыбалке. Это было его любимое занятие, святое дело, наравне с рыбалкой, и неизвестно еще, что было дороже. Выхухоль дремала рядышком на другой скамье, у поперечной стенки веранды, прикрытая пестрым лоскутным пледом, подаренным на день рожденья соседкой Татьяной.

– Много надуманного, – сказал Шелкопряд, брезгливо прелистывая страницы. – Сплошная физиология, копание в мелочах. Ух, жарко! Единочаятель мой Боренька, принеси еще лимонада!

– Какой я тебе Боренька? Я тебе Борис Леонидыч.

– Под Пастернака косишь?

– Но я правда Борис Леонидыч, – обиделся Борис. – С детства еще!

– Смотри, пишут здесь всякую хрень… Что шелкопряды находятся на низкой ступени эволюционного развития, что они малоподвижные, необщительные, неразборчивые в связях, духовно неразвитые! Тьфу! – Мотылек сплюнул через перила веранды, сдвинул со лба на нос солнцезащитные очки и уставился на небо над лесом. – Я бы на месте авторов написал в предисловии: «Герои книги вымышлены, и любое сходство с живыми или умершими реальными лицами – результат случайного совпадения».

– Ну, тебе виднее, – сказал Борис раздумчиво и отстраненно, как бывает, когда не слушаешь собеседника. Он рассматривал леску на удочке, растягивал, пробуя на разрыв, и решал, надо ли ее менять на новую.

– Вот видишь на небе солнце? – продолжал Мотылек. – Видишь, Боренька?.. Э-э, Борис Леонидыч.

– Конечно, вижу! Кто его не видит?

– А пятна на нем видишь?

– Откуда? Я же не телескоп. – Борис принялся привязывать крючки к поводкам, любуясь попутно новыми поплавками, купленными за бешеные деньги в магазине «Рыболов» на Таганке. Поплавки были настоящим произведением искусства: тонкие, длинные, изящно расчерченные красными, черными и белыми полосками.

– Вот! – Шелкопряд задрал вверх указательный усик. – А в этой книге (он хлопнул по «Жизни насекомых») только одни черные пятна, а солнца-то и не видно.

– В смысле? – спросил Борис.

– Без всякого смысла. Правда в том, брат…

– В силе?

– Ну, в силе – понятное дело, но – не-е-ет!.. – Мотылек потянулся и почесал под мышкой. – Тут дело в другом. Правда – она в любви. А где в этой книги любовь?

– Ну, там, наверное, есть, как вы там… потомством, детенышами… обзаводитесь, личинками то есть…

– Ты про половые контакты? Это примитив. Простейшее продолжение рода. Я о любви всеобщей, всеохватной, планетарной, ноосферной, как писал Вернадский.

– А он писал?

– Писал, писал. Но тоже не охватывал.

– А ты, значит, охватил? – Борис закончил менять снасть и пошел пробовать правильность огружения: опускал леску с поплавком и грузилом в большую ржавую бочку с дождевой водой, стоящую у крыльца веранды. Надо было, чтобы поплавок под тяжестью грузила торчал над поверхностью не слишком высоко. Это значило, что рыба почти не почувствует веса грузила и приманки и легко попадется на крючок. Но грузило оказалось слишком тяжелым, поплавок скрылся в воде с головой и не думал показываться. Борис чертыхнулся и вернулся к столу, перевязывать, облегчать грузило.

– Охватил, охватил… Помнишь, у Элтона Джона, «Похороны для друга», «Фьюнерал фор э френд», три с половиной минуты там медляк, гитарный запил такой неплохой, а потом фано вступает с ударными, остинатно долбит так, что башку сносит, та-та-та-та, та-та-та-та! – Мотылек побарабанил крылышком по креслу. – Хотя дальше там, середина и концовка – так себе, где он петь начинает, ничего особенного, можно не слушать… Но вот эта минутка, где фано вступает… Да, есть вещи посильнее Фауста Гете. – Он взглянул на Бориса.

– А ты что, английский знаешь? – прошепелявил Борис, он привязал новое грузило и как раз откусывал лишний кусок лески, косясь на Выхухоль. Та все время его ругала за такие откусы…

– Я? Откуда? С чего ты взял? – Мотылек снял очки и пристально посмотрел на Бориса. – Так, китайский немного. Врожденный. На детском уровне.

