Неискушённый

Он горько усмехнулся:

– Что ж, отчасти они были правы.

– И вы… поэтому ушли? Поэтому не общаетесь со своей семьёй?

– Почему же не общаюсь? Общаюсь. Но очень редко. К тому же, родители мои не одни. Они под присмотром. Спустя несколько лет после моего рождения они усыновили мальчика. Мать не смогла забеременеть ещё раз. И вот. У меня есть сводный младший брат – Ардель. Что иронично, он не мой кровный родственник, но, кажется, лишь он один рад меня видеть, когда я всё-таки навещаю родной дом. И, как бы больно ни было, но я счастлив, что у родителей есть Ардель. Они любят его, как родного. Как никогда не любили меня. Вернее, не позволяли себе любить. И я не злюсь на мать и отца. Теперь уже нет. Всё-таки со злостью в душе жить куда сложнее.

Элейн совсем поникла и смолкла. Это очень сильно отличалось от того, как жила она. Её семья была счастливой. И даже преждевременная смерть матери не смогла их сломить. Детство, юность – это были прекрасные времена. Но теперь, кажется, идиллия трещала по швам. Бартоломью тоже мёртв. И остались они вдвоём с папой. И теперь принцесса чувствовала себя одиноко. А Антал был одинок всегда, даже при живых родителях. И, пусть говорил он об этом, казалось бы, непринуждённо, как о простом факте из жизни. Но в его серых ясных глазах Элейн отчётливо читала глубокую печаль.

Антал прочистил горло, осознав, что наболтал лишнего. Так отчаянно откровенничать он не планировал. И теперь он испытывал неловкость. О судьбе его хорошо знал лишь Меро, а теперь вот ещё и госпожа Дезрозье. И хорошо, что Антал вовремя остановился! Иначе выложил бы вообще всё, не оставив и капли загадочности и интриги.

– Врем позднее, – подытожил прескверный. – Надо бы ложиться. И выспаться.

Элейн молча кивнула. И только Антал поднялся с кресла, как в дверь тихо поскреблись. Он едва не ахнул от радости, подбежав и распахнув её. На пороге сидел молодой человек. Продрогший и мокрый насквозь.

– Дьярви! – воскликнул прескверный, расплывшись в тёплой улыбке.

Элейн тоже встала, уставившись на дверь. Она наблюдала за тем, как Антал, взяв за руку сгорбленного юношу, втащил его в дом, тут же подведя к камину.

– Элейн, это и есть мой друг! – сказал Антал.

Принцесса вперила в «друга» внимательный взгляд. Он казался ей знакомым. Быть может, встречались где-то раньше?

Дьярви в свою очередь, дрожа, уселся у огня прямо на пол и принялся нервно теребить локон золотисто-русых растрёпанных волос. Они были длинными и вьющимися, свисали почти до середины спины. В них же Элейн заметила прилипшие листья и маленькие веточки. Волосы были спутанные и грязные. Мешковатая одежда оказалась в таком же плачевном состоянии. Да и на красивом – до одури красивом! – лице виднелись пятна и… кровь?

В ту же секунду Дьярви раскашлялся, харкая кровью. А потом, когда приступ прошёл, небрежно утёр рот длинным рукавом. Он тоже уставился на Элейн золотисто-карими глазами, с непониманием и настороженностью хлопая светлыми ресницами.

Антал уже вовсю ворковал вокруг проклятого. Успел стянуть с него грязную и мокрую рубаху и надел новую – чистую и сухую.

– Надо бы тебя отмыть… – пробубнил прескверный, удаляясь куда-то.

А вернулся уже с тазом и мочалкой. Дьярви, только завидев это, тут же недовольно замычал, скуксился и намеревался удрать. Он начал вставать, пытаясь избежать внезапной заботы Антала, но тот оказался сильнее.

– А ну сядь, живо! – приказал Антал, припечатав проклятого к полу.

Он давил ему на плечи и не давал уйти. А тот отчаянно сопротивлялся, капризно размахивая руками и отворачиваясь.

