Неискушённый

Антал врал. Не было ничего ценнее чудесного козлёнка, но он продолжал набивать цену. Будь на месте Элейн кто-то другой, он, несомненно, уже дал бы согласие, пусть и назначил бы немалую оплату, ведь работа предстояла и впрямь тяжёлая. Но перед ним была принцесса. И как бы ни была она ему симпатична, всё же делать одолжение кому-то по фамилии Дезрозье господин Бонхомме не собирался.

– Вы получите всё, что хотите. И козлёнка, и богатства, – заверила Элейн.

Антал подумал пару мгновений и, усмехнувшись, предложил свой вариант:

– А давайте вы прямо сейчас встанете на колени и будете меня умолять?

Это было крайне унизительно. Принцесса обомлела от предложенной гостем альтернативы, искренне не понимая, почему Антал должен получить от этого удовольствие. Неужели он в самом деле такой, как о нём говорят люди? Или он из тех мужчин, что желают женской покорности и преклонения перед ним? Ещё никогда в жизни её не ставили в подобное положение. Такой дерзости Элейн не доводилось слышать раньше. Она, являясь дочерью монарха и прямой наследницей трона, не должна вставать на колени. И тем не менее сейчас несчастная принцесса была готова на всё.

Она вдруг встала, готовая исполнить желание прескверного. Антал внимательно наблюдал, не веря, что та действительно опустится перед ним на колени. Но принцесса опустилась. И тогда Бонхомме вздрогнул и рывком вскочил, воскликнув:

– Нет! Госпожа, не нужно! Я не думал, что вы в самом деле сделаете это!

Ему стало стыдно. Воспользовался слабостью скорбящей девушки и вынудил её унизиться. И зачем он только брякнул это? Почему решил вдруг повести себя настолько отвратительно? Антал понимал, почему. Была причина. Однако собой он всё же не гордился и никакого удовольствия не испытал.

Он боялся притронуться к Элейн, потому неловко топтался рядом.

– Госпожа, встаньте, прошу.

Руки его задрожали. Он всё же осмелился прикоснуться к плечу Элейн и помочь ей встать.

– Не хватало ещё, чтобы мне кланялись, – пробубнил он, снова испытав к самому себе отвращение.

– Но ведь вы этого хотели, – с упрёком ответила Элейн, встав.

– Нет, не хотел. Я сказал глупость.

Принцесса внимательно посмотрела на него и задумалась: а в своём ли уме господин Бонхомме? В глазах его отчётливо читалось раскаяние. Кажется, он в самом деле жалел о сказанном.

– Я помогу, – произнёс он и виновато опустил взгляд.

Элейн вдруг подумала, что вовсе не обижается. Её гордость Антал задеть не смог. Честно говоря, она была готова и на более низменные поступки ради Бартоломью. Вероятно, её ждут серьёзные испытания – она это предчувствовала – потому то ли ещё будет.

– Тогда отправимся в путь завтра. – Сказала принцесса. – Никто не должен узнать об этом, тем более отец. От меня что-нибудь требуется?

– Только ваше влияние. С ним для нас любые дороги будут открыты. Так отыскать Бартоломью будет гораздо проще. И… оставшихся козлят.

Элейн кивнула:

– Этого у меня в избытке. Пожалуйста, отдохните как следует. Я разбужу вас перед рассветом.

Антал всё ещё испытывал неловкость и стыд, потому лишь молча кивнул и покинул покои принцессы, направившись в свои. Он был готов завопить во всё горло, снедаемый чувством вины. Как он мог? Как посмел так поступить с ни в чём не повинной девушкой? Несомненно, правящую семью Антал терпеть не мог. К тому же, заслуженно. Но ведь сама Элейн наверняка не имела никакого отношения к тому, что королевская стража по приказу Нерона сотворила с ним. Она так добра. Она… не боится прикасаться. И, кажется, даже смотрит не так, как другие. Элейн как будто бы, невзирая на собственное положение и происхождение, не считает прескверного хуже себя.

Или всё потому, что ей это выгодно? Выгодно доверие и расположение Антала? Хотелось бы верить, что это не так. Хотя он и сам соврал бы, сказав, что влияние Элейн не поможет ему в поисках остальных козлят. С ней все дороги открыты.

В раздумьях прескверный добрался до своих покоев, ничего не замечая вокруг себя. Ему было и невдомёк, что мгновение назад под дверью комнаты принцессы стоял Нерон, внимательно слушая их разговор. Но сейчас его там, конечно же, уже не было.