– Ну, фьюнерал этот, Элтона твоего Джона. Да еще так произнес, прямо как король английский… – Борис откусил еще кусок лески.

– Come on, Борис! Все любители музыки Элтона знают… 1

– Борис, ты опять зубами откусываешь? – спросила сквозь дрему Выхухоль. – У тебя что, зубы казенные? Ножницы для чего? – Она открыла глаза. – И опять леску расплевал по всей веранде! А мне потом отчищать…

– Когда это ты отчищала? У себя лучше командуй! И вообще, ты же спишь! – сказал Борис.

– Я днем не сплю. Когда это я днем спала? – Выхухоль потянулась и зевнула. Выпила воды. – О литературе беседуете? – Она приподнялась и достала из шкафа, стоящего рядом у стены, толстый том:

– Вот – такая же фигня, «Жизнь выхухолей». Ни слова правды. Где они таких выхухолей видели?

– Да, лажунчики полнейшие. Фантазеры, – сказал Мотылек. – Скрывают сущность за видимостью. Думают, что факт сильнее всего. А что такое факт? Это так, видимость… Эти, якобы ученые, видят мир с изнанки. А надо видеть суть. Каббала же об этом прямо говорит, взять хотя бы фильм «Матрица». А где в этих якобы ученых трудах о насекомых это самое зерно любви?.. – Мотылек горестно развел крылышками. – В груди которое? Борис Леонидыч, давай-ка лучше мы с тобой Лепса поставим, «Самый лучший день». Вот в этой песне, скажу я тебе, и есть сущность, в ней правда и про нас, шелкопрядов, и про вас, людей, да и вообще, планетарно…

– Ты думаешь? Нет, давай лучше «Я свободен».

– Кипелова?

– Ну да! А еще лучше версию со Шнуром, из «Бумера». Я всегда в машине слушаю.

Выхухоль и тайная тайна Мотылька

Мотылек заболел. Он лежал на постели в своей комнате на втором этаже, укрытый толстым одеялом. Выхухоль пыталась кормить его с ложечки малиновым вареньем.

По близкой крыше барабанил дождь. В окнах свистел северный ветер. Мухи на окне обессилели и еле ползали по деревянному подоконнику.

– Ешь, маленький! – Выхухоль огорчалась: Мотылек ел неохотно, мотал головой, отпихивал ложку. Даже когда Выхухоль принесла любимое лакомство Мотылька: лепестки чайной розы с капельками вареной коричневой сгущенки.

– Надо температуру померить, – Выхухоль положила ладонь на лоб Мотылька. – Ой, беда-то какая, ой, беда. Горячий!.. Борис! – крикнула Выхухоль вниз, – принеси градусник!

Пришел Борис с градусником. Попробовал сунуть под мышку, но крылышки были такие слабые, что даже не держали градусник. Борис потыкал, потыкал градусником, как-то весь сгорбился, глаза у него стали мокрые, и Выхухоль прогнала его на кухню, греть воду, чтобы всегда была под рукой.

– Ну что же ты так, Сяо-цань мой дорогой, – говорила Выхухоль, вытирая полотенчиком пот с выпуклого лба Шелкопряда. – Ты это, давай, давай, держись, не сдавайся, выздоравливай…

Дождь все не прекращался. Стемнело. Мотылек разметался на кровати, вялые крылышки совсем сникли, усики свились в колечки.

– Держись, держись, пожалуйста, – сказала Выхухоль.

Борис принес заваренный чай с малиной и зверобоем. Туда же покрошили таблетку аспирина. Выхухоль сунула носик чайника в рот Сяо-цаня. Тот отпил два глотка и закашлялся, тяжело двигая остреньким кадыком.

– Пей, пей, дружище… Не сдавайся! Мы еще с тобой полетаем! – сказал Борис, отпыхивась после подъема по крутой лестнице. Выхухоль принюхалась.

– Борис! – сказала она сурово.

– Что? – спросил Борис. – Я немного совсем. Экстренная же ситуация!

– Алкоголем горю не поможешь, – сказала Выхухоль. – И проблемы не решишь. Ты мне нужен трезвым. Вдруг в город везти?