– Ты же знаешь правила! Я не позволю тебе шастать по моему дому в таком виде! Ты взгляни на себя! На голове – гнездо, на лице – кровь. На ногах и руках налипли комья грязи. Где же ты лазил всё это время?!

Дьярви, казалось, был готов впасть в истерику. Он продолжал вырываться, пихался и толкался. И, вероятно, ещё немного, и даже прибёг бы к самой настоящей драке! Элейн поначалу только и смотрела на него, пытаясь вспомнить столь знакомые черты, а потом поняла, что ситуация эта её веселила. Она даже хихикнула, наблюдая за тем, как Антал схватил проклятого за лицо и насильно оттирал его мочалкой. Он не обращал внимание на то, что Дьярви хлестал его по щекам, пинался и барахтался, и только продолжал приводить его в порядок.

А когда вопрос чистоты был решён, Антал отпустил-таки несчастного. И тот, подскочив, убежал в соседнюю комнату, стихнув.

– Опять под стол спрятался небось, – проговорил Антал, бросив туда взгляд.

А потом обратился к принцессе:

– Госпожа, должен предупредить. Дьярви любит спать под кроватью и прятаться за диваном. Поэтому не пугайтесь, если обнаружите его где-нибудь на полу ранним утром. Он абсолютно безобидный, ничего вам не сделает. Скорее испугается и не подойдёт близко. А теперь давайте всё-таки ложиться.

И прескверный, убрав мочалку и тазик с грязной водой, ушёл на второй этаж, в свою комнату. Элейн же ещё долго не могла уснуть, всё поглядывая в темную соседнюю комнатку, откуда больше так и не показался Дьярви. Уж слишком знакомым казались его черты. Но, как ни копалась принцесса в памяти, вспомнить его так и не смогла.

Антал, проснувшись, спустился вниз. Ещё на лестнице он услышал голос принцессы. Та что-то лепетала и с кем-то сюсюкалась, точно с ребёнком. Войдя в гостиную, прескверный увидел занятную картину: Элейн сидела на полу напротив Дьярви и ласково гладила его по голове, утешая. Проклятый в свою очередь внимательно её слушал, тяжело и часто дышал и был болезненно бледен. Прямо перед ним красовалось внушительное пятно крови. Она же капала с его приоткрытых губ, запачкав лицо, одежду и руки. Лишь через мгновение Антал заметил, что с кончиков пальцев Элейн лился тот же свет, каким она одаривала его совсем недавно. Рука её водила по волосам Дьярви, зарываясь в них. И, кажется, её благословение ему очень помогало.

– Приступ? – обеспокоенно спросил прескверный, подойдя ближе.

Элейн кивнула:

– Уже закончился. Я проснулась от страшного кашля и увидела, что Дьярви почти лежит на полу, давясь собственной кровью. Но сейчас ему лучше.

Антал сморщился, прикрыв глаза. В груди болезненно сжалось сердце. Видеть страдания несчастного Дьярви было невыносимо. И самое ужасное, что помочь ему Антал никак не мог. Из широко распахнутых глаз проклятого катились слёзы. Он вперил в прескверного усталый взгляд, будто вопрошая: «почему ты бездействуешь? Почему не излечишь от этой напасти?». И Бонхомме даже захотелось извиниться и оправдаться. Но Дьярви вряд ли понял бы его. Да и просить прощения было не за что. Если бы Антал мог, то давно снял бы эти проклятия и спас душу своего друга.

– Ему становится хуже, – удручённо проговорил Антал, вздохнув. – Приступы участились. Он медленно умирает.

Дьярви всё ещё не отрывал от него покрасневших глаз. Понимал ли он до конца своё состояние? Или его рассудок бесповоротно утрачен?

– Моих сил не хватит, чтобы его очистить, – тихо ответила Элейн.

– Какая жалость! – явилась вдруг Тенебрис. – Умрёт совсем молодым.