Оказавшись в покоях, Антал стал с нетерпением дожидаться ночи. Часы тянулись долго и мучительно. Пару раз к нему стучался Дарио, зазывая на обед, а потом и на ужин, но прескверный не чувствовал голода. Да и не хотелось ему больше составлять компанию королю и принцессе. Он велел передать им, что занят работой, и попросил отныне не беспокоить. Больше дворецкий не приходил. А когда стемнело, Антал постарался уснуть, ведь подъём обещал быть очень ранним.

***

Наступила глубокая ночь. Час, когда в свои права вступает приятная тишина, но сегодня снаружи не было привычно тихо – там неистово завывал ветер, с силой ударяясь о каменные стены дворца. Из распахнутого окна тянуло запахом дождя и свежести. А в тёмных небесах своеобразным росчерком вдруг сверкнула молния. На Эрхейс надвигалась гроза, неся с собой непонятную тревогу. Первобытный трепет перед непогодой вынуждал всех живых существ прятаться, но только не Антала. Он, пусть и любил принимать солнечные ванны и часто нежился в объятиях светила, всё же набирался сил именно во время грозы. Самозабвенно глядя на плачущий небосвод, прескверный ловил бледным лицом капли дождя и обретал желанное спокойствие. Дождь катился по щекам, заменяя слёзы, и будто бы забирал с собой всё то, от чего было больно, страшно и нестерпимо тревожно. Вот и сейчас, стоя у окна, Антал забыл о сне и внемлил грозе, принимая и уважая её буйный нрав.

В покои тихо-тихо постучали. Конечно, и на сей раз прескверный запер двери. Он уже знал, кто ждал за ними, однако всё равно не хотел шуметь и подошёл осторожно, мягко ступая по ковру.

– Господин Бонхомме, это я, – прошептала Элейн, прислонившись к дверям.

И Антал отворил их, пропуская принцессу в свои покои. Выглядела она иначе: длинные волосы собрала на затылке, а элегантное платье сменила на бархатную тунику, подвязанную шёлковым поясом, и брюки, заправленные в высокие кожаные сапоги.

– Вы готовы? – спросила она.

– Да, – твёрдо ответил прескверный.

– В таком случае, идём.

Элейн подошла к окну, выглянув наружу, видимо, в поисках прислуги. Свидетелей побега не должно было быть. Однако один всё же был. Альва вновь неподвижно стоял там, на небольшой полянке, уставившись в небеса. И пусть луну скрывали тучи, мальчик-гонец всё равно преданно ждал её появления, прекрасно зная – лик её белоснежный никуда не исчез, а только спрятался ненадолго, обещая вот-вот показаться. Альва, видимо, угрозой не был, потому что Элейн, удовлетворительно кивнув, подозвала прескверного к себе.

– Мы что, с окна будем прыгать? – взволнованно спросил Антал, тоже посмотрев вниз.

– Да. Но не бойтесь, со мной вы будете в полном порядке.

Элейн протянула ему руку.

– Прошу, подойдите ближе.

Антал неуверенно шагнул к принцессе, и она вдруг обхватила его талию одной рукой. Ему вновь сделалось неловко, но Элейн, кажется, их близость совершенно не смущала. Она сделала шаг в бездну, потянув прескверного за собой. Антал не успел даже собраться с мыслями, как вдруг оказался в невесомости. Ветер плавно подхватил их и держал крепко, не позволив упасть. Сделалось холодно – быть может, от страха. Судорожный вдох застрял в горле. Но Элейн уверенно прижимала гостя Дворца Дезрозье к себе, и постепенно страх отступил. В ту же секунду небеса грохнули, и закапал дождь, стремительно набирающий обороты. Гроза явилась-таки и теперь сопровождала двух путников, сверкая в напутствие молниями. Как бы на такой высоте они не стали их погибелью!

Но земля медленно приближалась, оставляя тревоги позади. Летели они недолго и спустились, казалось, всего за каких-то пару мгновений. К этому моменту непогода разбушевалась окончательно. Она закачала деревья, завыла зверем и обрушила на Эрхейс ледяной ливень. Но Анталу не хотелось поскорее укрыться под крышей. Он лишь взглянул ввысь, как только ноги его коснулись земли, и ощутил лёгкую грусть: небеса мгновение назад были так близко, что, вероятно, до них можно было дотронуться, а теперь они снова неумолимо далеко.