Ночью жар усилился. Выхухоль сидела у кровати и думала, надо ли везти Мотылька к врачам в город. Болезнь на переломе. Удастся миновать кризис, тогда есть надежда.

– Кто здесь? – открыв глаза, прошептал Мотылек. – А, это ты…

– Я, я, лежи спокойно.

– До утра не дотяну, да? – сказал Мотылек. – Не плачь.. Дай мне руку. Вот так. Я открою тебе тайну… Надо, чтобы хоть кто-то… Такую тайну, что… – Он задышал еще прерывистее, кашель сотрясал тонкое, почти невесомое тело. – Я в самом деле не Шелкопряд… Я… Ко Антрим Мотыль Шотландский, Граф Мармар… Кавалер Ордена Белого орла… Ты слушаешь?

«Бредит, – подумала Выхухоль. – Бедняга. Кино насмотрелся. Совсем плохи дела, все-таки надо везти в город».

Но вслух сказала:

– Слушаю, слушаю. – И, чтобы поддержать больного, спросила: – А как же шелковая фабрика, ковер…

– Легенда, – прошептал Мотылек. – Прикрытие. На самом деле меня забросили с парашютом, в район…

За окном длинно сверкнуло, спустя время донесся тяжелый раскат грома…

– … спрятал. В лесу… – Голос обрывался, слова были едва слышны. – У Ильинского ручья… Тайник… Паспорта, валюта. Чеки… на предъявителя, оружие. У моста, под столбом… Особая миссия…

– Под каким столбом? Да ты лежи, лежи, не волнуйся…

– С табличкой, с рекламой… Это… «Копаю колодцы… налаживаю канализацию, биотуалеты»… И еще одной… «Электрика. Проводка. По… разумной цене»… – Дыхание Мотылька стало совсем прерывистым, он еле дышал. – Пятьдесят шагов на запад… в сторону ручья, у обломанной ели, под валуном… Ты не бойся, я работал… работал на мир… Чтобы никогда… Старая площадь, шестой подъезд… Сергей Ильич, вам нужны инновации.. были нужны, уже купили.. обойдемся без.. рыжих.. Амалия, солнце мое… My dear… My God… Don’t leave me, Father, don’t leave me… 2

Молния ударила совсем рядом, гром сотряс стены. Мотылек потерял сознание.

Снизу пришел Борис.

– Везем? – спросил он. – Ты сама-то хоть держись, мать… Поела бы. Совсем лица на тебе нет.

– Какое тебе еще лицо?.. И куда везти? В таком состоянии? И с твоим сцеплением? Не довезем. Лампу включи! Да и развезло небось все, не выберемся теперь по нашим колдобинам, дорогам, прости господи, – сказала Выхухоль.

– И чего делать?

– Молиться, – сказала Выхухоль и перекрестилась. Посмотрела на Бориса.

– Я не верующий, – сказал Борис. – Ты же знаешь. Агностик.

– А сейчас поверь, – сказала Выхухоль.

Борис посмотрел на Мотылька, на окно, куда бил дождь. Снова сверкнуло, снова ударило, и еще раз, и еще… Борис перекрестился…

Утром комнату залил солнечный свет.

– Эй, – слабо, хриплым голосом позвал Мотылек. – Эй!

Выхухоль подняла голову. Она провела ночь в кресле, вид у нее был всклокоченный, под глазами мешки. Глаз из красного стал прямо-таки багровым. Густо пахло шерстью.

– Слава тебе, господи, – закричала Выхухоль. – Очнулся!

– Пи-ить! Пить!

– Сейчас, сейчас! Бори-ис! Борис! Неси скорее чай! И поесть что-нибудь! Тепленькое!

Выхухоль суетливо взбила подушку, подложила под голову Мотыльку, поправила одеяло.

– Надо тебе пижамку сменить, смотри, влажная совсем… И простыня тоже… Ой, радость-то какая, малюсенька ты моя! График ты наш Мармаренький!..

Мотылька словно ударило током. Он приподнял голову и уставился на Выхухоль прояснившимся, холодным взглядом:

– Что? Какой граф? Откуда ты…

– Ну, ты же вчера рассказывал всякое. Что ты под прикрытием, что ты Мотыль… Ха-ха! Шотландский вроде бы, или как там… – Выхухоль раздвинула занавески, распахнула окно. В комнату ворвался свежий лесной ветерок. – Ну, заговаривался, нес невесть что, бред всякий.