Антал не питал особых надежд, но, будучи на грани отчаяния, всё-таки задал богине вопрос:

– Ты знаешь, кто его проклял?

Тенебрис хохотнула:

– Откуда мне это знать?

– Потому что его проклял прескверный, но мы с тобой оба знаем, что это был не я.

Элейн стихла, наблюдая за тем, как Антал вновь заговорил сам с собой. Она решила не влезать в его разговор с богиней и молча наглаживала голову Дьярви.

– Какой ещё прескверный, Антал? Тебе благословение госпожи Дезрозье вскружило голову? Или ты забыл, что один-единственный остался?

– Ты лжёшь. Иначе я смог бы снять с Дьярви проклятие.

– Антал, тебе хорошо известно, что прескверный, который был до тебя, давно мёртв. И убит он был твоим отцом. Поэтому я не понимаю, с чего вдруг ты взялся обвинять меня во лжи. Не можешь снять с мальчишки проклятие? Что ж, я тут не причём. Это только твоя забота.

Антал едва не завыл от безысходности. Он начал расхаживать по гостиной, обхватив себя руками.

– Прошу тебя, Тенебрис… Сжалься. Зачем тебе губить душу этого юноши? Сделай мне одолжение, окажи услугу. Пойди навстречу хоть раз! Я не прошу о многом.

– А почему я должна спасать его душу? Кто-то проклял его. И, вероятно, на то была причина. Это не моё дело. Мне всё равно. Но мне очень нравится, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Умоляя. Помнишь, когда ты умолял меня в последний раз? Я хорошо помню. – Богиня начала заискивать. – Ты умолял меня прикоснуться к твоим губам. Помнишь, как сильно желал меня? Умолял не останавливаться, просил ещё и ещё…

Антал нервно глянул на Элейн. Та, благо, ничего не могла слышать. А Тенебрис тем временем продолжала:

– Как же хорошо нам с тобой тогда было! Тебе нравились мои прикосновения. Мой шёпот у твоего уха, ледяное дыхание на шее…

Антал молчал и не оспаривал её слов. Да, ему было хорошо с ней. Да, он любил богиню. И… наверное, любит до сих пор. И противиться этим чувствам невероятно тяжело. Но он обязательно выстоит. Вздохнув, прескверный беспощадно ответил:

– Прекрати. Хватит. Это в прошлом.

– Неправда. Мне лучше знать, что ты чувствуешь.

– Чего ты добиваешься? – Антал вдруг повысил голос, разозлившись.

Элейн вздрогнула, с тревогой глянув на него.

– О каких чувствах может идти речь, если ты не можешь выполнить даже такую маленькую просьбу?!

– А с какой стати я должна?

– Потому что это важно для меня!

– Не пытайся мною манипулировать, Антал. Не думай, что можешь так просто потребовать от меня что-то. Мне лучше знать, что для тебя важно. И этот мальчишка – лишь пыль под твоими ногами. Тебе незачем так о нём переживать. Умрёт и умрёт. Что с того? Он просто смертный, которому не повезло.

– Уходи. Прошу, оставь меня. Я не хочу тебя слышать.

И она оставила. Антал не знал, почему Тенебрис так просто ушла в этот раз, но был этому рад. Внутри бушевал ураган эмоций. Хотелось кричать, тело вновь задрожало. После каждого такого разговора казалось, будто руки его всё ещё в тяжёлых кандалах, а на шее – привычный металлический ошейник. Он связан, в плену, в тюрьме. И всё ещё не волен распоряжаться своей жизнью так, как хотелось бы. И даже Дьярви помочь не в силах.

Однако, выдохнув, Антал крепко призадумался о том, что Тенебрис, вероятно, не просто так утаила от него имя человека, проклявшего Дьярви. Бонхомме лишь утвердился в своих догадках о том, что существует ещё один прескверный. И никакой не мёртвый, а живой. Кого же тогда убил его отец? Этим прескверным не может быть дитя или кто-то младше Антала. По той простой причине, что Тенебрис для создания ему подобных требуется отделять от себя львиную долю собственной души, которая в дальнейшем нуждается в длительном восстановлении. Потому богиня может выбирать себе последователей лишь раз в тридцать лет. А Анталу всего двадцать четыре!