Вдвоём они оказались неподалёку от Домны. И оставаться тут, посреди Запретного пути, было не просто глупо, а даже безрассудно. Места эти даже лучшие воины обходили стороной, прекрасно зная, что в них обитало. К тому же, грозу всё-таки стоило переждать, а потом уже отправляться в путь. Антал и принцесса успели промокнуть до нитки и теперь дрожали. Их хлестал безудержный ветер, толкая из стороны в сторону.

– Госпожа, нам нужно дождаться, пока непогода утихнет, – прокричал Антал. – Иначе прямо в лесу и сгинем!

Голос его заглушали гром и дождь.

– Можем ли мы остановиться у вас? – спросила принцесса.

– Если вы не против.

Элейн, не раздумывая, ответила:

– Ведите!

И вдвоём они, закрываясь от дождя руками, зашагали по Запретному пути – дороге, ведущей в Домну. Ледяные капли хлестали по лицу, а кривые молнии, сверкая, на мгновение освещали путь. Вокруг был только лес. И он сейчас, поддавшись настроению непогоды, танцевал, покачиваясь и накреняясь из стороны в сторону.

Антал и Элейн, чвакая грязью, быстро шли и сбавили тем лишь когда на горизонте показались дома.

Глава 5. В гостях у господина Бонхомме.

Элейн никогда тут не бывала. Она бегло окинула взглядом окружение и увидела вдруг храм, прячущийся за немногочисленными домишками. Он возвышался над маленькими строениями, словно каменный спящий великан, тянущийся своими высокими коническими крышами к небу. В столь поздний час лишь там горел свет, будто зазывая потерявшихся в дороге путников укрыться от непогоды в святых стенах. Антал жил как раз неподалёку от храма, в небольшом двухэтажном доме.

Вдвоём они поднялись по ступенькам на деревянное крыльцо, после чего наконец вошли внутрь. Антал с трудом запер дверь – её толкал настырный ветер, желая нарушить покой и тишину, устоявшиеся в доме. Элейн тем временем замерла на пороге, утирая мокрое от дождя лицо рукавом. Она ждала, когда господин Бонхомме позволит ей пройти. Принцесса никогда не являлась скромницей, однако была хорошо воспитана и уважала чужой быт, потому не посмела бы тут хозяйничать.

Прескверный тем временем сбросил сапоги, на которые налип целый слой грязи, и поспешил в гостиную, сказав:

– Прошу, проходите, госпожа.

Лишь тогда Элейн сдвинулась с места, тоже разувшись. В доме было очень темно, и шла она наощупь, ориентируясь на голос прескверного. Тот, как оказалось, уже сидел у камина, разжигая пламя.

За окном продолжал лить дождь. Он колотил по окнам на пару с ветром. Стёкла тряслись, точно от страха, и жалобно позвякивали. Однако дом не впускал непогоду внутрь. Здесь было сухо, тепло и, что удивительно, пахло… благовониями? Элейн медленно втянула воздух и сделала вывод: это сандал.

Чиркнула спичка. Дрова в камине принялись медленно разгораться, согревая и освещая комнату. Элейн огляделась и поняла, что убранство было довольно уютным. В доме царила чистота.

– Если позволите, я дам вам свою одежду. Ваша промокла до нитки, – предложил Антал. – К сожалению, женской у меня не найдётся.

– Спасибо, – ответила принцесса, кивнув. – Я была бы признательна.

И Антал ушёл на второй этаж, очень быстро вернувшись с сухой и чистой одеждой. Он учтиво оставил принцессу одну, чтобы та могла переодеться, а сам направился на кухню, где согрел чайник.

И, пока вода закипала, он думал о том, в каком странном положении оказался. Неужели в его гостиной в самом деле сейчас находилась принцесса? И не просто в гостиной, а ещё и в его одежде. Вопрос так и застыл в воздухе: почему она не чурается его? Почему не испытывает должного отвращения? Хотя, быть может, Элейн просто вынуждена притворяться, ведь им предстояло вместе пройти немало дорог. Очевидно, ей выгоднее быть дружелюбной, нежели воротить нос и плеваться. Но по какой-то причине Анталу не казалось, что она лгала.

Элейн, точно услышав его мысли, тихо прошла в кухню, спросив:

– Нужна ли моя помощь?

Антал усмехнулся, убирая закипевший чайник с очага:

– Принцесса не брезгует бытовой работой?

Элейн с досадой вздохнула и, сложив руки на груди, ответила:

– Как жаль, что вы такого мнения обо мне. Господин Бонхомме, невзирая на моё происхождение и статус, я всё же не беспомощна и способна на многие вещи. К примеру, чашку чая налить могу.