– А, бред… Да, бред! – сказал Мотылек, откидываясь на подушку. – Конечно, бредил. А что еще говорил? Имена называл какие-нибудь? Пароли?

– Да какие там пароли-мароли, явки-пиявки! Нес такое… Я уж и не упомню, радость-то какая, очнулся!.. Про ручей там что-то, про старую площадь… Теперь поправишься! – Выхухоль потрогала лоб Мотылька. – Температуры нет. Борис, ну наконец! Тебя за смертью посылать только. Давай сюда! Вот, попей, голову подними, попей, с медочком, со зверобойчиком. Ух ты, малюська ты наша шпионская…

Мотылька передернуло, он захлебнулся чаем, зубы стукнули по чашке.

– Ты знаешь… Давай забудем, ладно? – попросил он, прокашлявшись. – А то ведь смеяться будут… Что-то у меня голова кружится…

– Еще бы, после такого! Я уж думала… Борис, скатай-ка матрац, тащи всю постель на двор, просуши на солнышке!.. Мотылек, мы тебя пока на кресло положим. Вот так! Пей, пей, болезный ты мой, скоро мы тебя на ножки поставим, крылышки почистим, поправим, полетаем еще будь здоров как…

– «Обнимая землю крепкими руками, летчик набирает высоту…» – запел Борис.

– Борис! – сказала Выхухоль. – Опять? Еще и одиннадцати нет. И тельняшку сменил бы, причесался…

– Так я на радостях! – сказал Борис. – Тебе поесть принести? Ты, мать, уже второй день без еды. Может, супчик сварить? Грибной. Картошку молодую поджарить, с лучком? Или куриные крылышки лучше?

Выхухоль и охрана природы.

Часть первая

Нам нельзя ждать милости

от Дао после того, что мы с ним сделали.

Ма Ка-лун, современный философ

Вечерело. Мотылек сидел на крыльце в наушниках и раскачивался из стороны в стороны, время от времени взмахивая крыльями. Выхухоль подошла сзади, сняла с него наушники, надела себе.

– «Районы, кварталы, жилые массивы, я ухожу, ухожу красиво!» – раздавалось в наушниках.

– Рома Зверь? Уважаю! – громко похвалила Выхухоль. – Он – живой. – Сняла наушники и тоном тише сказала: – А ты бы тоже оживился, задницу бы оторвал, сидишь тут, крылья обсиживаешь. Борис вон сливы собирает…

– Я еще от болезни не отошел. А Борис вино хочет сделать. Самогонщик! – Мотылек ухмыльнулся. – Бак уже приготовил.

– С Борисом я сама разберусь. Не отошел он… Здоровый, как… лось. Бегаешь по бабочкам как угорелый, будто я не знаю… А ты бы природу защищал лучше! От всяких… – Выхухоль сказала грубое слово, хотя вообще избегала мата, по возможности.

– Ты чего такая злая?

– Как чего? А ты не видишь? – Выхухоль повернулась спиной. И спина и лапы были заляпаны чем-то белым с примесью зеленого и местами оранжевого, с добавкой солидной порции жирной, лоснящейся на солнце грязи. – Иду сейчас по тропинке вдоль опушки, Змейку нашу навещала, она малость простудилась. Да и нервы никуда не годятся, ее кавалер бросил. Все болезни из-за нервов. Этот ее Ужик, ухажер с фермы, матросил, матросил и бросил. Загулял опять. Хотя она зуб вставила, в Москву таскалась, делать ей нечего, на это… на лазерное омоложение…

– Фракционный фототермолиз, – уточнил Шелкопряд и потер едва заметный след пирке на предплечье.

– В общем, кожу сдирала. Хотела старый узор на коже свести, а новый сделать…

– Зачем? У нее же раз в год так и так линька? Мне обещала, кстати, кожу на кошелек.

– Ну, раз в год – это сколько ждать. Новизны хочет. Вот и дохотелась. Сейчас лежит за кустами, охает, физия вся красная, на глаза боится показаться, говорит, через неделю отойдет… Может, из-за этого он ее и бросил?

– А деньги откуда? Это же дорого! – удивился Мотылек.