К тому же, будь Дьярви неважен, она, возможно, пошла бы на уступки и позволила бы прескверному его спасти. Вероятно, проклятый отнюдь не простой смертный, как утверждала богиня. Её целью всегда были благословлённые семьи. Она множество раз пыталась заставить Антала проклясть кого-нибудь из представителей громких фамилий. Но он отказывал. А тут внезапно проклинают принца Бартоломью… А что, если…

– Знаете, господин Бонхомме, – заговорила вдруг Элейн. – Я всё смотрю на Дьярви, и мне кажется его лицо очень знакомым. А учитывая то, что на нём наложено проклятие «забвение»… Вдруг я знаю его? Но никак не могу вспомнить.

Принцесса лишь подтвердила домыслы Антала. И он произнёс:

– Вполне возможно, что он – представитель благословлённой семьи. И, если не вашей, то, получается, это господин из семьи Беланже.

Вдвоём они задумчиво уставились на Дьярви. Тот только и успевал переводить пустой взгляд с одного на другую. А потом вдруг совершенно невинно и по-детски бесцеремонно обратился к Анталу с просьбой:

– Дяденька, дай монетку!

Глава 9. Город Весперис.

– Дьярви Беланже! – сказали они хором.

Однако ничего не случилось. Дьярви не осознал себя внезапно и не вспомнил чудом всё, что с ним произошло. Он хлопал глазами и с непониманием смотрел на Антала. Названные имя и фамилия никак не отозвались в его сознании и душе.

Он только настойчивее повторил:

– Дяденька, дай монетку!

– Что ещё за монетка? – спросила Элейн удивлённо.

Антал закатил глаза, тяжело вздохнув, а после выудил из кармана брюк завалявшуюся монетку и протянул её Дьярви. У того аж глаза загорелись при виде золота. Проклятый выхватил подарок из рук Антала и тут же куда-то умчался.

Прескверный пояснил:

– Постоянно просит у меня монетку, а, когда даю, убегает и прячет где-то. Я до сих пор так и не смог отыскать его тайник.

– И для чего же ему монетка?

Антал пожал плечами:

– Точно сказать не могу. Но я заметил за Дьярви интересную особенность: ему нравится роскошь и драгоценности. Однажды он забрался в мою мастерскую, где лежали уже готовые заказы, и стащил почти всё! На каждый палец нацепил по перстню, на уши и запястья – серьги и браслеты… По всей видимости, это какая-то его привычка из прошлой жизни. Несомненно, очень сильно он любил деньги и украшения. Что, кстати говоря, тоже может указывать на его знатное происхождение и безбедную жизнь.

В ту же секунду Дьярви вернулся обратно. И вышел он как раз-таки из мастерской. Шагал прямо, даже величественно, с гордо вскинутой головой. На пальцах вновь поблёскивали перстни и кольца. Проклятый ими, очевидно, любовался, внимательно разглядывая каждый драгоценный камень.

Антал протянул предупредительное:

– Та-а-ак…

Дьярви нахмурился, взглянув на него с обидой.

– А ну верни всё, что взял, – потребовал Антал.

Но проклятый либо в самом деле не понял, что от него хотели, либо только прикидывался. Потому не подчинился. И отвернулся, пряча руки за спиной.

– Дьярви! – не унимался Антал. – Ты меня слышал! Иначе подойду и заберу сам. Не доводи до греха!

Элейн расхохоталась. Происходящее казалось полным абсурдом. Она и представить не могла, что когда-нибудь окажется в подобной ситуации. А Дьярви, заслышав угрожающие нотки в обычно спокойном тоне Антала, всё-таки неохотно снял украденные украшения и протянул их прескверному.

– Молодец, – ответил он мягко.