Антал посмеялся и по привычке бросил язвительно:

– Ах, ну если целую чашку чая налить можете, то вопросов больше нет!

Она не обиделась на колкость и только улыбнулась в ответ. Антал иронизировал не со зла, принцесса была в этом уверена. Такова уж его манера общения.

– Вы не успели переодеться, – заметила она.

Антал, разливая кипяток в две чашки, отмахнулся:

– Не страшно.

– А если простудитесь?

– Что ж, тогда придётся подыскивать где-нибудь поблизости яму, ложиться в неё и умирать.

Прескверный не прекращал язвить, но будто бы совершенно этого не замечал. Ядовитые слова вылетали изо рта чаще, чем выдохи. Он обернулся, подавая принцессе чашку, и вновь уставился на её ноги. Длины его рубашки было достаточно, чтобы прикрыть их до середины бедра, но ниже взгляд приковали стройные колени и всё те же красивые лодыжки. И почему бы Элейн не надеть брюки? Должно быть, потому что они совершенно не по размеру ей. Что ж, не то чтобы Антал был против. Его скорее удивляло отношение принцессы. Она так просто игнорировала простые правила приличия, находясь в чужом доме у совершенно незнакомого мужчины. А если бы он оказался ужасным человеком, и в его голове созрели отвратительные вещи? Элейн, кажется, этого не боялась. К тому же, не совсем ведь голая она перед ним стояла! Это всего лишь ноги… Но какие!..

Задерживать взгляд надолго Антал не смел. Не хотелось смущать принцессу. Да и неприлично это. Хотя ни о какой грязи он не думал и просто снова отметил про себя, что Элейн поистине привлекательна. Бонхомме отвёл взгляд, передав чашку ей в руки.

– Осторожно, горячо.

Элейн аккуратно сделала глоток и невозмутимо ответила:

– Что ж, если обожгусь, то придётся подыскивать где-нибудь неподалёку яму и ложиться в неё умирать.

Антал вздёрнул брови в изумлении. Элейн посмотрела на него абсолютно невинными глазами, отпивая из чашки. Она бесстыдно бросалась в прескверного его же колкостями. Уставившись друг на друга, они так и стояли молча, пока Антал не прервал устоявшуюся тишину:

– Всё же, я должен переодеться.

Элейн кивнула:

– Конечно.

Он прошёл мимо и вновь скрылся на втором этаже. Тем временем Элейн, прихватив с собой чашку, вернулась к камину, где удобно расположилась в кресле. Она по привычке подобрала к себе ноги.

Элейн решила осмотреться получше и заметила достаточно интересные детали, которые многое могли сказать о хозяине этого дома. Кто-либо другой, вероятно, и не поверил бы, что здесь в самом деле живёт прескверный. Ведь их считали чернью. Называли самой большой бедой Эрхейса и даже наказанием для живущих на этих землях людей. Многие верили, будто у отродий Тенебрис и вовсе нет души – её беспощадно выместила её непреклонная воля, не оставив места и капле человечности. Но если так, то откуда в жилище Антала Бонхомме, к примеру, столько книг? К тому же, то была поэзия. Стихи, как известно, читают для души, разве нет?

А вот в фарфоровой вазе, искусно расписанной чьей-то умелой рукой, стоят живые цветы. Полевые, самые обыкновенные. Они, пусть и успели зачахнуть, ведь хозяина не было дома двое суток, всё же совсем недавно радовали его глаз. Выходит, не чуждо прескверному и чувство прекрасного. И оно, несомненно, способно родиться лишь в душе. В сердце.

Поэтому Элейн никогда не верила в людские россказни. Конечно, огромная доля правды в них была. Однако такая же и доля лжи. Она относилась к Анталу настороженно, не забывая о том, кем тот являлся, но с самого начала не видела в нём лишь чудовище. В первую очередь он – человек. И был рождён человеком. И у него был выбор: остаться им или поддаться судьбе, уготованной каждому прескверному. И, кажется, господин Бонхомме выбрал первый вариант. Или судить ещё слишком рано?

Сделав последние глотки и допив остатки ароматного чая, Элейн почувствовала, что вот-вот уснёт, застигнутая врасплох теплом, покоем и тишиной. Огонь в камине убаюкивающе пританцовывал. Потрескивали поленья. По окнам барабанили капли неуёмного дождя. Веки Элейн тяжелили, как вдруг взгляд зацепился за кое-что ещё. Сонливость как рукой сняло. Принцесса едва не ахнула, увидев в углу гостиной маленький алтарь, а на нём – изображение пресвятого Сальваторе. Перед иконой стояли благовония и лежал молитвенник. Подобная атрибутика была в доме каждого жителя Эрхейса, но обнаружить такое в жилище прескверного попросту невозможно. Неужели Антал не поклонялся своей богине? Он вероотступник? Отрёкся от Тенебрис?

В этот момент Антал спустился в гостиную, случайно заметив, куда был устремлён взгляд принцессы. Ничего не сказав, прескверный подошёл к алтарю и воскурил благовония. Кажется, обычно они не угасали никогда.

Не удержавшись, Элейн растерянно проронила:

– Как же так?

В комнате запахло сандалом. Из угла, от маленького алтаря, плавно потянулся дым, растворяясь в воздухе. Антал всё ещё молчал и не торопился объясняться. Он даже подумал о том, что, возможно, для принцессы – для госпожи по фамилии Дезрозье – его поведение было оскорбительным. Как смел он посягать на святыню? Как отважился молиться богу, о котором ему даже думать не позволено?

– Господин? – не отставала принцесса.

Антал медленно обернулся, взглянув на неё как-то затравленно. В глазах читалась готовность защищаться.

– Разве не великодушен пресвятой Сальваторе? Разве не способен он каждую молитву услышать? – прескверный почти шептал, а потом с грустью добавил: – И даже мою.

Слова давались ему с трудом. Казалось, он чувствовал себя виноватым и пытался оправдаться. А Элейн и не собиралась нападать. Не собиралась ни в чём его обвинять и лишь испытала искренний интерес.

– Это никакая не насмешка. – Заверил Антал абсолютно серьёзно. – Это действительно моя вера.

Он вдруг нахмурился и фыркнул:

– Будь на моём месте кто-то другой, вы бы и бровью не повели.

Элейн спокойно ответила:

– Это правда, господин Бонхомме. Но это ваше право. И мне просто любопытно, как вы к этому пришли.

– Путь был тернист и полон сомнений. Но в конечном итоге я отыскал свою дорогу и теперь по ней непреклонно иду.

– Отвечаете уклончиво. Не хотите об этом говорить?

Антал смягчился, почувствовав, что угрозы нет. Элейн не осуждала и, кажется, в самом деле только хотела утолить любопытство.

Он пожал плечами, ответив:

– Мне говорить о таком опасно. Непозволительно. От того и увиливаю. В конце концов, вдруг для вас это самое настоящее кощунство?

В голове вдруг раздался насмешливый голос Тенебрис:

– Можешь не волноваться об этом, любовь моя. Для госпожи Дезрозье самое настоящее кощунство – ты во всём своём естестве. Хуже уже не будет. Поделись с принцессой мыслями. Расскажи, что там у тебя на душе. Я не обижусь, обещаю. Можешь, как обычно, обвинить во всём меня.

Антал тряхнул головой, отгоняя богиню, как назойливое насекомое. Он тяжело вздохнул и отошёл от алтаря, который, к сожалению, не спасал от влияния Тенебрис. А потом уселся в кресло напротив, уже готовый открыть эту маленькую и невинную часть себя принцессе. Внутри от предстоящего откровения появился волнительный трепет.

– Около пяти лет назад со мной произошли события, после которых я окончательно отвернулся от Тенебрис. Это меня не спасло от неё, но по крайней мере теперь в душе моей есть надежда. И вера в то, что рано или поздно я смогу освободиться.

– От чего?

– От её проклятия. Больше всего на свете я желаю, чтобы голос её в моей голове навсегда смолк.

– Ах, как сладко ты обманываешь сам себя! Самозабвенно веришь, будто во мне не нуждаешься. Но меня тебе провести не удастся, любимый. Я хорошо ощущаю в твоей душе сомнения и страх потерять меня. Мне хорошо известно обо всех твоих мыслях и чувствах. Ты всю жизнь был один и, утратив связь со мной, окончательно потонешь в собственном одиночестве. Ты знаешь, что я единственная, кто тебя никогда не оставит, и это греет твою жалкую, затравленную душонку.

– Скорее до боли обжигает, – сквозь зубы шепнул Антал в ответ.

– Что? – переспросила Элейн, не расслышав.

Прескверный покачал головой, грустно улыбнувшись:

– Ничего. Всего лишь Тенебрис нависла надо мной, точно гильотина.