А потом, пряча кольца в недрах своей мастерской, пробубнил раздражённо:

– Вечно забываю закрыть дверь в эту комнату. А потом тут всякие проклятые хозяйничают.

– Господин Бонхомме, вы оставите Дьярви совсем одного на время вашего отсутствия? – поинтересовалась принцесса.

– За ним присмотрит господин Меро. Дьярви не сидит на месте и вечно где-то пропадает, поэтому он всё равно уйдёт. А потом вернётся. И, не найдя меня дома, отправится в храм.

Принцесса взглянула на проклятого с грустью и обеспокоенно добавила:

– А если с ним что-нибудь случится?

Дьярви в этот момент уселся на пол перед камином, поджав ноги, и в задумчивости уставился в огонь. Казалось, размышлял он о чём-то непостижимом, уронив голову на свои колени. Будто искал ответы в танцующем пламени. Волосы его после сна так и не были причёсаны и теперь неопрятно торчали во все стороны, в уголках аккуратных губ виднелась засохшая кровь. Но даже это не портило его вида. Дьярви всё ещё был невероятно красив, даже не в лучшем своём состоянии. Он тяжело вздыхал и молчал. Казалось, если наблюдать за ним достаточно долго, то он возьмёт и заговорит вдруг, расскажет свою историю и ответит на вопросы о том, кто он, из какой семьи происходил и как оказался тут, в Домне. Но, как ни вглядывалась принцесса в смутно знакомые черты, всё равно не могла вспомнить среди своих знакомых Дьярви.

– Самое ужасное с ним уже случилось, – обречённо ответил Антал, потупив взгляд. – И на данный момент ничем больше мы ему помочь не можем.

– А если, когда вы вернётесь, он уже…

Антал нахмурился, закрыв глаза, и оборвал принцессу на полуслове:

– Не знаю, что тогда. И думать об этом не хочу. Не могу.

– Вы так сильно к нему привязались.

Это не был вопрос, но Антал всё же решил пояснить:

– Не знаю, привязанность ли это. Мне его жаль. Искренне. И я в самом деле хотел бы ему помочь. Чувствую какую-то… ответственность, наверное. И, как бы жалко это ни звучало, но приятно хоть кого-то называть другом. С ним мне тут не было одиноко. Он, хоть и молчит, но всё же слушает. Понятия не имею, как много из сказанного понимает, но даже его присутствия мне достаточно.

– А мы с вами? – спросила Элейн.

– Что?

– Мы с вами друзья?

Антал опешил от её вопроса и смутился. А потом и вовсе отвёл взгляд, сложив руки на груди. Элейн, лишь увидев этот жест, сразу же поняла – прескверный закрылся. Снова. И почему-то на душе сделалось тяжко. Они знакомы всего несколько дней, и за это ничтожно маленькое время невозможно настолько сблизиться. Так почему же ей стало неприятно? Надеялась, что, поговорив по душам разок, сумеет подступиться к прескверному? Глупости какие! А для чего это вообще надо? Антал был интересен ей, это точно. Но настолько ли сильно, чтобы желать сблизиться? Элейн определённо хотелось его общества, хотелось слушать его рассказы. В моменте она даже забывала о том, кем господин Бонхомме являлся. И это, несомненно, было весьма опрометчиво. А, быть может, всё дело в том, что именно сейчас она отчаянно нуждалась в друге? В ком-то, кто будет рядом. Кто-то, способный помочь преодолеть скорбь и всепоглощающую пустоту в душе из-за смерти самого близкого человека. Отец не мог поддержать Элейн должным образом, хотя и очень старался. Но она понимала, что папа и сам нуждался в поддержке сейчас. И смотреть в его мокрые и уставшие глаза было просто невыносимо. Становилось только хуже. С ним её объединяло общее горе. Они не могли вытащить друг друга из этой разверзнувшейся внезапно ямы слёз. А Антал, который появился в жизни горюющей принцессы совсем недавно, вдруг утянул её за собой и помог выйти за пределы давящих каменных стен. Он не знал об этом, но Элейн в действительности считала прескверного спасителем. Даже если он ничего не сделал, даже если всего-навсего действовал в вопросах собственной выгоды.