Она не была здесь сейчас, но Антал всё равно чувствовал её ледяные руки на его шее.

– Богиня докучает вам? Я слышала о том, что голос её прескверные слышат постоянно. Это действительно так?

Антал вздохнул и, понурив голову, обречённо ответил:

– Её не прогнать, от неё не спрятаться. Тенебрис всегда со мной и никогда не смолкает. И даже молитвы не помогают.

Он горько усмехнулся:

– Быть может, потому что в самом деле Сальваторе меня не слышит. Или же не хочет слышать.

Элейн вдруг вытянула руку вперёд, осторожно коснувшись ладонью груди прескверного. Тот не успел даже среагировать, оцепенев. Он взглянул на принцессу и увидел, как та, прикрыв глаза, зашептала:

– Я вижу твою душу ясно,

Я слышу её голос там, в груди.

Диктую свой закон негласно:

Она покой найдёт невзгодам вопреки.

С кончиков пальцев её полился приятный серебристый свет. Тонкие лучики, переливаясь перламутром, проникли внутрь, в самое сердце Антала, вызвав толпища мурашек. Он напрягся, наблюдая за тем, что делала принцесса, не в силах вымолвить ни слова.

Её энергетика тем временем принялась хозяйничать и окутала всё тело прескверного. Казалось, вокруг него появился едва заметный прозрачный туман. Элейн читала молитву… для чего же?

Антал, задрожав, шёпотом спросил:

– Что вы делаете?

Элейн прервалась, мягко ответив:

– Хочу помочь. Прошу, дослушайте молитву. Если вы, конечно, не против.

Она терпеливо ждала ответа, не настаивая и не давя. Антал не спешил и никак не мог решиться. Он сомневался, нервно теребя пуговицу на рубахе. Как вдруг раздался требовательный голос Тенебрис:

– Не смей.

В тоне её уже не слышалась насмешка. То была настоящая угроза. Тенебрис говорила предельно серьёзно. А Антал, который долгое время учился противиться её воле, расценил это как добрый знак. Он намеренно шёл наперекор богине и делал всё наоборот. Потому, задержав дыхание от волнения, всё-таки произнёс:

– Хорошо.

И принцесса продолжила, не отнимая руки от груди Антала:

– Молюсь я о душе твоей мятежной,

Хочу её сберечь от зла и боли,

Спасу от муки вечной и кромешной,

И не нарушить горю моей воли.

Я, именем Дезрозье, заклинаю!

Приказываю пагубе уйти.

Душе твоей благословение вверяю,

Желаю бед не знать на жизненном пути.

Сердце Антала колотилось с невероятной силой. Элейн это чувствовала, но вновь прерываться не стала. И, как только принцесса закончила молитву, произошло нечто необыкновенное. Всё нутро прескверного охватила приятная прохлада. Та желанно остужала голову, словно ледяной источник в жаркий летний день. Энергетика Элейн нежно скользила по коже, ласково гладила. Волосы, казалось, встали дыбом. Антал никогда не испытывал ничего подобного и изумлённо смотрел на принцессу. Но самым удивительным было то, что голос Тенебрис вдруг в самом деле стих. Прескверный больше не ощущал её присутствия и влияния. Ледяная хватка богини ослабла, позволив вздохнуть полной грудью.

– Что… что происходит? Что это такое? – восхищённо прошептал он.

Энергетика принцессы забралась под кожу через поры и теперь сияла изнутри, позволяя разглядеть даже сосуды.

– Это благословение Сальваторе, – пояснила Элейн. – Сила, которой владеет моя семья на протяжении многих поколений. Вам, должно быть, доводилось слышать об этом раньше.

– Слышал. Но не видел воочию. Ваша сила… прогнала Тенебрис?

– К сожалению, не навсегда. Но хотя бы этой ночью вы сможете побыть наедине с собой.

Неужели такое возможно? Антал и подумать не мог, что сила Дезрозье способна на подобное.

– И теперь мы могли бы продолжить наш разговор, – улыбнулась принцесса. – Если вы, конечно, всё ещё не против поделиться со мной.

И вновь недоверие кольнуло где-то в груди. Антал отстранился. Касание прервалось, и энергетика Элейн прекратила воздействовать на него. Признаться в том, что с некоторых пор он молился пресвятому Сальваторе, уже было большим достижением. Но вдаваться в подробности о причинах такого решения всё ещё не хотелось. Вернее, не хотелось ворошить прошлое, оставившее множество кровоточащих ран. В прямом и переносном смысле.