– Мы… не враги, – ответил вдруг Антал, прервав цепочку размышлений принцессы. – А друзьями ещё успеем стать.

Элейн искренне улыбнулась и кивнула. Ответ был исчерпывающим и более чем устраивал её.

– Мы и так задержались, госпожа. Так что давайте поторопимся.

Элейн согласилась и принялась собираться. И уже через час они отправились в путь.

Добрались до столицы быстро, без происшествий. Разница между тихой Домной и Весперисом – самым крупным городом во всём Эрхейсе – была ощутимая. Антал давно отвык от такого шума и количества людей. Последних он и вовсе намеренно избегал, а тут, куда ни глянь, всюду торговые лавки и различные заведения, и везде – целые толпы, не смолкающие ни на секунду. Гомон стоял ужасный! Кто-то ругался с продавцом, споря о несправедливой цене на товары, где-то просто обсуждали погоду и насущные дела, мимо проносились дети, заливисто хохоча и играясь… Антал поёжился, обхватив себя руками. Он и позабыл, что когда-то жил здесь, в так называемом «районе высоких стен», где осела местная знать.

Стоящая рядом Элейн тоже не была в восторге. Нет, она не воротила нос от простолюдинов, как это подобает чопорным принцессам. Просто ей были по душе уединение и тишина, нарушаемая лишь неистовым биением волн о скалы. Антал заметил, с каким видом та озиралась по сторонам, и усмехнулся:

– Что, уже желаете вернуться во дворец и затеряться под величественными сводами?

– Не смейтесь, господин Бонхомме! Я лишь трепетно отношусь к личному пространству! А тут будто бы и ступить некуда. Стоит только шаг в сторону сделать, как тут же с кем-нибудь столкнёшься.

Антал хмыкнул, вытянув уголок губ. Он подумал о том, что, тем не менее, принцесса очень быстро впустила в своё личное пространство именно его – прескверного. Про дружбу вдруг заговорила. И касается сама, и курить одну папиросу на двоих согласна, и даже одежду его успела поносить. Как интересно! Он так подумал, но, конечно же, не сказал вслух. Однако где-то внутри сделалось тепло от этих мыслей.

– А вы сами, господин Бонхомме? – полюбопытствовала принцесса, взглянув на него. – Скучаете по местной суете? Я же правильно поняла, что родились вы здесь?

Антал окинул взглядом до боли знакомые окрестности. Он соврал бы, если бы сказал, что столица не радовала глаз. Тут и в самом деле было где развернуться и чем залюбоваться. Административные здания, школы, храмы – все эти строения были величественными, приковывающими глаз. Над архитектурой главного города Эрхейса действительно постарались. Строители, несомненно, вложили в своё творение душу. Всюду взгляд натыкался на белокаменные стены и конические крыши, устремлённые ввысь. Они будто желали дотянуться до небес и пронзить их. И даже простые жилые дома не выделялись из общей картины небрежностью или неказистостью. Улицы были чистыми, а дороги – ровными, не ухабистыми. Да, Весперис поистине являлся образцом величия и великолепия. Всё-таки этот город был самым древним – сердце королевства. Отсюда, точно вены и артерии, и взяли начало другие города и поселения. Основал его сам Пресвятой Сальваторе. Именно здесь зародились три великих рода с не менее великими фамилиями: Дезрозье, Беланже и Меро.

Антал смотрел по сторонам, привлечённый простой человеческой суетой. Он наблюдал за проносящимися мимо людьми, слушал их разговоры и был точно уверен: нет, он совсем не скучает. Всё-таки мрачная и молчаливая Домна была сердцу ближе.

– Да, тут я родился, – ответил прескверный. – Но… не пригодился. И, знаете, госпожа, я думаю, оно и к лучшему. Вероятно, шум Веспериса – самого крупного города Эрхейса – рано или поздно свёл бы меня с ума.

Принцесса ничего не ответила и лишь перевела взгляд в сторону набережной. Там, вдалеке, над морем, повис дворец – её родной дом. И, кажется, по нему она тоже не скучала. И в тот момент, пока Элейн была увлечена своими мыслями, Антал поймал себя на том, что невольно залюбовался ею. Ветер трепал её густые вьющиеся волосы, то и дело подбрасывая и опуская. А солнце, выглянувшее наконец из-за неумолимых облаков, красиво ложилось на её лицо, подчёркивая голубизну больших и выразительных глаз. В них Бонхомме уловил печаль. Ту самую, какую Элейн часто отчаянно старалась скрыть и не показывать никому. Даже самой себе. Антал не раз замечал, как та сжимала кулаки, пытаясь успокоиться, как натянуто улыбалась, насильно отгоняя коварно подступающие слёзы… Большую часть времени госпожа Дезрозье казалась непринуждённой и абсолютно счастливой. Но только лишь казалась. Сейчас Антал видел её настоящую, без всякого притворства. Он не сомневался в том, что на деле Элейн изо дня в день одолевала невыносимая тоска и скорбь. Но она будто бежала от этих чувств, не понимая, что столкновение с ними всё-таки неизбежно.

Прескверному вдруг захотелось взять её за руку или коснуться плеча, чтобы вытянуть из печальных мыслей, однако было боязно. Он стоял в нерешительности, пока их безразлично обтекали прохожие. Те, увлечённые собственными жизнями и делами, вовсе не замечали, что перед ними сама госпожа Дезрозье – наследница трона. И, наверное, поэтому даже в окружении толпы казалось, будто они совершенно одни. Вдвоём.

Антал, задержав дыхание, протянул руку, желая одним только пальцем взяться за палец принцессы. Как вдруг услышал голос Тенебрис:

– А если она поднимет шум? Закричит вдруг! Укажет на тебя, назовёт преступником… И тогда весь город в миг остановится. Люди бросят свои дела, чтобы поглазеть на тебя. Они быстро смекнут, кто ты такой, и тут же позовут солдат. Неужели соскучился по Вейлину Гонтье? Его приём был поистине тёплым. Припоминаешь? Или желаешь, чтобы тебе напомнили? Не будь дураком, Антал. Кому могут быть приятны твои прикосновения? Уж точно не прекрасной госпоже Дезрозье! Ты оскверняешь её одним своим присутствием, что уж говорить о касаниях. Держи руки при себе и даже не думай пытаться быть к ней ближе, чем есть сейчас.

Последние фразы Тенебрис буквально прорычала. Процедила каждое слово сквозь зубы. Антал засомневался и всё-таки не решился взять принцессу за руку. Он даже сделал шаг в сторону, чуть увеличив дистанцию между ними. И ему вдруг показалось, что тон богини был особенно резким. В нём прослеживалась неприкрытая… ревность? Она точно не наставляла его в данную минуту, не «пыталась уберечь», как это делала обычно. Кажется, она в самом деле гневалась и ревновала. Что-то почувствовала Тенебрис в сердце Антала. Нечто такое, о чём сам он пока ещё не подозревал. Да, прескверному была симпатична Элейн. Она привлекала его внешне, ему нравилась её натура. По крайней мере, та часть, с которой он успел познакомиться за столь короткое время. Но разве это повод ревновать? По всей видимости, для Тенебрис – да. И это лишь вызвало беспокойство и тревогу. Богиня была сумасбродной, не дружила с головой, и ожидать от неё можно было чего угодно. И если она падёт так низко, что начнёт угрожать принцессе, то дело примет очень опасный оборот. Особенно теперь, когда благословлённые семьи так уязвимы. Элейн беззащитна против неё. И Антал не на шутку испугался: а вдруг и ему не удастся её защитить от чокнутой ревнивицы? Но пока что Тенебрис не обрушивала свой гнев на госпожу Дезрозье. Антал искренне надеялся, что так будет и впредь.